Второй шанс для Да... Савады Тсунаеши!

      Что бы ни говорил Реборн, но моя хитрожопость, даже если и в малых количествах, вкупе с неплохим чувством юмора, давала некоторое преимущество в мероприятиях, подобных сегодняшней игре в русского дурака. По крайней мере, все прошло именно так, как я того хотела, и мне даже не пришлось выковыривать пули из тел. Из своего и чужих. Мы всего лишь доломали мою кровать, когда изображающий по желанию Дино гусеничку Хаято врезался в нее башкой и с психу кинул в нее динамит; снова выкинули Дино и Хаято из окна по желанию Реборна (спасибо ему, кстати, потому что без этих двоих неадекватов реально тише (хотя если бы их тут всех не было, было бы еще лучше, но покоя мне не будет даже в гробу)); и всего лишь заставили меня пойти завтра в школу в мужской униформе, которую любезно согласился одолжить мне Хаято. Мне было несложно, хотя в перспективе я уже думала, сколькими иголками мне придется изнутри закреплять все подвороты, и расчеты мне все эти не нравились только с тем условием, что Реборн все еще будет рядом, и в любой момент эти иголки могут оказаться не на моей временной форме, а в моем туловище. Но, так или иначе, мне все равно придется исполнять желание, которое я даже не помню, кто загадал (что удивительно, это точно был не фетишист Хаято), лишь бы не получить очередную пулю в лоб. Лучше иголки, чем вот это. Так что все было не так плохо.       К тому же, в конечном счете, через кровь, пот и слезы я наконец-то узнала давний-давний секрет, который от меня прятали уже очень долгое время. Когда я спросила у Такеши, что случилось под действием той самой пули, после которой за мной стал бегать Хибари, аки настойчивый поклонник, в комнате на пару секунд воцарилась оглушительная тишина, после которой сам Такеши не менее оглушительно заржал, а Хаято покрылся ярким, почти нездоровым румянцем, сливаясь по цвету со своей ядерно-красной футболкой. Руки его пытались достать сигарету из пачки, чтобы успокоиться, но заржавший еще громче Ямамото, сказавший ему, что жизнь Гокудеру ничему не учит, заставил его закипать дальше, оставаясь на месте. Такеши мое желание исполнить так и не смог — перебороть его желание смеяться не смогло даже упоминание о скором конце игры, ибо еще партий двадцать, как все того хотели, я бы не вытерпела. Однако Реборн любезно решил поведать мне страшную тайну, обменявшись с Такеши следующим желанием.       Оказывается, движимая лютой ненавистью к курению и самим курильщикам, в тот злополучный день я таки наконец-то психанула и свершила свою месть, обрушив все, что копилось у меня в душе на протяжении множества лет на бедного Гокудеру. Если уж совсем раскрывать все карты, то, со слов Реборна, я после выстрела мигом сорвала с себя одежду, схватила Хаято и кинула его прочь. При том выкинуть я пыталась его с крыши школы, но там малость не сложилось, завертелись люди, как вещи в стиральной машинке, и Гокудера полетел в противоположном от обрыва направлении под мои крики о вреде курения и пассивных курильщиках. И так уж вышло, что по самой что ни на есть случайности, именно в той стороне, куда полетел Хаято, был никто иной, как Хибари Кея собственной персоной. Нет, в самого Хибари я не попала. Зато он попался мне на глаза в тот момент. И мой внутренний зверь, который почему-то совсем не маленький безобидный хомячок, решил, что бороться с курением надо радикальными методами. И кто в этом может помочь лучше, как не Глава Дисциплинарного Комитета, под чьим присмотром находится вообще вся Намимори? И я дала Кее в нос. С ноги. Громко крича, что он плохо исполняет свои обязанности, раз такие злостные курильщики вроде Гокудеры все еще нервируют город своими мерзкими вонючими палочками. Почему в тот день Хибари меня не выкинул с той же крыши после произошедшего, для меня по сей день загадка. Но после рассказа Реборна под невнятное бормотание Хаято я поняла одно, что поздно вечером я ходить больше не буду. А если и буду, то только оглядываясь по сторонам каждые два-три шага. Держа в руках крестик. Говорят, помогает. Хибари, как выяснилось, не только захотел проверить мои боевые навыки после того небольшого выступления, но и затащить в Дисциплинарный Комитет, как человека, который беспокоится о сохранности здоровья граждан Намимори. Не то чтобы я о нем беспокоилась, беспокоилась я скорее за свое, и не то чтобы беспокоился за здоровье граждан Намимори сам Кея (пальцев на двух руках и ногах не хватит, чтобы посчитать всех, кто попал в больницу от его рук), но предложения мне поступали с завидной регулярностью. По крайней мере, стало понятно, какие именно бумажки постоянно сжигал в огне ненависти Гокудера на переменах. Делал это Кея, вероятно, больше с целью, чтобы у нас было больше возможностей для драки, но сути это не меняло.       Так и живу теперь, в общем-то. Хибари бегает с предложением подраться и вступить в Дисциплинарный Комитет, Реохей с боксом время от времени, а я от них. А за нами всеми бегает Хаято, пытаясь отстоять свою честь фанатки #1 Савады Тсунаеши. И иногда мне кажется, что проще согласиться на все их дурацкие предложения, потому как даже смерть не станет избавлением от этих дебилов. Судя по Гокудеровской гадалочке, он и некроманта мне найдет, если что.       