Да здравствует король

Нет, Эредин не тратил на ее содержание последние деньги, не баловал юную княжну роскошью яств и убранства, не играл ею в куколки, но условия в маленькой комнатушке были сносными. Лучше, чем у многих подданных старой Цинтры. Ведьмачка знала, что внутри ее комнатушки теплее, чем в землянке Высоготы, но плечи ее все равно мелко дрожали. Холод шел изнутри, точно из самого сердца, карабкаясь ввысь по тонким пальцам, чтобы минутой позже вцепиться уже в ее шею. Ждала девушка терпеливо, желая, чтобы ожидание это длилось как можно дольше. В маленьком окошке уже показался надвигающийся мрак, тени пробрались в комнату, звуки снаружи стихали. Ведьмачка вслушивалась в шепот ветра, в стрекот кузнечиков на лугу. Быть может… Быть может, охрана Эредина упустит из виду небольшой табун, хоть одного единорога? Быть может, тот сможет пробраться к ней и помочь? Только, видимо, уже не сегодня, ведь времени на побег у нее не осталось. В дверь девушки постучали, Цирилле пришлось обернуться ко входу. Губы сами собой сжались в тонкую бледную нить, руки сцепились замком на груди. Ведьмачка точно пыталась показать, что ей нет дела до пришедшего гостя или предстоящего вечера, что ей все равно. И она совсем не сидела здесь молча, в ожидании приговора. – Зираэль? – Просто зайди, – ответила девушка бесцветно. И Знающий послушно открыл дверь. Одет он был так же, как и на коронации, словно пытаясь тем самым сказать, как отнесся к прошедшему торжеству. Цири и сама не переодевалась, но не по этой причине. Ей не велели снимать голубое платье и менять на более скромный наряд. То ли так захотел Эредин, то ли служанке было лень заморачиваться, Цири точно не знала, не спрашивала. Она просто не думала о том, как выглядит, как звучит ее наряженный теперь голос, как сейчас подрагивают пальцы. Ей страшно? И верно. – Пойдем, нам придется немного проехаться вместе. Креван вошел, подал ведьмачке руку, сделав пару шагов до ее кровати, но Цири сделала вид, будто не заметила его вежливости. Она гордо подняла голову и встала самостоятельно, тут же очутившись у двери. Пытаться бежать у нее не было и мысли, стража все равно ждет у выхода, наверняка солдаты патрулируют и окрестности. Ее поймают в два счета, изобьют, если позволит король, но не до смерти… Эльфы не желают терять этот пресловутый ген снова. Аваллак’х шел молча, молчала и сама Цири. О солнце, освещавшем землю не так давно, осталось лишь напоминание в виде тонкой полосы света на дальнем горизонте, воздух пах полевыми цветами, а ветер приносил с собой радостные песни из города. Вечер был дивным, полнился отголосками радостных криков и музыки. Эльфы праздновали восхождение нового короля, нового солнца над их старым миром, не ведая, что вступают в эру войн и кровопролитий под его началом. У выхода спутников ждала закрытая карета, готовая отправиться ко дворцу в тот же миг. Цирилла залезла в нее сама, без помощи, упрямо игнорируя еще незабытые наставления бабушки и ворчливый вздох сопровождающего. Цири злилась, и злость ее выходила окружающим боком: изливалась невежливостью и капризами. Девушка чуть пододвинулась, когда эльф изъявил немое желание сесть рядом, на том и закончилась ее любезность в этот торжественный день. – Ты нервничаешь, Ласточка, – заговорил Аваллак’х. – Это неизбежно, тут и стыдиться-то нечего. Я бы хотел сказать, будто все пройдет хорошо, но это было бы ложью, а я ведь здесь не за этим. – Ах, точно. Ты ведь должен меня обучить, а? – спросила она с неприкрытой издевкой. – Прямо в карете, верно? Потому же на окнах шторки? А окна действительно были занавешены, и плотно, словно ради