Чёрное на чёрном

Тучи, закрывшие небо, От взгляда печального — вымысел твой Там, где равны быль и небыль, Я часть от тебя, и я буду с тобой. Большее тянется к малому, К полному тянется пустота, Ты — вся вселенная, ты неизменное Всё и ничто Навсегда. Ясвена, «Я буду с тобой»

Кэналлоа, 3 года спустя. В просторной комнате царил полумрак. Из десятка канделябров горели только два. Один у входа, по правую руку от замершей на пороге Риченды, второй — на столике в углу. — В одной древней стране жил император, и было у него два брата… — донёсся до неё приглушённый голос Рокэ, Риченда улыбнулась и шагнула в детскую. — Не рано ему слушать семейные хроники? — спросила она, подходя к мужу и касаясь рукой его плеча. Порой ей всё ещё не до конца верилось, что она может дотронуться до него в любой момент, поцеловать, почувствовать рядом. Лихорадочное желание обладать друг другом, которое переполняло их первые годы брака, схлынуло, но страсть никуда не делась. Осознание того, что больше не нужно ничего бояться или скрывать, привело к тому, что их тянуло друг другу непреодолимо. Для обоих физический контакт был доказательством того, что это не сон, не видение, не горячечный бред, поэтому, будучи рядом, они неосознанно касались друг друга. Вот и сейчас, просто проходя мимо, она провела ладонью по его плечу, а он успел мимолётно коснуться её пальцев. Риченда нежно улыбнулась мужу и наклонилась над кроваткой. Среди белоснежных одеяний выделялась маленькая черноволосая головка. Раскинув ручки и чуть приоткрыв ротик, маркиз Алвасете сладко спал, тихо посапывая. Дана невольно вспомнила тот момент, когда ей впервые положили на грудь новорождённого. Она с радостным волнением смотрела на своего сына: розовые щёчки, сморщенный носик, тёмный пушок на голове. Глазки ещё закрыты, но Дана была уверена: они — синее моря. Как и тогда, маленькое сокровище хотелось тут же зацеловать, но, опасаясь разбудить сына, она усилием воли стряхнула с себя нахлынувшие теплоту и умиление. Удивительно, но только под звук голоса Рокэ ребёнок засыпал мгновенно. Трудно ей придётся, когда он уедет в Олларию. Она следовала за мужем всегда, но в этот раз им придётся расстаться на несколько месяцев. Причина была более чем приятная, но Риченде всё равно не хотелось отпускать Рокэ в Олларию, а самой остаться в Алвасете. Наступили долгожданные спокойные времена (война с Дриксен, развязанная интригами сбежавшего на родину Штанцлера, была выиграна, да и Гайифа после капитуляции своего союзника в борьбе с Талигом заметно поджала хвост), внутренние проблемы, обострившиеся в Изломный год, больше не раздирали страну, и Первый маршал мог себе позволить дважды в год по несколько месяцев жить в Алвасете. Риченда влюбилась в свой новый дом с первого взгляда. Кэналлоа с её безоблачным небом, ласковым морем, утопающими в зелени и цветах прибрежными городками, улыбчивыми и жизнерадостными жителями покорила её сердце. Здесь благоухание роз и магнолий наполняло воздух, гранаты сверкали, как красные звёзды, в роскошной изумрудной листве, а морская гладь походила на драгоценную ткань — блестящую, серебристо-голубую, она сияла, точно расшитая солнечными искрами, и была такой прозрачной, что даже на глубине сквозь неё просвечивало дно, заросшее причудливым узором водорослей. Риченда на несколько секунд потеряла дар речи, когда впервые увидела родовое гнездо Повелителей Ветра. Мраморный дворец возвышался на скалистом мысу, который вдавался в морской залив на полхорны или больше, и его отовсюду можно было видеть от фундамента до изящных башен, стремящихся к небу. Всякий чужестранец, взглянув издали на его белоснежный, сверкающий на солнце фасад, мог предположить, что подобное жилище принадлежало особе высокого происхождения, быть может, самому королю. Впрочем, соберано для Кэналлоа и был королём. Впервые отправляясь в Алвасете, Риченда опасалась, как её — северянку — примут на родине мужа, но подданные её