Я вышла подышать свежим воздухом. Мне действительно было о чем подумать. И это не только глупые желания в карточной игре или попытки придумать, в какой заднице дольше будет держаться тишина и спокойствие. Меня напрягает Реборн. Он и раньше-то напрягал, но сегодня что-то изменилось. Будто стало только хуже, нежели было раньше. Весь вечер, что мы играли, он следил за каждым моим жестом, хмурился на некоторые мои оговорки. Я идиотка просто, раз не могу с ходу придумать правдоподобную ложь, и это, надо признать, капец как неудобно. В какой-то момент в своем мире я убедилась, что врать не умею настолько, что мне приходится отыгрывать часть той лапши, что я собираюсь повесить кому-нибудь на уши. Например, прогулы уроков в школе. У меня был дефицит железа. Так еще и неплохо так реагировала на смену погоды. В итоге каждую середину весны и осени, когда погода начинала меняться, я использовала это в свою пользу. Подстраивала в разговорах так, мол, у меня сейчас еще и ежемесячная бабская проблема, поэтому, мол, так и так, если не хотите, чтобы я свалилась в обморок от такого коктейля, то лучше оставьте дома. Когда-то это было правдой, когда-то всего лишь поводом не идти на контрольную у бешеных учителей. Иногда это срабатывало, иногда нет. И в последнем случае я разработала еще одну стратегию. Я говорила, что попробую, выходила из дома, садилась на автобус до школы, выходила на остановку у школы, дожидалась следующий автобус и ехала домой. А потом говорила, что ну, не получилось. И в эту мою ложь верили уже гораздо охотнее. Все равно бледненькая, страшненькая, краше в гроб кладут. И слова звучали увереннее. Потому что я честно вроде как пыталась что-то сделать. Это же уже и не ложь тогда. Подумаешь, все изначально было запланировано на другой исход, который не понравится родителям. Главное, что работало.       А с Реборном… С Реборном было сложно.       В первую очередь Реборн — мафиози. Он варится в этом адовом котлище далеко не первый и даже не второй год. У него уже на подкорке, наверное, звенеть начинает, когда слышит чью-то ложь. Особенно, если и ложь звучит не очень-то и уверенно из уст собеседника. Так еще и чутье это его природное. Ядерная смесь, которая почему-то решила ужиться в одном теле, теле моего дражайшего репетитора-глаза-б-мои-его-не-видели. Характер его, впрочем, тоже не для обычной жизни, если, конечно, кто-то не хочет свести своих соседей в могилу буквально за пятнадцать минут и меньше. С Реборна сталось бы сделать это одними словами, если его все-таки выбесили бы. И взгляд у него тяжелый. До мурашек буквально, будто тебя изнутри всего осматривают цепким взглядом, пытаясь вытащить наружу все твои секреты. Под его взглядом неудобно. А и без того малоправдоподобная даже для меня полу-ложь застревает где-то в горле, и говорить ее не хочется. Потому что сам понимаешь, что Реборн не поверит ни единому твоему слову, даже если доказательств обратного у него не будет. Ситуацию ухудшает еще и то, что я под контролем Реборна почти круглые сутки. Исключение составляют перерывы на сон. Но я не уверена, что на это время он не находит, чем, или кем, осуществлять свой контроль за мной. Едва ли не глотки воздуха считает, когда я дышу. Общее состояние: сижу рядом с бомбой и жду, когда взорвется. Вопрос времени, когда Реборн соизволит нужным подойти ко мне и спросить прямо в лоб, какого черта происходит. Я надеюсь лишь, что мне не пустят пулю в голову сразу же, как я все расскажу. Умирать, даже если это один из возможных вариантов попадания обратно в свой мир, в мои планы не входило и не входит. Вешать лапшу Реборну на уши с каждым днем мне просто хочется все меньше. Смысла нет, а последствий больше. И я просто надеюсь, что меня если уж и не поймут, то хотя бы примут, не убьют и не сдадут в дурку. Да, это было бы замечательно. Но скорее небо упадет на землю, чем мои надежды на что-нибудь вообще когда-нибудь сбудутся.       Холодало. На миг я даже пожалела, что не накинула себе сверху на плечи что-нибудь, что могло бы хотя бы чисто в теории согреть. На миг всего лишь, потому что сразу после я поняла, что холодеет у меня внутри все отнюдь не из-за погоды. Предчувствие, что совсем скоро произойдет нечто такое, от чего небо с землей поменяются местами. Понять это было несколько… странно. Я давно уже привыкла рассчитывать не только на четкие анализы, но и на свои ощущения. В какие-то потусторонние знаки, которые нам подкидывает, якобы, сама судьба, я не верила, и никогда особо не придавала им значения, даже если они вроде как были («вроде как» потому что когда-то я-таки открыла сайт и почитала, какие вещи могут что значить, и снова поняла, что туфта это все полная), но к своим ощущениям прислушивалась всегда. По ним довольно часто угадывались вводы новых контрольных в школе, определялись места, через которые лучше какие-то пару дней не ходить. И это действительно было не зря, потому что однажды, на следующий день после моего резкого внезапного желания пойти другой дорогой, на старой обнаружили труп школьницы под лестницей у подъезда. И я как сейчас помню суматошность людей вокруг машины скорой помощи, и брошенную, почему-то в пяти метрах от тела, туфлю девочки. Не знаю, что там произошло, но тогда еще раз убедилась, что лишним прислушиваться к себе точно не будет. Но все это чувствовалось как легкие волны моря в безветренный день. Тихо, почти незаметно, не приглядывайся и не поймешь даже, что оно вообще есть. Было просто спокойно перед серьезными работами, которые на уроках внезапно даже для самих учителей отменяли, было тревожно, когда слышала какие-то просьбы. Оно просто было. Я просто знала. Знала и никак не могла объяснить своим друзьям, с чем связаны мои эмоции, далекие от тех, что должны были бы быть в той или иной ситуации нормой. Но тут… Не резко, но будто по накатанной и в такую степень, когда руки буквально трясет от внутреннего холода. Это странно, это необычно. Меня это пугает. Потому что, что должно произойти, если ощущения настолько сильные?       — Эй, Тсуна! — дрожь сковала мое тело так, что попытайся я встать, упала бы тут же обратно, но как только я услышала оклик, леденящий душу, непонятный мне страх стал отступать. Я зябко поежилась, растирая непослушными пальцами холодные плечи. Всего лишь наваждение, быть может. А может, погода. Ложь. Сама знаю, но так хочется обмануться. Потому что лучше относительно спокойные деньки в компании привычных мне придурков, чем тот неясный страх перед неопределимым будущим. Почему-то мне казалось, что оно совсем не касается канонных событий. Это что-то другое. Узнать бы только что, чтобы быть хоть мало-мальски подготовленной к этому. — Ты ужинать будешь? — я обернулась, смерив Такеши задумчивым взглядом. Ямамото привычно улыбался, упираясь ладонью в оконную раму и высовываясь на улицу, чтобы его слова точно до меня дошли. Не выпал как бы, придурок. Двоих идиотов хватило уже, которым от спуска с окна прямиком в кусты только смеяться и хочется, устраивая закустивые драчки, пока их никто не видит. Я неопределенно махнула головой.       — Приду через пять минут, — Такеши кивнул и скрылся, закрывая окно. Я вздохнула. Дрожь почти прошла. Ноги слегка трясутся, но для впечатлительного человека, который и без впечатлений часто в предобморочном состоянии находится, это фигня вопрос. Со временем учишься ставить в подобных состояниях ноги так, чтобы не путались, пока идешь, и на грани уплывающего сознания внушаешь себе, что ноги совсем не трясутся. Ни капельки. И это не ты почти сползаешь по стене, опираясь на нее рукой, когда до заветной кровати остается не более двух метров и одного поворота за дверь. Как будто затекли, подумаешь. Велика проблема будто. Если бы я из-за этого каждый раз раздувала проблему, вероятно, я саму себя считала бы чересчур проблемным человеком. Хотя, казалось бы, куда дальше-то?       Ветер теряется в моих густых волосах, прядки которых щекотали мою шею и плечи. Отросли, чертяки. Сильно отросли. Даже не знаю, что делать с ними теперь: обрезать или оставить? С одной стороны привычнее мне все же с более короткой стрижкой, а с другой стороны, если оставлять, то проблем с прической всяко меньше будет. Пряди довольно тяжелые, а от того и не топорщатся в разные стороны, делая из меня лохматое ежиподобное нечто. Представляю, что будет, если вот это состричь. В короткой прическе, как я убедилась на примере канонного Тсуны, все это мягкое каштановое бедствие не угомонит даже десять расчесок и гель. Так что, походу, все же буду отращивать. Разве что в хвост потом собирать буду, что б уж совсем не мешались.       Вытащив изо рта прядку, которую мне предусмотрительно задул туда поднимающийся ветер (волосы ведь такие вкусные, ммм), я пошла закрывать калитку. Соседям до такой степени я никогда не доверюсь, чтобы оставлять двери своей территории открытыми, особенно на ночь. Я и при родственниках-то на ночь закрывалась всегда так, будто спать я должна среди опасных преступников, а в моей камере еще и устройства слежки. Все двери всегда закрыты, окна зашторены, одеяло натягивается почти что на голову, и подвинуться в кровати надо поближе к стеночке, в свой темный холодный уголочек. И только тогда я чувствовала себя безопасно, только тогда могла вдыхать полной грудью и засыпать. Возможно, что я иногда бываю слишком параноидальной, но так я могу хотя бы спокойно спать, ни о чем не беспокоясь. Меня и так четыре года на новой квартире беспокоили хлипкие двери в комнату с красивыми стекляшками, через которые все видно. Не хватало беспокоится о чем-то еще. В стенах-то родного дома при любящей семье. Что уж говорить про соседей, о которых я вообще нихрена не знаю, кроме того, что у тех, что живут справа, есть страшная-страшная псина, которая, только завидев меня утром, начинает злобно рычать. Чем я не угодила несносному животному, мне неведомо, но, думая об этом, в копилку причин закрыть калитку на ночь прибавился еще один пункт. Темно уже к тому же. Хрен знает, че кому там в голову взбредет. А с беспечной Наной так тем более стоит держать ухо востро.       Завтра выходной. Поэтому отпускать ребят в темноту, где, возможно, всего лишь возможно, бродит злобно зыркающий Кея с тонфа наперевес, я посчитала нецелесообразным. А если начнут отпираться, то всегда можно найти альтернативный способ уговоров. Не факт, что им понравится. Понравится только Реборну. Ему, кажется, в кайф бить людей. Зато точно сработает. И мне будет спокойнее. Эта шайка-лейка пусть и придурки полные, которые довольно часто играют на моих нервах, но все же, вроде бы, мы с ними… друзья? Ну или что-то очень близкое к этому. А друзей в лапы опасных хищников, вроде Хибари, не кидают. Хаято бы, может, динамит достал даже, но чует чуйка, уходил бы он домой с поля боя прихрамывая. С динамитом в заднице. Ну, это в лучшем случае. В худшем случае Хаято бы домой не возвращался. Его бы везла карета скорой помощи сразу в больничку. Потому что у Гокудеры и Хибари конфликт интересов в виде меня; Хаято может быть довольно раздражающим, а Кее не хватает терпения. И при всем моем уважении к канонному Гокудере, Хибари он противостоять не может. Насчет десятилетнего будущего мира, в котором я очутилась, не знаю (я даже не совсем уверена, будет ли оно у меня, ха (как бы меня не размазал Занзас на Конфликте Колец, ну)), но сейчас точно нет. Хибари Гокудеру на его же динамите и подорвет пару раз, а потом долго будет вешать всем лапшу на уши, что ночью ничего не взрывалось и вообще это был салют. В честь чего? В честь прекрасной Намимори, конечно же!       У калитки я заметила небольшой белый сверток и удивленно на него уставилась. Подходить к нему, с одной стороны, не хотелось совершенно, почему-то мысль о том, что я все же подберу сверток, вызывала во мне какие-то противоречивые чувства необходимости и одновременно опасности. А с другой стороны, ну не мог никто просто мимо проходить, обронить это и не заметить. Сверток был не самого маленького размера, так еще и при всем при этом его содержимое было неплотно завернуто в какую-то бумагу. Оно обязательно бы шуршало, когда падало. Не заметить пропажу этого, ну, вероятно, не смог бы только слепоглухонемой человек. А значит, это все же посылка для кого-то в нашем доме. Непонятным оставалось только то, почему лежала эта самая посылка на тротуаре у калитки, а не в почтовом ящичке, и почему один вид посылки вызывал во мне легкую дрожь. Я вздохнула. Вечер выходного дня. А что я делаю? Стою рядом с калиткой и пытаюсь решить: забрать ли мне эту посылку или нет. Здравомыслие во мне говорило «нет», пизданутость, напротив, советовала мне не медлить и наконец-то узнать, что находится в этом свертке, а я просто стояла и смотрела. Внимательно смотрела. Не то что бы это помогло мне быстрее решить вопрос.       