Второй шанс для Да... Савады Тсунаеши!

      Когда я наконец-то пришла в себя, в моей голове не было тупых вопросов по типу: кто я, где я, что со мной произошло или как я тут оказалась. Несмотря на гудящую голову, помнила я это все предельно ясно. Савада Тсунаеши; больница, вероятно, Намимори; вляпалась в терки с якудза. Вопрос был только с последним, поскольку человек не может видеть, что происходит вокруг него, когда он в отрубе. А то, что я отключилась на поле боя почти сразу же как поняла, что помощь наконец-то пришла, я тоже на удивление хорошо запомнила. Из-за острого чувства облегчения и накатившей усталости. До сего момента я даже не подозревала, насколько сильно тогда вымоталась. Сейчас, вспоминая недавние события, анализируя их, я даже невольно задалась вопросом, как столько продержалась. Боль в мышцах продолжала напоминать о себе неприятным зудом даже сейчас, когда я лежала и отдыхала на больничной кровати не пойми сколько времени. И мои тренировки с Реборном все же стоило бы увеличить, чтобы в дальнейшем снизить масштабы последствий таких вот ситуаций.       Нет. Первое и именно что осознанное, и дельное, о чем я подумала по пробуждению, было смертью. Перед глазами вновь и вновь всплывали картинки моего боя, где пару раз я вбивала нож прямо в чью-то грудину не жалея сил. Он проходил сквозь чужую кожу и мышцы почти так же легко, как проходил бы сквозь подтаявшее масло. Вопреки мнению большинства людей и множеству схожих ситуаций, которые не раз и не два описывались в куче различных произведений, включая и пресловутые фанфики этого же фэндома, морально страдать от того, что я забрала чью-то жизнь, своими руками, мне не хотелось, а мук совести я не испытывала. Это вписывалось в мое понятие логики и правосудия, каким бы искаженным и местами жестоким оно не было. Да, будь возможность, я попыталась бы разрулить конфликт словами, как это делала и раньше. Вот только раньше и убить меня на полном серьезе не пытались. Ситуация была совершенно другой. Якудза не только похитили двух человек, но и действительно собирались меня убить. Подумать только, выслать целый небольшой отряд на встречу мелкой школьнице, которая выглядит так, будто ее сломает от дуновения ветра. Те люди, те уже мертвые люди, заслуживали того, чтобы сдохнуть. Я всего лишь отплатила им той же монетой. Да и к тому же я не настолько глупа и наивна, чтобы верить в то, что все конфликтные ситуации можно решить словом. Либо они меня, либо я их. Можно сказать, что я всего лишь защищалась. Поэтому виноватой в чьей-то смерти не чувствовала себя вдвойне.       Подняв руку перед лицом, я медленно повертела ею, рассматривая с разных сторон, будто видела в первый раз. Пальцы послушно сгибались, и сама кисть вполне себе тоже. Это все еще моя обычная рука, пусть и та самая, что недавно держала нож, который оборвал парочку жизней. Я не видела на ней фантомную кровь, не чувствовала запах крови и не пыталась эту самую кровь представить на руке. Самая обычная рука самого обычного человека. Как по мне, во многих произведениях значение первого убийства несколько преувеличено. В плане для убийцы и его мыслей и чувств. Хотя, быть может, это я была на самом деле дефектной, так как во многих ситуациях все еще не чувствовала того, что должна была. Почему-то в некоторых вопросах мой эмоциональный диапазон был сравним с эмоциональным диапазоном чайной ложечки или даже табуретки. Н и ч е г о. И я совершенно не ощущаю сейчас страха и нового психологического расстройства, которое, по закону множества работ, обязательно должно было развиться. Почему? В мире миллиарды людей, которые мрут каждый день. И довольно часто не по своей воле. Я ведь не ощущаю жалости еще и к ним. Потому что все они мне не знакомы. Должна ли я чувствовать сожаление за всех покинувших этот мир? Должна ли я чувствовать сожаление, что своими руками отправила на тот свет незнакомого мне человека, который того заслуживал, и который напал первым? Может быть. Так ведь правильно. Ты же убийца. А убийство грех. Ты должна раскаяться, что оборвала жизнь, подаренную Богом. Нам всем это с детства пихают в головы. Пускай я и принимала эти моральные устои, в реальности все оказалось далеко не так, как планировалось. Все оказалось гораздо сложнее и запутаннее, но в то же время кристально понятно, будто я действительно осознала всю суть. Я хотела жить.       