Да здравствует король

Запах ее сладких духов, даже призрачный, не мог выветриться так быстро. Цири чувствовала аромат крыжовника и сирени даже сейчас, почти вернувшись в явственный мир. Веки ведьмачки поднимались медленно, нехотя, выпускать из рук сладкий сон об утерянном мире Цирилле не хотелось. А меж тем, явь ее становилась все слаще и слаще. Эредин уже не был столь жесток в своем обращении, не был так холоден, как в первые дни ее покаяния. Да, молодой король просто понял, что притворной лаской, шагая ведьмачке навстречу, он добьется большего, чем грубостью и пустыми словами. Он действовал ради собственной выгоды, но поступался, а ведь это уже стоило немало. Верно? Ласточке самой хотелось бы в это верить. Что еще ей оставалось сейчас, кроме надежд? Чародейка пообещала ей свободу, и Цирилле предстояло взвесить ее щедрое предложение, обдумать и решить, хочет ли та возвращаться обратно. Что ждет ее дома, кроме вечного бега то от одного искателя, то от другого? Не лучше ли будет дожить свой век здесь, под защитой Ольх? Она обдумает, только все это – после, все это уже не сейчас, пусть случится тогда, когда девушка распахнет очи, когда дневной свет снова ударит ее по глазам и заставит почувствовать реальную боль, боль физическую. И Зираэль, уставшей и вымотанной все же пришлось распахнуть очи. Зеленые радужки ее в этой комнате всегда, казалось, были на тон темнее. Не то от света, что не мог пробиться сквозь шторы, не то от тяжких дум, преследующих ее в этих стенах. Пробудившись после сна, Цирилла обнаружила себя в королевской спальне, лежащей в той кровати, что она покидала, казалось бы, не так давно. Свечи источали мягкий свет, прыгающий по ее мерно вздымающемуся одеялу, в комнате пахло сладким ромашковым чаем с медом, растворенным в нем. Странно, что не вином или угаром. Девушка приподнялась на локтях, с удивлением понимая, что на то у нее хватит сил. Цирилла сонно оглядела комнату. Она словно стала… Не такой красной? На секунду девушка испугалась, что это ее зрение потеряло былую яркость, но после нескольких секунд поняла: при свете дня, не утра или ночи, все здесь выглядит по-другому. Должно быть, Ласточка провела здесь не так много времени, как опасалась: не неделю и не две. Может, ей повезло, и сейчас то же число, что было, когда та закрывала свои очи в старом сыром лесу? Призрачный аромат хвои заставил девушку неприятно поежиться, и шепот, прозвучавший тогда в ушах, не походил на ласковый голос Йеннифэр. Краем глаза ведьмачка уловила движения справа от себя, и повернула голову в сторону. Слишком резко, зря, ведь ослабшая шея девушки моментально ответила ей уколом боли. – У-у-у-ф, –громко вскрикнула Цири, разбудив короля. Эредин сидел у ее кровати, ждал, когда ведьмачка проснется, откроет глаза и потребует у него очередные ответы. Сколько времени он провел в так заботливо пододвинутом кресле, девушка не знала, не могла узнать, того не спросив, но по теням под его глазами, по сбившимся черным волосам, по растираемым после затекания пальцам, Цири поняла: не один час, даже не два или три, ее правитель находится здесь долго. Должно быть, сейчас он рад застать ее пробуждение. – Я была благоразумна, – тихо произнесла девушка прежде, чем эльф открыл рот и позволил себе приветствие. – И действовала неспешно. – Не была, Зираэль, ты никогда меня не слушаешь, – вспомнил он собственные наставления. – Полно. Не надо оправдываться, – заставил себя улыбнуться король. Цири отвела взгляд, услышав. Конечно же – надо, она видела это по его зеленым глазам, по плотно сложенным в упреке губам, по холодному тону голоса. Ему нужны были ее оправдания, ее просьбы о прощении. Эльф не выскажет, но в произошедшем он винил ее, с облегчением понимая теперь, что бдение окончено, и ведьмачка возвращается в мир живых и еле здравствующих. – А почему я здесь, а не в больничном крыле? И… И я тут долго? – Потому, что с тобой все в порядке, – сонно ответил Эредин, не желающий отвечать на ее расспросы. – Ты абсолютно здорова, и причину твоей слабости нужно выяснить. Скорее всего, она в несбалансированном питании. – Я не домашняя лошадь, чтобы балансировать мое питание, – буркнула та, но поспешила сменить тему. – А долго? – Нет, ты упала вчера ближе к полудню, – ответил эльф. – Но это не делает положение лучше, Зираэль. Ты всех поставила на уши. – На таких стоять, наверное, полегче, чем на круглых – произнесла ведьмачка едва различимо. Но Эредин все равно услышал