Время жить, время умирать

      Чарльз ещё раз посмотрел в зеркало. Сегодня он наконец решился выбраться в город и, несмотря на усталость, был очень доволен результатом. С аккуратно подстриженными волосами и в новой одежде он выглядел привлекательно и намного моложе своих лет. Выйти на улицу оказалось не так страшно, как представлялось ему раньше - в торговом центре были удобные пандусы и просторные лифты, никто на него не пялился; Хэнк прекрасно справлялся с обязанностями сопровождающего, и Чарльз жалел, что не послушался его раньше, столько времени просидев дома. Они вернулись, нагруженные пакетам с покупками и продуктами для ужина, который Ксавье хотел приготовить сам.       С появлением Хэнка жизнь Чарльза изменилась. Мягкий и нерешительный с виду, парень был настоящим профессионалом, умеющим настоять на своём. Он никогда не суетился и не паниковал; а его манера обращаться с пациентом как с вещью, требующей ухода, оказалась единственной правильной в случае с Ксавье, чей рациональный ум отторгал жалость и суету мужа и матери, но признал "научное" обоснование необходимости физиотерапии и лекарств. Они с Хэнком поладили, даже почти подружились, что неожиданно вызвало ревность Эрика. Леншерру казалось обидным, что Чарли, не позволявший ему ухаживать за собой, спокойно принимает помощь от чужого человека.       Поначалу происходившие с Чарльзом перемены были незаметны. Он по прежнему почти всё время молчал и часами смотрел в окно. Но его мысли, последние два года кружившие вокруг страшной смерти дочерей и собственного увечья, всё чаще перескакивали на окружающих. Разговоры Эрика о работе и планах на отпуск больше не казались ему пустыми. В группу психологической поддержки родителей, потерявших детей, он ходить по прежнему отказывался, но сама эта идея уже не казалась ему предательством памяти девочек. Хэнк убедил его взять абонемент в тренажёрный зал, где занимались инвалиды. Сначала Чарльз стеснялся своего искалеченного тела, неуклюжих движений и слабости; но постепенно втянулся. Через несколько месяцев занятия спортом и регулярный приём антидепрессантов ( Хэнк строго следил за этим) начали приносить видимые плоды - его самочувствие заметно улучшилось, а вместе с недомоганием пошла на спад депрессия.       Несколько дней назад Чарльз попросил привезти из особняка коробки со своей начатой ещё шесть лет назад и так и не оконченной диссертацией. Именно тогда Эрик наконец заметил, как изменился муж, но, боясь спугнуть его хорошее настроение, промолчал.       Ещё через пару дней Чарльз твёрдо решил привести себя в порядок. Длинные, чуть ниже плеч, волосы внезапно начали его раздражать; старая, на пару размеров больше одежда, мешала двигаться. Ксавье вдруг стало стыдно перед Эриком за свой внешний вид. За своё отношение к Эрику ему было стыдно уже несколько недель, но он не знал, как попросить прощения. Осознание, что все эти два года он вёл себя как эгоист, пришло к Чарльзу внезапно, оглушив своей неожиданностью. Мысль о том, что работа, книги, группы поддержки, волонтёрство были для мужа способом справится не только с горем, но и с отчуждением, возникшим между ними ещё в Африке, заставляла Чарльза краснеть от стыда за свою слабость. Два года бездарно потраченной жизни теперь казались ему вечностью. Пусть он больше не мог ходить, и никогда больше не сможет стать отцом - но можно же было вернуться в аспирантуру или преподавать. Очень хотелось поговорить об этом с Эриком; и сейчас, нарезая овощи и мясо, он мысленно проговаривал варианты предстоящего объяснения.       