Единственное что, быть может, я ощущала, было фантомной прохладой на подушечках пальцев. Такая, какую я чувствовала, когда в первый раз взяла тот самый нож. Клянусь, я даже смогла бы повторить все изгибы рукояти на бумаге. Я почти ощущала как в моей руке снова зажато то самое лезвие. И я вздохнула. Было не странно кого-то убить. В конце-то концов, в каком мире я сейчас сижу и на каких ролях? Кандидатка на пост Десятого Босса Вонголы. Было бы смешно, если бы мафиози никого и никогда бы не убил. Просто в моем случае это произошло несколько раньше, чем, быть может, планировали то Девятый с Реборном и Емицу. Не все планы всегда идут так, как надо, даже если ты был в них уверен на все сто процентов. Но мне не казалось это страшным или странным. По крайней мере теперь я знаю, что за чувство может посетить меня в будущем, пусть, вероятно, и в более притупленном варианте, так как убийство будет уже не первое. Странным мне скорее казалась другая сторона вопроса. Мне понравилось. Нет, убивать это не здорово, и я не пойду кромсать людей направо и налево, как это делает Бельфегор при виде своей королевской крови. Я же не маньячка. Но я слишком принципиальная и слишком гордая. Для меня всегда важно выходить из любых ситуаций победителем. Я не могу проигрывать. И когда жизнь покинула тела тех якудза… Я почувствовала удовлетворение. Мрачное, почти душащее, но удовлетворение. Потому что я их победила, потому что смеяться в конце уготовано было именно мне, а не им. Потому что мертвецы не смеются. А позорно проигравшие, тем более. И это странно и слегка безумно. Сейчас, анализируя то, что я чувствовала тогда, я понимала, что эта власть над чьей-то жизнью упоительна. И, если уж быть до конца честной с собой, какая-то часть меня желала это повторить, ощутить тот триумф еще раз. И вот это, другая, разумная часть меня, считала уже ненормальным и неправильным. Если бы мне снова предоставили выбор кого-то заслуженно убить, я бы, несомненно, убила.       Дверь в палату негромко скрипнула, открываясь, и кто-то вошел внутрь с тихим шорохом, в то время я продолжала рассматривать руку так, будто была долбоебкой, так еще и рук у себя никогда не видела. Я слышала, что меня кто-то позвал, но продолжала заниматься своими делами. Хотя и ясно понимала, что рука, чувствующая кончиками пальцев легкий фантомный холодок, ответов мне не даст. А я запуталась. Я действительно запуталась. И я устала. И это сложно все воспринять разом, когда ты всего лишь простая школьница, которая совершенно не была готова столкнуться хоть с чем-то из того, что мне уже довелось повидать. Меня отрезали от моего родного дома, я не знаю, как я очутилась в другом мире, почему я здесь очутилась, и что мне делать дальше. Жизнь здесь была относительно простой, а все проблемы сводились только к ранним жестоким пробуждениям в стиле Реборна и боязни раскрытия. Все настоящие проблемы маячили где-то в относительно далеком будущем, к которому можно было еще хоть как-то подготовиться. А тут еще и незапланированное похищение, якудза, первое убийство. Это просто стало бы одним из новых и ярких событий в моей жизни из-за своей нетипичности, из-за своей природы, которая в мои будни еще отнюдь не вписывалась, если бы ко всему прочему не чувства, противоположные нормам морали, которые годами пихали в меня семья и общество. Это странно, это необычно и должно быть неправильно. И я не ощущаю себя в порядке, думая обо всех событиях, произошедших более чем за год. Я не понимаю, что должна делать, что должна чувствовать и как реагировать. Что должна сказать и говорить ли вообще? На такие случаи вообще есть руководства для попаданцев? Потому что я не понимаю, мне сложно и… Я не в порядке. Всего этого слишком много. И оно почему-то тяжким грузом решило обрушиться именно сейчас, окончательно сбивая меня.       —…уна. Тсу-у-уна. Тсуна!       — Заткнись, придурок! Не видишь, Джудайме только-только пришла в себя?! У нее, должно быть, шок!       Шок? Я невесело хмыкнула, наконец-то опуская руку на место и удобнее устраиваясь на подушках, взглянула на своих гостей. Хаято с букетом ромашек в руках отвесил Такеши тяжелый подзатыльник, отчего последний даже чуть покачнулся. И пока он неловко почесывал затылок, уставившись на меня, Гокудера продолжал заливать ему в уши что-то о невнимательности и неуважении. Я привычно пропускала этот бубнеж мимо ушей, смирившись с тем, что Хаято так просто и быстро не изменится, и чтобы он сам стал обращать внимание на то, о чем делает замечания другим, надо потратить еще уйму времени и терпения. Хаято говорит так быстро и часто, пусть и довольно эмоциональным шепотом, что я даже не пыталась вычленить из его монолога что-то еще, помимо основы. Да и какая разница? Легче мне от этого не станет, а если я еще и отвечу что-то, то пострадают ромашки от хаятовской эмоциональности, так как тот наверняка случайно либо выбросит букет куда-то в сторону, либо сунет мне их с восхищением прямо в нос. Не добили якудза, так добьют ромашки. А мне меня было жалко. И цветы, впрочем, тоже, несмотря на то, что ромашки мне никогда не нравились, и воспринимала я их только в детстве, и то не иначе как инструмент для гадания. Эти цветы слишком просты и невинны. И они никогда не подходили мне. Настолько, что даже окружающие говорили, как до странности не гармонично я с ними смотрелась. Мне по душе были больше тюльпаны. Такие же чистые, но более гордые. Возможно, в чем-то я была на них похожа. Далеко не во всем, но, быть может, самую малость.       — Все хорошо, Хаято-кун, я в норме, — это было вранье. И, похоже, настолько явное, что Такеши, вечный весельчак, лишь неловко улыбнулся и, подвинув стул к моей койке, уселся, беря меня за руку. И на мое же удивление, на какую-то долю, но мне действительно стало чуточку легче, и на грудь больше не давила едва сдерживаемая истерика. О да, если бы здесь никого не было, я бы позволила себе заплакать, со слезами выгоняя из души всю тяжесть бытия, что на меня обрушилась, вместо этого заменяя пустоту холодным смирением. Так ведь проще. Поплакал один раз и ты снова держишь себя в руках, даже если на лице не улыбка вовсе уже, а вытащенная лживая маска. Ладонь Такеши большая и теплая, и я цепляюсь за нее, как утопающий за соломинку, как за своей единственный оплот спокойствия. И если это так влияет его пламя Дождя, пламя Дождя моего друга, то я явно не готова в будущем отпускать его куда-то прям очень сильно далеко. Несмотря на мнительность и некую холодность, я очень во многом похожа на бомбу замедленного действия. И я совсем не удивлюсь, если действительно рвану когда-нибудь без такого якоря.       — Эй, придурок Ямамото! Какого черта ты посмел трогать Джудайме без ее разрешения?! — я несмело улыбнулась, вновь забавляясь такой искренней ревности Хаято. Ругающийся Гокудера и вечно веселый Такеши стали уже чем-то до ужаса привычным и правильным. Если бы все было по-другому, я бы предпочла и вовсе не просыпаться. Потому что так должно быть. Это должно оставаться неизменным. Они такие искренние в своих чувствах, хоть и пытаются скрыть свое волнение. Я вижу это, я вижу их искреннее переживание и нежелание тревожить меня еще больше, чем есть сейчас, и я вижу искреннюю радость, что все не так плохо, как, возможно, могло бы быть. Если бы что-то было не так, это было бы неправильно. Я бы даже подумала, что меня вновь забросило в другой мир и мне снова придется примеряться к другим, чужим характерам. С этими же было просто. С ними было легко. Будто по крупицам моя прежняя жизнь возвращалась на привычное место, где, несомненно, должен быть мой дорогой балаган из породистых дебилов, которых я вряд ли уже отпущу, даже если бесить будут жутко.       — Не завидуй. Если так хочешь тоже меня за ручку подержать, подвинь стул с другой стороны и сядь, — дважды Хаято повторять было не нужно и уже через мгновение, во время которого я чуть не оглохла от громкого скрипа стула по полу, парень сидел по другую, конечно же, по правую, сторону от меня и маньячно гладил мою ладонь. От недавнего паршивого настроения следов оставалось все меньше. Для меня вот это все очень необычно и в чем-то неожиданно. В своем реальном мире, меня никогда не клали в больницу, поэтому и некому было меня навещать. Но и когда я просто заболевала, никто не то что не приходил, но и даже не писал пожелания выздоровления. По крайней мере не искренне. Обычно, почему меня не было, спрашивали всего два человека в старшей школе. И то это было скорее из их собственного эгоизма, что им снова пришлось или придется куковать на уроках одним. И только услышав причину, они желали выздоровления. Ни разу искренне. Всегда только как дань вежливости и правильности, чтобы не казаться большими крысами, чем есть на самом деле. С интернет-друзьями было проще. Те, конечно, желали выздоровления только когда сами от меня же и узнавали, что я заболела, но их забота и слова, по крайней мере в отличие от друзей с реала, были настоящими. И с каждым годом мне лишь больше казалось, что пора пересматривать и переосмыслять свой кружок по интересам, который когда-то назвала друзьями. Друзей, как оказалось, у меня было еще меньше, чем я думала под конец моей жизни в том мире. А их и так было всего ничего. А здесь… Когда меня в первый раз в обоих жизнях положили в больничку, меня навестили. При том те люди, которых я еще совсем недавно друзьями называла только с сомнением в голосе. И… я была не права. Этих ребят друзьями называть можно и нужно только твердым и уверенным голосом. Потому что они того заслуживали.       — Джудайме! Мы так переживали за Вас! Когда этот придурок Ямамото сказал, что Вас похитили… Мы побежали за машиной, но… — Хаято крепче вцепился в мою ладонь и мне пришлось слегка погладить его руку своим большим пальцем, чтобы хоть как-то попытаться его успокоить. Он цеплялся так отчаянно, будто я могла исчезнуть в любой момент. Я не могу его в этом винить, когда и сама довольно часто тряслась над любой проблемой со здоровьем своей семьи. Но прямо сейчас перед Хаято мне было действительно стыдно. Это я знала, что, что бы не случилось, я останусь в живых и позже вернусь домой, это я знала, что несмотря на непредвиденные обстоятельства, все разрешится. Но Гокудера этого не знал. Да и, ко всему прочему, знание о том, что я останусь в живых, не лишило «прелести» получения ударов в любое доступное моим врагам место на моем теле. Мне было стыдно, я положилась всего лишь на одно знание того, что буду жива, и совсем не подумала в тот момент о том, что вернуться могу не совсем здоровой, не подумала о том, как этот факт может сказаться на Хаято, который не раз и не два показывал, как сильно он за меня беспокоился. Я не хотела заставлять Хаято так сильно переживать и чувствовать себя виноватым. Но я оказалась слишком самоуверенной и не достаточно сильной. И я больше не хочу, чтобы мои друзья хоть когда-нибудь испытывали нечто подобное. Больше нет. Если и проявлять эгоизм, то не в этой стороне.       — Мы упустили ее из виду. Прости, Тсуна, — едва ли не прошептал Такеши, сжимая мою ладонь. Гокудера виновато отвел взгляд. Вероятно, если бы это все было действительно аниме, мне, как зрителю, захотелось бы их затискать. Потому что ребята трогательно преданные, заботящиеся, переживающие. Настолько искренние в своих намерениях, что зрители бы уже хватались за сердце. Но сидя здесь, осознавая, что причиной их беспокойства являюсь именно я, мне было несколько не по себе. Я не знаю, как успокаивать, никогда не была сильна в этом. И даже если брать в расчет базовые принципы, которые должны были бы их успокоить, я не была уверена, что они сработали бы. В первую очередь из-за меня самой же.       — Хаято, Такеши, — я приподнялась на подушках, а затем, опираясь на кровать, села и притянула своих друзей в обнимашки, трепля их по волосам. Возможно я не права в том, что включаю свой анализ даже на друзей. Это неправильно. Анализ — это лишь для упрощения жизни, для просчета будущего, для безопасности людей, которыми я дорожу. Но в обычной жизни наедине с друзьями я, наверное, должна быть просто Тсуной, просто той, кого они знают. И на их искренность отвечать тем же. И прямо сейчас мне хотелось лишь обнять их и попытаться объясниться. Это было нужно и им, и мне самой. — Вы ни в чем не виноваты. Я уверена, что вы сделали все, чтобы помочь мне. Просто… Не всегда у всех нас получается все так, как мы того хотим, — почувствовав, как объятия парней становятся лишь крепче, я устало вздохнула. Наравне со стыдом прямо сейчас я чувствовала почему-то и странные приливы нежности, от которой еще в реальности мне хотелось противно скривиться. Несмотря на то, что мой реальный возраст был не сильно выше парней, казалось, что я обнимаю двух детей. И очень хотелось показать им, что их страхи напрасны, что впереди лишь безоблачное будущее, а мы всегда будем вместе. И это тоже для меня было странно. Потому что происходило подобное, по крайней мере с ровесниками, в первый раз. Быть может раньше у меня и вправду не было друзей, и лишь сейчас мне дали познать чудо настоящей дружбы с людьми, которые меня окружают. — К тому же, сейчас ведь все хорошо! Что толку волноваться, когда все уже закончилось? И я… Я была неосмотрительной. Но постараюсь, чтобы больше подобного не было. Простите, что заставила вас поволноваться.       — Тсуна…       — Джудайме!       — Хэй, ну вы тут еще заплачьте! А мне что тогда делать? Между прочим, это я тут была дамой в беде! Мне и плакать надо! — Хаято быстро замотал своей головой из стороны в сторону, что-то профырчал себе под нос, но наконец-то оторвался от меня. А уже в следующую секунду стал крутить мою голову из стороны в сторону, рассматривать мои щеки, а дальше и руки. Кажется, он искал следы повреждений, которые могли не успеть зажить, пока я была в отключке. А я ведь даже не знаю, лечили меня обычные врачи или подключили кого-то с темной стороны. Не то чтобы это было жизненно важно, но просто интересно — очень даже. В любом случае, то, что делал сейчас Хаято, вызывало во мне только смех и облегчение. И на душе было тепло и совсем не одиноко. — Кстати, а что с человеком в багажнике? Его ведь вытащили?       — Насколько нам известно, на тот момент, когда к тебе добралась помощь, он уже был мертв какое-то время. Помнишь ту девочку, что все бегает за тобой хвостиком и просит дружить? Ну, в общем, это ее отец, — оповестил меня Такеши со всей серьезностью. Я закусила губу. Хоть я и предполагала такой исход событий, по итогу это все равно оказалось до неожиданности неприятным известием. Я не собиралась впадать в печаль или уныние, но то, что по моей неосмотрительности и необдуманности все-таки погиб человек, заставляло меня задуматься о том, что мне и вправду надо больше тренироваться. Хоть я и пыталась быть более осторожной, мне все равно не хватило опыта и фантазии, чтобы придумать хотя бы более хороший план. И я не могу отмазаться тем, что это мое первое серьезное дело, а я сама еще маленький ребенок. Мертвых с того света это не вернет. И если это все прошло по плану Реборна, то он и жизнь явно преподали мне хороший, но жестокий урок. Как оказалось, я в чем-то была похожа на Такеши, хоть и упорно продолжала себя убеждать, что нет. До этого момента мир мафии казался мне серьезным только в дальнейшей перспективе, а то, что происходило до этого — всего лишь обучающие квесты начинающего игрока. Я ошибалась. Потому что суровая реальность наступила гораздо раньше, а я даже не попыталась обратить на это внимание. Конечно, не только я виновата в смерти того мужчины, но определенный груз вины на моих плечах теперь все равно лежит.       — Вроде бы ее семья перешла дорогу местным якудза. Подробностей выяснить не удалось. Простите, Джудайме! — я задумчиво кивнула. Мы не были друзьями с Хару. Даже не приятели. Так, знакомые, которые иногда пересекаются из-за одной отвратительно-садистской мелочи. Маячит периодически как раздражающий субъект где-то на периферии, не более. Но я все равно знала ее как минимум по манге. И глядя на Хару, я никак не могла взять в толк, как с такой дочерью могла быть семья, которая умудрилась как-то связаться с якудза. Почему-то я свято была уверена в том, что на полном серьезе в мафии они не варились, и произошедшее не было местью конкурентам или что-то вроде. Так, мимолетное действие, оказавшееся угрозой для якудза, вследствие чего и произошло похищение. Услышал что-то, чего не должен был? Попытался сдать их в полицию? А потом непредвиденное стечение обстоятельств, которые привели к убийству? И Хару, и ее семья мне абсолютно никто. И срываться с места, чтобы узнать все детали, я не собиралась. Если уж я и буду это делать, то в первую очередь ради своей безопасности и безопасности семьи. Реборн не допустит, конечно, ничьей смерти из моего близкого окружения, но и не упустит еще одной возможности преподать жесткий урок. И быть осведомленной в некоторых вопросах мне все же не помешало бы. Предупрежден — значит вооружен. Но в первую очередь мне скорее было просто любопытно. Будто мне дали в руки начало детективного романа, а до разгадки всех положенных в начале тайн были еще сотни страниц.       — А вам и не надо знать подробности, — за своими думами я даже не заметила, как в палату вошел Кусакабе, и теперь он внимательно смотрел на меня. Хаято противно скривился под неловкий смешок Такеши так, будто ему дали кислую конфету. С чего у них была такая реакция на заместителя главы Дисциплинарного Комитета, мне сильно не понятно, но предполагаю, что это из-за чего-то, что произошло, пока я не была в сознании. Менее интересно мне от этого не становится, конечно, но кажется, что такой несомненно важный в пределах Намимори человек, у которого благодаря начальству всегда работы по самое не балуй, имеет не так много свободного времени, чтобы еще ждать, когда какая-то мелкотня соизволит надуматься вдоволь, а потом еще и наговориться, сразу же обсудив все думы со своими друзьями. Выкроил на тебя времечко, зашел к тебе, уже спасибо говори. Правда, какого хрена он тогда на улице стоял пару минут, когда меня похитили, и просто ни черта не делал, а лишь задумчиво смотрел вдаль? Выкроил себе свободные десять минуточек и сбежал от Хибари отдохнуть? А как же активная и бурная деятельность на благо Намимори? Тонфа на него нет, а!       — Что привело Вас сюда, Кусакабе-сан? — названный цыкнул, но прошел вперед, закрывая за собой дверь. Я склонила голову и уставилась на, признаю, довольно неожиданного гостя. Шестеренки в моей голове упорно пытались сойтись, но легкая головная боль, пусть и не мешающая думать, все равно довольно существенно эти шестеренки сбивала, и прийти к логичному ответу я все равно не могла. Конечно, можно было просто подождать или и вовсе бросить попытки что-то обдумать, просто плыть по течению, но, как показала практика, не думать мне в этом мире нельзя, пускать все на самотек тоже. Кто знает, к чему подобное может привести в следующий раз? Мир ждал от меня предельной внимательности, ясности ума и умения включать интуицию в работу для более высокой вероятности успеха в дальнейшем.       — Это вроде твое, — Кусакабе кинул мне на колени что-то не очень большое и шелестящие. Не без удивления я поняла, что это тот самый сверток, с которого и начались вообще мои приключения. За всеми этими более яркими событиями, новыми знаниями и возможными дальнейшими проблемами (не хотелось бы потому что в дальнейшем их иметь с якудза), сверток просто оказался чем-то настолько незначительным, что я о нем даже не вспомнила. Вот я вроде только беру его в руки, а вот уже я в каком-то Богом забытом здании в окружении вооруженных мужиков и пытаюсь выбраться. И сверток в памяти казался просто началом другой истории, не более. Это было настолько незначительно, что моя память услужливо решила просто не напоминать еще и о нем, чтобы мозги окончательно не поплыли. Сам сверток, к слову, оказался вскрытым, что было довольно предсказуемо. Полагаю, что, поскольку это оказалось на месте преступления, сверток забрали с собой как улику и возможную причину возникших проблем. Чисто теоретически там ведь и вправду могло быть все, что угодно. Вскрыли его мои спасители или же полиция, значения не имеет, и содержимое свертка, скорее всего, просмотрено уже не только самой полицией, но и, вероятно, не в меру любопытным Кусакабе, которому «по долгу