Да здравствует король

Выходя из дома, Цири старалась чаще дышать, чтобы быстрее прийти в чувство. На обратном пути, в карете, ее уже не трясло от неприязни, скорбные мысли не прыгали в голове. Прошлое – это прошлое, его не вернуть и не исправить, даже потратив на самокопания неделю или месяц. Ласточка не жалела ни себя, ни почившую в забытьи людской глубинки бабушку, только размышляла о природе чувств эльфов. Можно ли любить женщину, заставляя ее совершать ужасные вещи против своей воли? Можно ли носить в себе столь светлое чувство, позволяя мерзким эгоистичным мыслям вылиться на бумагу, коснуться взгляда любимого? Или дело было в том, что эльфы не умеют любить? Любить так, как любят друг друга люди. То было разумным, век эльфа – слишком долог, чтобы обретать привязанности и терять их. Цири закрыла глаза, вспоминая истории, что нянька когда-то рассказывала ей перед сном. Принцессы в них влюблялись в спасителей-принцев, что готовы были положить жизнь в попытке освободить несчастных из своих башен, чародейки, очарованные простыми деревенскими юношами, соглашались на самопожертвования, послушницы бежали из храмов, следуя минутному влечению. И неужели только они, высшая, древняя раса, даже в любви не могли пойти на уступки? – На сегодняшний день у меня не было планов. Я готов провести его с тобой, – холодно произнес король. Он не повернулся в ее сторону, и Цири могла свободно рассматривать Эредина, пока его внимание занимала лишь пробегающая за окном улица. Взгляд эльфа не выражал ничего: ни ликования после разбивания чужих иллюзий, ни сожаления по этому поводу. Король не обращал внимания ни на что, но то – лишь видимость, созданная искусным актером, знакомым с правилами любовных интриг. Глубоко внутри Эредин восхвалял собственную победу. Одним четким, хорошо спланированным ударом он смог устранить конкурента, вырыть ему могилу и тут же закопать хладный труп Знающего, навсегда избавив Цириллу от ненужных иллюзий. В Стране Ольх для нее не найдется ни спасителя, ни друга, нет, теперь нет пути назад. Только вперед, к нему в руки, распростертые для теплого объятья. Единороги не рискнут помочь ведьмачке после случившегося, Знающий никогда не уступит, если не увидит в том выгоду лично для себя, и на пути загнанной в ловушку княжны остается лишь одна дорога. Да, к нему, к своему доброму, великодушному королю, готовому простить свершенные в запале молодости ошибки. Он проведет ее дальше, держа за руку, воспитает королеву под себя, заставив ее выучить правила придворного этикета. – Могу я сегодня посетить баню? – спросила девушка севшим от волнения голосом. – Я, кажется, слышала от служанок, что такая есть в замке. – Да, есть, – подтвердил эльф. – Можешь, Ласточка. Надеюсь, моя компания не будет тебе неприятна. – Мне все равно, – шепнула Цирилла, заставляя себя приврать. Больше всего на свете сейчас ей хотелось побыть одной, но сказать королю «нет» в ответ на просьбу – было бы слишком дерзко. Цири обещала себе, что с необдуманными словами покончит, и обещание это следовало выполнить. Карета остановилась, извозчик шумно спрыгнул с места и открыл дверцу перед Эредином. Король вышел, подал руку уставшей за день даме и помог Цирилле твердо встать на ноги. Вечер пробегал мимо, и Эредин не желал его упускать. Курносая эльфийка ждала свою госпожу у дверей. Ярко-желтое платье подчеркивало ее большие темные глаза, блестящие в свете заката, тонкие пальцы цепляли друг друга в замке. Сколько она простояла здесь, сопротивляясь порывам теплого летнего ветра? Служанка стояла смирно, смотря за тем, как король проходит мимо нее, не обращая внимания. Она лишь слегка наклонила голову, так как сегодня утром уже отдала мужчине свой вежливый кивок. – Мне нужно