***
Дамблдор, одетый по-магловски, но немного неряшливо, ввалился в комнату, сжимая папку с документами. — Они у меня, — объявил он, немного задыхаясь. Гарри сидел как на иголках, когда женщина-полицейский по фамилии Аткинс взяла предложенные бумаги. — Видите, все оформлено, Северус Снейп с сегодняшнего дня официально становится законным опекуном Гарри Поттера, — Дамблдор сел, пытаясь отдышаться. — Я… вижу, — медленно произнесла она. Может быть, документы как-то заколдовали, чтобы не спрашивали, как это могло так быстро произойти, потому что офицер просмотрела их без всяких вопросов и вернула обратно: — С ними, кажется, все в порядке. — Вы арестуете Дурслей? — тихо спросил Гарри, когда она встала. Рука Северуса сжала его плечо. — Мы пригласим их для допроса. Независимо от того, откликнутся они на это приглашение или нет, — она кивнула и ему, и Северусу. — Благодарю за ваши показания. Гарри отправился за ней и Северусом к входной двери, и проследил, как она беседует со своим коллегой. Через несколько минут он обернулся к Дурслям, которые тут же начали громогласно протестовать. Когда Вернона затолкали в машину, Дамблдор принюхался и зашел в кухню. — Северус, — окликнул он. — Ты оставил плиту включенной. Северус сдавленно выругался и поспешил к нему. Снаружи у дома номер девять Петунья вырвалась из рук полицейских, которые пытались усадить ее в машину, к мужу, и рванулась через дорогу, как бык на красную тряпку. У Гарри не было ни единого шанса убежать, Петунья набросилась на него и наотмашь ударила по лицу. — Неблагодарный урод! — он вскрикнул, когда она вцепилась ему в волосы и дернула. — После всего, что мы… Вдруг она выпустила его и захрипела. Северус снова вышел, и одной рукой он крепко сжимал ее горло. — Еще раз прикоснешься к нему, — прорычал он с жаждой убийства в глазах. — И остаток жизни проведешь в тараканьей шкуре. Петунья задыхалась, царапая его руки. Северус с большой неохотой отпустил ее, когда полицейские подошли к ним и надели на нее наручники. — Что с ними будет? — вполголоса спросил Гарри, когда Дурслей увезли. — Не знаю, — признался Северус. — Ты в порядке? Гарри еще чувствовал боль от пощечины и, судя по взгляду Северуса, на щеке пока оставался отпечаток руки Петуньи, но он кивнул. Он не мог разобраться в своих чувствах по поводу ареста Дурслей, и решил не думать об этом. — Тогда пойдем, — Северус проводил его внутрь и запер за собой дверь — теперь уже окончательно. — Пора уже тебе позавтракать.***
— Никогда не поверил бы, — сказал Северус, пытаясь сковырнуть крышку очередной жестянки с краской оттенка Красный Вулкан. — что однажды стану красить стены этого дома в гриффиндорские цвета. Гарри улыбнулся: — Не совсем в гриффиндорские. Я думаю, алый был бы чересчур ярким. — Я это запомню. Подашь мне кисть? Северус воспользовался ручкой кисти, как рычагом, чтобы поднять крышку. — Вот, так-то лучше. Прошла неделя с тех пор, как Дурсли выгнали Гарри, и ему все еще с трудом верилось, что это самое лучшее из всего, что с ним когда-либо случалось. Он не мог вспомнить времени, когда бы он был более счастливым. У него был дом, настоящий дом, где его ждали и где в нем нуждались, дом, где о нем заботились. У него было все нужное и великое множество ненужного. А главное, у него был опекун, который его любил. Да, ЛЮБИЛ. Хоть Северусу и дали согласие на опекунство, он сказал Гарри, что хотел бы подать заявление на настоящее усыновление, когда Гарри тут обживется. Мало того, что у Гарри теперь был Северус, лучший опекун, о котором можно было просить, но он собирался стать его отцом. Две из четырех стен его спальни были готовы, и Гарри с Северусом приступили к следующей, оба одетые в старье, уже заляпанное пятнами красной краски. И она забрызгала не только одежду. — Откуда у тебя краска на ухе? — удивленно спросил Гарри. — Когда ты работаешь неаккуратно, она разбрызгивается, — ответил Северус. — И я тебя предупреждал, ты… — Ты меня обвиняешь? Северус усмехнулся. — Конечно. А ты можешь обвинить меня в этом, — он махнул кистью в сторону Гарри, и капли краски осели у того на очках. — Эй! — Гарри брызнул