Эрик сам не знал, зачем сфотографировал этого ребёнка. В детском отделении "больницы для бедных", где он бесплатно работал один день в неделю ( по выражению тестя "отдавал дань левацким идеям"), таких детей было много. Их родители зачастую не могли дать им ничего, кроме жизни, и в больницу они попадали с проблемами, о которых их благополучные сверстники понятия не имели. Малышу Питеру ещё повезло - его мать, польская эмигрантка Магда Максимофф, хотя бы не была пьяницей или наркоманкой и, несмотря на бедность, хорошо о нём заботилась, пока не умерла две недели назад. Смерть её была так же мучительна, как и нелепа : молодая женщина, не имевшая ни медицинской страховки, ни денег на врача, терпела боли в животе, пока безобидный аппендицит не превратился в гнойный перитонит. Вызванная соседкой "скорая" успела выгрузить её вместе с ребёнком в приёмном покое, где обезумевшая от боли Магда потеряла сознание и так и не очнулась. Родни в Англии у неё не было, а искать родственников в далёкой Польше никто, естественно, не собирался. И теперь её маленький сынишка жил в больнице, ожидая отправку в детский дом.       Ещё немного понаблюдав, как Пьетро ( мальчик не мог правильно выговорить "Питер", получалось "Петро"), которого теперь все называли только так, носится по игровой комнате, Эрик нехотя пошёл к выходу. Возвращаться домой не хотелось; в последнее время Чарльз вёл себя непривычно тихо, Ленншерр неоднократно ловил на себе его внимательный взгляд и его это беспокоило - он уже не верил, что их жизнь может измениться к лучшему, постоянно ожидал новых неприятностей. С переездом из особняка о ночёвках в своей старой квартире пришлось забыть - Хэнк работал только днём, а о том, чтобы оставить Чарльза одного на ночь не могло быть и речи.       Семейный очаг встретил Эрика непривычно ярким светом и вкусным запахом жареного мяса. Штора не была задёрнута, темнота за окном переливалась разноцветными огнями. На столе стояла красивая посуда, подсвечник и цветы в вазе. - Привет, - Леншерр обернулся на звук голоса и замер с наполовину снятым пальто, неверяще глядя на подъехавшего Чарльза. Аккуратно зачёсанные волосы, чисто выбритое лицо, мягкий розовато-сиреневый свитер и серые джинсы - он уже забыл, каким привлекательным может быть его супруг. Ксавье, смущённо улыбаясь, протянул к нему руки. Они обнялись и поцеловались, чего уже давно не делали, и потому получилось неуклюже, как в первый раз. Чарльз прижался к Эрику, уткнулся ему в плечо; хотелось так много сказать, но было страшно опять всё испортить, поэтому он молчал. Наконец они разжали объятия и Эрик избавился от своего пальто. - Где Хэнк? - Ушёл, - Чарльз проехал вслед за Эриком в комнату. - Что значит "ушёл"? Он должен дожидаться, когда я приду, а не бросать тебя... - Эрик, прости меня за всё...       Чарльз выпалил это громко и неожиданно для себя. Весь день он репетировал, как будет извиняться, но сейчас все слова вылетели из головы. - Я знаю, что вёл себя как скотина. Ты столько возишься со мной, а я тебя даже не поблагодарил. Прости, что тебе пришлось справляться со всем этим в одиночку. И спасибо, что не бросил меня...       Он смотрел в пол, не зная как продолжить. Эрик долго молчал, а потом обнял его сзади и зашептал на ухо : - Ты тоже прости. Я не должен был оставлять вас с Вандой одних. Мне казалось, что работа важнее, а теперь уже ничего не исправить. Мне так жаль, Чарльз, я не должен был заставлять вас ехать туда... - А, может, попытаться...исправить? - Ксавье смотрел на мужа снизу вверх, крепко сжимая его руки, не давая разогнуться. - Эрик...мы всё ещё семья? Я знаю, я очень виноват перед тобой, но мы могли бы...как ты думаешь - мы могли бы попытаться снова? - Если ты хочешь...       Они снова целовались, сначала неуверенно, потом жадно, как пьют воду умирающие от жажды. - Господи, Чарли, я думал, что потерял тебя... - Я вернулся...- Чарльз убрал со лба непослушную прядь. Его щёки раскраснелись, глаза влажно блестели. - Я больше никуда не уйду. Обещаю.       