того, чтобы скрыть проезжающих от сотен любопытных глаз. Сиденья оказались обиты черным бархатом, золотые узоры на стенах сплетались с ярко-красными, и Цири была уверена в том, что в свете дня салон выглядит весьма безвкусно и слишком вычурно. Впрочем, все в духе гордых эльфов. Больше вензелей, ярче узоры, дороже краски и больше, больше напускной роскоши. – Ты говоришь глупости от волнения, я тебе прощаю, Зираэль, но впредь воздержись, – произнес мужчина, на секунду сжав губы. – Да можешь обижаться, мне все равно, – без интереса ответила ему ведьмачка, чуть отодвигая шторку. В салоне царил мрачный холод, и меж спутниками не завязывалась беседа. Девчонка хотела молчать. Карета тронулась, и пейзаж начал медленно меняться за скользким окном, мимо мелькали дорожки, цветы и деревья, запрятанные вдали, островки травы, земли и воды, расположенные в хаотичном порядке. – Цири, – помолчав, произнес спутник, но тут же вновь остановился, собирая мысли вместе. – Ты же понимаешь, что Эредин – не Ауберон, верно? – Конечно! – подтвердила девчонка, но удержалась от колкого замечания об очевидности сего факта. – У него, наверное, проблем с потенцией и не будет, и все зар… – Не это я хотел услышать, – на выдохе заметил эльф. – Можно подумать, будто бы я очень хочу думать о таком. – Я не это имел... К черту. Копытца впряженного в повозку коня мерно стучали по дороге, но звук этот не успокаивал нервы. Цири сама не заметила, как вцепилась в сиденье, как сжимала пальцы, пока костяшки на них белели, как сжимала губы в немом беспокойстве. Ее голос мог бы задрожать, не заставь себя ведьмачка сидеть так, будто ей нет никакого дела до происходящего, будто везут ее не к насильнику в спальню, а на обычную повседневную прогулку вдоль тихой эльфийской реки. – Зираэль, будь внимательна к моим словам, ибо только они и спасут твою жизнь. – Твои слова выпустят меня из этого дурацкого мира? – шепнула девушка, поворачивая голову, но не находя взгляда Аваллак’ха. – Нет. Значит, они ничего уже не изменят. – Ты правда думаешь, Зираэль, что мои слова окажутся пусты? Я вижу, что ты напугана, смущена и потеряна. Можешь не бояться моей внимательности, я обещаю никому об этом не говорить. Но Цири не хотела слышать его обещаний. Эльф уже говорил ей, что с рождением ребенка долг ее будет уплачен, и потому Цири будет вольна уйти восвояси и забыть это место, словно дурной сон. Теперь же, с восхождением Эредина на трон, обещание то оборачивалось прахом. О, новый король никогда ее не отпустит, и на то у него много причин. И порочная страсть, и жгущая руки похоть, но крепче всего Ласточку в его руках держала обида. Не стоило ей поднимать на него меч, не стоило ранить самодовольного мужчину и его самомнение. – Эредин не станет терпеть капризы, Цири, и не станет слушать твои бесконечные «нет», даже если ты прокричишь отказ во все горло. Он возьмет любым путем. Его волнуют лишь собственные желания и нужды. – Как и всех эльфов. – Если бы… Впрочем, Зираэль, попробуй собраться с силами и послушать меня внимательнее. Ты не должна ему дерзить, не должна позволять себе говорить лишнего, ты не должна… – Я понимаю, – ответила девушка вполголоса. – Он же мне ребра ломал. Эльф успел позабыть об этом. Уровень медицины его народа намного превосходил человеческое развитие в той же сфере. Цири излечили быстро, не прошло и месяца, а она уже почти не чувствовала боли, и сейчас могла держать спину прямой, походку упругой и уверенной, а улыбку почти безупречной. Девушка опустила взгляд, мыском туфельки задела ботинок Знающего, чтобы тот слегка от нее отодвинулся. Цирилле не хватало