Чёрное на чёрном

Шадди безбожно остыл, став отвратительно горьким, и кардинал потерял всякое желание наслаждаться любимым напитком. Впрочем, после таких новостей впору было пить что-то покрепче. Его Высокопреосвященство тяжело вздохнул, с трудом поднялся из-за стола, прошёл к резному бюро и достал бутылку «Дурной крови». Вино до полудня? Сильвестр усмехнулся: хоть раз почувствовать себя на месте Ворона. За окном давно посветлело, но Алва всё ещё не появился. Где этот шельмец?! Каждый день Рокэ преподносил ему всё новые и новые проблемы. Второе утро подряд начиналось с дурных новостей. Дорак уже не знал, чего ожидать завтра. Его вдруг чуть повело в сторону, и Сильвестр вынужден был опереться о край бюро. Он замер, переживая на вдохе внезапную сердечную боль, остро отдающую в левое плечо. Как же некстати… С морисским орехом пора заканчивать. Поздняя аудиенция с тессорием затянулась, и в эту ночь кардинал снова почти не спал. А потом всё утро вливал в себя шадди, чашку за чашкой, как воду, кругами ходил по кабинету, стараясь унять злость. Ему с таким трудом удалось успокоить Манрика-старшего, в одночасье потерявшего все перспективы на Надор, но теперь, после того, как Алва ещё и убил его сына... Проклятье! Ворон в очередной раз спутал все его карты. Сердце наконец отпустило, и в этот момент секретарь доложил о визите Первого маршала. — Вы с ума сошли?! — воскликнул Дорак, едва герцог появился на пороге. — И вам доброе утро, Ваше Высокопреосвященство, — Алва был как всегда бодр и свеж. Как будто это не он пару часов назад убил человека. — Сожалею, что заставил вас ждать. Неотложные дела. — Я даже знаю, какие. Новость о вашем очередном «подвиге» уже облетела город. Вам показалось мало оставить Манрика без невесты, и вы решили его убить? — Господин Манрик счёл себя оскорблённым и вызвал меня, — спокойно пояснил Алва. — Полагаете, у него не было повода? Вы похитили его невесту. — Но не жену, — равнодушно пожал плечами Алва. — До «подвигов» Ринальди мне далеко. К тому же, они не были помолвлены. — Он наконец обратил внимание на бутылку «Дурной крови» и приподнял бровь: — Не замечал за вами пристрастия к подобным напиткам. Или вы решили выпить за упокой души усопшего? — Не юродствуйте! — кардинал вернулся к столу. Алва занял кресло напротив. — Рокэ, мне надоело расхлёбывать ваши безумные выходки. Я полночи объяснялся с тессорием, пытаясь замять историю со свадьбой. А сегодня вы убили его сына! — Сожалею, что доставил вам столько хлопот. Как же, сожалеет он! — Вы — мой должник, Рокэ, — кардинал подался вперёд, глядя прямо в синие глаза. — И на этот раз всё серьезно. — И что вы хотите? Надеюсь, не голову моей жены. Только твою. И в короне. — Меня не интересуют ваши дамы, разбирайтесь с ними сами. — Так что? Кардинал готов был ликовать: Алва понимает, что поступил безрассудно и готов к переговорам. Очень хорошо! Чтобы не выдать одолевавшие его чувства Сильвестр взялся двумя пальцами за ушко чашечки того самого давно остывшего шадди и произнёс: — Поговорим об этом, когда придёт время. — Как угодно, — на удивление легко согласился Алва. — Но я бы не советовал вам это пить. — Вы правы. Прикажу сварить новый, — сказал кардинал и потянулся к колокольчику. — Какой по счёту будет эта чашка? — поинтересовался Рокэ. — Ваше Высокопреосвященство, вы нужны Талигу. — Как и вы, — парировал Сильвестр. — Но вы с завидным постоянством продолжаете ступать по самому лезвию ножа. Сначала эта женитьба… — Я уже говорил: эта женитьба ничем мне не грозит. Кроме потери свободы, разумеется, — добавил Рокэ, улыбнувшись. — Герцогиня — сущий ангел. — С каких пор Окделлы стали ангелами? — усомнился кардинал. — Насколько я знаю, девица… простите, теперь уже — дама, — многозначительно уточнил Дорак, — и лицом, и нравом пошла в отца. — Поверьте, лицом дочь краше, — попытался отшутиться Алва, давая