полюбили. Теперь Риченда для них была Алва, супругой их соберано, которого каждый житель полуострова практически боготворил. А уж когда она подарила Кэналлоа наследника… Празднования в честь рождения маркиза Алвасете длились неделю. Риченда узнала о том, что беременна, в Надоре. В конце того лета они с Рокэ отправились на север, чтобы забрать Айрис ко двору. Сестре предстояло стать фрейлиной новой королевы. После смерти Катарины Фердинанд долго скорбел по супруге, да и сложная политическая обстановка не позволяла думать о следующей женитьбе. Лишь после окончания тяжёлого для страны изломного года (временные хроники не обманывали: каждые четыреста лет на Излом эпох Золотые земли сотрясали военные конфликты или природные катаклизмы) было принято решение о подготовке нового брака короля. Выбор остановили на дружественном Талигу и богатом Урготе. Последнее обстоятельство после войны, изрядно опустошившей казну, было немаловажным. Герцог Фома привёз дочь на смотрины в Олларию. Принцесса Елена очаровывала манерами и лёгкостью. Русые волосы, выразительные глаза, миловидное личико, но красавицей в отличие от Катарины её нельзя было назвать. И всё же Риченде Елена напоминала именно Катарину. Может быть, тем, какие взгляды принцесса порой бросала на Рокэ. Риченда узнала, что они познакомились в Урготе, куда Рокэ по распоряжению Дорака отправился после разгрома бордонского флота, блокировавшего Фельп. Елена, как и её младшая сестра Юлия, были счастливы вновь видеть легендарного Первого маршала. — Вы обещали нам спеть, а потом так неожиданно нас покинули, — обиженно, с изрядной долей кокетства пеняла Рокэ Елена на балу, устроенном в честь приезда высоких Урготских гостей. — Прошу простить, Ваше Высочество, но нетерпящие промедления государственные дела требовали моего присутствия в Олларии. Риченда знала, что именно заставило Рокэ спешно покинуть Ургот. Предчувствия. И они его не обманули. То, что происходило тогда в Олларии, Риченда до сих пор вспоминала, как страшный кошмар. В убийстве кардинала их с Лионелем никто открыто не обвинял, но Манрик с Колиньяром успели помутить воду. К счастью, вовремя вернувшийся Рокэ пресёк все подковёрные интриги на корню, обнаружив крупную финансовую аферу при создании Резервной армии. Манрик и Колиньяр лишились своих должностей и были сосланы в свои провинции, где содержались под домашним арестом. — На вас невозможно сердиться, герцог, — просияла лучезарной улыбкой Елена и будто бы невзначай коснулась кончиком веера руки Рокэ. — Надеюсь, теперь мы будем видеться чаще и обязательно услышим ваш голос, о котором так много говорят. Риченда доверяла мужу, но поведением урготской принцессы была возмущена до глубины души. Казалось, Елена уже видела себя не только королевой, но и любовницей Рокэ. Будто Первый маршал прилагался к короне, которая достанется ей после Катарины. Риченду совсем не прельщала перспектива вновь слышать за спиной сплетни и слухи относительно мужа и королевы Талига, но разве могла она помешать этому браку? Однако вскоре произошло то, что повергло двор в состояние некоторого шока. После отъезда Фомы с дочерьми в Ургот Фердинанд объявил, что женится, но не на Елене, а на Юлии. Румяная круглолицая пышка Юлия, которую в семье любовно называли пампушкой, уступала старшей сестре во всём, но Фердинанду понравилась именно она. Король всегда прислушивался к советникам, но на этот раз проявил решительность: либо Юлия, либо он вообще больше не женится. Малый Совет, собравшийся на экстренное заседание после заявления Его Величества, уступил. К тому же на приданое за младшей дочерью Фома не поскупился. Ему было неважно, какая из них станет королевой. Главное — породниться с Талигом. Через три месяца состоялась пышная свадьба. Жизнерадостная хохотушка Юлия вдохнула новую жизнь в олларский двор, оживила его, привнеся новые увеселения — популярные в Урготе карнавалы и балы с мистериями, в которых любила играть