пространства, воздуха. Тренинг ей не помог. Аваллак’х все продолжал разглагольствовать, бубня у ее уха о том, какой послушной, милой и тихой ей следует быть. Цири холодно сжала губы, но эльф все продолжал. Он описывал девушек, что король брал когда-то в борделях, его спутниц из знатных семей. Хорошеньких и бесцветных, таких, что не говорят, но слушают, кивают и молчат. Но Ласточка уже знала, что при всем желании, даже под натиском громкого голоса разума, она не сможет сдержать свой гордый нрав. – Я хочу, чтобы ты выжила, Зираэль, – заверил ее эльф, стоило карете мучительно медленно остановиться. – Я просто хочу, чтобы ты смогла пережить этот кошмар и не попала в лабораторию дл… – Это ту, которую ты так любезно предлагал Ауберону в качестве альтернативы? Эльф замолчал. Не то смущенный, не то взятый врасплох, Знающий молча отворил дверь и вышел, на этот раз не подав спутнице руки. Но девчонке не было дела до «грубости» Знающего, ее волновали другие мысли, другие страхи. Цирилла не чувствовала поддержки, не ощущала за спиной крыльев, готовых нести ее прочь от страшных мыслей. Легкий ветерок встревожил серебряные волосы Цири, юбка нежно-голубого платья дрогнула, но девушка удержала ее двумя тонкими пальчиками. Она не покажет страха ни сейчас, ни в процессе, ни после. Аваллак’х уже не оправдывался, он знал, что загнан в угол, и любая попытка шагнуть в сторону приведет его к падению в бездну собственной лжи. Мужчина шел рядом, слегка обгоняя спутницу. Ее каблучки цокали по каменной дорожке сада, несколько гуляющих неподалеку эльфов обернулись Цирилле вслед. Они перешептывались, активно обсуждали ее вид, ее настрой. Ветер стихал, ночь обещала быть теплой. Теплой и полной событиями. Знающий настаивал на том, что приезд Ласточки афишировать не стоит, что карета должна остановиться у входа со двора, но Эредин не желал его слушать. «К чему эти выдумки? Люди знают, в чем заключается ее и мой долг, ни к чему скрывать и стыдиться таких простых вещей, как соитие. Пусть и с человеческой самкой». Но скрывать стоило хотя бы потому, что Цирилла дрожала под чужими взглядами, что любопытные взоры чужих подданных смущали ее и пугали. Пусть напускное спокойствие ведьмачки и могло обмануть их – праздных незнакомых эльфов, Аваллак’х знал девушку лучше, знал ее знаменитую родственницу и узнавал Лару в повадках и жестах правнучки. Она хмурила брови, кусала губы, закрывала глаза, чувствуя волнение. Она всеми силами старалась показать, будто ей нет никакого дела, но спектакль выходил путанным и неинтересным. – Идем, Цири, – шепнул Аваллак’х, лично открывая перед ней дверь. – Я провожу тебя до входа в королевские покои. Сама же ведьмачка хотела, чтобы к дверям ее сопроводили служанки или фрейлины. Женщины, одним словом. Те знали, на что ведут свою даму, понимали и могли когда-нибудь разделить эту участь, попасть в лапы к жадному вышестоящему господину и оказаться совсем не в том услужении, к которому стремились. Цири шагала медленно, словно пытаясь растянуть безжалостно бегущее вперед время, Знающий же спешил от своей ноши отделаться. Интерьер замка поменялся, Ласточка углядела больше красных тонов, резких линий и черт. Изображения правителей бывших лет поредели, их места заняли картины войны, ожесточенных боев меж эльфами и единорогами, эльфами и краснолюдами, эльфами и людьми. Эредин словно упивался, черпал силу в воинственном гневе своего народа, всеми фибрами души он пытался пробудить в эльфах былую жажду крови, жажду сражений, и окружал себя полководцами, горячими юнцами и солдатами. – Помни, Зираэль: будь мягкой, обдумывай каждое слово, не груби ему и говори