Да здравствует король

Каждый раз, закрывая глаза перед наступлением ночи, маленькая Цири вспоминала слова Госпожи Чародейки, влекущей ее за собой сквозь зябнущие в грязи дороги. «Сны останутся только бесплотными снами, Цири, размытыми усталостью картинками перед закрытыми глазами, если смотреть на них, словно обычный деревенский увалень или недалекая дворцовая прачка. Но чародейки, милая, настоящие, способные к магии предвидения чародейки, могут углядеть в них собственную судьбу, могут исправить ее в свою пользу, изменить». Чародейки могут, но стоит ли обычной ведьмачке испытать удачу в прорицаниях? Ответа Ласточка не знала, но пыталась угадать будущее каждый новый раз. Но этот должен был стать исключением. Прикрывая уставшие очи на несколько коротких минут, девушка не могла открыть их два дня, ослабшей тряпичной куклой лежа в устланной белыми простынями кровати. Лекарь не был твердо уверен в причине ее недомогания, но предположения делал весьма безрадостные. Впрочем, до Цири его слова все равно не дошли, ее в причины болезни позже посветит один из таких противоречивых эльфов. Оба привычно начнут переваливать вину друг на друга, забыв о том, что так хотели обезопасить Цириллу от маячивших вблизи рецидивов. Старые распри тут же вернутся, как только ведьмачка откроет глаза. Уж не потому ли она все медлила? Цирилла видела сны, оправляясь от пережитого. Сны подчас странные, размытые ожившими образами из прошлого. Девушка прыгала из места в место. Каэр Морхен, полуразрушенный храм Мэлителе, горящая в ночи Цинтра, деревушка, ставшая могилой для Крыс. Голова шла кругом от обилия воспоминаний, окруживших ее со всех сторон. – Боишься? – привычно нагло улыбнувшись, задала вопрос чародейка. – Да, – честно ответила смутившаяся ведьмачка, как в детстве, опасаясь произносить в ее присутствии ложь. Госпожа Йеннифэр, как когда-то давно, словно в иной жизни, сидела напротив нее. По грязному окну за спиной женщины и сбитой в ночи постели Цирилла поняла – это гостиница. Придорожная гостиница, коих они видели бесчисленное множество в своем долгом странствии. Йен холодно улыбнулась, глядя на ученицу так, словно та нисколько не разочаровала ее ответом. Только Ласточка и сама понимала, что то – лишь обман. – Почему ты боишься их, Цири? Расскажи мне, – попросила чародейка, и Цири поняла, о ком именно задан вопрос. – В их руках моя судьба и моя свобода, – фыркнула та, не понимая, как можно было не догадаться. – Нет, – усмехнулась женщина, показывая ровный ряд белых зубов, выглянувших из-под накрашенных алой помадой губ. – Твоя свобода только в твоих руках. И от слов ее Зираэль погрустнела лишь сильнее. Неужели, ей больше не на кого надеяться, неоткуда ждать помощи? Иуарраквакс мертв, труп его кощунственно распят перед королевской кроватью, а Знающий – не больше, чем льстивый лжец. Взгляд ярко-зеленых девичьих глаз изменился, и чародейка снисходительно посмотрела на нее. Йеннифэр протянула руку к своей подопечной, дотронулась до ее бледной щеки, пальцами проводя по навсегда «украсившему» ее шраму. Жест этот всегда внушал юной ведьмачке уверенность. Пусть и мнимую. – Я помогу тебе вернуться, – шепнула чародейка, заставляя девушку вздрогнуть под тяжестью ее слов. – Но как же ты это сделаешь, госпожа? – грустно спросила она. – Я – здесь, а ты – там. – Поверь мне, Львенок, я найду способ забрать тебя оттуда. После слов своих чародейка вновь улыбнулась и растаяла перед глазами ведьмачки, словно очередное видение. Девушка не успела ухватиться за нее, не успела поймать чародейку за рукав платья и попросить остаться, попросить не обещать ей того, что женщина не может дать. Но мир ждал Цири, и приходилось открывать глаза навстречу его пусть и не радостному, но такому настойчивому свету. Первым, что ведьмачка увидела перед собой, был потолок. Чистый белый потолок над головой. Никаких на нем вырисованных с особой любовью эльфов, никаких единорогов, никаких прекрасных дев или сцен жаркой битвы. Только бесконечная белизна, не нарушаемая и лишней линией. Мышцы ее не болели после долгой дремы, но тело казалось ведьмачке слабым, ватным, словно оно и не принадлежало ей окончательно. Цири стала безликим кукловодом, дергающим сверху за ниточки, пытаясь вызвать слабую реакцию рук, ног, затекшей шеи. Лекаря не было, не было и эльфийского короля, не было Знающего. Даже света в комнате было ровно столько, чтобы