понять, что не намерен говорить о супруге. — Вам виднее, — уступил кардинал, меняя тему на ту, из-за которой и приглашал вчера Алву к себе: — Что вы собираетесь делать с Надором? Маршал пожал плечами: — Полагаю, мне придётся выделить средства для того, чтобы подлатали замок. Не могу же я позволить, чтобы мои новые родственники существовали в таком месте. — Вы же не собираетесь туда ехать? — Упаси, Создатель! Поверьте, у меня нет никакого желания встречаться с вдовствующей герцогиней. — Это благоразумно с вашей стороны, но, Рокэ, вы ведь понимаете, что Надор — это рассадник бунтовщиков? Налоги, которыми обложена провинция — необходимое средство для того, чтобы они не множились и не затевали новые заговоры против короны. — Ваше Высокопреосвященство, могу вас заверить, Надор больше не доставит хлопот. Я прослежу за этим. — Я надеюсь на вас, герцог, — Сильвестр был удовлетворён ответом маршала, и аудиенцию на этом можно было бы закончить, но в свете последних событий возникла необходимость решить ещё одну проблему. — Что касается произошедшего сегодня утром. Эдикт о запрете дуэлей давно отменён, но в связи с тем, что поединок закончился смертью одного из участников, я думаю, что вам следует на некоторое время покинуть столицу. Тем более, у вас медовый месяц. Уверен, герцогиня придёт в восторг от гранатовых рощ Кэналлоа. — У меня есть обязанности… — Они у вас всегда были, но не помешали провести прошлую зиму на родине. — Я останусь в Олларии. Могу лишь обещать, что в ближайшие дни не появлюсь при дворе, дабы не смущать публику. Тем более, как вы верно заметили — у меня медовый месяц. С вашего позволения, я откланяюсь и вернусь к супруге. — Идите, Рокэ, но прежде скажите: каких новостей мне ожидать завтрашним утром? — Полагаю, что завтра вы сможете выспаться, — с улыбкой заверил его Алва. — Очень на это надеюсь. Герцог уже стоял на ногах, но уходить не спешил. — Ещё одно, Ваше Высокопреосвященство… — Что? — Граф Савиньяк. — Это не обсуждается, — отрезал кардинал, отрицательно качая головой. — Он не оправдал моё доверие. — Лионель прекрасно справляется со своими обязанностями и предан интересам Талига. — Предан? — Сильвестр откинулся на спинку кресла и сощурил глаза. — Последние события показали, что вашу дружбу он ставит выше своего служебного долга. Девица была похищена из дворца с его попустительства. — Ваше Высокопреосвященство, вы полагаете, что меня мог бы кто-то остановить? Ответ был, что называется, не в бровь, а в глаз, и Дорак с трудом сдержал улыбку. Хотел бы он взглянуть на того, кто осмелится встать на пути Кэналлийского Ворона. — При всём уважении, Ваше Высокопреосвященство, но лучшей кандидатуры на эту должность вам не найти. Ещё несколько часов назад кандидатура была, но Алва словно в воду глядел, и теперь эта самая кандидатура уже никогда не займёт никакую должность. Ворон мог бы ранить Леонарда, но предпочёл убить. Неужели просчитал, что тот может занять место Савиньяка?.. В том, что герцог видит так далеко, Сильвестр сомневался. Разумеется, Алва понимал, что тессорий обязательно потребует компенсацию за Надор, но, зная алчность Леопольда, можно было бы подумать о золоте или менее значимых землях… Ясно одно: Рокэ не желает видеть у трона Манриков, и дуэль была лишь предлогом. Это не расходилось и с позицией самого Сильвестра, но сначала Манрики с Колиньярами должны были расчистить путь к трону для Первого маршала, и только после этого исчезнуть. Как же не вовремя кэналлиец решил посвоевольничать! — Приказ об отставке Савиньяка отправлен на подпись королю, — сухо сообщил кардинал. Он не знал, кого теперь прочить на место Лионеля, но в этом вопросе решил идти до конца. — Но мы можем его вернуть. — Мы? — кардинал многозначительно приподнял седые брови. — Вы, — поправился Алва и ослепительно улыбнулся: — Добавьте к списку моих долгов. — Вы зарываетесь, Рокэ!

