Да здравствует король

– Если ты что-то с ней сделал, – прошипел Знающий, останавливаясь напротив Эредина. – Если ты навредил ей в своих мерзких порывах, я клянусь… – Тут же покончить с собой? – спросил его король, сохраняя видимое спокойствие. – Потому что это – целиком твоя вина, Креван. Ты должен был следить за ее состоянием. А что ты делал вместо этого? Пичкал ее своей дрянью. – Я делал все это в твоих интересах, по твоему приказу! – Не так грамотно, как обещал. После того, как свет для юной ведьмачки померк, прошел лишь день, но слишком долгий для них обоих. Цири не открывала глаз, не приходила в сознание, и веки ее вымученно дрожали, словно пытаясь открыться. Лекарь не мог определить причину обморока достоверно, но в предварительном диагнозе фигурировал недосып, недоедание, стресс и усталость, неусыпно сопровождавшие ее в этом недружелюбном мире. И мог ли столь громкий вердикт остаться без внимания самых озабоченных ее судьбой персон? Эредин не получил и крупицы удовольствия от того, что в обсуждения причин недомогания его хорошенькой королевы участвовал Аваллак’х, но запретить ему, выгнать из зала ожидания – было бы слишком рискованно. Что скажет двор, что скажут любопытные эльфы, украдкой слышавшие его резкие слова? Репутация – слишком важная вещь для правителя. – Это ты показал ей шкуру того единорога, – вспоминал Знающий, расхаживая взад и вперед возле дверей в ее новую обитель. – Ты выслеживал его несколько дней только ради того, чтобы заставить напуганную, беспомощную девчонку страдать как можно сильнее. – Видел бы ты, что еще я успел ей показать, – ответил король, не имея ввиду нечто пошлое или грязное. – И отнюдь не всегда мое общество приносило ей страдания. Эредин не сказал ему о том, что раздосадованная Цирилла поняла не так давно. Судьба ее бабушки повергла девушку в ступор, и письма, прочтенные ею накануне – вот, что вполне могло стать вишенкой на пироге, главным потрясением, финальным. Король надеялся, что Ласточка скажет об этом Знающему сама. Нет, выкрикнет, выкрикнет ему в лицо, сдабривая каждое свое слово гневом и оскорблениями, проклиная его, изгоняя из собственного сердца. О, как много он мог бы отдать, лишь бы стать счастливым очевидцем столь забавной сцены, лишь бы обнять ее после, утешить… Уловив настроение последних своих мыслей, король вздрогнул. Нежные порывы он старался гнать прочь еще с раннего детства, и сейчас начинать «любить» ему не хотелось вовсе. Если Креван узнает о том, что подобное мелькало в его мыслях – правление Эредина кончится. Эльфы видели в нем жесткую руку, руку, что подтолкнет Народ Ольх к потерянным вершинам, потому в душе нового короля не было места малейшей сласти. Слабость придумали для людей. Людей, которыми родятся его будущие дети. Несмотря на благородное происхождение, на высокое воспитание в порядочной семье, Эредин не разделял взгляда братьев на селекцию и многовековое бурление одной единственной крови в разных котлах. Он допускал браки с Aen Seidhe ради увеличения численности, готов был закрыть глаза и на полуэльфов в своих рядах. Лишь бы они росли быстрее человеческих армий. – Ты мне омерзителен, – только и ответил Знающий. – И ты знаешь, что это взаимно. А сейчас, прошу тебя, замолчи, Аваллак’х. Мне нет дела ни до тебя, ни до твоего многовекового плача. – Да, будьте добры, – пробубнил себе под нос Карантир, подошедший не так давно. – Молчите. Юноша прибыл к дверям палаты всего десять минут назад, его вызвал сам Эредин, желавший обсудить нечто важное. Жаль, что внимание правителя тут же отвлек Знающий, затянулся очередной спор, и времени отдавать приказы не осталось. Аваллак’х смотрел на эльфа, которого когда-то давно растил своим учеником. Видеть его в услужении у короля – слишком больно, чтобы сохранить сдержанную полуулыбку. – Мне нужно, чтобы ты выполнил кое-что, – произнес Эредин, протягивая юноше записку. – И передай Имлериху. Слуги не смогли его найти еще час назад. – Он, как обычно, заперся в подвале своего поместья. Вы…Вы, наверняка, не хотели бы сейчас его видеть. – До меня доходили некоторые слухи, – признался король тихо. – Впрочем, если все это добровольно… – Не все, не со всеми и не всегда. – Эльфы страдают? – спросил король, и когда увидел смущенный утвердительный кивок, вдруг исправил свой вопрос. – Эльфийская знать страдает? – Нет, он бы не посмел. – Чудно, – заметил король, на секунду закрывая глаза. – Чудно, пусть