сама. Подобные развлечения, представляющие собой музыкальную костюмированную пантомиму, в основе которой лежал известный литературный сюжет, появились при гайифском дворе лет пятнадцать назад и в считанные годы завоевали чуть ли не все Золотые земли, но в Талиге не устраивались, Катарина и Фердинанд их не любили. Сейчас Риченда подозревала, что это было решение Катари. Негоже практически святой королеве танцевать на сцене в гайфских балетах. Новая королева Риченде понравилась, и она решила, что пора представить Айрис ко двору. Она собиралась поехать в Надор одна, но Рокэ настоял на том, чтобы сопровождать её. — Мою мать удар хватит, если ты появишься в замке, — покачала головой Риченда, вспоминая прошлую встречу с матерью и её ужасные слова о их с Рокэ ребёнке. Страшно представить, что она может сказать ненавистному Ворону лично. — Рокэ, поверь, тебе не стоит там появляться, будет ужасный скандал, — попыталась предостеречь она мужа. — Я понимаю, что в Надоре мне не рады, — ответил он. — Но одна ты не поедешь. Дорогу на родину Риченда перенесла плохо. Слабость, головокружение, отсутствие аппетита. Очевидно, в этом было виновато волнение. Она ужасно переживала по поводу предстоящей встречи с матерью. Когда за поворотом показался возвышающийся на скале замок, Риченда почувствовала подступающую к горлу тошноту. Хорошо, что Рокэ предпочитал ехать верхом на Моро и не видел её сейчас. Риченда несколько раз глубоко вдохнула. Нужно было наконец собраться с силами и взять себя в руки. — Где матушка? — спросила она Айрис, когда сёстры наперебой обнимали её, а герцогини нигде не было видно. — Она здорова? — Да, но, получив известие о вашем приезде, сказала, что не желает никого видеть. С утра заперлась в своих покоях. — Я поднимусь к ней. — Дана, не ходи, — попыталась остановить её сестра. — Она такая злая. Говорит, что земля под Надором разверзнется, если… — Айрис на секунду запнулась, пытаясь подобрать нужные слова. — Если герцог Алва переступит порог замка. Риченда покачала головой, она могла себе представить, как на самом деле герцогиня назвала Рокэ. И всё же она пошла к матери, с порога натолкнувшись на стену враждебности и непонимания. — Как ты посмела привезти его сюда? — родительница едва не задыхалась от гнева. — Герцог Алва может приехать в Надор, когда пожелает, и ему не нужно приглашение или разрешение, — ответила Риченда, стараясь сохранять спокойствие. Герцогиня ещё плотнее сжала губы, глаза её сверкали злобой. — Твой отец в гробу перевернётся! — Отец хотел благополучия для Надора, — возразила Риченда. — Деньгами Ворона? Нашего врага! — лицо герцогини потемнело от ярости. — В этом доме враги есть только у вас одной. А отец с Рокэ были политическими противниками, но не врагами. Иначе он бы никогда не попросил его взять на себя заботу обо мне и Надоре. — Ложь! — в сердцах воскликнула герцогиня. — Это случилось перед поединком на линии, — Риченда решила рассказать матери, как всё было на самом деле, хотя и не рассчитывала на то, что та поверит. — Рокэ дал ему слово, его люди увезли меня в Агарис, и именно поэтому он женился на мне. Чтобы не позволить Дораку отдать Надор своим приспешникам. — Не желаю слушать эту чушь! — подтвердила предположение герцогиня. — Воля ваша, — пожала плечами Риченда, покидая комнату матери. Создатель ей судья, и ничего доказывать она ей не станет. Всё равно это бессмысленно. Следующий день Риченда провела, инспектируя замок, и осталась удовлетворена его состоянием. Всё остальное время она старалась проводить с сёстрами. Вчетвером они показывали Рокэ Надор, каждый день отправляясь на прогулки по окрестностям. Свежий воздух подействовал на Риченду самым благоприятным образом, она чувствовала себя гораздо лучше, но, когда утром пятого дня пребывания в Надоре при вопросе Лусии о том, что дора желает на завтрак, её затошнило, Риченда заволновалась. — Дора, вам нехорошо? — обеспокоенно спросила Лусия. — Да, — почувствовав