***

Бессонница сводила с ума. Риченда лежала в постели, уставившись на вышитые на балдахине цветы. Вчера и позавчера «Чёрная кровь» из оставленной Рокэ и припрятанной Даной бутылки быстро помогла ей провалиться в сон, но вино закончилось, и теперь Риченда потеряла всякую надежду уснуть. Она никак не могла привыкнуть к этому дому. Слуги-кэнналийцы были учтивы с ней, но держались подчёркнуто отстранённо; герцога, после злополучной дуэли, она и вовсе не видела. Истерик больше не было, Риченда смирилась с произошедшим, но продолжала винить себя. Стараясь отвлечь себя хоть чем-то, она два дня провела с портными и торговцами тканей, выбирая преимущественно синие цвета и высказывая пожелания относительно туалетов. Бесконечные примерки утомляли, но Дана терпеливо сносила их, понимая, что ей необходимы наряды, соответствующие её новому положению. К синему придётся привыкать. Герцогиня выбралась из постели, прошлась по комнате, задержалась у окна. Привратник открывал ворота, через мгновение во дворе появился всадник. Светлые волосы не оставили сомнений — кто-то из Савиньяков, вероятнее всего — Лионель. Вот бы послушать, о чём они будут говорить с Алвой. Дана понимала: всегда осторожный Ворон не обсуждает ничего важного во дворце, политика вершится здесь — в этом доме, в кабинете герцога. О том, чтобы подойти к двери, и речи быть не могло, её непременно заметят. Найти бы тот подземный ход, по которому Савиньяк привел её в вечер венчания. Не может быть, чтобы тайный выход из особняка был всего один. Покои герцогинь Алва, которые сейчас принадлежали ей, находились в другом крыле и не позволяли быстро добраться до кабинета, а значит, должен быть ещё хотя бы один потайной коридор. Одну за другой Риченда внимательно осмотрела комнаты, но ничего не обнаружила. Она стояла в гардеробной, размышляя о том, где ещё можно поискать, когда её взгляд задержался на зеркале, отражающем зеркало напротив. «Зеркала — это двери в иной мир», — рассказывала в детстве старая Нэн, и Риченда улыбнулась догадке. Дана поднесла поближе канделябр и, присмотревшись, нашла едва заметный скол на стекле, у самой рамы. — Но сюда никакой ключ не войдет, разве, что иголка или шпилька, — герцогиня вытащила из волос шпильку и вставила в отверстие. Чуть повернула и услышала тихий щелчок. Дана взялась за серебряную раму, за которой обнаружилась ещё одна. — Нашла! Пол потайной комнаты находился на уровне каминной полки, к нему вели шесть ступенек. Риченда осторожно поднялась по ним. Помещение, в котором она оказалась, выглядело запущенным, сюда давно никто не заходил. Вдоль правой стены стояли несколько сундуков, Дана не стала в них заглядывать, её внимание сразу привлекла низкая кованая дверь в углу. Ключ нашёлся под порожком. Дверь поддалась с трудом, за ней разверзлось тёмное подземелье, в нос ударил уже знакомый запах сырости и земли. Повыше подняв подсвечник, девушка начала медленно спускаться вниз по каменным ступеням. За поворотом коридор раздваивался. Риченда свернула влево и не ошиблась, через десяток шагов обнаружились ступени. Ключ подошёл и к этой двери. Увидев стеллажи с запылёнными бутылками, Дана поняла, что идёт правильно. Только вот что делать дальше? Открывать дверь в кабинет Алвы слишком рискованно. Но не поворачивать же назад, когда она так близко к цели. Риченда преодолела ещё три ступени и замерла у потайной двери в кабинет. Затаив дыхание, вставила ключ и начала медленно поворачивать. Замок, к счастью, был хорошо смазан. Дверь всё же придётся открыть, иначе она ничего не услышит. Оставалось только надеяться, что для тех, кто внутри, это останется незамеченным, ведь насколько помнила Дана, дверца располагалась в боковой угловой