ее слова. Он одарил Ласточку недовольным взглядом, и та поежилась под ним, предвкушая очередной урок от сдержанного сегодня правителя. Только наказания или выговора не последовало, король Ольх неспешно поднялся с кресла, чтобы грациозно, словно дикий кот, потянуться перед ней и скинуть с себя жесткую рубашку. Та упала на пол, король, как обычно, не заботился о таких мелочах, как порядок собственных вещей. В конце концов, для этого у него есть слуги. Каким бы он ни был похитителем, убийцей и узурпатором, Цирилла все же находила короля привлекательным мужчиной. Его бледное тело не имело изъянов, его выточенное самым умелым скульптором лицо – притягивало взгляд. Эредин оглянулся к дверям, словно поверяя, закрыты ли они, а после вновь обратил свой взор к ведьмачке. Он осторожно, не спрашивая у нее разрешения, опустился рядом с девушкой. Должно быть, он не спал всю ночь. – Ты выглядишь хуже меня, – с улыбкой заметила девушка. – Ты просто не видела себя, Зираэль, – ответил ей Эредин, положив руку на талию ведьмачки, притянув ее к себе. От него не пахло вином, как это бывало ранее, не пахло дорогой или долгим изнуряющим походом. Ласточка закусила губу, чувствуя, что что-то изменилось вокруг. Неужели он переживал из-за нее? Из-за нее или из-за этого Гена, зашифрованного глубоко внутри ее ослабшего тела? Впрочем, разница невелика, эльфы не могут отделить одно от другого, так и ей, выходит, не следует. Ведьмачка фыркнула, когда мужчина прижал ее к своей груди. Девушка уверяла себя в том, что не пытается вывернуться только потому, что до сих пор чувствовала легкую слабость. – Ты наказал за это Аваллак’ха? – спросила она, когда почувствовала, что по волосам заскользила его ладонь. – Я хотел, – усмехнулся эльф. – Но в твоей крови ничего не нашли, и Знающий должен теперь узнать, из-за чего все случилось. Если это какая-то болезнь, ему придется присматривать за тобой, а если нет, то узнать, что это может быть. Может быть, от того, что Йеннифэр захотела видеть ее сиюминутно? Ведьмачка не озвучила свое предположение, но от того оно не становилось неправильным. Это бы все объяснило: внезапную слабость, тьму в глазах, тот голос, позвавший ее еще наяву. Все это должно было объясняться одним – Йен вызвала свою подопечную на разговор единственным доступным ей способом. – Здесь будто что-то изменилось, – поделилась своими мыслями ведьмачка. – Да. Я избавился от некоторых предметов в интерьере. Парочка картин, винный шкаф… И от ковра тоже. Приподнявшись снова, отодвинувшись от него, Цири заметила, что эльф не обманывает. Ковра, выполненного из ее старого друга – действительно не было, единорог исчез, и труп его ныне пылился в одной из королевских кладовых. Впрочем, так ведь лучше, чем каждый раз вытирать о него ноги? Эредин не мог сказать ей о том, что переживал, что не мог спать, что волновался о том, что принял неверное решение. Гордость не позволяла ему признаваться в подобном. Смущение одолевало его редко, но сейчас, казалось бы, настал именно этот момент. Говорят, что эльфы любят лишь однажды, и даже молодой король Ольх знал, что подобная судьба ждет и его. Как бы ему хотелось, чтобы этот момент ничего не значил… Эльф осторожно уложил голову ведьмачки себе на грудь и отвел лицо к окну, чтобы следить за тем, как ветер клонит к земле ветви ольхи у замка. Он старался отвлечься, и Ласточка видела тоску в его зеленых глазах, усталость, ломоту в конечностях. Словно это он провел в кровати весь день. – Ты выглядишь уставшим, – заметила девушка вслух. – За этот день случилось что-то серьезное? – Весьма серьезная дискуссия о важности некоторых проектов, создатели которых давно пребывают в земле, – отозвался король нехотя. – Да, я устал, Цири. – Так ты сообщаешь, что говорил обо мне, да? – Не перестаю удивляться человеческой проницательности, – усмехнулся эльф. – От вас ничего не скрыть, ничего не спрятать. Как от охотничьих собак или свиней, вышколенных на поиск трюфелей. Что-то было в нем, помимо переживаний о судьбе драгоценной пленницы. Цири не понимала, что. Быть может, всадники принялись возмущаться из-за того, что предводитель их перестал посещать знаменитую Охоту так часто, как делал это раньше? Быть может, в королевстве царит разлад, и часть гордых свободолюбивых эльфов не желает присягать на верность новому политику? Причин она могла бы найти с десяток, но лучше всего – узнать у самого короля. Цири, рожденную, чтобы править небольшим, но