лёгкое головокружении, Риченда вернулась в постель. — Я думала это от дороги, но теперь… Подобные симптомы она уже однажды испытывала. Они были очевидны, но всё же Дана не решалась озвучить их причину. Она так долго мечтала об этом, потом, отчаявшись, предпочитала не думать о недостижимом, что сейчас ей трудно было поверить в происходящее. Дана улыбнулась. Правду говорят: когда перестаёшь чего-то ждать, оно случается. — Дора, смею предположить, что вы в положении, — подтвердила её мысли горничная. — Я тоже так думаю, — счастливо улыбнувшись, сказала Дана. — Святая Октавия! — воскликнула Лусия, прикоснувшись губами к висевшему у неё на шее медальону с самой почитаемой святой. — Позвать соберано? Он в конюшне с рэем Гарсиа. — Нет. Я сообщу ему позже. Принеси платье. — Но, дора, вам бы остаться в постели. — Я никогда не чувствовала себя лучше, — засмеявшись, заверила её Риченда. Рокэ она нашла во дворе и предложила ему небольшую пешую прогулку, на которую он с радостью согласился. Они молча прошли мимо конюшен, и ни один из них не начинал разговор. Риченда в волнении пыталась совладать с переполнявшими её эмоциями, почему-то не решаясь озвучить их вслух, Рокэ, очевидно, заметив её необычное состояние, ждал, пока она заговорит первой. Риченда шла наугад, переходя с аллеи на аллею, нигде не задерживаясь, и Рокэ беспрекословно следовал её выбору пути. Обойдя небольшую рощицу, они вышли на открытую ветрам площадку, вблизи восточной стороны замка. Риченда остановилась у старой лиственницы с низкими сучьями, села на полого выгнутую ветвь, Рокэ прислонился к стволу, устремив взгляд вдаль. Туда, где розовели вершины гор, уже начавшие теряться в голубоватой дымке. Небо было бездонно синим, по верхушкам вековых сосен скользило солнце, но лучи его уже не грели. Воздух, посеребрённый пухом чертополоха, казался Дане заколдованным, и даже река будто бы бежала среди камней с каким-то мелодичным журчанием. Она вдохнула полной грудью свежий, кристально чистый воздух и посмотрела на мужа. — Глядя на эти горы, подпирающие верхушками небо, я начинаю понимать, почему ты любишь север, — сказал он, сделав пару шагов к отвесному берегу глубокого ущелья, поросшего причудливо изогнутыми деревьями, похожими на спину гигантского ящера, прилёгшего у стремительно несущейся пенной Рассанны. — Всё это так монументально и не подвластно времени. Столько силы и величественности! Риченда сморгнула невольно подступившие слёзы. Рокэ понимал её как никто другой. Она действительно всем сердцем любила север, черпала силы в незыблемости гор. Сердце защемило от переполнявших его чувств, и без каких-либо предисловий она произнесла: — Я беременна. Рокэ на мгновение замер, затем стремительно обернулся. У него было такое лицо, что она непременно расхохоталась, если бы не серьёзность ситуации. Контраст между Первым маршалом Талига, которого Рокэ показывал миру, и «её Рокэ» был разителен. Посторонние видели поражающего сдержанностью речи и манер герцога Алву, и никто не мог заподозрить этого строгого рыцаря без страха и упрёка в том, что он может нежно перебирать её волосы, шепча о любви, или напрочь оторвать все крючки на её новом платье в порыве страсти. Риченда безмерно любила все составляющие его многогранной личности. Каждую улыбку, каждый отточенный жест, усталый кивок или нервное движение головы она откладывала в памяти, потому что всё ещё помнила, что слишком долго его не было рядом, и слишком много было упущено. Она вспоминала первые месяцы их брака, непонимание и неприятие, сопровождавшие их; потом зарождающиеся вопреки всем здравым смыслам чувства, попытки сбежать друг от друга и от самих себя; боль потери и радость прощения, казавшееся безграничным, но оказавшимся коротким счастье, закончившееся так быстро… Долгие месяцы разлуки, наполненные болью и глухой тоской, когда даже вздохнуть не можешь без любимых глаз; ужасы Лабиринта и борьба за право быть