службы» положено знать все и обо всех, особенно в подобных ситуациях, которые колышут спокойствие Намимори. А начальство за такое по головке не гладит. Только если тонфа, и то с размаху. Неприятно, конечно, но что делать? Да и со своими спасителями я, похоже, все же познакомилась прямо сейчас. Навряд ли Кусакабе заявился сюда, если бы сам в чем-то не участвовал. Да и реакция Хаято и Такеши явно говорила, что пока я не видела, они все же действительно пересеклись. И как тогда иначе, если не вот так? В противном случае реакции парней, скорее всего, были бы более положительными или попросту нейтральными. — Кстати, если ты хотела позвать на помощь, то тебе стоит подучить азбуку Морзе, так как твое послание даже для меня так и осталось непонятным, — бросил Кусакабе и удалился. Визит его был недолгим и не запоминающимся, но хоть вернул то, что должно быть моим. И на том спасибо.       — О чем он, Джудайме? — спросил меня заинтересованно Хаято, а после не менее заинтересованно уставился на сверток в моих руках. Рядом вздохнул Такеши, так ничего и не сказав. Но его далеко не маленькое любопытство я ощущала едва ли не кожей. И связано оно было больше со словами или свертком, мне понятно не было, но проблемы стоит решать по мере их поступления, так что сверток можно развернуть и чуть попозже. Или одновременно с объяснениями. Иначе их любопытство совсем скоро может перерасти в некоторую нервозность из-за нераскрытых тайн. Знаю такое, сама иногда страдаю. И каждый раз вспоминаю гениальную фразу: чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Хотя пока не узнаешь, если тебе уже дали затравку, вообще не уснешь. Счастье в неведении.       — Ммм, когда мы ненадолго остановились, я заметила на улице Кусакабе. И постучала в окно. Я вообще не знакома с азбукой Морзе, так что просто пыталась привлечь внимание, — Хаято неодобрительно покачал головой. Кажется, совсем скоро на мою голову свалится еще один репетитор, который будет давать мне новые знания. Потому что, чует интуиция, после этого случая Гокудеру в вопросе моей безопасности не остановит больше ничто. На крайний случай азбука, чтобы я хотя бы нормально позвать на помощь могла в какой-то там возможной ситуации, которую Хаято, естественно, не допустит. «Естественно», потому что с него станется заколотить мне окна и двери, а на улицу выходить только с ним под ручку позволит, чтобы он был в курсе обо всех событиях, даже если я просто споткнусь. И плевать ему будет на мнение Реборна, что уж говорить обо мне самой. Хаято просто бывает иногда слишком фанатичен. И произошедшим я явно не показала ему, что могу со всем справиться сама. И, ох, лучше мне попытаться заставить его не делать ничего подобного тому, что я только что представила.       Я развернула сверток и из него выпали вата и пара бумажек. При более близком рассмотрении мне удалось узнать, что на одной из бумаг был какой-то непонятный мне чертеж. На нем были какая-то шкатулка (или что это вообще такое?) изображенная с разных сторон, перерисованные узоры с крышки в более крупном варианте, какой-то код и куча заметок на неизвестном для меня языке. Этими закорючками была исписана вся бумага, и лишь изредка письмо как-раз разбавлялось рисунками. Но чем больше я смотрела, тем меньше понимала. Язык был больше похож на древнеэльфийский и выглядел хуже тригонометрии в самых запущенных ее проявлениях, а сами рисунки мне не давали вообще ничего. Я признаю, что шкатулка была зарисована довольно красиво, я оценила это, как человек, у которого хобби рисование, но больше этого — нет, ничего. Я не видела ее ни на страницах манги, ни в аниме. Но и в моей реальной жизни, после множества экскурсий и вылазок в дебри интернета, я не находила ничего подобного. Да, мир огромен, и нельзя знать все обо всех древних артефактах, но это все равно было довольно удручающим фактом. Я рисковала ради этого? Надо будет дать потом посмотреть Реборну. Но, если честно, на более детальное рассмотрение бумагу я отдала бы скорее Гокудере.       — Это что? Хаято? — я перевела взгляд на Такеши, держащего в руке одну фотографию. Он задумчиво хмурился и продолжал пялиться в изображение, пока я не подползла ближе. — Вот, смотрите, — на фото и вправду был Хаято. Более взрослая его версия, но не узнать его я не могла. Здесь он выглядел больше как Гокудера из десятилетнего будущего. Черты лица, да и одежда, которую наш Хаято в этом времени еще не носит. Бунтует ведь наша Дымовая Бомбочка. А рядом с ним на фотографии стояла невысокого роста девушка в красном строгом костюме. Она мне кого-то напоминала, но даже напрягая свои мозги понять кто это я все равно никак не могла. Я точно ее знала, возможно, не лично. Но я точно видела ее не раз и не два, много больше. Но знание этого никак не продвигало меня в поисках ответов. А фотография оставляла легкое раздражение от нераскрытой загадки.       — Может быть какой-то родственник? Ну, по маминой линии, — предположил Хаято, задумчиво всматриваясь в изображение. Что-то мне подсказывало, что он сам не верит в то, что сказал, но за неимением других вариантов, которые даже как предположения не лезли в голову, я была склонна и сама согласиться с мнением Гокудеры. Интуиция на этот счет молчала. Хотя этот факт меня не сильно и удивлял. Судя по всему, она была еще недостаточно развита, чтобы часто работать. Или же я сама просто пыталась воспринять ее не так, как она сама показывалась. В любом случае на нее рассчитывать не приходилось. А простой логики для анализа попросту не хватало. К тому же у нас под боком тут сидит маленький гений. Если уж он ничего не смог предположить помимо того, что уже сказал, то мне, опираясь всего лишь на ум и логику, и подавно. И можно было бы покрутить ситуацию по-разному, отдаться на волю фантазии и безумных предположений, но фантазия позорно пасовала и явно пряталась. Заинтересовавшую нас фотографию все равно пришлось отложить. Ничего эдакого в ней больше не было.       Я устало потерла глаза и взглянула на бумаги. Всего одна фотография и куча непонятных чертежей и заметок. Почему это должно было попасть в руки именно мне, я не понимала. Но сам факт подобной находки, меня несколько разочаровывал. Возможно, что я просто ожидала чего-то большего, настроившись со всеми прошедшими событиями уже на что-то более серьезное. Я взяла себя в руки, попыталась напрячь мозги, а в итоге вот это. Совершенно несерьезно. Чертежи могли оказаться просто чьими-то скетчами для какого-то проекта, а фотография сфотошопленной. Подобных умельцев достаточно много, вполне может быть, что кто-то так побаловался. К тому же, бумага, на которой было распечатано изображение, была совсем новой. Я такую по ящикам в своей реальности каждый год раскладывала, так как хранить больше негде, печатать нечего, а мама продолжала упорно ее таскать под шумок с работы. Халява же почти. Возможно тогда и посылка была вовсе не мне, а я свои ощущения спутала с чем-то еще? Чертежи и фото с мужчиной, похожим на Хаято из десятилетнего будущего… Может это чья-то шутка над самим Гокудерой? Не то чтобы это было смешно. Для меня вот, скорее пугающе. Потому что, даже если опускать факт своих ощущений при нахождении посылки, найти ее на дороге поздно вечером все равно довольно жутко. Кто-то, кто положил на дорогу сверток, точно был уверен в том, что Хаято либо сам подберет, либо подберет кто-то, кто хорошо его знает. Слежка. Чудно. Только этого не хватало в череду наших безумных будней. Как будто всего остального было мало.       — Тсуна, мы, пожалуй, пойдем, ладно? Тебе стоит отдохнуть, а мы зайдем позже и все еще обсудим, — Такеши потрепал меня по голове и мои тревоги снова начали меня отпускать. Это было как нельзя кстати, потому что я чувствовала, что действительно нуждаюсь в отдыхе. Даже эта короткая встреча после пробуждения совсем выбила меня из сил, как бы я того ни отрицала. Под звук недовольного шипения Хаято, которого тащил за собой Ямамото, я закрыла глаза, зажав в руке кучу непонятных бумажек и стала проваливаться в сон.       С каждым днем моего пребывания в этом мире отклонений от канона становилось все больше, впрочем, как и загадок. И все это легким беспокойством ложилось на сердце.       Я даже не могу предположить, что будет дальше.