Forever & Ever

      Сильно зажмурившись оттого, что Фува влажным полотенцем стирал макияж с его лица, Руки пробормотал: — Тебе не помешало бы воспользоваться средством для снятия макияжа.       Мужчина так сильно тер, что это только вызывало раздражение на коже парня. — Прости. Я совершенно в этом не разбираюсь, — выдохнул Фува, отняв руку от его лица. — У тебя есть что-нибудь из этого? — Руки указал на полочку с банными принадлежностями, на что мужчина повернулся к ней, пошарившись, пока не нашел салфетки. — Думаю, ты можешь хотя бы их использовать, — парень просто кивнул, как будто бы это было в порядке вещей. — Ты выглядишь, — сделав паузу, мужчина взглянул на Руки, на лице которого все так же оставались следы от красной помады и румян, — восхитительно, — улыбнулся он, несмотря на то, что по-прежнему негодовал.       Руки ответно улыбнулся и спросил: — Почему ты злишься? — Изао знает, что этот мужчина свободен в сексуальном плане, и все же он пригласил его на свою небольшую вечеринку, несмотря на то, что знал, что ты здесь, — вытащив одну салфетку из маленькой пластмассовой коробочки, в которой они хранились, Фува поступательными движениями начал усердно очищать лицо Руки от остатков косметики. — Наверное, он лоханулся?.. — О да, скорее всего, — отрезал Фува. Он был слишком одержим идеей смыть этот чертов макияж. — Разве ты не помнишь то маленькое предупреждение, которое он дал тебе, как только ты сюда пришел? — когда с краской на щеках было покончено, мужчина, вытащив еще одну салфетку, приподнял лицо Руки за подбородок приступив к губам. — Ты думаешь, он хотел тебя расстроить? — Однако, — тихо произнес Фува, легким движением стерев губную помаду. Сделав шаг назад и, наблюдая за чистым от косметики лицом, он констатировал: — Думаю, что на этом всё.       Руки в свою очередь поравнялся с ним. — Изао обычно не открыто проявляет свою агрессию, — объяснил он. — Возможно, он думает, что я должен еще заслужить то, чтоб ты находился здесь, при этом защищая тебя от всего этого. Но только я заговорю об этом, он использует это против меня. — Звучит подло.       Фува не стал отвечать на этот комментарий, зная, что это действительно было несколько подло. В последнее время после вынесенного диагноза, Изао нередко стал прибегать к подобной тактике. Часто мужчина был слишком опрометчивым и излишне резким. Раньше он никогда не говорил о смерти так свободно и непринужденно, да и не приглашал сюда всех этих людей. Даже вопреки его вызывающему поведению он предпочитал маленькую и тихую компанию интеллектуалов, нежели безумную кучку художников, которые сейчас обосновались в их гостиной. И хотя обычный на вид Кацура был одним из тех интеллектуалов, Фуву вывел из себя тот факт, что Изао абсолютно не парился насчет этого, впутывая Руки в то, что, по его мнению, было чертой опасности. Конечно же, Фуве до этого нет никакого дела. Фактически Руки был взрослым и, несмотря на отсутствие у Кацуры толики обычной нравственности, мужчина не был насильником и не стал бы принуждать молодого человека к чему-либо. — Руки, можно я тебя спрошу кое-что? — он посмотрел на парня. — Да? — Если этот человек, Кацура, захочет переспать с тобой, ты согласишься?       Не ожидая подобного вопроса, Руки слегка изумился, плохо соображая, как бы корректно ответить на него. Он сделал паузу, чтоб хорошенько подумать. — Что за человек, этот Кацура? — Успешный, потрясающий драматург. Возможно, лучший способ описать его одним словом — распутник. — Кто? — Распутник — человек, который считает, что он свободен даже от нравственности.       