нише, а кресла — у камина. Мысленно попросив помощи Создателя, герцогиня потянула за кованую ручку… В образовавшуюся щёлку ничего не было видно, и Риченда прижалась к ней ухом. — Всё ещё не могу поверить, что ты сделал это, — Дана узнала голос капитана королевской охраны. — Север нельзя отдавать тессорию и его семейству, но такой ценой… — Между прочим, это была твоя идея, — усмехнулся Алва, но Риченде отчего-то казалось, что Савиньяку не до смеха. — Сначала, ты предложил мне убить Манрика, а когда я ответил, что в таком случае мне придётся истребить всех холостых Манриков, ты сказал: женись на ней сам. — Это была шутка! Вспомни, сколько мы тогда выпили. — Это был единственный способ помешать Дораку проделать с Надором тоже, что с Эпинэ, — уже серьёзно произнёс герцог. Дораку? Риченда была удивлена. Разве Ворон и кардинал не союзники? — Анри-Гийом ещё жив, — напомнил Савиньяк о старом герцоге, доживающем свой век в замке Эпинэ. — Вопрос времени. И как только его не станет, Колиньяры при поддержке кардинала начнут действовать. — По закону наследник — Робер Эпинэ. — Он в Агарисе. — Думаешь, его нужно возвращать? Риченда и вовсе растерялась. Алва хочет, чтобы Робер вернулся и стал герцогом Эпинэ? Как такое возможно? В какие игры играет Ворон? — Рано. Король подпишет всё, но не пока рядом Сильвестр. — Пришла пора действовать? Алва не ответил. — Всё еще сомневаешься? — после некоторой паузы, уточнил Савиньяк. — А ты — нет? — Росио, с ним сейчас будет сложно, он зол на тебя из-за Надора. Старик нервничает: у тебя сейчас не только Кэналлоа, но и Надор, потом Эпинэ и это уже половина Талига. Риченда почти перестала дышать. Так вот в чём дело! Алва не союзник Дорака, он хочет убрать кардинала и получить всю власть себе. А Робера заманить в Талиг, чтобы избавиться от последнего законного наследника Эпинэ. Король-марионетка подпишет всё, что угодно и отдаст провинцию своему любимому Первому маршалу. И что дальше? Как далеко простираются амбиции Алвы?.. — Вернёмся к этому позже, — сказал Ворон. — Как скажешь, — нехотя согласился Савиньяк. — Я имел с кардиналом пренеприятнейший разговор. И первое, что он мне продемонстрировал — приказ об отставке. Как тебе удалось сохранить мою должность? — Пришлось поторговаться. — Надеюсь, цена оказалась не слишком высока? — Не знаю, — задумчиво произнёс Алва. — Сильвестр что-то затевает. И это связано со мной. — Ну так выясни. Пока не поздно. — Пытаюсь. На пару минут повисло молчание, которое нарушил Алва: — Что нового во дворце? — Говорят только о тебе. Двор до сих пор не может переварить новости. Ты всегда умел удивлять, но в этом раз превзошёл самого себя: похищение, тайное венчание, дуэль. Кстати, королева не покидает покои второй день. Даже на прогулку не выходит. Ты её навещал? Как наш бледный гиацинт принял твою женитьбу? — Понятия не имею, — равнодушно ответил Рокэ. — С посторонними жён не обсуждают. Очевидно, Савиньяк принял это замечание и на свой счет, потому поспешил сменить тему. Риченда ещё немного постояла, но поняв, что больше ничего важного не услышит, вернулась к себе. В эту ночь герцогиня не спала, заключённая в четырёх стенах спальни, она ходила из угла в угол, отчетливо печатая каждый шаг, но морисские ковры делали их бесшумными. Дана зашагала быстрее, бездействие выводило из себя. Нужно что-то делать. Прежде всего, решить: должна ли она сообщить об услышанном Клементу и эру Августу? И как предупредить Робера? Сомнений не было: Алва хочет власти. Полной и единоличной. Он не желает делиться с кардиналом. А если не только с ним? Она помнила, как эр Август говорил, что, в случае смерти короля, регентом при несовершеннолетнем дофине станет Алва, а если