вместе; и, наконец, долгожданное, выстраданное счастье. На пути к нему они с Рокэ прошли и испытали так много, что теперь ценили каждое мгновение, не желая бездарно потратить положенное им время, потому что никогда не знаешь, сколько его осталось впереди. — Ты уверена?.. — чуть дрогнувшим голосом спросил он, когда первые эмоции схлынули. Дана встала и, улыбнувшись, кивнула. Он оказались рядом так быстро, что Дана не успела сделать и двух шагов, как он крепко обнял её, потом подхватил за талию и закружил в объятиях. Дана засмеялась, обнимая его за шею. На секунду ей показалось, что в окнах второго этажа, там, где располагались покои матери, мелькнула серая тень, но Дана тут же об этом забыла — ей хотелось, чтобы эти мгновения принадлежали только им двоим. Решено было уезжать утром. Рокэ хотел, как можно раньше увести её в Кэналлоа, чтобы дорога на более позднем сроке не повредила ребёнку, к тому же им ещё предстояло задержаться на несколько дней в Олларии — представить Айрис ко двору и проследить за тем, как она устроится во дворце. Сама Риченда не планировала становиться придворной дамой, и потому они с Рокэ просили герцогиню Придд стать патронессой Айрис и присмотреть за ней во дворце. Ангелика внушала доверие, все её дети были благородными и воспитанными людьми. Может быть, слишком сдержанным, такой вывод сделала Риченда после общения с Валентином Приддом, но для порой чересчур эмоциональной сестры подобное не помешает. Риченда поднялась в покои матери сообщить об отъезде. Известие о беременности дочери герцогиня восприняла с тем же равнодушным выражением лица, как и сообщение о том, что утром они уезжают. На этот раз никаких уничижительных замечаний не последовало, Мирабелла лишь холодно кивнула. Риченда поняла, что внука кэнналийца она никогда не примет. Глупо с её стороны было надеяться, что ребёнок сможет хоть что-то изменить в отношении матери к её браку с Рокэ. — Прощайте, матушка, — склонив голову, проговорила Риченда и поспешно покинула комнату. Хотелось поскорее уехать из негостеприимного дома, чтобы больше не встречаться с суровой родительницей, по крайней мере, до следующей в том необходимости. До отъезда она больше не рассчитывала увидеть мать, но, к удивлению Риченды, вечером, когда они с Рокэ и сёстрами ужинали, в столовую, шелестя серыми юбками, вплыла вдовствующая герцогиня Окделл. Разговоры и смех разом стихли, все поднялись со своих мест, в комнате воцарилась тишина. Риченда напряглась. Появление матери не предвещало ничего хорошего. В воздухе почти осязаемо витало напряжённое, выжидательное чувство, похожее на слишком туго натянутую струну, которая вот-вот лопнет. Младшие испуганно смотрели на взрослых, Риченда — на мать, Айрис — на Рокэ, который, в отличие от остальных, выглядел совершенно спокойным. — Госпожа герцогиня, — поклонился он, словно обращался не меньше, чем к особе королевских кровей, а не к женщине, считавшей его отродьем Леворукого. Нужно было отдать Рокэ должное: учтивость и галантность ему не изменяли ни при каких обстоятельствах. Хотя Риченда и считала, что матушка подобного обращения недостойна. Мирабелла не удостоила зятя даже кивком, не говоря уже о том, чтобы ответить на вежливость. Она смерила его красноречивым взглядом, в котором читалась явная неприязнь, и произнесла: — Удивлена, что вы не заняли место хозяина дома. «Началось», — мысленно простонала Риченда. Матушка явилась устроить скандал, а уж она доведёт до белого каления кого угодно. Однако, Рокэ на провокацию не поддался. — Сударыня, в Надоре я лишь гость, — не теряя ни капли выдержки и самообладания, ответил Рокэ. Когда они приехали в Надор и в первый раз сели ужинать, Риченда попыталась усадить Рокэ во главе стола, но он сказал, что хозяйкой Надора всегда останется она, и занял место справа от неё. Он и правда вёл себя в замке как гость, а не хозяин, позволяя Риченде и дальше распоряжаться всеми делами Надора. Мирабелла досадливо поджала губы. Риченде