тише. Забудь о гордости на пару часов, подумай о своем благополучии. – Хорошо, – шепнула Ласточка, словно показывая, как тихо она умеет разговаривать. – До завтра. Верно? Но эльф ей уже не ответил. Не в угоду драматичному моменту, но потому, что перед девушкой распахнулась дверь. Петли скрипнули, натужно застонали, и Цири, испуганно отступив, подалась назад. Аваллак‘х не дал ей в себя врезаться, поймал девушку за острые плечи и удержал на месте. Жаль, не прогнал напавший на нее страх. – Войди, – великодушно велел уже знакомый девушке голос. – Войди, – повторил Знающий с небывалой доселе печалью. И пленница двинулась вперед. Взгляд ее изумрудно-зеленых глаз горел не огнем, но клокотавшим внутри ужасом. Цири вспоминала ту ночь, звон стали в воздухе, дуновения холодного ветра над водой. Под ногами шумела река, по сторонам прыгали тени, и он нависал над ней, словно палач, демон, посланный небесами. Ведьмачка сжала кулаки, заставила себя вспомнить госпожу Йен, Геральта, Высоготу, вспомнить опасности, что уже лежат позади. Пусть воспоминания придадут ей сил, она справлялась и не с таким, ведь верно? Закрываясь, алая дверь скрипнула снова. Цирилла держала спину ровно, она шла вперед не как смертница, но как пленная королева маленькой, но гордой страны. Она не видела побелевшего лица эльфа, не услышала вздох, упавший с его губ, не обращала внимания. Цири казалось, будто Знающего ее благополучие волнует столько же, сколько и любого эльфа в этом мире. Никак. Ни капли. Нисколько. Интерьер спальни изменился, новый король выкинул старую мебель. Кровать его была выше, больше и шикарней. На мощных черных столбах держалась тяжелая балка для алого балдахина, сдвинутого в сторону, на блестящем мраморном полу расположился белоснежный ковер, выделанная шкура неизвестного Цири животного. Шерсть его была короткой, а голова обращена вперед… К Эредину. Новоизбранный король сидел в массивном старом кресле, закинув ногу на ногу. Улыбка растягивала его губы, зеленые глаза с интересом наблюдали за прибывшей гостьей, а в руке эльф сжимал только что захлопнутый томик истории. – Тебе холодно? – спросил мужчина, но в ответ получил отрицательное мотание головой. – Тогда зачем же ты так дрожишь, Зираэль? Девушка не ответила, дрожала она лишь внутри, и эльф не должен был эту дрожь заметить. Цирилла скованно развернулась, осматривая стены. Эредин уже успел заказать собственный портрет и повесить его прямо напротив кровати, наверняка, чтобы любоваться собою с самого утра. Картина изображала его в полном облачении рыцарей Дикой Охоты, в том страшном шлеме, тех почерневших латах. Для него ожидание было забавной игрой, нужной для разогрева, для Цири – мукой. Ведьмачка не желала больше терпеть. Пришлось собрать в кулак мужество, прежде, чем развернуться и шагнуть к низкому столику, на котором ее ждали закуски. Ласточка наклонилась вниз, к золотому кувшину, до краев наполненному вином, разлила сладковатый напиток и осушила свой бокал до конца. Эредин молча смотрел за действом, и лишь когда Цирилла отвернулась, снял одну ногу с другой и сел прямо, не теряя вспыхнувшего внутри интереса. – Ауберон, знаешь, тоже любил поговорить, поучить меня жизни и истории вашего народа… А потом у него не вставал, и мы расходились сконфуженные и недовольные собой и друг другом. – Ты не причисляешь себя к «нашему» народу? Впрочем, может, это только пока, Зираэль. Я был бы рад позволить тебе присоединиться. Нет. Только это «нет» Цирилла не смогла произнести вслух. Она знала, что и король не думал о ней, как об эльфийской деве, лишь как о глупой, юной и беззащитной человеческой