можно было разглядеть только собственные ноги, укрытые плотным белым одеялом. Поздняя предрассветная ночь не давала света. Ласточка прикрыла глаза, попытавшись привстать, но ослабшие руки не выдержали ее веса. В вену девушки была вставлена игла капельницы, но склянка, которую Аваллак’х обычно наполнял мутной жидкостью, ныне была пуста. Должно быть, ее еще не успели сменить после произошедшего. За дверью слышались беспокойные шаги. Тихие, осторожные, кто-то явно волновался, оставляя следы на полу. Зираэль не слушала, она пыталась вспомнить, что произошло. Креван и Эредин затеяли ссору, верно? Да, верно. Они ругались прямо перед ней, повышая голоса друг на друга, готовились пустить в ход руки, а Цири ненавязчиво пыталась разнять их. Словами, не больше того, она не лезла в драку. Что же произошло дальше? Она закрыла глаза, чтобы абстрагироваться, и… И темнота. – Кто-нибудь, – прохрипела девушка, понимая, что хочет узнать, как долго уже лежит здесь. – Кто-нибудь… Но ее хриплый голос не мог дойти до ходившего взад-вперед эльфа. Аваллак’х вернулся сюда после долгого дня, и сейчас не мог найти себе оправдание. Пока Эредин сидел у ее дверей до наступления поздней ночи, он провел вечер в компании Офелин. Громкой, веселой эльфкой, смотревшей на Знающего слишком томным взглядом. Несомненно, король узнает об этом, а из его уст узнает и Цирилла, и то лишь глубже опустит его в ее печальных мшисто-зеленых глазах. Ведьмачка все смотрела в потолок, думая о пережитых снах, о яви. Йен. Ей же снилась Йен, верно? Чародейка привычно хихикала, обещала помочь своей подопечной вырваться из эльфийского плена и вернуть домой. Но чародейка ли то была? «Конечно же нет. Игра воображения, просто попытка ухватиться за возможность, выдумать себе помощь. Глупая», – подумалось девушке. Несмотря на то, что ото сна она очнулась лишь несколько часов назад, Цири все еще клонило к дреме, и царство снов нашептывало ласковые слова, зазывая обратно. Может, стоит послушать, вновь провалиться в сон? Может, повезет, и Ласточка уже никогда не проснется? Она будет там, с воображаемой Йен, с Геральтом, с живой еще Мистле, держащей ее руку в своей. За дверью послышались новые шаги, и попытку вновь задремать пресекли с особой жестокостью: с шумом скрипучих петель. Дверь открылась, и на пороге стояли они. Знающий, измученный бессонной ночью, Эредин, чье лицо украшали тени под глазами, и незнакомый ведьмачке лекарь. Бледный эльфийский лекарь, понимающий, что любая ошибка сейчас может стоить ему жизни пациентки и его собственной – после. – Ты очнулась? – спросил Эредин, весьма успешно делая вид, будто его это не волновало. – Вы говорили, что ждать еще несколько дней, – обратился он к лекарю. – Да, господин, но я мог лишь предположить. Масштаб трагедии нам до сих пор неизвестен. – Я мог бы помочь определить причину и провести соответствующее лечение, – произнес Аваллак’х, застывший за их спинами. – Эредин, ты же знаешь, что… – Что ты помог достаточно, – пресекая его речь, произнес король. – Знаю, Креван. Поздоровайся с Зираэль и возвращайся к своим пробиркам. Знающий подавил свое недовольство учтивым наклоном головы. Нельзя показывать неповиновение перед другими подданными, Эредин такого не простит, и использует этот повод для казни или изгнания. В неуютной белой комнате находился посторонний. Лекарь, не посвященный в распри правителя и его «верного» подчиненного, как раз смущенно сжимал губы, внимательно глядя на Ласточку. Удивительная, удивительная для человеческой женщины. Ее глаза, и правда, походили на крупные блестящие изумруды, оброненные в свежевыпавший снег. Какое-то время в теплом, спертом воздухе, пропахшем спиртом и настойками трав, еще висело раздражение. Никто из эльфов не решался разрезать наступившую тишину острым лезвием слова. Они не здоровались с ней, не обращались, не задавали вопросов. Ведьмачка в очередной раз ощутила себя пусть и ценной, но все же гнедой кобылкой в чистом стойле. Зачем тогда спрашивать ее о самочувствии? Ведь с домашними животными бесед не ведут, верно? – Зираэль, как ты себя чувствуешь? – спросил Аваллак’х, пользуясь своим правом на задушевную беседу. – Неважно, – ответила она тихим хриплым голосом. – А что вообще со мной было? Мне опять делают инъекции? – спросила девушка, взглядом указывая на еще несколько часов назад опустевшую колбу. – Это другие инъекции, Зираэль, – перебил