переодеться, – произнесла Ласточка, пока служанка провожала ее в покои. – И выпить бокал вина. – Вечернее платье, мисс, или ночнушка? – спросила девушка, подавляя лукавые нотки в звонком голосе. – Ничего. Полотенце для бани и халат, – отрезала Цирилла, давая понять, что разговаривать больше она не хочет. Только было ли служанке дело до человеческих желаний ее госпожи? Курносая эльфийка холодно улыбнулась, дав губам своим тянуться в улыбке лишь мгновение, после отворила двери перед Цири. Девушка помогла ей снять измятое платье, недовольно заметила на нем зеленые следы травы и сморщила носик. Цирилла не обращала внимания, все ее мысли занимали лишь письма, что совсем недавно противно шуршали в ее руках. Аваллак’х. Знающий словно стал для нее другим, в один миг снял маску доброго друга, превратившись в весьма неприятное существо. Словно чертик из сказок, не служащий ни добру, ни злу лишь себе, в потеху. Какой ультиматум тот готовил ей, если и собирался помочь, отчего Цири следовало избавиться в обмен на его услугу? Или, может… Может он и не желал ей добра, видя в Ласточке только часть грехопадения некогда любимой женщины? Она могла казаться ему не Ларой, но человеком, отнявшим Чайку у Лиса. Разрушительницей чужой любви. В глубине души девушка все еще надеялась на то, что Знающий не видит в том и капли ее вины. – Вы будете одна, мисс? – спросила любопытная служанка, открывая шкаф. – Какая разница? – Полотенце есть удобное, а есть красивое. Как и халат, в котором вы можете дойти по коридору до дворцовых бань. – Неважно. Ты свободна, – выдохнула Цирилла, чувствуя, что не хочет сейчас ругаться или выдавливать из себя ехидные колкости, что так нравились утонченному эльфийскому обществу. – Просто оставь меня одну. – Спасибо. Бани находятся на нижнем этаже, мисс. Приятного вечера. То ли понимание ее печали сверкнуло в глазах служанки, то ли удовольствие от присутствия грусти в голосе юной «госпожи», Цирилла не смотрела в сторону эльфийки. Курносая девушка осторожно закрыла дверь, пока Ласточка пыталась отогнать прочь разрывающие сердце мысли. Король заставил ее задуматься, переосмыслить многие слова Знающего, многие его обещания и улыбки, посланные ей в поддержку. Из двух оставленных на кровати халатов Цири выбрала тот, что показался ей более теплым. Темно-зеленый с золотой вышивкой на груди и рукавах. Зираэль прикрыла глаза, ладонью проводя по лицу. Ей хотелось скорее закончить этот долгий день, не встретив на своем пути новых разочарований. Цири торопливо впихнула ноги в тапки, заставила себя встать с кровати, запахнуть тяжелый теплый халат и выйти из комнаты, заперев дверь на ключ, покоящий на тонкой золотой цепочке. По коридору Цири шла быстро, желая остаться никем незамеченной и прийти в растопленные бани быстрее короля. Может, ей даже удастся закончить купание одной? Шаги девушки эхом отражались от высокого потолка, изображенные на картинах эльфы словно провожали Ласточку любопытными взглядами. Полоса золотого света факелов прерывалась ее длинной тенью, и Цири каждый раз удивлялась тому, как короток интервал между расставленными всюду факелами. Двери, ведущие в парилку, не были усеяны плесенью или ржавчиной, как дома, в некогда родной Цинтре. Здесь, в замке эльфийского короля, все оставалось безупречным. Чистым, дорогим и притягательным. Цирилла вошла в баню на цыпочках, заставляя себя оглядеться по сторонам. Никого не было. Ласточка не знала, что король отдал приказ, в котором каждому гостю и жителю замка сегодня вход в бани был закрыт. – Мило, – тихо шепнула Цирилла, чувствуя в горячем затуманенном воздухе нотки можжевелового масла. Если переборщить с ним, в парилке станет совсем нечем дышать. Цири аккуратно скинула халат, повесила его на