самочке. Девушка развернулась к нему лицом, и в зеленых глазах ее ярким огнем горел вызов. Цирилла молчала, она знала, что на каждую оброненную ею фразу последует ответ, она услышит его пугающий голос, она ужаснется его величию, она испугается, струсит и дрогнет под натиском силы. Оставалось только молчать. Девушка остановилась у кровати, не отрывая взгляда от чужих глаз. Она медленно подняла руку, медленно взялась за узкую бретельку голубого платья и стащила ее вниз, убирая с плеча. После – вторую, и руки Ласточки переместились на шнуровку лифа, яростно развязывая многочисленные узелки. Эредин улыбнулся, и улыбка его вышла гнусной, скользкой и гадкой, ее тут же захотелось забыть. Увиденное нравилось ему, белое юное тело дразнило, звало, и руки жаждали получить его целиком. – Ты не хочешь этим насладиться, верно, Зираэль? – спросил эльф, соединяя ладони. – Спешка нам ни к чему, впереди вся ночь, все утро, и даже целый день, если я захочу. – Быстрее начнем – быстрее закончим, – прошипела Цири в ответ, опуская взгляд, словно мученица. И то королю не понравилось. Он выпрямил спину, разъединил руки и двумя бледными пальцами убрал от лица угольно-черную прядь волос. В комнате словно стало холоднее, свечной огонь задрожал в предвкушении, и Цирилла скинула с себя платье одним легким движением руки. По плечам ее прошлись мурашки, щеки горели огнем, и король, столь пугающий и далекий, двигался девушке навстречу. – Зираэль, тебе не понравится, если мы начнем вот так. – Мне не понравится в любом случае, не обманывайся. Ее колкости… Нет, девчонка не сдержалась. В выражении лица Эредина Цирилла увидела гнев, злость, тщательно скрываемую ненависть к ее непокорству. Она словно бы услышала вымученный выдох Знающего, его тихое: «Я тебе говорил». А дальше же Цири помнила только тьму, жар и боль, омрачившую теплую ночь, ждущую за окном. Эльфу не понадобилось много времени, чтобы добраться до кровати, он толкнул ее назад, к матрасу. Не так, как в дамских романчиках по два медяка, а с болью, с едва скрываемой злостью во взгляде. Цири ударилась об изножье кровати, перевалилась на матрас и почувствовала острую боль в спине, в еще незаживших ребрах. Она не видела, как король избавлял себя от одежды. Порывисто, не жалея ни рвущихся петелек, ни отрывающихся пуговиц. Эредин спешил, он желал проучить ее, наказать, задать ей очередной урок, вгоняя под кожу одну единственную мысль: «Все должно быть так, как того желает Король». – Я ударилась, – прошипела ведьмачка, подтягивая ноги к животу, сворачиваясь, словно новорожденный котенок. – Переживешь, – прошипел Эредин, выпивая предназначенный ему бокал вина. – Только не хнычь здесь, служанкам выводить твои слезы с белья. Она ведь сама хотела, чтобы это кончилось быстрее, и в силах короля было выполнить единственную просьбу своей Ласточки. Эльф же планировал провести этот вечер так, чтобы Цири не разочаровалась, и если она того хочет… Пусть. Бокал Эредин бросил на пол, стекло разлетелось сотней осколков, а медная ножка с грохотом закатилась под кровать. Девушка не шелохнулась от звука. Король навис над ней, взгляд его излучал не злость, но желание, желание взять, наказать, принести ей боль. Внезапно накативший порыв страха заставил ее перевернуться на живот, попытаться отползти, отсрочить момент. Только Эредину не было никакого дела: как она будет лежать, посмотрит ли ему в глаза, стиснет ли губы. Он предупредил ведьмачку: «не хнычь», но обманул. Эльф хотел, чтобы Ласточка плакала под ним, чтобы их быстрое по ее желанию свидание оставило ей боль, оставило ужас и принесло плоды послушания. – Нет, – произнес