развлекается дальше. Ты можешь быть свободен. «Вот она, справедливость его нового мира, мира прогрессивных эльфов, не оставивших места для пережитков прошлого», – подумалось Знающему прежде, чем Карантир вновь оставил эльфов наедине. Аваллак’х пытался вспомнить цвет ее кожи, ту неестественную белизну, заставляющую Цири обернуться хладным бездыханным телом. Нет, она не придет в себя так быстро, и ждать у дверей больничной палаты – провести несколько дней впустую. Дней, что можно было потратить с пользой. Он знал, что уходя отсюда сейчас, ставит себя под удар. Очередной удар в глазах и без того раздавленной Ласточки. И чем, чем он сумел настроить ее против себя? Король явно знал лишнее. По его ярко горящим зеленым глазам эльф понял, что Эредин приложил к этому руку, что он ждет момента, чтобы насладиться всплеском ведьмачьей ярости. А чтобы дать достойный ответ – нужно знать, откуда бьют. Знающий пожалел о том, что учеников у него больше не было. Некому было поручить работу… Некому? Лис врал сам себе. Одна фигурка, не принимавшая участия в игре до сей поры, у него все же имелась, и сейчас, ведь сейчас было самое время, верно? Аваллак’х улыбнулся сам себе, отворяя двери выводящие его прочь. Он уже не видел удивленного взгляда, который Эредин метнул в его спину. Шаги слышались и в конце длинного коридора и в его начале, эхом пролетая над потолком. Аваллак’х ненавидел этот замок. Картины на стенах сменились, пьющие вино эльфы сменились теми, что облачились в доспехи и шли на войну. Новый правитель активно поддерживал культ воина, мотивировал придворных к действию, воспитывал в них любовь к жестоким завоеваниям прошлого, и имел в этом успех. Несколько лицемерных дворян встретились Знающему на пути. От каждого он получил по учтивому кивку, и никаких вопросов за ними не последовало. Аристократы, несомненно, знали о недомогании ослабшей после пережитых потрясений Зираэль, но предпочитали молчать, дожидаясь очередных слухов. А Знающий не был тем эльфом, что любил разглагольствовать попусту. Он проходил мимо молча. Разумеется, пренебрегая интригами знати, долго при дворе не прожить, и Аваллак’х хорошо знал об этом. Также знал он и то, что низшие аристократы общаются с ним куда охотнее, знают больше, успевают выведать каждый секрет. Слабость. Сила поддержки при дворе – чужая слабость. Беря под крыло измученную душу, даруя возможность тому, чье происхождение не позволяли получить его с положенной другим легкостью – ты обретал союзника, которого нигде уже не найти. Он остановился у дверей, ведущих в покои низшей знати, скромно постучал, дабы получить приглашение. Лис улыбнулся, и улыбка его вышла слишком хитрой. – Кто там? – послышался ласковый девичий голос. – Слишком рано для гостей. – Офелин, это я. Прошу, прости меня за такую спешку. За дверью тут же послушалось суетливое шуршание легкой ткани, звук убираемого с пути столика, прикаченного слугами для утренней трапезы. Эльфка гаркнула на кого-то, но слов ее Знающий не мог услышать за толстым слоем древесины-двери. Ждать ему пришлось непомерно долго для того, кто решил повидаться со старой подругой, но ожидание показалось ему весьма забавным. И все же, когда все надежды мага на встречу прахом легли к его же ногам, за дверью послышался знакомый щелчок поворачивающегося в двери ключа. – Аваллак’х! – изображая восторг, произнесла девушка. – Чем же я, такая неинтересная, могу быть обязана тебе в этот час? Ее каштановые волосы сейчас были убраны в толстую косу, доходящую эльфке до самой поясницы. Утреннее платье уже было знакомо эльфу. Офелин приказала служанке перешить вечернее, то, в котором она танцевала на балу у нового короля. Креван знал, что у семьи ее давно не хватало денег на содержание дочери при дворе, но надежда все толкала их продолжать спонсорство. Отец девушки страстно мечтал породниться с высшими членами общества Ольх, и красота его дочери должна была стать билетом в лучшую жизнь для всего их рода. – Ты же знаешь, что я всегда ищу твоего общества, Офелин. Независимо от того, какой сейчас час или день. – Помнится, вчера ты предпочел мне какую-то человечью девку, – ответила она, позволив себе весьма недовольно улыбнуться. Знающий заставил себя удержаться от колкости в ответ. Цири не была в его глазах «какой-то девкой», да и любой мало-мальски знакомый с ее историей эльф должен был знать, как много она, кровь и плоть ее значат для рода Aen Elle. Знающий потупил