Если я оставлю этот сверток на месте, сделав вид, что ничего не видела и ни о чем не знаю, то с утра его все равно заметит Нана, которая чересчур рано встает и обязательно открывает калитку. Ей Богу, как будто мы каждый день гостей ждем (глаза б мои их не видели, мне и так хватает в доме ора от Реборна, И-Пин и Ламбо). А если и не Нана, то точно дворник. Который в лучшем случае положит посылку в ящик, в который все равно заглянет Нана, а в худшем случае сверток этот кинут сразу через забор нам в окно. С громким криком и выбитыми стеклами. С тем, как часто мы стали делать ремонт, денег, что высылает Емицу, точно хватать не будет. Иногда мне кажется, что проще сразу жить на улице. А так живем иногда на обломках. То стены сносят, то мебелью кидаются, то пол плавят ядом. Это так часто происходит, что я не уверена, что даже самые лучшие туманники сумеют мне внушить целостность стены, в которой до этого была явная дыра в форме человека. Я так часто думаю про эти косяки и обломки, что смогла бы видеть сквозь иллюзии не делая никаких усилий. Хороший тренинг, в принципе, и для будущего пригодится, а то туманников у нас много и все как на подбор отбитые, но на первое время искать не из кого. Самый ближайший способный Мукуро будет. Только вот чем ему платить за подобные тупорылые тренировки, на которые он может и не согласится, пока не ясно. Но для самого-самого начала его вообще, в принципе, надо дождаться.       Сверток продолжал лежать, не подавая признаков жизни. Я бы, честно, не удивилась, если бы у него внезапно отрасли ноги и он просто ушел. В конце-то концов, в каком мире я живу? Ходячие свертки — самое малое, что может меня ждать. Но сверток лежал. Лежал и просил взять его, наконец, в руки. Была бы я им, и мне бы тоже не понравилось, что меня оставили на асфальте в этот темный холодный вечер, который освещает лишь теплый свет одиноко стоящего фонаря на пустынной улице. Ах, нет, я так не могу! Сверток же ни в чем не виноват! Как посмели те страшные люди бросить его одного голодать у чьей-то калитки, дожидаясь не то ангела смерти, не то спасителя? Он был из тех, кто просто хотел жить!       Мои озябшие плечи вновь пощекотал легкий, но холодный ветер. И внутренняя драма закончилась так же резко, как и началась. По странным крикам и смешкам я поняла, что дома все уже сидят и ужинают. Стоило бы поторопиться, иначе гадский Реборн, который хомячит со скоростью света, скоро схомячит и мою порцию тоже, а мне придется идти спать потом на голодный желудок, не прогрев организм даже крохой теплой пищи. Я согласна даже на простой рис, если он будет просто горячим. Вздохнув, я наконец-то подошла к свертку, собираясь его подобрать. И только я собиралась вернуться домой, как из-за угла на полной скорости вылетела какая-то красная машина. Она резко остановилась прямо передо мной, а в следующую секунду не особо сопротивляющуюся меня уже затаскивали внутрь. Происходящий цирк почему-то меня не особо сильно волнует, хотя я вполне ясно понимаю, что только что меня похитили буквально у калитки собственного дома. И это при том еще, что это явно не проверка Дино, как это было в каноне. Его шкафочный эскорт я узнала бы сразу. От них исходят особые флюиды. Идиотизмом называются. За километр чувствую. Прекрасно просто, в общем.       Мы завернули за угол, когда я услышала громкий крик Такеши, который, видимо, не дождавшись меня пошел проверять на улицу. Ну, сейчас он позовет еще Гокудеру, прихватит Дино и Реборна, и со спокойным вечером может попрощаться вся Намимори. Чует чуйка, что на весь дурдом выбежит еще Хибари. Не факт, что на звуки. Скорее почувствует, что где-то кто-то кого-то бьет, и придет бить сам. Местные якудза, а то, что похитили меня именно они, я почему-то не сомневалась, сразу покинут город и не сунутся сюда до конца своих дней. Их потомки сюда не сунутся, мне кажется, тоже. Потому что раньше был Алауди, сейчас у нас царствует Кея, а вот пришествие следующего их потомка, который может быть вполне сильнее первых двух, никто не переживет. В особенности потомки этих якудза, которые посмели когда-то потревожить покой Намимори и ее жителей. Желание кого-то уничтожить, кто просто раздражает, кажется, передается у них по крови. Других объяснений у меня нет.       Стоило признать еще раз: Дино фантастический придурок. Потому что кто еще будет приезжать на своей дорогой иномарке к скромному домику, который со всех сторон окружают большие мужики в черном? В тихих (ха-ха два раза) маленьких городках, где много кто много кого знает, такое незамеченным не остается. Ни у кого тут нету ни дорогих машин ценой в несколько чьих-то почек, ни охраны в виде кучи мужиков в черном… Дисциплинарный Комитет в расчет брать не буду. И все же. Такое замечается сразу. Поэтому вопросом времени было, когда какой-нибудь придурок догадался бы сунуться к нам домой. Зашли якудза. Прекрасно просто. Не то чтобы я их боялась. В данной ситуации я не ощущала и капли страха, лишь легкую заинтересованность в происходящем цирке и дальнейших последствиях. Пока все больше напоминало поездку на пикник. Не хватало только врубить радио и коллективно подпевать песням. Какой можно испытывать страх, когда за рулем сидит пухлячок с очаровательно круглыми щеками, а рядом с ним на переднем сидении накаченный мужик, сжимающий плюшевого медведя? Розового. Все внутри меня говорило, что я еду с якудза. Мозг же решительно отказывался воспринимать эту информацию.       