учесть, что Карл его сын, то… Риченда ужаснулась собственным мыслям. Если Ворон окажется на троне, то Людей Чести в Талиге не останется совсем, а у Альдо не будет ни единого шанса вернуть корону. И что в таком случае ждёт её саму? Сейчас она нужна ему только из-за Надора, но, когда Алва станет полноправным властителем всего королевства, за её жизнь и ломаного талла не дадут. К тому же, есть ещё и Катарина. Корону она не отдаст. Как и возлюбленного. И если Алва решит жениться на матери своих детей… — Создатель, помоги! — взмолилась Риченда. Боль, поселившаяся в груди, не желала ослабевать. Девушка подошла к окну. В ночи медленно кружились едва уловимые снежинки. От холодного блеска луны снег переливался, словно сад посыпали серебром. Глядя на всё это великолепие, Дана невольно улыбнулась. Ей захотелось выбежать на улицу и затеряться в снежной мгле, самой превратиться в эти танцующие невесомые кристаллы, рассыпаться на сотни, тысячи осколков, летать и кружиться, быть везде, и в тоже время нигде. Риченда наклонилась вперёд, коснулась лбом замёрзшего стекла. Холод всегда успокаивал её, а зиму она любила больше других времен года. Дана знала, где бы она ни была — в Агарисе или Олларии, Север навсегда останется в её сердце. Вспомнив о заснеженном Надоре, Риченда глубоко вздохнула, отчего стекло затуманилось, и великолепный пейзаж за окном потускнел. — Что же делать? — прошептала измученная девушка. Выждать время и дать врагам перегрызть друг другу глотки? Король — пустышка, кардинал — опасен, но стар, а вот Ворон… Алва на троне будет непобедим. Этого нельзя допустить, а ждать помощи нет времени. Как бы поступил отец? На его могиле она поклялась, что Ворон заплатит за всё. Сколько раз за последние пять лет она представляла себе, как кинжал входит в сердце врага. Глупые, невозможные мечты несмышлёной девчонки! Магнус «истинников» велел ей выкинуть это из головы, потому что ни сил, ни возможности сделать это у неё не будет. Но он ошибся. Возможность у неё появилась, теперь она так близко к Алве, как и не мечтала, но хватит ли сил… Девушка прикрыла глаза, задавая себе самый трудный вопрос: готова ли она заплатить своей жизнью за его смерть? Ещё несколько месяцев назад, Дана могла с уверенностью сказать «да». Откуда сейчас взялись сомнения, ведь она всегда желала смерти Ворона? Может быть потому, что раньше это был какой-то вымышленный враг без лица и голоса, а теперь это был живой человек из плоти и крови. Человек, который спас её от убийцы во дворце, избавил от свадьбы с Манриком, помог сохранить Надор. На руке, поймав блик свечи, сверкнул серебряный обручальный браслет — символ недавней свадьбы. Риченда накрыла его ладонью левой руки. Вот и ответ. Алва не только враг, он — её муж, человек, с которым она связана клятвой. Можно было бы, утешая себя, сказать, что клятвы, данные по принуждению — не имеют силы, но Дана понимала, что это самообман. Её никто не заставлял, она стала его женой по доброй воле. Это была сделка, в результате которой она потеряла всё. Алва обманул её, так почему она должна быть честна с ним?! Риченда отвернулась от окна, решительно подошла к резному бюро, достала из нижнего ящика шкатулку. Надавила на заднюю панель, и крышка тут же открылась. В полумраке спальни блеснуло лезвие. Девушка осторожно взяла в руки кинжал. Оружие когда-то принадлежало её отцу. Дана забрала его, как память, когда осенью приезжала домой. Несколько секунд, как завороженная, Дана смотрела в стальное отражение. Она должна сделать то, что не удалось отцу. Но, Создатель, какое же тяжёлое решение! Судьбоносное. И не только для неё, но и для тысяч людей, для Талигойи. Риченда понимала, что возрождение великой страны