Руки невольно потупил взгляд. — Почему ты спрашиваешь меня, переспал бы я с ним или нет? — Ну, подумал, что смог бы достучаться до тебя и отговорить. — И ты думаешь, я хотел бы этого? — Откровенно говоря, я без понятия. Одна лишь ориентация человека резко меняется с четырнадцати до двадцати лет. Но я бы не подумал, что ты плохой человек, даже если бы это сделал, скорее…       Руки и сам, честно говоря, не знал смог бы он это сделать или нет. Не было такого, чтоб парень отверг кого-то из своих потенциальных сексуальных пассий, но за его короткую жизнь девушки-одногодки были единственными, с кем у него эти интимные связи были. Однако парню это очень даже льстило. Он не считал себя желанным в сексуальном плане; симпатичным — да, но быть желанным — нечто другое. — Я представил… то есть… Мне любопытно, какого это быть с мужчиной… ну, ты знаешь…с мужчиной…       Фува тяжело вздохнул, почувствовав на себе свой личный проигрыш. Сев на край ванны и сложив руки, он спросил: — Тебя привлекают мужчины в сексуальном плане? — Иногда, но в основном не очень. — Понятно. — Рейта женится, поэтому я не могу быть с ним, — старший мужчина резко взглянул на парня, придя в замешательство от этого заявления. Рейта был действительно еще юн для этого. — Ты единственный… — Руки, пожалуйста, — прервал его Фува. — Знаю, — сказал Руки, с вызовом посмотрев на него, — я понимаю. — Послушай, Кацура физически не причинит тебе вреда, но он лишен способности искренне любить и, поэтому, никогда не сможет сдержать обещание. Не верь ни единому его лживому слову и не попадай в сети одной из его игр. Мне действительно не нравится этот человек и то, что он собой представляет, поэтому вот моя единственная причина просить тебя не спать с ним. — Собой представляет?       Фува вздохнул: — Я считаю себя очень… — мужчина сделал паузу, чтоб придумать более уместное слово, — я считаю себя очень прямым и открытым человеком, но я признаю его декаданс пагубным для души. Я знаю, что это звучит немного странно, но просто находясь в его присутствии, кажется, что воздух испорчен чем-то мертвым. Возможно, в этом отношении я чувствую, что есть что-то общее относительно честности и непорочности, и я не рассматриваю это с точки зрения сексуального характера, а также что-то мирское и дурное в отношении вещей, связанных с самопожертвованием. — То есть, ты хочешь сказать, что он твоя полная противоположность? — Ну, я бы не сказал этого прямо так. Я не такой уж и великий человек, как ты думаешь. Мое отличие с ним в том, что я считаю этические нормы применимыми по отношению к любым людям, а не только к себе.       Исходя из слов Фувы, Руки понял, что мужчина действительно недолюбливал этого человека. — Ясно, — кивнул он. — Это все, что я хотел тебе сказать, — Фува вздохнул. — Конечно, ты независим и волен поступать так, как пожелаешь, — он поднял глаза на мальчика и слегка улыбнулся.       По правде говоря, он был обеспокоен и понимал, что чувствует себя собственником по отношению к парню. Он задавался вопросом: не ведет ли себя слишком безрассудно? Мужчина очень любил Руки и понимание того, что парень смог бы быть с Кацурой и под его влиянием, затуманило его разум страхом, если не мнимой ревностью. — Кстати, ты хоть понимаешь, что тебя назвали извращенцем-Амуром?       Руки улыбнулся. — Немного. Думаешь, мне это не подходит? — засмеялся он.       Фува вздохнул: — Думаю, что нет. Мне никогда не нравились греческие боги, — улыбнулся он парню. — Звучит так, словно тебе есть что сказать, — парень спрыгнул с раковины, присев рядом с мужчиной. — Я бы спросил тебя почему, но я слишком устал от объяснений. — Тогда тебе нужно пойти поспать, — Фува обнял его за плечи и поцеловал в висок. — Да, насчет Рейты, — сказал он, отстранившись, — уверен, что ты и так осведомлен в этом, но то, что он женится, еще не означает, что ты не сможешь так же плодотворно дружить с ним как раньше. — Я знаю, — улыбнулся мужчине Руки.