отчего-то показалось, что ответ Рокэ ей если и не понравился, то удовлетворил. — Моё мнение о вас никогда не изменится, — холодно сообщила герцогиня зятю. — Но я вынуждена обратиться к вам с просьбой. — Всё, что в моих силах, — пообещал Рокэ, и Риченда в очередной раз восхитилась его выдержкой. — Я бы хотела увидеть своего внука или внучку, когда ребёнок родится. Риченда решила, что ослышалась. Не матушка ли всего час назад всем своим видом демонстрировала, что внук её не интересует? — Сударыня, я приглашаю вас посетить Кэналлоа, когда вам будет угодно, — сказал Рокэ, и Риченда едва не воскликнула: ни за что! Видеть мать в Алвасете она не желала. К счастью, герцогиня от приглашения отказалась: — Столь долгие поездки не для меня. — В таком случае я обещаю привезти вашего внука или внучку в Надор. — Благодарю, — сквозь зубы процедила вдовствующая герцогиня и покинула столовую. Когда за матерью закрылась дверь, Риченда бросила вопросительно-возмущённый взгляд на мужа: как ты мог ей такое пообещать?! При сёстрах Риченда предпочла промолчать, но после ужина непременно поговорит с ним. — Мы никогда не увидим море? — расстроилась Дейдри. Эдит рядом с ней тоже едва не плакала от разочарования. Айрис о море не мечтала, сосредоточием всех её желаний сейчас была Оллария. Ей не терпелось поскорее покинуть Надор и стать фрейлиной. — Конечно, увидите, — успокоила младших сестёр Риченда. — Но матушка сказала, что не хочет ехать, — напомнила Дейдри. — Когда мы приедем в следующий раз, то обязательно уговорим её отпустить вас погостить в Кэналлоа, — пообещала сёстрам Риченда. — Если, конечно, соберано не против, — улыбнулась она мужу. Две пары широко распахнутых серых глаз с нескрываемой надеждой воззрились на сидящего напротив мужчину. Когда Риченда с Рокэ только приехали в Надор, Дейдри и Эдит с опаской поглядывали на высокого мужчину в чёрном, но спустя несколько дней уже безоговорочно обожали. Риченда в очередной раз убедилась, что под обаяние Рокэ попадают все особы женского пола независимо от возраста. — Юные дамы, имею честь пригласить вас в Алвасете, — блеснул улыбкой соберано. — Но свою матушку будете уговаривать сами, — предупредил он и, оглянувшись на дверь, будто герцогиня могла его услышать, шепотом добавил: — Я её боюсь. Сёстры Окделл переглянулись. Первой засмеялась Айрис, мгновение спустя эстафету веселья подхватила Риченда. Через секунду все за столом хохотали в голос. Утро в день отъезда выдалось ясное и прохладное. Осень вовсю спешила оттеснить короткое северное лето и вступить в свои права. У кареты Айрис прощалась с младшими сёстрами. Благословение матери она уже получила. Риченде это лишь предстояло, и потому она в сопровождении Рокэ подошла к стоящей на верхней ступени крыльца герцогине. — Храни вас Создатель, — сказала ей Мирабелла. — Прощайте, матушка, — Риченда с дочерней почтительностью коснулась губами протянутой руки, но с места не сдвинулась, потому как герцогиня повернулась к Рокэ. Мать снова её удивила. Риченда не ожидала, что та выйдет их провожать и уж тем более разговаривать с зятем. — Герцог, — Мирабелла впервые обратилась к нему по титулу. Риченда гадала: матушка решила блюсти приличия и не устраивать сцен перед выстроившимися во дворе слугами или в самом деле сменила гнев на некое подобие милости? — Прошу вас позаботиться о моих дочерях. Риченда вскинула изумлённый взгляд на мать. И дело было даже не в том, что герцогиня Окделл уже второй раз о чём-то просила своего заклятого врага Ворона. Риченду поразило другое. Дочерях?! Однажды в этом самом доме Мирабелла сказала, что у неё больше нет дочери, и с тех пор так себя и держала с ней. Что заставило её изменить решение? Неужели известие о внуке всё же смягчило её суровое сердце? — Разумеется, сударыня, — Рокэ, как всегда, был безукоризненно вежлив, не позволяя себе ни взглядом, ни тоном выказать своё отношение к тёще. Если таковое у него имелось, в чём Риченда