краской в ответ. Это было роковой ошибкой. За две минуты они оба полностью испачкались и едва не лопались со смеху. Гарри умывался и мыл руки, когда в дверь позвонили. Ответил Северус. Он вернулся наверх с Джейн, когда Гарри вышел из ванной. — Привет, Джейн, — сказал он. Первые два дня после ареста Дурслей соседи потихоньку подходили, чтобы извиниться за то, что поверили в россказни Петуньи. Всем им было невероятно неловко, они стыдились и жаждали загладить свою вину. Северус сказал, что лично он думает, будто Гарри слишком быстро все им простил, но Гарри понял, что не может злиться на них. Петунья была убедительна, и Северус тогда ее поддержал — за что Гарри его давно простил. Даже сам Северус купился на ее вранье — он, конечно, был предубежден против Гарри, но все-таки. Плюс тот факт, что четверо из соседей позвонили в полицию после той сцены на дороге. Гарри понял, что прощать других проще, чем таить обиду. В конце концов, и Северус не мог не согласиться. — Привет, Гарри. Боже мой, какой вы оба беспорядок устроили! Можно посмотреть? — Да, конечно, — Гарри пригласил ее в свою полупокрашенную комнату. — Мне поставить чайник? — спросил Северус, разглядывая свои испачканные Красным Вулканом руки. — О, не стоит, милый. Я просто завернула к вам по пути из магазина, чтобы занести это, — Джейн подняла коробку повыше. — Вы же разберетесь с тортиком? Северус натянул вымученную улыбку.***
Гарри открыл дверь, отмеченную теперь табличкой: «Комната Гарри». — Та-дам! Рон, Гермиона и Дамблдор, который их привел, вошли внутрь, поглядывая по сторонам. — Я должен был увидеть это, чтобы поверить, — сказал Рон. Глаза у него были широко распахнуты. — Ты и вправду тут живешь? — Ага, — радостно ответил Гарри. — Со Снейпом? — Ага. Гарри гордился своей отделанной спальней. Стены цвета Красный Вулкан были украшены плакатами, а с одной стороны он сам нарисовал золотой краской гриффиндорского льва. Плинтуса были выкрашены той же краской. Вместо зеленых штор и ковра появились шоколадно-коричневые, да еще белый прикроватный коврик; новое постельное белье было в той же коричнево-белой гамме. Все подарки со дня рождения и прочие вещи нашли свое место — кроме того старья, в котором они малярничали; эти вещи переселились на помойку. — Потрясающе, Гарри. Ты правда сам нарисовал этого льва? Он собирался ответить, но тут услышал грохот тяжело груженой машины на дороге и выглянул в окно. Фургон перевозчиков припарковался у дома номер девять. Все, кто был в комнате, тоже подошли к окну, узнать, на что же Гарри смотрит. Он не вполне мог понять свои чувства по поводу того, что Дурслей освободили. Дамблдор, который следил за тем, как все идет, заверил Северуса, что дело еще не закрыто. — Скатертью дорожка, — твердо сказал Северус. Гарри расправил плечи: — Они получили, что хотели. Я и мои ненормальные дела больше не их забота. — Я бы так не сказал, — заметил Дамблдор. — У меня есть знакомый в отделе по связям с маглами, они проследят за их передвижениями. Будьте уверены, куда бы они не уехали, им не сбежать от правосудия. Гарри решил, что не хотел бы знать, о чем говорит Дамблдор. Его это не волновало. До тех пор, пока они не вмешиваются в его жизнь, все было в порядке. Он отступил от окна. — Да ладно, зачем на них смотреть, — он попытался найти способ сменить тему. — Рон, ты говорил что-то о Чемпионате Мира по квиддичу? Рон бросился рассказывать, глаза его блестели от волнения. Гарри оглянулся и увидел, что двое мужчин уходят, оставляя ребят одних. Он встретился взглядом с Северусом, и они обменялись улыбками, прежде чем дверь закрылась. Независимо от того, сколько раз Северус ему улыбнулся, Гарри все равно чувствовал трепет, зная, что эта улыбка означает — о нем заботятся. И он не думал, что когда-нибудь перестанет его ощущать. Жизнь у него, что в Хогвартсе, что за его пределами, была не из спокойных. Он понятия не имел, что ждет его в будущем, и убежденность Северуса в том, что Волан-де-морт вернется, мучила его по ночам. Но он знал: что бы ни произошло в этом году или потом, он это выдержит. Теперь была семья, готовая его поддержать.