***

      Рейта не считал себя обязательно безрассудным человеком, не то, чтобы думать о себе так. Когда он сказал своим родителям, что уезжает в Токио, играть на басу в вижуал-кей группе, для которой он, к слову, еще не был частью, они были просто ошеломлены. Отрицание — не слишком правильное слово для этого. Удивление — однако, тоже весьма неуместное и мягкое слово, чтоб это описать. Скорее самым выгодным сочетанием являлся симбиоз этих двух выражений, вкупе со сверхопекой всех любящих родителей. Они знали, что их сын Акира не был хорошим учеником, да и шибким трудолюбием был обделен, в отличие от других нормальных людей. Как он сам считал, парень являлся всего лишь приставкой к чему-либо веселому или к чему-то связанному с его друзьями. Ребенок семьи Сузуки, похоже, не имел никакого отношения с будущим — так они, конечно же, думали. Им и в голову не приходило, что их сын действительно грезил быть в рок-группе, мечтая стать известным успешным музыкантом. На самом деле эта мечта была настолько большой, что напросто вытеснила все остальные мечты. Просто внутри него не было достаточно места, чтобы стремиться к чему-то меньшему.       Бесшабашный. Возможно, именно таким он и был. Пару лет назад он приехал на рейсовом автобусе в Токио с одной лишь спортивной сумкой, бас-гитарой, усилителем и своим оптимистичным юношеским сердцем. Именно последнее и стало своеобразным пропуском Рейты в андеграундный мир вижуал-кей. Харизматичный басист был безумно привлекательным, забавным, сразу со всеми сдружившись и став их союзником настолько, что многие желали ему не только успеха, но и предлагали присоединиться к группе, несмотря на то, достаточно ли хорошо он играл на басу. Ему предлагали присоединиться к нескольким группам даже до прослушивания.       Когда он позвонил домой и рассказал родителям о своих успехах, они, услышав это, облегченно выдохнули. Зная, что Рейте никогда не удастся иметь стабильную работу, они стали отправлять ему деньги каждый месяц.       А когда в ноябре прошлого года он позвонил им и сказал, что у него есть девушка и он собирается на ней жениться, обоих чуть не схватил сердечный приступ. В течение нескольких недель по телефону они неоднократно задавали один и тот же вопрос: уверен ли он, что это правильное решение. Его сердобольные родители постоянно читали нотации, сетуя о том, что он слишком молод для этого. А действительно ли он был готов посвятить себя одному человеку на всю оставшуюся жизнь?       Конечно, — вот что ему приходилось отвечать им. На самом деле родительские расспросы его ничуть не напрягали. У него был очень кроткий характер, поэтому он редко выходил из себя. Все их протесты были для парня словно горохом об стену. Он несомненно хотел жениться на Камеё.       Вернувшись к ней домой и, обнаружив, что девушка крепко спала на диване, а транслировавшееся по музыкальному каналу видео в который раз крутилось по кругу, он до сих пор чувствовал себя невозмутимо, несмотря на то, что встретился с Руки. Подхватив одеяло, он укрыл девушку и, наклонившись, поцеловал ее в лоб. Ему было абсолютно побоку на то, почему для некоторых людей это был нонсенс, полюбить и жениться на такой девушке, как она. Пускай думают, что хотят.       Но в некоторой степени он отчасти понимал это. Было время, когда он никогда бы не поверил в то, что смог бы что-то испытывать к ней. Опустившись на колени, он провел своими тонкими пальцами по ее коротким волосам, вспомнив момент, когда влюбился в нее.       Они сидели на грязном цементе городского моста, куря одну сигарету на двоих. В то время они были просто друзьями, а Камеё стебалась над ним, из-за того, что он нравился всем. — Тебя хоть кто-нибудь ненавидит? — спросила она тогда. — Сомневаюсь в этом, — отшутился он. — Ты хороший парень. — Я знаю.       