Замри и присмотрись (Stop and Stare)

Кофе Гарри остыл. А еще он, судя по всему, упустил тот момент, когда кофе стал вином. - Оу, - бормочет он, едва подавляя зевок и делая еще один глоток. – В принципе, не важно. Он откидывается на спинку стула и наблюдать за происходящим вокруг. В поле зрения попадает великолепное окно, тянущееся от полированного пола до самого потолка. Оправленное в лакированное красное дерево стекло покрыто головокружительно прекрасным переплетением ледяного узора, который блестит и сверкает так, будто кто-то светит на него со стороны улицы. Некоторые линии на гладкой поверхности описывают почти идеальные спирали, другие вырисовывают изящные дуги, а те, что находятся в центре, распускаются тонкими серебристыми перьями, которые напоминают Поттеру Дэвид - африканского серого попугая, принадлежащего его последней клиенте, миссис Кобб. Гарри смотрит на ледяные перья и улыбается, надеясь, что и старушка, и птица будут довольны недавно завершенным проектом - лучшим в своем классе самодельным тентом, который теперь располагается посреди ее сада и позволяет любоваться сквозь прозрачную крышу звездами в ясном корнуэльском небе. Гарри все же успел закончить проект вовремя - всего несколько часов назад - несмотря на отсутствие помощи со стороны его сотрудников (все трое отправились на большой заказ по реставрации и ремонту другого объекта). Даже, несомненно, уместное, но весьма назойливое внимание самой миссис Кобб, которая провела большую часть недели возле него со списком своих вопросов и пожеланий, работе не помешала. За практически десять лет ведения своего бизнеса, Гарри привык к разного рода испытаниям его терпения, но миссис Кобб решила во что бы то ни стало нащупать его границы. И да, Поттер немного устал, но на этом все. Он занятой человек с успешной фирмой, которая не сама собой управляется, и чувство усталости и боли в конце дня означает лишь то, что он все делает правильно. По крайней мере, он хочет так думать. Кроме того, ему эта работа действительно нравится. Возможно, то, что после войны Гарри Поттер больше не интересовался охотой на темных магов, стало неожиданностью для его друзей, семьи и министерства, но и сам Гарри понял это не сразу. У него не было подобных идей, когда он он попросил у Гермиона ее палатку, зачарованную заклинаниями незримого расширения, в первый день своего первого свободного от «предначертанного» лета. Но после того, как в течение месяца он протащил ее почти по всей стране, начали появляться любопытные идеи. Он вместе с этой палаткой взбирался на неприступные доселе вершины утесов, лез в долины и пещеры, где Поттер, наконец, позволил себе расслабиться и медленно начал приходил в себя после ужасов войны и хаоса Норы. Разумеется, каждое место требовало определенных условий, и Гарри, закатав рукава, начал сам работать над заклинаниями. И осознал, что ему не только нравится, но и то, что он умеет работать с бытовыми заклинаниями в принципе. К тому времени, как он вернулся к цивилизации и готов был сдать ЖАБА, он создал впечатляющий арсенал заклинаний расширения и улучшил свои навыки в трансфигурации настолько, что поверг МакГонагалл во временное шокированное молчание. Рон, в первый раз увидев палатку, отметил, что никогда не видел ничего столь впечатляющего, но потом Гарри уговорил их установить его палатку на лужайке... Гермиона чуть не заплакала, увидев его работу. С этим, разумеется, даже шок МакГонагалл не шел ни в какое сравнение. Через две недели после окончания Хогвартса Гарри арендовал себе небольшой офис в Лондоне и занялся бизнесом. Спустя десять лет фирма «Уникальные Постройки для Различного Использования» предлагает широкий выбор самодельных помещений - все, начиная от бревенчатых коттеджей и заканчивая