Интересно было, сверток подкинули они как приманку, или он оказался на дороге из-за кого-то другого? Или, может быть, вообще им нужна была не я, а свиток? В любом случае, отдавать его я не собираюсь. Но и просматривать прямо сейчас, когда на соседнем сиденье сидит мужик, целясь мне в голову из пистолета, я не собиралась. Я насмешливо выгнула бровь, посмотрев на него. Мужик не понял, а мне захотелось смеяться. Если они хотели держать меня в страхе, то явно выбрали не тот метод. Не при воспитании Реборна, когда ты под дулом пистолета едва ли не в туалет ходишь.       — Ты кто? — спросил меня мужчина с плюшевым медведем, оборачиваясь назад. Что ж, вопросом меньше. Если меня спрашивали, кто я такая, то, естественно, не знают, а значит и охотились не на меня, и Вонгола, в целом, может выдохнуть, если меня не попробуют пристрелить. Один хрен, правда, разобраться с этой чертовщиной все равно стоило. Если хотели похитить не меня, то кого-то другого, что все равно бы привело к бесконечному множеству проблем. Я, конечно, не член Дисциплинарного Комитета, который почему-то в Намимори играет роль полиции иногда, но разобраться во всем происходящем все равно считала, что стоит. А вдруг это всего лишь невинный человек, а не какой-то преступник? А его поймают якудза! Я-то ладно, я живучая, как таракан, переживу одно похищение, так уж и быть. Но не все же тут воспитываются в дурдоме, готовые буквально ко всему. Всех невиновных надо оградить от возможных неприятных последствий.       — Тсуна, — я могла выдать что-то эпичное или что-то мега-тупое, но посчитала направленное мне в голову дуло пистолета достаточно веским аргументом этого не делать. Не то чтобы я боялась. Не за себя. Случись что-то более или менее серьезное, и если мне не удастся затащить битву самой, то я все равно успею как минимум увернуться, благо с этим проблем постепенно становилось меньше с тренировками Реборна, чтобы потом мне могли оказать помощь. Я боялась, что если выведу этого чудилу из себя, то стрелять от психоза и нервячка он станет во все стороны сразу, чтобы наверняка попасть. И может попасть в своих товарищей, если их, конечно, так можно назвать. Понятно, что дела ведутся с мафией, и я понимаю, что когда-то, возможно, мне тоже придется убивать, но в мою позицию не входят смерти невиновных людей. А я не знаю, что делали, а чего не делали эти придурки. Интуиция, которая потихоньку начинала развиваться в этом теле, подсказок делать никаких не хотела.       — Черт! — выкрикнул мужчина с пистолетом, а пухляш резко нажал по тормозам. — Мы не ту взяли! — я скучающе перевела взгляд в окна, не без удивления замечая, что у калитки одного из незнакомых мне домов, недалеко от которого мы остановились, стоит Кусакабе. Выпускать меня, по всей видимости, не собирались. Однако и не убили еще. Но выбираться из всей этой передряги мне все равно как-то стоило. Я негромко постучала по стеклу, понадеявшись, что Кусакабе меня услышит (глупо, конечно, но не то чтобы у меня было много вариантов. Я надеялась всего лишь на прекрасный слух моего знакомого и его мозги), и проигнорировав, как дернулся мой сосед с пистолетом. В какой-то момент мне даже показалось, что он все-таки выстрелит, но сдержанность все же победила. — Ты что творишь?!       — Мне просто стало скучно. А когда мне скучно и нечего делать, хочется по чему-нибудь постучать. А когда я хочу постучать…       — Так, мы поняли. Просто заткнись, — остановил меня наш водитель. Эх, а со стороны таким мягким казался, а оно вон как оказалось. Якудза, что с них взять. Я улыбнулась, удобнее устраиваясь на сидении под пристальным взглядом мужчины с пистолетом. Как бы рука у него не устала так долго его держать, ну.       Водитель переглянулся с мужчиной на переднем сидении, а затем с моим соседом. А потом они снова стали друг на друга смотреть, будто по глазам могли прочитать, о чем думает их собеседник. Кажется, они думали, что со мной им теперь делать. Мне тоже было интересно, но читать по глазам, чего они хотят, мне не удавалось. Если честно, то я даже не понимаю, как им самим это удается. Может, какая-нибудь новая технология, способная передавать мысли? Было бы занятно, хотя, как мне кажется, таких гениев еще не завелось. Судя по десятилетнему будущему в манге, у них там тоже с этим не ах было. По крайней мере в области переговоров на расстоянии они точно настолько хорошо еще продвинуться не успели. А там ведь и Верде, и Шоичи, и Спаннер. Возможно, свести их вместе и что-то да выдумается, но пока мне остается только ждать встречи с ними, и надеяться, что мои не слишком глобальные планы не порушатся где-нибудь на середине пути.       Я снова постучала по стеклу. На этот раз на меня никто не среагировал, поэтому я просто продолжила пялиться со спокойной душой в окно. Мне было важно, чтобы Кусакабе что-то заметил, просто что-то заподозрил. Я пока не дошла до той стадии, когда могла бы входить в режим посмертной воли тогда, когда мне того было угодно. И это сильно усложняло ситуацию. По крайней мере сейчас. Я морально не готова была для входа в этот режим, но понимала всю его необходимость. Я действительно слабая и действительно никчемная. Мне понадобится еще много времени, чтобы научиться выбираться из таких, казалось бы, не сложных ситуаций самостоятельно, не напрягая других… Но пока… Пока я не могу. Пока я могу только просить о помощи и надеяться, что кто-то просто заметит мой знак, хотя бы просто посчитает подозрительным такой стук. Я бы сама, наверное, не заметила бы. Но на Кусакабе почему-то надеялась. Действительно, он ведь не я. Он крутится с Хибари уже довольно много и, вероятно, привык ко всему подозрительному и нелицеприятному, привык к двум сторонам, казалось бы, крошечной доброй Намимори. Возможно, всего лишь возможно, он меня услышит. По крайней мере, мне бы очень хотелось, чтобы это было так.       — Так, что вы со мной будете делать? — спросила я, вновь слегка постучав по стеклу. Интуиция молчала. Не то чтобы я на нее надеялась. Довольно долгое время здесь мне пришлось жить вообще без нее, но к приятному быстро привыкаешь, и сейчас я бы все отдала, лишь бы понять хотя бы вектор моей удачи. Я точно знала, что сегодня не умру, но неизвестность от ближайших возможных планов на меня несколько пугала и настораживала. Приятная поездка на пикничок по атмосфере как-то довольно быстро скатилась в напряженную пропасть. Я продолжала смотреть в окно на Кусакабе, пока тот продолжал закусывать свою травинку и смотреть вдаль. Видимо, моя удача кончилась сегодня на нескольких победах в картах.       — Сколько ты хочешь за молчание? — я удивленно перевела взгляд на своих случайных попутчиков. Почему-то такой вариант я еще не рассматривала. По факту меня просто похитили и провезли через пару улиц. И даже не сказали ничего мало-мальски ценного. Заплатить мне, чтобы я молчала о чем? О похищении? Так ведь я даже марку машины не запомнила, не говоря уже о номере, чтобы пойти в полицию и попросить их вычислить. Доказательств того, что они меня похитили, у меня тем более нет. По факту со мной ничего и не сделали. Попугали своим пистолетиком, да и все. Больше себе нервотрепки сделали, нежели мне. И либо они тупые, либо я чего-то не понимаю. Я занервничала и снова посмотрела в окно. Кусакабе по-прежнему стоял на месте, полностью игнорируя нашу машину. Господи, да хоть пусть пять йен заплатят, лишь бы отпустили, раз помощи мне ждать неоткуда.       — А сколько предложите? — сидя почти в идеальной тишине салона, я наконец-то поняла, что было не так. Шорох со стороны багажника. Достаточно сильный, чтобы его услышать, когда никто ничего не делает в машине, и почти незаметный, когда мы ехали, из-за шуршания шин по асфальту. Я еще и не единственная, кого похитили. Отлично просто. Хорошо еще, что сразу в багажник не переложили как соседа тому человеку. Но теперь хотя бы стало ясно, о чем именно я должна молчать. Ситуация патовая. Если с собой я могла еще разобраться и договориться на свой счет, то что делать со вторым пленником, я не имела ни малейшего понятия. Бросать человека одного на произвол судьбы не хотелось. Совесть сожрет меня с потрохами, если по моей вине, по моей неопытности, погибнет невиновный человек. И если раньше я не хотела, чтобы кто-то из этих якудза пострадал, то теперь жалела, что в тот раз мужчина не начал стрелять и не попал своим сообщникам случайно хотя бы в плечи. Шансов на успешный побег и вызов подмоги было бы резко больше.       — Пять тысяч долларов. Это больше чем пятьсот тысяч йен. Глупо будет отказываться, — я едва ли не поперхнулась воздухом. Сумма достаточно приличная. По крайней мере для неработающей школьницы всего лишь за то, что она не сдаст никому якудза и их маленькие преступления. Но навряд ли деньги у них были с собой.       — По рукам, — я надеялась, что меня оставят в том месте, куда потом один из них принесет деньги. Тогда, когда я буду уходить, при лучших раскладах я сумею хотя бы запомнить марку и номер машины, если они ее не отгонят, чтобы я могла попросить кого-нибудь о помощи для того оставленного человека. Надеясь, что подмога придет вовремя и человек будет спасен. Конченая оптимистка. О плохих раскладах я старалась не думать вообще. Смерть сегодня ни моя, ни чужая в мои планы не входила.       Машина тронулась.

***

      Когда мы доехали до нужного моим похитителям места, они быстро вытащили меня из машины и завели в какое-то здание под пристальным взглядом двух охранников на входе, не давая мне даже головы повернуть. Казалось бы, вот мы только остановились, а уже через пару мгновений я сижу на какой-то хлипкой табуретке в центре комнаты, держа в руках горячую чашку чая. Какие гостеприимные якудза-то, с учетом того, что они похитили двух человек и насчет одного точно даже не сожалеют. На гостеприимстве, в принципе, плюсы моего временного нахождения неизвестно где кончались. В помещении было не теплее, чем на улице, когда я собиралась возвращаться домой, а обшарпанные, серые, бетонные стены с кровавыми подтеками то тут, то там, доверия не внушали от слова совсем. Ясно было, что помещением пользовались довольно часто и однозначно, что далеко не всегда с целью мирных переговоров. Здесь было жутко. И завывание сквозняка, быстрее охлаждающего мой чай, и та охрана ситуацию лучше не делали. А я постепенно начинала сомневаться в наличие у себя мозгов, когда решила опираться на впервые в этом мире откликнувшуюся интуицию, понадеявшись, что откликаться она, в общем-то, будет чаще.       Я продолжала прижимать к себе сверток, всматриваясь в чай, что мне так любезно предложили. Хрен знает, что со мной сделали бы, если бы я отказалась, но и пить незнамо что незнамо у кого я не собиралась. Я, конечно, местами та еще идиотка, но надеюсь, что не настолько. Мужчина, что обещал вернуться с деньгами, по-прежнему не возвращался, отчего я хмыкнула. С вероятностью в 70% меня в наглую обманули. И я явно не лучше придурка Дино, раз вообще понадеялась сразу на удачный расклад. Интересно, а подумай я над своими дальнейшими действиями чуточку дольше, были бы у меня шансы спасти и себя, и того пленника? Сейчас я даже не уверена, что того человека из багажника еще не прирезали. Вот где пригодилась бы силушка, которая была бы, если бы я не продолжала бы с завидной частотой бегать от тренировок Реборна. Я просто хочу, чтобы все это было долгим тупым кошмаром.       