он, хватая девушку за запястье, стоило Цирилле попытаться отползи чуть дальше. – Стисни зубки и потерпи. Королю пришлось вжать ее в матрас, пришлось заставить слушаться, заставить принять себя, заставить произнести хоть один звук. Не сразу. Упрямая Цирилла сносила все молча. О, нет, она чувствовала боль, боль режущую, боль противную и тягучую, но молчала, даже когда он вошел в нее одним рывком. Ведьмачка комкала пальцами простынь, бесшумно всхлипывала под каждым его движением, а эльф лишь старался принести ей больше боли, выбить вскрик. Он двигался часто, быстро, не давая пленнице и минуты отдыха, не давая и помыслить, представить себя в другом месте, забыть и отвлечься. Один толчок, второй, третий. И каждый раз, словно первый – новая доза боли. Цирилла не знала, сколько длилась экзекуция, она не могла считать. Сердце билось где-то у горла, с губ, к удовольствию короля, слетали вскрики, и еще пяти минут бы хватило, чтобы выжать из нее жалкое: «Не надо, хватит», но эльф словно сжалился над ней. Эредин не перевернул ее на спину, не велел смотреть на него неотрывно, произнести его имя или молчать. Он лишь навалился на девушку сильнее, позволив себе победный рык. Ей было жарко, скользко и мокро в самом конце. Боль пульсировала внутри, набирая силу и сбавляя ее, боль раздирала нутро. Цири не шевелилась, лишь дышала. Рвано, жадно, она пыталась ухватить как можно больше воздуха, заставить себя сжать зубы, смолчать. Рыдания рвались из груди, но ведьмачка не позволяла им выйти. Она комкала алое покрывало, алую простынь или наволочку, девушка не знала, что сейчас в ее дрожащих от пережитого руках. – Что, Зираэль, больно? – спросил эльф, словно из злости сжимая ее бедро. – Или так тебе и нравится? Чтобы без лишних прелюдий, поцелуев и мокрых рук? Девушка не ответила. Наставления Аваллак’ха вновь отразились в ее голове, и голос разума, призванный болью, надавил на язык, не позволяя тому двигаться. Король словно в награду погладил ведьмачку по спине. В жесте его не было нежности, лишь довольство собой, послушной рабой под ним и вечером, прошедшим все же не так, как того хотел Эредин. – Могу я уйти? – севшим голосом спросила девушка, чуть приподняв голову. – Нет, – слишком поспешно ответил ей король. – Не стоит. Ведун сказал, что после соития лучше всего полежать пару часов. Так вернее понесешь. Вернее. Нет, король не хотел, чтобы это случилось уже сейчас, ведь тогда он мог бы лишиться таких вечеров в будущем на долгое-долгое время. О, Знающий выдумает причину отсрочки. Скажет, что беременность – сложна, что та требует покоя, и гордую Ласточку следует оставить одну, а после ей нужно будет оклематься, прийти в себя... Нет. Эредин стиснул зубы, и пальцы его вмиг стали жестче, прошлись по ее лопаткам. Цири дернулась под его рукой, кожу сдавило болью, и эльф отпустил ее, не решаясь оставить на молочно-белом теле очередной след. – Раз уж мое общество тебе так… Я уйду, Зираэль, – произнес мужчина, поднимаясь с постели. – Из уважения к твоей… Жертве. Не больше. Цени это, Ласточка, в следующий раз останусь. И как тут не оценить? Подобного уважения ей еще не выказывали, девушка грустно улыбнулась, позволяя слезам коснуться ее щек. Король вышел, и Цири услышала, как в замке поворачивается ключ. Взмокшее тело мерзло быстрее, и через минуту девушку начал бить озноб. Кости ломило слабостью, болью и усталостью, пальцы не гнулись, застыли в сложенных кулачках, и костяшки их не могли окончательно налиться кровью. И только через несколько минут, заставив себя привстать на локтях, девушка разглядела голову зверя, убитого ради ковра. Единорог. Белый и юный.