серебряный гвоздик и прошла внутрь, завернувшись в белоснежное полотенце, пахнущее свежескошенной травой. Эредина нет, и она не станет ждать. В глубине души Цири надеялась, что король забыл о том, что собирался составить ей компанию, и сейчас мирно спал, утомившись после насыщенного событиями дня. Но надеждам девушки не суждено было сбыться. Только-только Цирилла села, облокотилась о деревянную лавку, как послышался скрип двери. В парилку вошел Эредин, тихо разделся, набросил на оголенные бедра полотенце, а после вошел к «ждущей с нетерпением» Ласточке, разрывая полосу свечного света. Цири не открыла глаза, понимая, кто стал ее гостем. Ей не хотелось видеть его сейчас, и оттянуть этот момент как можно сильнее – все, чего Цири могла желать. – Ты выглядишь гораздо бледнее, чем обычно, Ласточка, – заметил он, усаживаясь рядом. – Это свет, – шепнула Цири, взглянув в сторону зажженных всюду свечей. – Его мало, а в темноте я кажусь более... Белой. – Ты же знаешь, что в нашем обществе бледность ценится выше, чем ровный крестьянский загар? – Приятно быть оцененной выше благодаря своей коже, – прошептала Цирилла, чувствуя, как к горлу ее подступает комок горечи. В ответ король промолчал. Эредину казалось, что девушкам в ее возрасте этого должно быть достаточно. Воспевание девичьей красоты ведь всегда приносило юным девам радость, разве то не было правдой? Придворные леди таяли, слыша, что глаза их – алмазы, изумруды или бескрайние моря, что кожа их – чистый шелк, а голос – пение раннего жаворонка. Цирилла оказалась другой, слишком непохожей на них девушкой, выращенной в дышащей яростью ведьмаков крепости, в дороге с могущественной чародейкой, в стенах затерянного на краю мира монастыря. В ней мешалось многое, и многое это противоречило, боролось за господство над разумом, перевешивая сознание то в одну, то в другую сторону. – Креван разочаровал тебя? – спросил король, пряча улыбку. – Да, – честно ответила Цирилла. – Зачем… Зачем ты отвел меня туда? – спросила ведьмачка, чувствуя все ту же горечь. – Я не хотел, чтобы иллюзии продолжали цвести в твоей душе, Ласточка. Разве это был неправильный поступок? Ты хотела заблуждаться и дальше? Нет, этого Зираэль не хотелось. Быть может, довериться единственному «другу», Знающему, что изо всех сил старался казаться добрым – было бы легче, жизнь протекала бы в вечном ожидании подходящего случая, но… Но что толку? В глубине души Цири понимала, что правда нужнее, и даже испытывала благодарность к королю, подарившему ей столь великий дар. – Я не хочу здесь оставаться, – поддавшись минутному порыву, произнесла девушка. – Я устала, Эредин. Этот мир чужд мне, я не нравлюсь твоим эльфам, а они не нравятся мне. Так зачем мы продолжаем пытаться? В ответ король холодно улыбнулся, понимая, что Цири – та же девчонка, что при дворе, лишь менее искусная в интригах высшего света. Эльф подсел к ней ближе, к удовольствию своему заметив, что ведьмачка не пытается отсесть дальше. Понимание пришло к ней или надлом охватил дрожащую в страхе перед неизвестностью душу? По затуманенным зеленым глазам Цириллы эльф нашел ответ. – Зираэль, как по-твоему, где твое истинное место? – В моем мире, – холодно ответила та. – В твоем мире – где именно, Зираэль? Он большой. Много стран, много континентов, много людей, в конце концов. Вопрос эльф задал правильно. Цири пришлось вновь закрыть глаза, чтобы подумать над его словами. Где та видела себя, куда должна была отправиться, как только сможет вернуться? К Геральту в Каэр Морхен, чтобы закончить обучение и измениться навсегда? К Йен, в ее скучную академию, к сестрам в затерянную обитель? Или домой, в Цинтру, вернуться в замок, ставший последним оплотом ее несчастной бабушке? – Вернешься ко