сомневалась. Он знал, что Мирабелла его ненавидит, но никогда ни словом, ни жестом не демонстрировал своей позиции к этому. А потом произошло то, от чего вытянулись лица у всех, кто наблюдал за сценой на крыльце. Вдовствующая герцогиня Окделл протянула руку Кэналлийскиму Ворону, к которой тот склонился и поцеловал. — И ещё одно, герцог: я благодарна вам за то, что вы сделали мою дочь счастливой. — Её счастье неотделимо от моего, — Рокэ поклонился Мирабелле и, предложив руку окончательно растерявшейся супруге, помог ей спуститься по лестнице и усадил в карету. Роберто не исполнилось и года, когда Рокэ решил везти его в Надор. — Я обещал твоей матери, — сказал он, когда Риченда предложила отложить поездку на несколько месяцев. Риченда спорить с мужем не стала, он всё равно сделает по-своему. Клятвы и обещания, неважно, кому они были даны, для Рокэ имели первостепенное значение. Мирабелла встречала их в Гербовом зале, который был украшен с особой торжественностью. Да и сама герцогиня выглядела по-иному. Матушка хоть и не изменила серым траурным тонам, но ткань её платья — бархат, отделанный по лифу и рукавам изящным кружевом, лишала образ герцогини Окделлской привычной строгости и аскетизма. Волосы, уложенные в причёску, украшала серебряная сверкающая карасами заколка, вдовья вуаль мягкими невесомыми волнами спускалась по спине вниз. Риченда подумала, что, если бы не неизменно серьёзное выражение лица, которому не помешала бы капля румян, матушку можно было назвать красивой. Пока Риченда рассматривала преобразившуюся мать, Рокэ, держа на руках сына, подошёл к пожелавшей видеть внука тёще. — Госпожа герцогиня, позвольте представить: Роберто Алва, маркиз Алвасете. Мирабелла шагнула навстречу: — Можно? Рокэ передал ей ребёнка, который, оказавшись на руках незнакомой дамы, даже не думал капризничать. Закусив большой пальчик, он внимательно смотрел на бабушку большими синими глазами. — Очень похож на вас, — будто с упрёком заметила Мирабелла, но потом не без гордости добавила: — Но в нём течёт и кровь Окделлов. Риченда выдохнула: кажется, первая встреча прошла спокойно. Тем же вечером перед сном она пошла проведать сына, но вместо няни обнаружила в детской герцогиню, укачивающую внука. Но что больше всего поразило Риченду: та пела колыбельную. Никогда прежде она не видела мать поющей. Риченда даже не предполагала, что она умеет так хорошо петь. — Позволишь мне побыть с ним? — спросила герцогиня, заметив дочь. — Не знаю, когда увижу его снова. — Да, конечно… — не смогла отказать ей Риченда. Вновь сосредоточив всё своё внимание на внуке (Риченде даже показалось, что матушка улыбается), Мирабелла заметила: — Он очень красивый. — Вы всегда говорили нам, что красота — это зло, — напомнила ей Риченда. Мать нахмурила высокий лоб, тень улыбки, промелькнувшая на бледном лице, пропала. — Ни одна из вас ею не обладала, — в голосе родительницы вновь появились прежние строгие нотки, на это раз с оттенком раздражения. — И всё же ты сумела произвести на свет очень красивого ребёнка. Впрочем, твоей заслуги в этом мало. — Если это не моя заслуга, значит ли это, что вы признаёте, что Рокэ красив? — с трудом сдерживая рвущуюся с губ улыбку, задала каверзный вопрос Риченда. — У меня есть глаза, — отвернувшись, ответила Мирабелла, чем заставила Риченду улыбнуться ещё шире. Вернувшись к Рокэ и наткнувшись на его вопросительный взгляд, Риченда сказала: — Она не спускает Ро с рук и колыбельные ему поёт. Можешь себе представить? — Порой внуков любят больше детей, — ответил ей муж. — К тому же у неё четыре дочери, и она наверняка мечтала о сыне, которого у неё никогда не было. — А ещё она сказала, что такая дурнушка, как я, родила такого красивого ребёнка, и что моей заслуги в этом нет. Рокэ удивлённо замер на мгновение, а потом во весь голос расхохотался. — Очень смешно! — обиженно поджав губы, возмутилась Риченда. — Ты самая красивая женщина на свете, — поспешил