колодцами желаний и беседками для барбекю, - но гоьовые к любым погодным условиям палатки Гарри по-прежнему имеют наибольший спрос. Он проводит большую часть времени либо в офисе, либо в деловых поездках по всей стране, а когда Поттер не работает, все его время распределяется между различного вида делами, стимулирующими пинками, которые он терпит, и Розой, которую безмерно любит и для которой пытается быть лучшим дядей в мире. У Тедди в разгаре первый курс Хогвартса, и Гарри верит, что у парня должно быть хотя бы немного свободного времени для таких простых вещей, как сон или общение с друзьями. Беда в том, что Поттер не знает, как сказать «нет» заказчику, даже самому дурному, а таких большинство. Он уверен, что Рон с Гермионой ужасно расстроятся, если он вдруг перестанет рассказывать о некоторых наиболее бессмысленных его сооружения. Даже Андромеда просыпается, чтобы послушать рассказ о человеке, который нанял Гарри для строительства амбара в форме гигантской репы. - Это была чертовски хорошая репа, - бормочет он себе под нос, делает очередной глоток вина и наблюдает, как за заиндевевшим окном мелькают цветные огни. Он вздыхает. Жизнь коротка. Слишком коротка, чтобы не владеть репой на даче, если вы ее действительно хотите, и явно слишком коротка, чтобы тратить ее впустую. Насколько он помнит, он уже несколько раз обманывал смерть, и кто, черт возьми, знает, когда она снова за ним придет? Да никто этого не знает, и в первую очередь он сам, и все, что он может, это сделать столько полезного для общества, сколько успеет. Потому что смерти он боится. И несмотря на то, как сильно он старается о ней не думать, все, что он видит, закрыв глаза, это его родители. Фред Уизли. Мистер и миссис Грейнджер, которые пусть и живы, но их память повреждена навсегда, и бывают моменты, когда они не помнят, кто они, или не узнают собственную дочь. Гарри прогоняет бесполезные мысли и снова фокусируется на тонких ледяных узорах. Он зевает и хмурится, когда по спине пробегает легкая дрожь. Его разум кажется нечетким, а руки и ноги затекли. Возможно, ему следует посетить своего колдомедика… А, может, не следует. Его колдомедик - Гермиона, и все, что она сделает, это посоветует ему отдохнуть. - Ты меня слушаешь, Поттер? Гарри моргает, а затем кривится. Малфой называет его «Поттером» только когда он особенно раздражен, и Гарри задается вопросом, как долго он уже пялится в окно. Как будто по команде, вокруг него прорывается плотина звуков, и он вынужден на мгновение закрыть глаза. Удается разобрать какой-то оркестр, поверх которого слышится звон стекла, болтовня и смех нескольких сотен человек, чьи-то вальсирующие шаги по отполированному дереву пола. Несколько ужасных секунд Гарри не может понять, что происходит. Все, что он знает - это что он не хочет, чтобы Драко нашел кого-то, кто в разговоре будет интереснее него, поэтому он встряхивается, подавляет беспокойство и оглядывает огромную комнату в поисках подсказки. Наконец, он видит большой, светящийся баннер, гласящий: «Траст Сирот Войны представляет... Благотворительный Рождественный вечер! Пожалуйста, будьте щедры». Конечно. Это не оркестр, это свинг-группа, и на танцполе Кингсли Шеклболт вертит эту ужасающую старушку из Траста, пока его жена смотрит на них с плохо скрываевым ехидством. Гарри уверен, что Кингсли уже клал что-то в один из блестящих серебром ящичков, расположенных по всему залу, но еще Гарри уверен, что министр мог бы раскошелиться посильнее. - Вернулся на землю грешную, м? - говорит Драко, выгибая бровь. - Может, это возрастное. Всего одно Рождество, и тебе уже тридцать. Лицо Гарри вытягивается. - Ты же старше меня, ты, придурок. - Да, но разница в том, что мне плевать. Однажды ты поймешь, что с возрастом приходит