Она рассмеялась. В ярко-желтом свете полдня девушка действительно выглядела до странности красивой. — Хотела бы и я быть хорошим человеком, — на полном серьезе произнесла она. — А разве ты не такая? — Не такая, как ты. Я уёбище, — их глаза встретились, как только она протянула ему сигарету. — Единственное, что я могу сделать, так это заставить людей чувствовать, что все в порядке. О, и я забавная, но на самом деле просто засранка. Я не могу пошутить так, чтоб не обидеть кого-то. — Ты не так уж и плоха, как о себе думаешь. — Верно, — сказала она, кивнув. Он мог бы истолковать ей смысл своих слов, но видимо девушка не сочла его ответ серьезным, напротив, посчитав его бесполезным и заурядным. И по какой-то причине Рейта рассердился на себя, за неспособность излагать правильные речи, выглядеть красноречивым и глубоко мыслящим. Для того, чтобы выразиться, ему приходилось буквально высасывать из себя слова. — Все, прости, я заканчиваю. Я выражаюсь как неудачница, жалеющая себя. Подотри сопли и возьми себя в руки, Камеё. Хочешь узнать, что-то невероятное? — она с азартом посмотрела на парня. — Что? — Когда я была маленькой, я хотела быть гребанным Супергероем, как долбанный Бэтмен или Ультрамен. ХА! — она притопнула ногой. — Это была последняя часть меня, которой не похуй. — Реально? Ничего себе, так ты, получается, пацанка, да? — Нет, я не такая, — девушка посмотрела на него несколько агрессивно. — Я не пацанка. Я девушка. Знаешь, я вообще-то люблю все эти девчачьи штучки. Мне нравятся сплетни, зверушки, сраные истории о любви, милые мальчики, и я хочу быть красивой. Я, мать твою, девушка, ясно?       На это он ей ничего не сказал. Девушка показалась ему слегка уязвимой. Глаза ее были покрасневшими, а выражение лица мягким. Камеё, должно быть, поняла это, потому что спустя миг она отвернулась от парня, стыдясь. — Пофиг, чувак, — сказала она. — Прости, я ни в коем случае не хотел тебя обидеть. Скорее всего, я хотел сказать, что ты не пытаешься строить из себя то, кем ты не являешься. — Бля, вот только не надо мне делать комплиментов. — Ты злишься? — Нет, но мне не нравится, когда люди льстят мне. Ты это имел в виду. — Что ж. Мне жаль, что я такой идиот. — Мне тоже жаль, что ты такой идиот, — рассмеялась она. — Прости! Я сказала это, потому что это прозвучало как хорошее возмездие, — девушка улыбнулась ему, полностью лишенная какой-либо обиды, которую она испытывала.       Нынешний Рейта вздохнул про себя. Не открывая глаз, Камеё сказала: — О, ты дома. — Ты проснулась? — Нет, я разговариваю во сне. — Вау. Ты никогда не перестанешь меня удивлять. — Умри.       Парень сделал вид, что начал задыхаться, словно невидимая рука душила его. Резко вскочив, Камеё шлепнула его по плечу. — Сука, — буркнула она.       Блондин рассмеялся и вздернул вверх подбородок, ожидая, когда девушка его поцелует, что она непременно и сделала, оставив сладкий поцелуй на его губах.

***

      В полдень Аой позвонил Урухе по таксофону, находившимся в торговом центре, как и обещал, но вместо того, чтобы обсудить их свидание запланированное на вечер, парень затронул новости о группе. — Я назначил время, когда мы сможем посмотреть на игру Томои. Он ждет нас завтра вечером. Ты как, сможешь приехать? — Да. Обзвони других и сообщи им. — Уф… Нам нужно встретиться, чтоб выяснить, кто станет лидером. Я это дело реально не люблю, — вздохнул он, на что Уруха слегка рассмеялся по телефону. — Короче, ладно, я еще хотел сказать тебе, что поскольку нас четверо из пяти, то я дам знать Кодзи и другим, что покидаю группу. — Как думаешь, мне тоже стоит уйти из своей? — Дело твое. Это покажется немного по-скотски, если ты внезапно уйдешь, а на следующей неделе уже будешь играть в другой группе. Они сразу догадаются, что ты все время планировал свалить, пока был с ними. — Мне плевать.       Аой рассмеялся: — Ну, значит, если тебе плевать, то поступай, как хочешь. Почему это ты должен оставаться в группе, если наверняка знаешь, что больше не собираешься с ними играть? — Не знаю… Наверное, я уйду от них потом, потому что сейчас, фактически, нет никакого смысла, — сменив тему, Уруха непринужденно подметил: — Я все-таки хочу, чтоб Кай присоединился к нам. Странно, что он сам того не хочет, тем более, что играет на барабанах. — Ну, со стороны это может показаться немного эгоистично просить его, тем более что у Lie: Death дела идут хорошо. Видя, что мы его друзья, он сможет почувствовать прессинг, чтобы присоединиться к нам, только потому, что мы его, видите ли, попросили, понимаешь? У его группы сейчас дофига хлопот, и у него есть неплохой шанс подписать контракт. Было бы неправильно отнять у него это только ради того, чтоб нас было пятеро. — Понял… Ты думаешь, что мы не добьемся этого? — Да нет, это не то, что я имел ввиду… Это просто… короче, его просто может перемкнуть и он начнет чувствовать себя отвратительно, за то, что он не захотел присоединиться к нам, и я не хочу, чтоб он потом расстраивался из-за себя.       