взгляд. Наигранно, но для Офелин не нужно было стараться. В интригах она понимала столь ничтожно мало, что можно было усомниться в ее многолетней принадлежности к испещренному ими королевскому двору. – Ты же знаешь, что я выполнял свой долг? – понизив голос, словно избегая огласки, спросил ее эльф. – О, прошу тебя, давай не будем стоять на пороге. Девушка отошла, открывая эльфу проход. Несколько служанок, сдерживая смех, выскользнули прочь, когда Офелин кивнула им в сторону двери, кошка соскользнула с подоконника на карниз и отправилась на прогулку. Знающий и сам хотел бы сейчас оказаться как можно дальше, но помощь девушки могла бы ему пригодиться. Аваллак’х шагнул внутрь. С юной эльфкой тот общался уже год, но в ее обители не был ни разу. Знающий и не искал пути сюда, потому что его покои для их удобных немногословных обычно встреч были сподручнее. – Как бы там ни случилось, я рада, что сегодня у тебя нашлось время для визита, –проворковала она, опустив взгляд, точно в смущении. – Ты всегда здесь желанный гость. – Приятно слышать, – ответил Знающий, прекрасно понимая, что его фигура в расчете девушки занимала весьма видное место. – Я хотел бы попросить прощения за произошедшее, Офелин. Ты же знаешь, что я – всего лишь слуга короля. Конечно же, это не оправдывает… – Все мы под этими небесами – его слуги, – ответила девушка, находящая Эредина тем правителем, за которым ей хочется следовать. Знающий натянуто улыбнулся, заставляя себя сесть. Офелин предложила ему небольшой, но хорошенький стульчик, стоявший напротив обеденного столика. Сама эльфка, несомненно, за завтраком сидела на собственной кровати, наслаждаясь обществом ровесниц-сплетниц. Аваллак’х давно заметил, что девушки, присланные сюда семьями в надежде заиметь полезное родство, не чурались общения с челядью. – Я и сама вела себя глупо, – заметила эльфка, уже не обманывая. – Я знаю, что не должна была ревновать и пытаться задеть тебя тем, что… Что обратилась за помощью к королю. По ее печальному, не созданному таковым взгляду, эльф понял, что сердце ее отнюдь не холодно по отношению к нему. Нельзя ревновать инструмент лишь из жадности, нельзя просить прощения у вещи, которую ты считаешь всецело своей. Аваллак’х проглотил жалость, испытываемую к глупой девчонке. В конце концов, скольких таких он успел познать за долгие годы при королевском дворе? Офелин хороша: молода, хитра, пусть и недостаточно для статуса придворной интриганки, но отец ее возложил надежды правильно, девчонка должна была достигнуть успешного брака. – Ты не виновата, – ответил он спешно. – Но я был бы благодарен, если бы ты, душа моя, меньше контактировала с нашим королем. – Он так сильно тебе не нравится? – Нравится, разумеется. Но он не прощает ни слабости, ни ошибок. И я хочу, чтобы ты была осторожна. И была в безопасности, – добавил мужчина тише. – Даже если не совершаешь ошибок. Эльфка улыбнулась. Скромно и осторожно, зная, что истинную природу своих чувств ей показывать нельзя. Лис знал, что то было ему на руку. Он улыбался уже открыто, подыгрывая ей. Юные девушки, юные эльфки – все они сотканы одной прялкой. Думают, будто мужчины глупы, не умеют плести интриги, и каждая их эмоция неизменно отражается на лице, словно пишется на лбу несмываемыми чернилами. Знающий научился играть с этим слишком давно. – Эта девчонка короля, – начал он вполголоса. – Я не могу быть уверен, потому и решил обратиться за советом к тебе. Скажи, ты не слышала, чтобы в последнее время она делала что-то странное? Лис знал, что для начала стоит польстить. Офелин расцвела, услышав, что тот считает ее мнение важным, и готов спросить совета ее – юную, нежную деву. Эльфка скромно улыбнулась, присаживаясь на кровать, как можно ближе к новоявленному гостю. Она заговорчески подалась вперед, несомненно, пользуясь той же позой, в которой обсуждала сплетни с придворными девицами несколькими минутами раньше. – Странного? Нет, ничего такого я не знаю. Король иногда посылает за ней, оставляет у себя на ночь или зовет на прогулку. Ну, это ведь не странно, если учесть их долг, да? – Нет. Это в порядке вещей, – заставил себя произнести Знающий, не желая обсуждать их «свидания». – Меня интересует то, что произошло между ними после краткой размолвки, свидетельницей которой ты была. Девушка снова улыбнулась, обнажая жемчужные зубки без клыков. Конечно же, она знала об этом, не могла оставить без внимания столь