возможно лишь после смерти Алвы, Дорака и Оллара. Альдо Ракан — единственный законный правитель, молодой принц станет королём и вернёт былое величие Золотым землям. Вот только она это уже не увидит. Жизнь и смерть… Риченда сжала рукоять и поняла, что должна выбрать герцогиня Окделл. Как, оказывается, легко принять решение, когда ты знаешь, что оно единственное. Но верное или нет? Риченда стояла, опираясь левой рукой о резную поверхность дубовой двери, правой — сжимая оружие. Колени девушки дрожали, а сердце колотилось в рваном, болезненном ритме. Она должна была открыть дверь, но не могла шевельнуть и пальцем. Герцогиня глубоко вдохнула, пытаясь прогнать из груди леденящий страх. «Все мосты сожжены и обратной дороги нет», — сказала себе Дана, осторожно повернула костяной шар, служивший ручкой, и приоткрыла дверь. Прохладный воздух коридора, смешавшись с тёплым и насыщенным из спальни, ударил Риченде в лицо. Затаив дыхание, девушка подняла босую ногу с ковра в коридоре и переступила порог. Внутри царили тишина и полумрак. Опущенные шторы отделяли спальню от холодной ночи. Комната освещалась лишь тусклым светом свечи у кровати и догорающим камином. Отблески пламени скользили по затянутым синим шёлком стенам, сплетая причудливый хоровод света и тени. Риченда на цыпочках пересекла комнату и подошла к кровати. От волнения и страха кожа её покрылась мурашками. Он спал. Тёмные волосы разметались по такого же цвета подушке, пламя свечи смягчало резкие черты лица: жёсткую линию рта, очертания скул и подбородка. Поза казалась расслабленной, одна рука откинута в сторону, другая вытянута вдоль тела. Одеяло скрывало мужчину лишь до груди, и Дана невольно окинула быстрым взглядом крепкие плечи и рельефную грудь. Светлая кожа кэналлийца резко контрастировала с чёрными простынями. Что-то блеснуло, и Риченда заметила медальон на серебряной цепочке. Знак Ветра. У всех Повелителей был такой знак. И у отца. Дана почувствовала, как слёзы собираются в уголках глаз, и заморгала, пытаясь остановить их. Девушка занесла кинжал и замерла в каком-то колючем ознобе, осознавая, что сейчас, в эту самую секунду, решается не только её судьба, но и целой страны. Она колебалась, руки дрожали, бешеные огоньки прыгали по отполированному лезвию. Страх и сомнения сковали герцогиню, словно мороз воду, слёзы бессилия застилали глаза. Риченда переводила взгляд с Алвы на кинжал и обратно. Никогда раньше она не думала о том, что время может тянуться так долго… или быстро?.. Вскоре она уже и сама не понимала, сколько его прошло. «Ты должна это сделать! — безмолвно кричит она. — Вспомни отца, погибших в Ренквахе, матушку и сестёр в разрушающемся замке, все унижения, на которые пришлось пойти ради этого мгновения. Ради мести, которой так желала». Но рука, сжимающая кинжал, безвольно опускается, Дана ещё секунду смотрит на заклятого врага и уходит прочь. Оказавшись в своей спальне, она садится на постель, пытаясь понять, что произошло. Но ответа нет. Лишь мертвенная тишина, заполнившая сознание. В груди пусто, как будто сердце куда-то провалилось, а все ощущения заморозились. Пальцы всё еще сжимают кинжал, Риченда изо всех сил швыряет его в сторону. Ударившись о стену, оружие со стуком падает на паркет. — Предательница, — с губ срывается еле слышный шепот, хотя хочется кричать. От глухого отчаяния с новой силой охватившего израненную душу, от злости на саму себя за страх и малодушие, но главное — от осознания того, что, несмотря на все свои, казалось бы, решительность и смелость, на самом деле — она жалкая трусиха, недостойная памяти предков и имени своего отца. — Ты ведь с самого начала понимала, какой будет эта игра. Так зачем ввязалась в неё?..