гордым княжеством, воспитывали, пугая подобным исходом. Она знала, от чего могут страдать правители, что может послужить концом, и даже успела запомнить, как решить некоторые из проблем. Старая Львица заботилась о кругозоре своей внучки, страстно желая, чтобы правительница из той вышла отменная, знатная княжна. Только сейчас, оборачиваясь назад, Цирилла спрашивала себя: «На что та надеялась, рассчитывая, что Предназначение позволит ей пожить спокойно?». У ведьмачки не было ответа сейчас, не было шанса прежде. – Знаешь, короли делятся со своими королевами переживаниями, планами, всем таким… – прозрачно намекнула девушка. – О, так ты, выходит, согласна стать королевой? – иронизировал эльф, не желая говорить об этом. – Скажи мне, как ты себя чувствуешь. Лекари уверяют, что это – обычная слабость, адаптация к новому миру, но я хочу слышать твой ответ. Но ее ответ Эредину бы не понравился. Что Цири должна была честно рассказать ему? Что к внезапному уходу из этой реальности в иную ее призвала потерявшаяся в соседнем мире чародейка, обещавшая помощь при побеге отсюда? Нет, это бы погубило ее план. Король ждал ответа, а девушка молчала, виновато закусив губу. Эльф собирался отстранить от себя Цири, чтобы заглянуть ей в глаза, но ведьмачка схитрила: прижалась крепче, словно желая найти в его руках утешение. Словно? – Я хотела быть быстрее всех, пустила Кэльпи в погоню… А потом поняла, что не знаю дороги назад, что никого не вижу и не слышу. Мне стало страшно, и я звала на помощь, но… На меня просто напала слабость. Она не видела его лица, ведьмачка утыкалась эльфу в грудь, только Цири все равно готова была поклясться: эльф прошептал что-то вроде «эти забавные люди…», едва разжав губы. Его раздражение чувствовалось, оно висело в воздухе, душило, мучило, и Цирилла желала как можно скорее от него избавиться, возвращаясь к привычному ей надменному виду Его Величества. – Боюсь, что с охотой тебе теперь придется подождать, – произнес эльф, поглаживая ее по мягким светлым волосам. – Но теперь я здорова, – возмутилась девушка, поднимая взгляд. – Но теперь я не могу верить твоим заверениям о собственном здоровье, – ответил ей король, подражая ее бодрому голоску. Цири хмуро улыбнулась самой себе, чувствуя, что Эредин не в настроении вести беседы. Он не говорил, но что-то все же случилось, пока ведьмачка пребывала в сладком покое. Эльф не смыкал глаз, смотрел в окно, наблюдая за медленно портящейся погодой. Ветер поднимался все сильнее и сильнее, холод охватывал все вокруг, и опасения короля расцветали все ярче. – Ты не расскажешь, правда? – спросила девушка снова. – Нам с тобой нужен ребенок, Зираэль, – неторопливо поделился с ней король. – Деторождение – наш долг. – Да, я хорошо помню, – отозвалась девушка, чувствуя, что хочет подняться. Неужели, эти мысли и испортили его настроение? Он боится, что один из участников процесса может оказаться неспособным к зачатию? Нет, это исключено, Зираэль водили из лаборатории в лабораторию, Эредина, чистокровного Aen Elle, наверняка проверяли всю его сознательную жизнь. Все, что им требуется сейчас – желание и время, и обоих компонентов в столь тягучий момент не было ни у Ласточки, ни у Ястреба, скрутившего ее в своих когтях. Ведьмачка нахмурила брови, чувствуя его руку на своей талии. Король размышлял, должен ли он ждать, пока Цирилла наберется сил, или повторить попытку уже сейчас… В конце концов, от нее ничего не потребуется, верно? Лишь бы не вырывалась, словно дикая кошка. Эльф в очередной раз пригладил ее волосы, вдохнул свежий запах ландышевого масла, источаемый ее кожей, но после этого уже не открыл глаза. Нет. Пусть сейчас отдыхает и даст отдохнуть ему. – Я хочу переодеться, – заметила девушка полушепотом, наклонившись к самому уху эльфа. – Выпусти меня. Но Эредин не шелохнулся. Нет, не от того, что сон забрал его в собственные руки, не из-за усталости или неги. Он думал о том, как преподнести своевольной пленнице эту новость. Ведьмачка хочет выйти, добраться до комнаты, в которой раньше хранились ее вещи, а ему, королю, придется отказать ей. – Твое состояние – слишком неопределенно, Цири, – начал эльф весьма деликатно. – И Высшим Советом было принято разумное решение – не выпускать тебя куда-либо без присмотра. Снова? Ей ведь совсем недавно позволили выбираться из замка, разрешили гулять по его коридорам, посещая теплицы, устланные лилиями и диковинными птицами, рассматривая бесконечные эльфийские