мудрость, изысканность, изощренность... - Говорит человек, у которого вся рубашка в вине, - говорит Гарри, чувствуя себя ребенком и усмехаясь, когда Драко оглядывается в поисках пятна. - Попался. - Беру слова обратно, - сухо говорит Драко. – Ты с возрастом деградируешь. Гарри пожимает плечами, откидываясь на спинку кресла и наблюдая за танцующими парами, и отрешенно проигрывает своим полупустым бокалом. - В любом случае, что это? - Это вино, Поттер. И мне нужно еще немного, - говорит Драко и встает из-за стола. - Заткнись, - говорит Гарри, устало глядя на него. – Хотя, ты же знаешь об этом дерьме не больше моего. - О, да. Прошу прощения, что я не сомелье, очень виноват, - говорит Драко, складывая руки поверх белой рубашки, которая, как и всегда, светится чистотой и идеально выглажена. - Что за сомелье? Нет такого слова. Драко хмурится, умудряясь выглядеть презирающим все живое и озадаченным одновременно. - Нет, есть. - Ты уверен, что не выдумал его? - спрашивает Гарри, отказываясь переживать за свое плывущее сознание и до дна осушая бокал. - Я много слов знаю. Не думай, что я все их использую в жизни, - говорит Драко. Забрав у него пустой бокал, Драко направляется к бару, и Гарри смотрит ему вслед, пока он не исчезает в толпе. Гарри сканирует людей в поисках тех, кого он знает, или людей, с которыми ему действительно хотелось бы поговорить, и понимает, что таковых очень мало. Конечно, с Кингсли всегда интересно, но здесь есть люди и поважнее Гарри Поттера, с кем тому необходимо пообщаться, а все, кого Гарри любит, перестали ходить по подобным мероприятиям уже год назад. Если быть до конца честным с самим собой, то Гарри понятия не имеет, что бы он делал, не будь здесь Драко. Когда к его столу подбегает заместитель министра, Гарри подавляет стон и задается вопросом, может ли Драко, зависнувший, его видеть. Человек, который сейчас занимает кресло рядом с Гарри, без сомнения, самый скучный и болтливый из всех, кого он когда-либо встречал, и, прежде чем Гарри успевает открыть рот, чтобы хотя бы поздороваться, мужчина начинает рассказ о ремонте своего офиса. Пока Гарри сидит с натянутой на лицо вежливой улыбкой и терпеливо ждет конца рассказа, он решает, что Драко определенно смылся и бросил его одного. И это прекрасно, думается ему, потому что тогда он определенно отомстит ему на следующем подобном сборище. Кажется, через несколько дней как раз состоится еще один благотворительный вечер, и Драко обязательно там будет. И, возможно, это должно показаться странным, но нет. Прошло уже несколько лет, но у Гарри и Драко выстроились отношения, которые основывались исключительно на просиживании штанов рядом друг с другом из-за их общественного положения. По причинам, которые Гарри никогда не мог объяснить, они хорошо справляются с этой задачей и, похоже, их каким-то образом тянет друг к другу, и в этом, на самом-то деле, нет никакой необходимости разбираться. Они не говорят о личной жизни, они не говорят о работе. Фактически, Гарри не уверен, что у Драко есть (или когда-нибудь была) работа. И они, конечно же, не говорят о прошлом. Об этом достаточно было сказано всеми, включая Гарри, и он предпочел бы вообще не вспоминать о войне. Он и не вспоминает, за исключением ежегодного вечера в память о погибших, и даже тогда он предпочел бы не вспоминать, но положение обязывает. И, хотя Гарри на самом деле не верит настойчивым объяснениям, что без него никто на вечер не придет, он не может заставить себя отказать благотворительным фондам, которые обращаются к нему с просьбой явиться на очередное мероприятие или выступить с речью. «Ведьмополитан» и прочие газетенки могут и дальше строчить разные слухи, но если кто-то собирает деньги на благое дело, то Гарри не может этого