Уруха ненадолго притих. — Ты хороший для него друг, Аой, — комментарий парня немного смутил брюнета. — Ну… я стараюсь… Эм… насчет сегодня… — Ты же ничего не отменяешь для меня, верно? — предельно честно спросил Уруха. — Нет! Я просто… Ты сказал, что хочешь поговорить об этом.       Дав Аою адрес, Уруха спросил, сможет ли он встретиться с ним там в пять часов. — Конечно, — ответил он. — Хм… Не против, если я поинтересуюсь, что мы будем делать? — По правде говоря, у меня прежде никогда не было настоящего свидания, так что… — Так что? Ты же не поведешь меня в музей, да? — Нет. Предположительно люди обычно что-нибудь едят, ходят в кино, а потом, может быть, еще что-то. — Что-то еще? — недоверчиво вопросил Аой. — Это сюрприз. — Точно не музей, м? — Да чего ты заладил с этим музеем, будто бы я тебя туда потащу? — Показалось, что Уруха был бы только «за».       Рассмеявшись, парень ответил: — Я ненавижу большинство музеев. Там ни к чему нельзя прикоснуться. — Ах, ну да, твои пакостные блудливые ручонки. — Только, пожалуйста, не отстраняйся от меня. — С какой это радости я должен это делать? — Не знаю. Кумико сказала, что так иногда бывает на многих свиданиях. — Не думаю, что это реально можно принять за наше первое типичное свидание, Уруха. — Знаю… Наверное, у меня паранойя. — Не гони. — Искренне надеюсь, что ты как раз из тех, кто дает на первых свиданиях, — рассмеялся Уру. — ОГО! Да я смотрю, вы реально повзрослели, что так шутите, Такашима-сан. Прям горжусь вами. — А я и не шутил, — ответил он, с нотками смеха в голосе. — Ну да… похотливые ручонки, — услышав в трубке таксофона предупреждение от автоответчика, о том что лимит на сегодня исчерпан, Аой похлопал по карманам в поисках какой-нибудь мелочи, но так ничего и не найдя, неохотно сказал Урухе, что ему пора идти. — У меня больше нет денег, чтоб трепаться по телефону. — Ладно. — Увидимся. — Пока, Хоши-сама. — Пока Утено- — Утеночек… — поправил Уруха. — Чего? — Говорю, Утеночек. Ты ведь помнишь это, да? — Естественно. — Аой и вправду помнил. Как он мог забыть? Он просто еще не был готов называть его именно так. Звать его «Утеночком» было то же самое, что сказать «я люблю тебя». — Позже, — выпалил он и повесил трубку.       Даже, несмотря на этот напряженный момент, Аой почувствовал досаду, как только закончил телефонный разговор. Его настигло чувство внутренней пустоты, когда связь с Урухой была оборвана. Брюнет стоял и глядел на серый таксофон, внезапно осознавая небольшой удивительный факт, что это маленькое изобретение могло так близко доставить его к нему, вопреки тому, что парень находился так далеко. А повесив трубку, он словно пробудился ото сна.       Какого черта, Аой? Это всего лишь гребанный кусок пластика. Сунув руки в карманы, парень с удивлением обнаружил, что в глубине одного из них было несколько монет. Лихорадочно закинув их в таксофон он снова набрал номер Урухи. — Да? — Привет. — Аой? — Я просто хотел… ох, боже… короче, хотел убедиться, что записал адрес, — прошелестел он в трубку, придумав первое, что пришло ему в голову. Уруха в свою очередь неторопливо повторил его. — Отлично. Записал, — невольно улыбнулся Аой. — Что-нибудь еще? — Нет, м-м… До завтра, красавчик. О, а ты можешь оказать мне одну странную услугу? — парень настолько прислонился к телефону, что многие проходящие мимо люди могли с легкостью сказать, что некто, с кем брюнет мило беседовал, являлся для него весьма особенным. Парень выглядел, словно околдованный любовным зельем человек. — Ну? — Можешь сказать мое имя? — Твое настоящее имя? — Аой. — Аой. — Еще раз. — Аой. — Еще. — Аой. — А теперь скажи это так, будто бы ты испытываешь оргазм.       Проходящая мимо старушка, невольно услышав его разговор, наградила парня укоризненным взглядом, думая, что тот занимался сексом по телефону в публичном месте посреди переполненного торгового центра. — Не думаю, что у меня получится… Из меня актер так себе… — Лжец, — засмеялся Аой.       Стараясь изo всех сил, Уруха прикрыл глаза, представив, будто Аой имел его в рот. — М-м, Аой, — вожделенно простонал он.       Ощутив на себе пронзительное чувство желания, как только услышал похотливый голос Урухи, произносящего его имя, парень сдавленно выдохнул изумленное «вау». — Ну как, нормально? — Замечательно.       Заметив, что старушка до сих пор пристально смотрит на него, Аой поспешил попрощаться: — Ладно, не могу говорить. — Ну, ладно. Пока, Аой. — Пока, красавчик.