интересную деталь жизни Ласточки. Аваллак’х понимал, что Цири при дворе не любят, и за каждым ее шагом следят, предвкушая сладость промаха. – Я знаю, – произнесла она полушепотом. – Но это… Это очень дорогой рассказ, и очень-очень долгий. Но в правдивости его не стоит сомневаться. – Плутовка, – наигранно-ласково заметил маг. – Что ты хочешь в обмен? – Весь этот день. О, и ту хорошенькую безделушку, что мы видели тогда на прогулке. Кулон со… – Со стрекозой, да, – Знающий не мог забыть, как громко девушка ему восторгалась, пытаясь надавить на чувства эльфа. – Я помню его. За кулоном придется послать слугу со свертком монет, а день и без того пропадал в медленно тянущейся лени. Аваллак’х ничего не потеряет проведя его с ней. Или… Разве что послужит почвой новым разговорам, неудобным разговорам, способным увести Цириллу как можно дальше от него, в лапы к ждущему этого сопернику. И то было правдой, Эредин, действительно, ждал. Ждал, пока Цири очнется, пока лекарь заверит его в том, что с ней все хорошо, и опасность миновала также быстро, как и пришла. Аваллак’х покинул его уже давно. Ушел и исчез, словно трус, решивший закрыть глаза на проблему. Король пообещал себе, что об этом его поступке Ласточка непременно должна услышать, пусть и из чужих уст. День длился бесконечно долго, и двери, ведущие в ее покои, все не открывались. Лекарь не мог исключить карантина, но о нем не объявлялось во всеуслышание, и Эредину вежливо советовали «дать девушке немного воздуха, чтобы прийти в себя». И король нехотя, но все же заставлял себя ждать по ту сторону дверей. Имлерих получил его послание, Карантир – тоже, как и все остальные всадники. Этой ночью Охота отправилась в поход под чужим командованием, ведь у короля миссия важнее. Новость понравилась не всем, но повиноваться приказу Эредина – долг каждого всадника, каким бы не казалось озвученное решение. Эльфы чтили дисциплину так же, как свою многовековую историю, как честь правителей Народа Ольх, как свои собственные желания. Король сидел на том же месте, погружаясь в собственные мысли все глубже. Стресс. Неужели, в ее недомогании, действительно, была и его вина? Эредин успел пожалеть о том грязном приеме с письмами, о волнующей ночи, забравшей последние ее силы после и без того сложного дня. А ведь она не обедала в тот день и не ужинала, а с утра успела пропустить завтрак. Эльф слышал, будто людям нужно есть часто, много, и сейчас решал, кого бы в будущем приставить к Цирилле, дабы это отслеживать. – Господин, – поклонился лекарь, приоткрывший двери в ее покои. – Ласточка идет на поправку. – Зираэль пришла в себя? – вскочив с места, осведомился король. – Нет, господин, но вы можете зайти к ней. Вот-вот. Она уже начинает бормотать во сне, – виновато заметил он, отступая с порога. – Бормотать? – изогнул бровь эльф, подходя все ближе. То, как лекарь прикрыл глаза, нервно переминаясь с ноги на ногу, заставило короля добавить шагу. Эльф вошел в комнату, чувствуя внутри сладковатый запах настойки из трав и спирта. Света в комнате не хватало, два подсвечника, на котором покоилось по три оплывших почти до конца свечи, не могли разогнать тени окончательно. Ласточка лежала в кровати. Бледная, как чистые простыни, служившие ей ложем, мирная, спящая. Губы ее были чуть приоткрыты, а веки дрожали, словно крылья мотылька. – Она выглядит, – начал король, но запнулся, понимая, что сейчас не то время, не то место. – Слабой и болезненной. – Она слаба, господин. Человеческий организм, пусть и несколько измененный знаменитым Геном, не приспособлен для наших нагрузок. – Нужно как можно скорее привести ее в чувство. Мы не должны снова потерять этот Ген, – заметил король порывистее, чем ожидал. – Что Зираэль бормотала? – холодно произнес мужчина в наступившей после его речи тишине. – Только имя. Она из раза в раз повторяла одно и то же имя. Эльф знал, что пора отвернуться, но все не мог отвести взгляда от ее бледного лица. Шрам почти исчезал с ее щеки, скулы становились острее, и если бы Ласточка распахнула очи, ее глаза горели бы на по-зимнему белом лице зеленью лета. Имя, девчонка произносила одно и то же имя, Эредин услышал слова лекаря. В первую секунду он страстно желал, чтобы то принадлежало ему, во вторую боялся, но оно относится к Лису, ныне затаившемуся в тенях замка, а услышав… Услышав, горько усмехнулся. – Геральт… Геральт, – точно в подтверждение слов лекаря, хрипло позвала Цирилла.