проигнорировать, нравится ему это или нет. Что ему действительно нравится, так это искать глазами Драко, но вместо этого куча времени оказывается потрачено за вынужденными разговорами с разными важными персонами, расхваливанием того, что они носят или чем занимаются, и притворством, что Гарри хоть что-то понимает в вине. Драко, несмотря на свое причудливое воспитание, так же невежественен, как и Гарри, но это не мешает ему попивать белое сухое из своего бокала и настаивать на том, что он различает «ноты квиддичных одежд и свежей смаковницы». По крайней мере, именно так он обычно делает. Гарри хмурится, оглядываясь через плечо заместителя министра, который все еще говорит о цвете краски и несостыковке плинтусов с дверными косяками. Драко все еще стоит у бара, и Гарри практически уверен, что ему не кажется легкий излом обычно идеально ровной осанки. Он задается вопросом, плохой ли у Драко был день, и прикидывает, следует ли ему об этом спросить. Конечно, он не спросит, потому что они так не делают. Они не говорят о подобных вещах. Реальных вещах. Они и не видятся нигде, кроме подобных мероприятий. Гарри так вообще уверен, что Драко днем и без вычурных мантий это как МакГонагалл в нижнем белье - зрелище абсолютно неуместное и весьма тревожное. - Да, я понимаю, о чем Вы, - говорит Гарри, когда заместитель министра прерывает речь, чтобы сделать глоток из своего бокала. - Однажды, когда я… Когда его снова перебивают, Гарри пожимает плечами и продолжает не слушать. Драко смотрит в их сторону, держа бокалы в руках, и Гарри смотрит в ответ, выталкивая третий стул из-за стола ногой. Драко хмурится, а затем начинает пробираться через толпу обратно, и Гарри замечает, что бокалы у него в руках очень большие и переполнены вином. «Может, у него был очень плохой день», - думает Гарри, но у него нет времени с этим разбираться. У него нет времени для еще одного человека в его жизни, а он подозревает, что если он немного ослабит хватку, то их хлипкая дружба взорвется фейерверком и накроет собой все вокруг. Не то чтобы он этого боялся. Главное, чтобы Драко держал себя в рамках, и тогда все будет хорошо. И если он хочет сегодня напиться, это сугубо его личное дело. Гарри, например, напиваться не собирается. У него завтра с самого утра есть, чем заняться, а еще у него есть самоконтроль. Много самоконтроля.

***

Драко никогда не улыбается. Гарри задается вопросом, почему. Он закрывает глаз, чтобы объединить двух Драко в одного, и тот получившийся Драко смотрит на него очень, очень странно. - Что не так? - спрашивает Гарри. - Ничего, - осторожно отвечает Драко. - Ты пьян. - Не, - говорит Гарит. Он переводит сосредоточенный взгляд на стол, где четыре огромных пустых бокала стоят в опасной близости к его локтю. - О... а где... как его там? Драко хмурится. - Заместитель министра? - Угу-м. - Пришла его жена и увела его... может, девять или десять часов назад, - говорит Драко, копируя выражение Гарри и окидывая его взглядом серых глаз. - Просто представь. У него есть жена. Забавно. - Не так давно это было, - настаивает Гарри. - Люди все еще танцуют. Люди... с женами. - Воистину, - кивает Драко и осушает свой бокал настолько элегантно, что Гарри чувствует себя почти рассерженным. Драко такой странный. Он не... ухабистый... как обычный человек. Обычный человек вроде Рона, Гермионы или миссис Кобб. Он острый, блестящий и будто бы скрипящий от всей этой своей чистоты. И чем, черт возьми, он занимается, когда не сидит здесь с Гарри? «Возможно, его вообще не существует, когда нет необходимости его присутствия. Возможно, у него действительно есть рамки. Возможно, он держит себя в них, чтобы поддерживать свою репутацию», - пьяно размышляет Гарри. Драко из настоящего, как и из прошлого, по-прежнему бросается