их недолгую беседу король. – Они восстанавливают твои силы. Те, что так любезно обеспечивал тебе Креван – в прошлом. Их больше не будет. Эльф снова смолчал в ответ на выпад короля. Лекарь не осудит его за малодушие, Цири – тоже, но сам Лис понимал, к чему Эредин клонит эту ветку. Тот собирался обвинить Аваллак’ха и его магию в недомогании Ласточки, вверить ему вину за то, что сам Эредин не может справиться с собственной похотью без лишней жестокости. Аквамариновые глаза эльфа неотрывно следили за тем, как медленно раскрываются губы Цириллы для ответа. Он ловил ее слова. – Хорошо, – только и ответила девушка. – А можно мне еще поспать? – Ты спала уже два дня, – улыбнулся Эредин, но тут же вернул себе видимость спокойствия. – Лиеден должен осмотреть тебя повторно и расспросить прежде, чем ты сможешь отдохнуть. – Да, господин прав. Мне нужно узнать некоторые детали. Могу я, в таком случае приступить, дабы не… – Постой, – перебил его король. – Я переговорю с Зираэль наедине. Вы оба можете быть свободны. О, как Аваллак’ху хотелось бы возразить ему, остановить короля и не дать тому остаться с девушкой вдвоем в наполненной полумраком комнате. Но что он мог? Взбунтоваться, дать волю кулакам, дождаться, пока к больничной койке девушки не приведут вооруженную копьями охрану и вызвать тем самым очередной скандал? То могло навредить ее здоровью, его репутации и положению дел в целом, не принести и капли счастья каждому участнику сцены. Креван вышел, не теряя надежду объясниться перед Ласточкой через несколько дней. Лекарь проследовал за ним, закрыв дверь на удивление тихо. Зираэль молчала, сквозь проступающий с восходом солнца свет рассматривая лицо своего уставшего короля. Как только замок закрылся, маска спала с Его Величества, оставив истинное лицо на виду. Тени под глазами его стали гуще, губы едва заметно вздрогнули, словно мужчина удержал на них невысказанное. Для обычного эльфа вид его был спокойным, для Эредина, короля Дикой Охоты – обеспокоенным. – У тебя… У тебя будто что-то под глазами, – сказала девушка, желая избавиться от тишины. – Будто подводка потекла или... – Не смей ехидничать сейчас, Зираэль, – прошептал он взволнованно, словно перед первым в своей жизни боем. – А то изобьешь меня? Мы ведь это уже проходили, это совсем не помогает. Это, кстати, та же палата? – Не помогает? – спросил король, насмешливо выгнув бровь. – Разве ты снова пыталась бежать после этого? Ее красивое бледное лицо украсила улыбка. Чуть стыдливая, робкая улыбка, от которой ведьмачка предпочла бы отказаться в столь неподходящий момент. Девушка вновь попыталась привстать, но не получилось, сил ей едва хватало на то, чтобы говорить. Проклятая лекарская сыворотка кончилась, а ей требовалось больше, гораздо больше, чем высчитал королевский лекарь, никогда не имевший дел с лечением человеческих особей. Оставалось покорно ждать следующего визита и терпеть, заставляя тяжелые веки оставаться на месте. – Два дня, – произнес мужчина, отвечая на один из ее вопросов. – Ты лежишь здесь два дня, Зираэль. – Это долго, – произнесла девушка, решив, что то было еще лучшим вариантом из всех возможных. По собственным ощущениям Цири провела в больничной койке не меньше недели. – А почему меня отправили сюда, в карантин? – Чтобы ты могла отдохнуть ото всех в тишине и покое, – терпеливо ответил король. – А сейчас расскажи мне, что ты об этом думаешь. Но что она могла думать? Да и о чем конкретно спросил ее король? Цири нахмурилась, чувствуя, что слабость вновь ее побеждает, что глаза отказываются смотреть. Не хотелось ни слов сочувствия, ни иных бесед. Только бы провалиться в забытье, и вновь почувствовать на себе тяжелый взгляд призрачной чародейки, дождаться ее касания. Девушка осторожно зевнула, не в силах прикрыть рот рукой, но эльф, понимавший ее состояние, учтиво отвел взгляд. – О чем я думаю? – спросила девушка, встретив утвердительный кивок в ответ. – О том, что хочу еще немного побыть одна. – Нет, Зираэль. Как ты думаешь… Отчего это могло случиться? – Я не знаю, – ответила она тихо. – Я устала, хотела есть, и мне надоело слушать вашу ругань. Зачем эти вопросы? Затем, что Эредин слишком боялся услышать иной ответ. Солнце все поднималось ввысь, пока беседа текла, не находя края. Цири не знала, чего от нее добивается король, а Эредин не мог позволить себе говорить прямо. Не отвечать на вопросы – не позволено, и Цири знала, что говорить ей придется либо сейчас, либо после. Девушка вновь попыталась поднять руки, но те двигались слишком медленно, чтобы ждать. – Ты не мог бы укрыть меня повыше, – смущаясь, попросила она. – Я не могу. Эредин наклонился к ней слишком быстро, так, словно он ждал этой просьбы уже давно. Вблизи вид его оказался еще более взволнованным, чем там, у такого далекого изножья кровати. Сбитые длинные волосы, отливавшие металлическим блеском, наспех накинутый на тело халат и сонные морщинки вокруг глаз. Должно быть, ему устоять на ногах было почти также сложно. Одеяло оказалось легким, мужчина укрыл ее до самого подбородка, чтобы Цири могла насладиться его теплом. Не удержавшись, эльф не смог выпрямиться сразу, сразу же отойти от нее назад и дать мыслям Ласточки все необходимое им пространство. Бледная кожа светилась в полумраке помещения, розовые губы Цириллы, приоткрытые после сна, словно звали его для поцелуя. Жаль, что король понимал: одним поцелуем он не насытится, захочется взять еще. – Лекарь предположил, что это от недоедания и недосыпа, – заметил король, украдкой погладив ее руку. – Сколько тебе приходилось есть и спать обычно, Цири? – Я не знаю, – ответила ведьмачка тихо. – Но гораздо больше, чем теперь. Много есть и много спать, – вспоминала она, обращаясь к детству и отрочеству, проведенным в ином мире. – Я не считала в кусках или минутах. Но, – хитро начала девушка, понимая, что за оружие попало к ней в руки. – Лекарь не думает, что это могло произойти от того, что мне не позволено появляться на улице? – Хочешь гулять? Ты разве собака, Зираэль, которую положено выгуливать? Я уверен, что у тебя нет ни лап, ни хвоста. – А я, кажется, видела, что у вас по городу гуляют не только собаки. – Среди моих соплеменников собак держат нечасто. Таких, к которым ты привыкла – уж точно, – задумчиво произнес мужчина. Король тяжело вздохнул, но позволил себе пропустить ее слова мимо ушей. В конце концов, девчонка больна, напугана и слаба, пусть развлекается, пока есть возможность. Сейчас она говорит это не от большой смелости, но пользуясь правильным моментом. Эльф осторожно улыбнулся, по-птичьи наклонив голову. Ястреб готовился выловить крольчонка, ускользнувшего от матери. Что будет, если в ответ на ее скромную просьбу мужчина ответит согласием? В конце концов, право на одну прогулку в день не принесет ему хлопот. Цири должна подарить ему благодарность, разве не так? Она привстанет на мысочки, обнимет его, разузнав о том, что свободы ее стало чуть больше. Эредин вновь вспомнил о том, что за дверями его ждет соперник – Знающий, тот самый эльф, что единственный в этом мире дарил девчонке поводы для робкого «спасибо». Сейчас Цири не может доверять ему, но, стоит Эредину вновь пошатнуть пол под нею, как девчонка бросится искать защиты у кого угодно. Разве нынешний час – не лучшее время взять место первенства для себя, дабы задвинуть Лиса как можно дальше? – Я подумаю над этим, Зираэль. И я… Я распоряжусь, чтобы твою кровать сегодня же перенесли в мои покои. – А зачем? – Чтобы я мог следить за тем, как крепко, долго и часто ты спишь, – ответил мужчина, так и не найдя в себе сил, чтобы произнести другие слова. – А сейчас вернется лекарь и задаст тебе несколько вопросов прежде, чем ты вновь сможешь вздремнуть. – Мне казалось, что Аваллак’х тоже что-то хотел от меня, – ответила девушка, не желая пускаться в новые расспросы. – Стоит пригласить его? – нехотя узнал король. Сердце Ласточки пропустило удар. Его печальные аквамариновые глаза стояли в ее памяти, его бледные щеки, лишенные крови, его печальный взор. Она видела Аваллак’ха всего несколько минут, но и этого хватило, чтобы поймать его настроение. Девушка знала, что эльф беспокоился о ее судьбе, что он также, как нетерпеливый король Дикой Охоты, жаждал узнать, как та чувствует себя сегодня, но… Искренни ли его мотивы? Может он желать ей добра после того, как племя Цириллы забрало себе его возлюбленную? Ведьмачка помнила, помнила каждое слово в том письме, что Креван писал Ларе, молящей о помощи. И знала, что ей тот может ответить также. – Нет, – шепнула в ответ Цирилла, понимая, что не хочет видеть его вновь. – У меня нет сил. – И желания? – спросил эльф, но ответа ждать не собирался. – Я зайду к тебе вечером, Зираэль, а завтра ты уже сможешь вернуться к нормальной жизни. Уж я надеюсь на это.