гобелены, с которых на нее с ужасом глядели павшие в бою воины. Эту привилегию ей пришлось заслужить примерным поведением, ей пришлось постараться, перебороть себя, а сейчас у Цири так просто забрали плод ее трудов и отказов? Цири вырвалась из рук эльфа, чтобы снова привстать на локтях, чтобы взгляд ее зеленых глазах отчетливее выражал гнев, дал Эредину понять настроение их же носительницы. Быть может, это заставит его изменить тон. – Что такое, Зираэль? – ехидно спросил тот, делая вид, будто не замечает. – Ты считаешь, что это решение необоснованно? Думаешь, что я желаю однажды узнать, что ты упала в какой-нибудь части сада и умерла на жарком солнце или замерзла? Задохнулась в реке? – Я считаю, что это – нечестно, – ответила девушка. – Я ведь даже не буду подходить к рекам. – Ну, ну, я все равно не позволю тебе грустить, – намекнул мужчина, вновь протянув к ней руку. – К тому же, ты всегда можешь позвать к себе… – Но ты же позволил мне выходить! Позволил. Но ведь это было раньше, до того происшествия на невинной охоте. Эльф отвернулся, вспоминая свое обещание с особой горечью. Пусть ему приходилось так поступать, и не раз, но нарушать данное кому-то слово Эредин не любил. Это вызывало в нем злость к собственной речи, необдуманно брошенной на ветер несколько дней назад. А уж смотреть за тем, как обманутый проситель обиженно отворачивается от него в час разбирательств – казалось эльфу худшим испытанием из всех, что застали его этим долгим днем. Король Ольх позволил себе повысить голос. – Оставь эти детские истерики при себе, Зираэль. Уверяю, у меня и без них сегодня хватает забот. – Так почему бы тебе не уйти отсюда? Как раз займешься заботами, – буркнула девушка, прежде, чем продумать ответ. – Что? Король бросил в сторону Ласточки недовольный взгляд, рука, что тянулась к ней, чтобы погладить, сжалась в кулак, но не нанесла девушке удара. Ему не понравилось ее отношение. Эредин, уставший и вымотанный, рисковал ради нее собственной репутацией, отказался от похода, велел подданным ждать своего появления, предпочтя им человеческое отродье. А что – итог? Они не успели зачать дитя, они не использовали Ген ее в целях Народа, Зираэль даже не в состоянии выдать своим пленителям нечто важное, нечто нужное ради спасения. И как же Эредин смотрелся со стороны? Как юнец, удовлетворяющий низшие потребности с хорошенькой человеческой самкой. Король поднялся с кровати, и матрас, покидаемый им, скрипнул позади. Одеяло сползло, и Цирилла не успела поймать его над холодным каменным полом. Она смотрела за тем, как мужчина нервно натягивает одежду, как он застегивает пуговки рубашки, как нехотя, но все же покидает ее. – Куда ты? – спросила ведьмачка, чувствуя, что виновата, что сказала лишнего, что не во время распахнула глаза. – Ты только что посоветовала мне уйти и заняться делами, – заметил эльф, скрипя зубами. – Заметь, Зираэль: я тебя слушаю. Знаешь, это в благородной эльфийской природе – слушать, что им говорят. Лучше бы в тебе осталась хоть капля нашей крови, ты могла бы избежать многих проблем. – Я только очнулась, – шепнула она. – Не уходи, не надо. Что с тобой вообще произошло? Эльф вновь ей не ответил. Произошло слишком много всего, чтобы распинаться перед главной виновницей споров. В разуме короля все еще стоял голос Знающего, перед глазами он видел любопытные взгляды, бросаемые всадниками в сторону растянувшейся на земле Цири. Эредин хмуро оглянулся назад, вопрос Цириллы повис в воздухе, словно наточенный клинок, готовый вот-вот вонзиться кому-то в глотку. Король понимал, что жертвой оружия станет именно он, в слабости своей почувствовав злость и тут же выплеснув ее на свою пленницу. Нет, сейчас ему лучше быть как можно дальше отсюда. – Я ухожу на Охоту, Зираэль, – снизошел эльф до ответа. – Раз мое общество тебе неприятно, я проведу время с кем-то, кто давно его искал. – Но, Эредин… – Это – не тема для обсуждения, Зираэль! Ты останешься здесь, как хорошая, как послушная девочка, – оглянулся он, погладив ее по щеке словно любимую охотничью собаку. – И будешь ждать меня в кровати и набираться сил к следующему утру. В кровати? Взгляд ее изумрудно-зеленых, полных гнева глаз изменился, радужки вновь стали темнее в скудном свете свечей. О, она подождет, в этом не было сомнения. Стоило двери закрыться за хозяином спальни, как Цири поднялась с места, чтобы впопыхах найти рычаг, способный отворить ближайшее к тянущей ввысь ветви ольхе окно.