В тот вечер они так и не поужинали. Это была их первая ночь любви после Африки. И первый день новой жизни, думал Эрик, глядя утром на Чарльза, раскладывающего по тарелкам остывшее жаркое. Они позавтракали, а потом полдня валялись в постели, целуясь и дурачась. Потом был душ и Чарли впервые позволил Эрику себе помочь. Потом они снова оказались в постели и не заметили, как пролетел день.       На следующее утро Эрик собирался на работу, спотыкаясь о ездящего вокруг него Чарльза в пижаме. Они то и дело целовались, что очень мешало одеваться. В какой то момент обнаружилось, что на Эрике разные носки, а рубашка вывернута наизнанку. Чарльз захохотал и схватил телефон, чтобы сфотографировать. - Доктор Леншерр, улыбнитесь...Так, посмотрим, что у нас получилось...       Их улыбки застыли одновременно - это был телефон Эрика, и вторым после только что сделанного снимка было фото маленького Пьетро. Леншерр вспомнил болезненную реакцию мужа на любое упоминание о детях, но было поздно.       Чарльз долго рассматривал мальчика. Очень светлые, почти белые волосы, и неожиданно тёмные карие глаза. Около трёх лет ("почти как Лорне" шепнул в голове чей то голос). Ксавье с удивлением понял, что не чувствует привычной боли - лишь слегка царапнуло по сердцу и сразу отпустило. Он поднял взгляд на замершего Эрика. - Какой милый. Кто это? - Мальчик из социального центра. Мать умерла две недели назад, пока живёт у нас. Если никто не усыновит, отправится в детский дом.       Чарльз погладил пальцем фотографию. Ребёнок ничем не напоминал Ванду, но вызывал странное чувство нежности. Ксавье вдруг представил, как моет его светлые волосы, которые от воды темнеют и становятся тяжёлыми. К реальности его вернул голос мужа, который здоровался с пришедшим Хэнком.       Через неделю, когда Эрик снова дежурил в своей "больнице для бедных", ему позвонил Чарльз. - Со мной всё хорошо, - он сразу оборвал поток вопросов. - Извини, что помешал. Этот мальчик, которого ты фотографировал, он всё ещё там? - Да,- как раз в это время Пьетро пронёсся как метеор мимо ординаторской, чуть не сбив Эрика с ног. - А ты не мог бы сфотографировать его ещё раз? - голос Ксавье звучал непривычно робко. Он не говорил Эрику, что всю неделю думал об этом ребёнке. - Могу. Если конечно поймаю, - Пьетро мчался по коридору обратно, громко крича и размахивая очками для подводного плавания - своей любимой игрушкой. - Он всё время бегает. - Пусть бегает, - тихо серьёзно ответил Чарльз. - Эрик, как ты думаешь...я могу с ним познакомиться?       У Эрика был последний рабочий день, с завтрашнего дня начинался отпуск. Всего две недели, но сейчас они казались вечностью. С работы его отпустили пораньше и на улице ещё было светло. Когда он дошёл до парковки, ему под ноги бросился мальчик в серебристом пуховике. - Эрик! - Пьетро налетел как маленький ураган, обежал вокруг отца и, не дав себя поймать, побежал обратно к машине, в которой сидел Чарльз. Хэнк схватил его и, не слушая возмущённые крики, пристегнул к детскому креслу. - Мы решили тебя встретить, - Ксавье поцеловал мужа в губы. Эрик отдал Хэнку ключи от своей машины, а сам сел за руль. - Спасибо, Хэнк, отгони её и можешь идти. До завтра. - Папа, Хэнк меня привязал! - Пьетро почему то называл папой только Чарльза, - отвяжи меня! - Не привязал, а пристегнул. Это для твоей безопасности. Видишь, мы с Эриком тоже пристегнулись. Поехали? - Ну, чем сегодня занимались мои мальчики? - Эрик умудрялся одновременно вести машину и любоваться в зеркало заднего вида на мужа с сыном. - Папа говорит, что мы завтра поедем в какую-то Швейцарию, кататься на каких-то лыжах! - Пьетро не мог разговаривать спокойно, выкрикивая каждую фразу он размахивал руками. - А я не умею кататься! - Я тебя научу,- Эрик улыбнулся. - Мы с тобой пройдём по всем трассам, обещаю. - А папа тоже будет с нами кататься? - Нет, милый, я останусь в гостинице и буду вами гордиться.       Эрик оглянулся. Его любимые мальчики были с ним. Наконец то он был счастлив. Они все были счастливы. КОНЕЦ