двору? – словно прочитав ее мысли, спросил мужчина. – Но что ты помнишь об обязанностях принцессы, Цири? Или княжны… Тебе не доверят править княжеством без мужчины. Мне жаль, но это так. Люди увидят в тебе только девочку, обычную девчонку, которая по их выдуманным идеалам не дотягивает до мужчины, как бы ни была хороша в политике, фехтовании, в чем угодно. – Это не так, – обиженно, словно ребенок, произнесла ведьмачка. – Ты знаешь, Ласточка, что обманываешь себя пустыми надеждами. Калантэ, твоей милой бабушке не давали много власти как раз по этому поводу. Думаешь, почему она поспешила заключить свой последний союз? – говорил Эредин, чувствуя, как Цирилла все глубже падает в яму размышлений. – В нашем обществе подобных предрассудков нет, как ты можешь заметить. Маргаритка правит единолично, и никто не смеет и намекнуть ей на несостоятельность и нужду в крепком мужском плече. – Я ведь могу не возвращаться ко двору. – Чародейкой тебе уже не стать, Цири, а ведьмачкой… Скажи, как много заказов тебе доверит суеверный люд? Они ждут, что вызванный на помощь ведьмак будет плечистым бородатым мужчиной, а, отворив двери, на пороге увидят худенькую тебя. Так далеко ее мысли не заходили. Размышляя о своей судьбе прежде, Цирилла находила ее радужной и полной новых людей и забав. Но то оказалось лишь наивными мечтами девочки, страстно желающей вернуться «домой». Не в место, но в чувство, знакомое еще из детства. То чувство, что грело ее холодными ночами, что вело вперед, несмотря ни на погоню за спиной, ни на пожар, что охватывал дорогу, лежащую на пути Ласточки. Губы Цириллы задрожали, стоило королю продолжить. – Тот мир не ждет тебя обратно, он справится один. Зато здесь, здесь, Цири, тебе всегда есть место. Твой Ген – бесценен для нашего народа, его выводили несколько веков, чтобы сейчас поселить в тебе. – Но ведь его вывели не для меня, – ломающимся голосом заметила ведьмачка. – Это – ошибка, глупая ошибка влюбленной женщины. Заметив, что надежды ее дрогнули под его нажимом, король не позволил себе перерыва. Эредин мягко, удивительно мягко взял Цириллу за подбородок, желая наградить ее чувством спокойствия. Ласточка вздрогнула, но не воспротивилась его рукам. Взгляд Цириллы оказался пустым, зеленые глаза ее сверкали матовым блеском, губы невольно сжимались в тонкую нить. Король наклонился ближе, не желая, чтобы ведьмачка опасливо отвела взгляд. – Какая теперь разница, кому он предназначался, Зираэль, если в итоге Ген получила ты? Не благородная эльфийская девушка или юноша, – Его губы мягко коснулись виска девушки. – Предназначение распоряжается нами не просто так, пути его – каждый раз загадка. Быть может, тебе с самого начала суждено было стать той, кто принесет в мир дитя-спасение? «Быть может», – подумалось ведьмачке, не верящей уже ничему. Мягкие пальцы короля гладили ее волосы, пар охватывал тело ласковым успокаивающим теплом. Цирилла поймала себя на мысли о том, что ей нравится, нравится само это мгновение, его руки на своем теле, его губы, касающиеся ее взмокшей кожи. Полотенце само упало вниз, соскользнуло, поглаживая кожу. Сначала ее, после – его. Ведьмачка почувствовала, как руки короля мягко овивают ее узкие бедра, пересаживая девушку с лавки на себя. Свечи за спиной девушки горели ярко, словно заколдованные искусными эльфийскими чародеями. Пламя их не дрожало, мокрый воздух не разрушал огня. Цири видела его лицо перед собой, видела горящие желанием глаза, впитывая энергию, царящую вокруг. Что-то шевельнулось внутри, потянулось вперед, ближе, требовательнее. На мгновение ведьмачка вздрогнула, не то от боли, не то от нетерпения, схватившего ее за ногу. Цирилле показалось, будто желание в его светлых очах в этот долгий вечер было общим.