22 поцелуя

— Как красиво… — восхищенно протянул Тсуна, замерев напротив иконы Девы Марии. Недавно обновленные краски играли сочными оттенками в неровном пламени свечей. — Конь сказал, что эту церковь в прошлом году реставрировали, — Хибари стоял рядом, лениво перекатываясь с пятки на носок и засунув руки в карманы. Савада покосился на него. — Все равно красиво. Хоть я и не сильно верующий. Не с нашей жизнью думать о Боге. — И то верно.       Кёя выглядел напряженным с самого утра, хоть и старался не подавать вида. И прогулка, на которую они с таким трудом выбрались, прошла замечательно, Тсуна наконец-то смог отдохнуть от суеты, царящей в особняке. И был совсем не против вечером, уже на обратном пути, заглянуть в эту неприметную церквушку. Но состояние любимого человека сильно беспокоило. — Кёя… Ты не хочешь исповедаться? — неожиданно даже для себя спросил Тсуна. Облако глянул на него, как баран на новые ворота, мысленно оценивая ситуацию. А потом, к вящему удивлению Савады, медленно кивнул. — Хочу. — Тогда нам стоит поискать священника, — нервно засмеялся Тсуна, но Кёя покачал головой и весь развернулся к нему. Тсунаеши невольно тихо ахнул — какой же все-таки у него красивый мужчина. — Я хочу исповедаться перед тобой. — Ано… Ну, ладно, валяй, — сказать, что Тсуна был ошарашен, ничего не сказать. — Знаешь, Савада Тсунаеши, — Хибари смотрел на него как-то невыносимо нежно, так, что щемило в груди, — раньше я и подумать не мог, что скажу что-то такое, но… Я хочу прожить с тобой всю жизнь. В горе и радости, — у Тсуны расширились глаза от осознания происходящего. Неужели… — в бедности и благополучии. Я обещаю уважать тебя, твой выбор, мириться с твоими решениями, заботиться о тебе и поддерживать. Защищать ценой своей жизни до последнего вздоха. Любить тебя, пока я существую, — Савада вздрогнул в ответ на осторожное прикосновение к руке. В глазах защипало от сдерживаемых слез, когда Кёя надел ему на палец нагретый теплом его рук золотой ободок кольца с маленьким искрящимся камешком в центре. Хибари выжидающе смотрел на него, и Тсуна внезапно понял причину напряжения, преследующего Хибари весь день — любимый боялся отказа! Сморгнув слезы, Тсунаеши счастливо улыбнулся. Какой же он у него глупый. — Я принимаю твою клятву, Хибари Кёя. Взамен обещаю быть верным тебе и ценить каждую минуту, проведенную вместе. Прислушиваться к тебе, быть твоей опорой, семьей, к которой всегда захочется вернуться домой. Обещаю быть для тебя братом, другом, любовником. Я сделаю все, чтобы ты нуждался во мне и только во мне. Клянусь любить тебя до конца жизни, — он забрал молчаливо протянутое парное кольцо и надел его на палец Хранителя почти также, как когда-то невыносимо давно надел ему кольцо Облака. В груди разлился теплый поток, захлестывающий безграничным счастьем, а любимые глаза напротив засветились неподдельной радостью. Он и мечтать о таком не смел. Они… только что… Это ведь можно считать свадьбой, пусть только для них двоих, верно? — А теперь жених может поцеловать невесту, — Хибари похож на сытого кота, наклоняясь к нему и целуя в губы. Этот поцелуй был такой нежный, сладкий, что от него закружилась голова и подкашивались колени, и, если бы не руки Хранителя, Тсуна рухнул бы на пол.       Они не обращают внимания на удивленных редких прихожан, зашедших помолиться перед сном, на ошарашенного пастора, выронившего подсвечник — они просто стискивают друг друга в объятиях, с упоением целуясь посреди этой маленькой красивой церквушки, и, кажется, «невеста» все же заплакала.       И Дева Мария, прижимая к груди спящего младенца, им улыбалась.