едкими комментариями. - Ты снова это делаешь, - раздраженно говорит он. - Хм? - Да, именно это, - говорит Драко, вглядываясь в свой пустой бокал. - У меня животные и то внимательнее тебя. - Питомцы? - смеется Гарри. Его локоть скользит по столешнице, и ему требуется некоторое время, чтобы снова вернуть себя в равновесие. - Не говори, что ты держишь домашних зверят. - Так трудно поверить? - вопрошает Драко. - Ты очень, очень грубый. - Я... да, - бормочет Гарри; губы будто слиплись. – Я такой. Но ты не любишь животных. Драко встречает его взгляд довольно обиженным выражением лица. - А вот и люблю. - Но гиппогрифф, - говорит Гарри с легким фырканьем, которое даже его самого настораживает. - Это было очень давно, - говорит Драко, нахмурившись. Он тяжело опирается на локти и запускает пальцы в волосы. - Я знаю про того гиппогрифа. Он умер. Это был дикий гиппогриф. Мир тому гиппогриффу. И я люблю животных. Большинство из них. Гарри удивленно хмурится. - Тебе нравится большинство, или их у тебя большинство? - И то, и другое. Почему тебе так интересно? Гарри медленно моргает. - Не знаю. Возможно, я пьян. - Да. И тебе не нужно ничего знать о моем зоопарке. Это секрет. E un segreto. Det er en hemmelighet. Es ist verboten. - Я, может, и в стельку пьян, Драко, но я уверен, что «verboten» означает «запрещено», а не «секрет», - медленно говорит Гарри. - И что за язык был в середине? - Норвежский, кажется, - говорит Драко, слегка покачиваясь под медленную музыку. Несколько пар все еще танцуют, но, когда Гарри осматривается повнимательнее, то понимает, что вечер определенно подходит к своему логическому завершению. Он не помнит, опускал ли деньги в серебряные ящики, и в том вина исключительно Драко. Вина Драко и его вина. И его питомцев. Какая-то мысль настойчиво крутится в голове Гарри, и он снова обращает внимание на человека, сидящего напротив него. - Ты сказал зоопарк. - Да. - Что, на территории поместья? - смеется Гарри, воображая, почему-то, ковчег посреди озера или утиного пруда или чего-то там еще, и Драко, управляющего им как какой-то платиново-блондинистый Ной. - Да, по сути так оно и есть, и кто такой, к сраному боггарту, Ной? - недоумевает Драко. Гарри не помнит, что сказал это вслух. Возможно, он этого и не делал, и Драко просто обманщик. Телепат. Гарри вздрагивает. - Не важно, - говорит он, взмахивая рукой и сбивая со стола сразу два бокала. Драко смотрит на него, будто собирается что-то сказать. - Я тебе не верю. Драко скрещивает руки на груди. - Хорошо. Приходи в поместье и убедись лично. - Хорошо. Приду, - говорит Гарри, складывая руки на груди в ответном жесте и надеясь, что ему только кажется, будто вокруг его головы вращается люстра. И что глаза Драко в ее свете выглядят серебристыми, как перья изо льда на стекле, ему тоже кажется. Он на это надеется. - Хорошо. Придешь, - говорит Драко и встает, почти не качаясь. Гарри тоже встает, потому что может. Вроде как может. - Точно. И если ты врешь, тебе придется... Эм... На следующей вечеринке тебе придется говорить с как-его-там. И так до самого Рождества. Драко приподнимает бровь. Через мгновение вторая следует примеру первой, и Драко выглядит весьма ошарашенным. - А если я не вру, - говорит он, наконец, - ты должен будешь построить мне один из ваших фантазийных домиков. Бесплатно. - Решено, - говорит Гарри, едва расслышав слова Драко. Они крепко пожимают руки, а затем расходятся в разные стороны. Спустя несколько мгновений Гарри вываливается из кухонного камина и заваливается спать, размышляя о холодных, сильных пальцах и чистокровных особах в деревянных рамках. Он заползает под одеяло, толком не раздевшись, и сворачивается в грязный, ноющий тупой болью человеческий шарик. Через несколько секунд он засыпает.