Покачав ногами вперед-назад я заметила, что шнурок на одном из кед все-таки развязался. А ведь обычно хорошо завязываю, на совесть, по особому, так сказать, рецепту. Так крепко и хорошо, что обычно шнурки не развязываются даже если хожу весь день и задеваю обувью все, что только можно. С тем, как часто развязывались шнурки у моих одноклассников в реальном мире (именно серьезно развязывались, а не когда шнурки были поводом выйти из строя во время бега на физкультуре), в какой-то момент я даже предложила им завязывать шнурки сама. Естественно, не за просто так. Естественно, за деньги. И, естественно, никто не согласился. А зря. Но в тот момент я точно поняла, что предпринимателем мне не быть. Потому что последний раз, когда мне удалось что-то продать, был в пятом классе, когда я только-только научилась плести кучу разных фенечек из жгутиков, которые заботливая бабушка покупала пачками в Fix Price. Продавала я их за пять или десять рублей, так что бабушка, наверное, мысленно едва ли не рыдала. Ведь к тому времени фишка Fix Price с фиксированной ценой на большую часть товаров действовать уже перестала, и я никак не покрывала убытки, а скорее уходила в минус.       И только я наклонилась, как над моей головой что-то просвистело и со звоном столкнулось с бетонной стеной. Судя по слабоватому блеску, возможно, это был нож, хотя с такого расстояния, да ещё и в не сильно освещенном помещении, я не ручаюсь за правдивость своих слов. Да и не то чтобы это было важно. Важно, наверное, было то, что меня все же решили, видимо, убить, не заморачиваясь ни с какой там оплатой. Почему-то новость о том, что меня только что попытались убить со спины, воспринялась мной примерно так же, как и первоначально факт моего похищения. С толикой непонятного любопытства и легкого азарта, хотя ситуация мне решительно не нравилась и я ясно понимала, что пора отсюда сваливать. Во всяком случае я только что убедилась, что пренебрегать помощью мозгов, даже когда совсем недавно клевала интуиция, куда не просят, не стоило. И ведь не к этому-то волнение вообще относилось!       — Охо, неужели сумела увернуться? Я думал, что убью тебя с первого раза, — я обернулась. Ко мне навстречу вальяжной походкой выходил мужчина, лениво покручивая очередной метательный нож в руке.       — О, ну это случайно вышло, честно-честно, — я попятилась спиной к выходу, наблюдая за тем, как из темноты коридоров на зов «главного» выползают все остальные. Моей машинной компашки в их числе не оказалось, зато каких-то других странных мужиков, которые и в подметки не годились шкафочному эскорту Дино, было полно. И несмотря на их разношерстный стиль, всех их объединяло одно: в руках они держали оружие. Быстренько пробежавшись взглядом по толпе я заметила как минимум три пистолета и еще одного парня с набором метательных ножей, помимо возможного главаря. Все остальные стояли с битами и ломами наперевес. И если честно, то в большую дрожь меня бросало скорее от противников дальнего боя, нежели от ближнего. В ближнем бою мне всегда каким-то мистическим образом удавалось уворачиваться в самый последний момент. И лучше всего на это, вероятно, натренировала меня жизнь в реальном мире. А точнее, увлекательные игры с использованием мяча. В простом волейболе-то часто мячи людям в голову летят, а я как-то умудрилась едва ли не поймать головой футбольный мяч на стадионе. Тогда я только успела чуть отклониться назад, когда услышала свист, а в следующее мгновение в миллиметрах от моего носа пронесся чужой мяч, а вслед за ним и вся короткая жизнь перед глазами.       Вообще, предстоящее сражение должно будет быть довольно занимательным. Помещение не очень большое, но развернуться есть где, правда мужиков с битами и ломами тут было человек пятнадцать точно. И мне очень интересно, если вся эта орава побежит бить меня одновременно, что будут в этот момент делать бойцы дальнего боя? Просто стоять? Потому что попасть в меня им будет довольно сложно из-за живого щита из своих союзников, который они мне сами и предоставили. Вряд ли кто-нибудь догадается стрелять, когда вокруг меня будет плясать несколько человек, пытаясь попасть хоть куда-нибудь. Высока вероятность, что попадут они тогда в своих же, и сами же увеличат мои шансы на благоприятный исход всего этого мероприятия. Для меня лучшим решением было бы, если бы они случайно и по собственной тупости прибили парочку своих. Потому что уклониться от всех ударов, которые попробуют нанести пятнадцать ближников, будет достаточно… трудно. Даже для человека, чью реакцию постоянно проверяет самый внезапный и опасный киллер своего поколения, Реборн.       Главарь свистнул. Дальники заняли свои позиции у стен близ коридорного прохода, а ближники толпой понеслись на меня. Я же метнулась к оставленному у стене ножу, которым еще недавно меня пытались убить. Я не сильна в ближнем бое, да и не люблю получать по ребрам, но тренировки научили меня по крайней мере основным принципам, как правильно нужно бить и куда целиться, чтобы убить. И даже несмотря на то, что в будущем я собиралась перейти преимущественно на дальний бой, уроки Реборна все же старалась по возможности запоминать. Никогда не знаешь, когда они могут пригодится. Вот сейчас могут. И сейчас мне нужен нож. Я не тешу себя иллюзиями, что могла бы победить здесь хоть кого-нибудь. Нож для меня сейчас не орудие убийства, а скорее помощь в обороне. Либо они меня убьют, либо я их, пока спасаюсь. По крайней мере, случайно. Потому что уворачиваясь, я планирую по возможности бить нападавших. И по возможности ножом. От простого моего удара кулаком ничего не будет (скорее я сама покалечусь), но вот если оставить порез или глубокую рану… Ну, по крайней мере это может отвлечь моих противников.       