заверить её Рокэ, заключая в объятия. Риченда улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. В ту ночь Рокэ с таким упоением доказывал ей правдивость своих слов, что сейчас Дана подозревала, что именно ей они обязаны ещё одному чуду, о котором ей не терпелось рассказать мужу. — У меня две замечательные новости, — сообщила она, спеша поделиться новостями. Час назад доставили сразу два письма: одно от Марианны, другое от Айрис. Сестре нравилось при дворе, она стала любимой фрейлиной Её Величества Юлии. «Один Создатель ведает, о чём эти двое могут без устали болтать и смеяться», — писала Риченде патронесса Айрис — Ангелика Придд. В письмах же самой Айрис всё чаще упоминалось имя старшего сына Ангелики — Валентина, ставшего после скоропостижной смерти отца герцогом и главой Дома Волн. По всему следовало, что малышка Айрис, кажется, влюбилась. Выбор сестры Риченду не мог не радовать. Валентин Придд казался ей очень достойным молодым человеком, да и Рокэ был весьма высокого мнения о молодом полковнике, пророча ему блестящую военную карьеру и едва ли не должность Первого маршала в будущем. — Пришло письмо из Эпинэ. Марианна третьего дня родила девочку. Они назвали её Риченда. После того как Фердинанд Оллар, будучи главой церкви, подписал прошение о разводе Коко, Марианна и Робер обвенчались. Это было по-семейному тихое торжество. После короткого медового месяца Робер вернулся на службу и теперь метался между Эпинэ и Олларией, потому что Марианна решила остаться в Эпинэ, предпочтя столичной жизни тишину и размеренность провинции. Все её переживания относительно того, как примет её свекровь, оказались напрасными. Жозина относилась к невестке, как к дочери. Она говорила, что Марианна вернула в их дом смех. — Хм… — многозначительно хмыкнул Рокэ, поведя бровью. — Герцогиня Риченда Эпинэ. Тебе нравится, как это звучит? — без тени улыбки поинтересовался он, а у самого в глазах заплясали смешинки, которые совсем не вязались с серьёзными нотками в голосе и выдавали Рокэ с головой. Со временем их чувство юмора наконец взаимонастроилось, чему Риченда искренне радовалась. Они постоянно подшучивали друг над другом, получая удовольствие и ощущение беспрестанного флирта от этих лёгких словесных пикировок без недоверия и ревности. — Герцогиня Риченда Алва мне нравится значительно больше, — ответила Риченда, и Рокэ улыбнулся, подхватил её руку, и его губы нежно прикоснулись к её ладони. Риченда улыбнулась в ответ. Она любила в нём всё: ум, нрав, душу, тело. Она восхищалась мужем, с ним можно было говорить на любую тему, а уж умение видеть детали, делать правильные выводы и принимать верные решения не могло идти ни в какое сравнение ни с одним знакомым ей человеком. А ещё он был прекрасным отцом. Риченда подозревала, что это будет именно так, но одно дело предполагать, а совсем другое — получить прямое доказательство. Она слышала, что мужчины обычно не проявляют интереса к младенцам, дети, в особенности сыновья, становятся им интересны, когда их уже можно чему-то учить, но Рокэ опровергал это расхожее мнение, он был внимательным и заботливым отцом. — А знаешь… — Рокэ задумчиво посмотрел на сына. — может быть, лет через двадцать Ро и Дана всё-таки будут вместе. — Давай мы позволим им самим решать? Лучше подумай о том, как мы назовем нашу дочь. Призывая мужа к тишине, Дана предупреждающе поднесла палец к губам. Они отошли от колыбели ближе к окну, за которым садилось яркое, сверкающее солнце, его пурпурные лучи расцвечивали рубинами пенистые гребни волн. — Я же говорила, что новости две, — улыбнувшись, Дана положила руку на свой пока ещё плоский живот. — Почему ты думаешь, что это будет девочка? — спросил Рокэ. Его руки сомкнулись вокруг её талии, привлекая к себе. — Просто чувствую, — пожав плечами, ответила Дана. Восемь месяцев спустя оказалось, что она ошиблась. Но лишь наполовину. Девочек родилось две. Юных герцогинь назвали Лионелла и Эмилия. Конец.