Один из мужчин замахнулся битой и я неторопливо увернулась, сделав шаг в сторону и тут же натыкаясь на второго, от удара которого ушла резким отклонением корпуса назад. Планы планами, но это первая моя серьезная битва в этом мире и мои руки сейчас не трясутся, наверное, только из-за адреналина. Было ли мне страшно? Скорее нервно, чем страшно. Боязно было получить удар, так как я не люблю боль, хотя постепенно и привыкаю к ней в своей жизни, но больше было именно нервно. Потому что, несмотря на то, что я все еще четко понимала, что сегодня останусь жива, шансов уйти я пока не видела. Продвигаться к двери было довольно глупой и рисковой идеей, так как если она окажется заперта, а с большой вероятностью так и будет, то я просто фактически загоню себя в угол, отдавая на растерзание всей этой ораве мужиков с битами и ломами. Но и просто уворачиваться, танцуя по комнате, было не вариантом. Необходимо было следить, чтобы я всегда была закрыта для ближников, надо следить за каждым своим шагом, и за каждым шагом противников, чтобы не дай Бог не выйти чуть впереди них, давая шансы дальникам меня ранить. Я бы должна их вырубить. Еще лучше убить. И потом уже идти искать выход. Но моей силы было сейчас недостаточно. И выходов я все еще не видела. Как долго будет продолжаться бой, мне, конечно, тоже неведомо. А к концу дня я и так уже выбиваюсь из сил, что значительно снижает мои шансы хотя бы попробовать завалить хоть кого-нибудь.       Шаг, шаг, поворот. Я резко выношу руку с ножом вперед, второй запихивая под кофту сверток, и мельком удивляясь тому, что этим необдуманным действием только что попала одному из нападавших прямо в плечо. К моему же сожалению, попала я в левое, в то время, как он правша. Но от неожиданной боли он все равно резко дернулся и взмахнул рукой, в которой зажата бита, чуть не попадая случайным ударом и мне по голове, и по головам сообщников. Я пригнулась. Прямо надо мной послышался звон от столкновения двух ломов. Уходя вправо оборачиваюсь, краем взгляда замечая, что значительно выхожу вперед, чего не могла допустить, а потому моментом врываюсь прямо в гущу событий, еле уворачиваясь от трех бит.       От следующей атаки я увернуться уже не успевала, и через секунду левое плечо отзывается жгучей болью. Я взвыла, на мгновения теряясь в пространстве от внезапной боли, и сделала шаг назад, тут же получая битой по спине. Подавив всхлип, поняла, что позвоночник хотя бы цел, но наведаться после битвы в больницу все равно стоит. Было действительно больно. Такой боли я не испытывала ни падая с множества лестниц, ни на тренировках Реборна. Все то, что было раньше, было обычной детской забавой по сравнению с тем, что творилось сейчас. В ушах звенело, все звуки смазывались в один непрекращающийся гул, зато мир в глазах от боли не потемнел, а стал четче, ярче. Я с силой сжала нож в руке и тупая легкая боль, прошлась по ладони. И пусть немного, но она отрезвляла, позволяя вновь увернуться от надвигающейся биты.       Ноги заплетались, когда я уходила за спину одному из противников. Я пнула его под коленом, вонзая нож ему в плечо и сразу выдергивая, чтобы в следующий момент, уходя из-под атаки битой, запутаться в ногах и упасть. Перекатываюсь, и слышу рядом металлический лязг на том месте, где пару секунд назад была моя голова. Я почти не дышу, когда резко вскакиваю на ноги, делая подсечку, чтобы еще один мой противник упал на пол. Резкий свист. Совсем рядом с моей головой пролетает метательный нож, чуть задевая мое ухо. Но это, по сравнению со всем остальным, совсем не больно. Я даже не дернулась. А вот противники явно нервничают, раз уж один из дальников не выдержал и кинул в меня нож. Я ничего не слышу. Ничего, кроме навязчивого звона в ушах и периодического свиста, когда совсем рядом со мной проносится очередной снаряд. Не слышу, но вижу и чувствую, и это прибавляет мне уверенности в своих силах, я продержусь. Я должна.       Я потерялась во времени, не понимаю, сколько здесь пробыла, но с каждым шагом ноги трясутся только больше, рука же сильнее сдавливает нож. Ухожу вправо, снова бью кого-то под колено и всаживаю нож прямо в чье-то горло, не особо заботясь о том, что теперь моя рука забрызгана кровью. Это не мешает мне крепко сжимать оружие в руке. И это все, что меня сейчас волнует. Тело падает под ноги его товарищам, что лишь яростнее машут битами. Я пытаюсь перехватить чье-то запястье, хватаюсь за него и в тот же момент получаю по нему удар от другого человека. Кажется, я слышу треск костей. Уже не больно, правда. Не больно, когда еще один нож вонзается мне в плечо, не больно, когда я снова падаю на пол от сильного удара и бьюсь головой об бетон. Теперь перед глазами все плывет, фигуры смазываются в одно непонятное большое пятно, но я упрямо выдергиваю нож из своего плеча раненой рукой, и тут же вонзаю его в чье-то запястье. Лом падает мне прямо на ногу, но едва ли меня сейчас это заботило. Боль была только по началу, сейчас она смазалась и просто присутствует по всему телу, что даже теряешься, куда был нанесен удар. Она просто есть, и это кажется настолько нормальным и обыденным, что просто отходит на второй план. Я просто иду. Я просто двигаюсь. Я просто следую инстинктам, вновь уходя из-под удара.       А потом я чувствую облегчение.       Не знаю точно, что происходит вокруг меня, но все внутри меня ликует и вопит от радости. Помощь все-таки пришла. Я даже готова рассмеяться, если бы был еще воздух в груди. Все что могу — редкие вдохи после уворотов. Правое плечо пронзает острая боль, и я не сдерживаясь кричу, обращаю все свое внимание на эту боль, которую я чувствую. И с силой вбиваю нож по рукоять кому-то в грудину. Перед глазами темнеет, в ушах со звоном слышу свои судорожные вздохи и лязг оружия. И противников передо мной больше нет. Напряжение отступает и ноги подкашиваются. Все, что я чувствую перед тем, как провалится во тьму, это чьи-то холодные руки, в которых было почему-то до слез тепло.       Мое новое имя Савада Тсунаеши. Моему телу четырнадцать лет. И сегодня, в моей первой битве, я убила человека.       Но едва ли сейчас меня это волнует.