***
Ослепляющий свет софитов, бьющий в глаза, холодный пол сцены в актовом зале университета, нескончаемый дикий смех, забивающийся в барабанные перепонки, жгучие слезы, льющиеся по щекам. Это был самый худший день в жизни Мэйси. Если бы она знала, что будет так опозорена перед всем университетом, никогда бы не вышла на эту сцену, никогда бы не записалась на этот конкурс, никогда бы не родилась. — Ну что, крыска Мэйси, прогрызла дырочки в собственном платье? — смеялась одна из тех красоток-однокурсниц, которая одна из первых побежала записываться на конкурс. Мэйси ненавидела ее больше всех. Эта тупоголовая блондинка придумала ей обидное прозвище, которое стало душевным клеймом на всю жизнь. Она больше всех потешалась над бедной девушкой, строила козни с самого начала конкурса, сразу после того, как узнала, что Мэйси будет в нем участвовать. Чувствуя свое превосходство, блондинка была первым зачинщиком всех потех над однокурсницей. Ее фантазия не знала границ. Но она была не первым человеком, которого ненавидела Мэйси. Лидером уже довольно большого списка оказалась «лучшая подруга». Как оказалось, «добрая, заботливая» Джессика просто притворилась ее подружкой, чтобы заманить на конкурс по просьбе Тины – так звали задиристую блондинку. Тина обожала простушек вроде Мэйси, над которыми можно издеваться сколько душе угодно, удовлетворяя потребности последней суки, сидевшей внутри. Пиком стал финал конкурса, до которого таким «чудесным образом» добралась Мэйси. Ради собственного веселья и всеобщего позора, Тина на славу постаралась, не жалея сил и времени, выбивая для нее место, хотя на самом деле, Мэйси даже не прошла отборочные. Вот тебе и объективное мнение. Тем временем смех безостановочно продолжался, заставляя бедную, опозоренную с ног до головы девушку вжиматься в пол, сворачиваясь калачиком. Смеялись все. Смеялась Тина. Смеялась подлая Джессика. Смеялись члены жюри, коими являлись самые красивые парни университета, в одного из которых Мэйси была даже тайно влюблена. Смеялись даже некоторые преподаватели, которые больше всех привели в шок морально растоптанную девушку. Говорят, что смех продлевает жизнь. Интересно, на сколько продлилась жизнь людей, сидящих в зале университета?***
Лос-Анджелес, штат Калифорния. Наши дни — Чарли…Ты…ты…Боже, нет, нет, нет…Прости меня, Чарли… Прости… Я так люблю тебя… — Чонгук! — Чарли…Держись, слышишь?! Не умирай...Только не умирай… — Чонгук! — Чарли!... — Чонгук! —холодным каплям пота не удалось просочиться в наволочку подушки, потому что Чонгук резко поднялся, широко раскрыв глаза с тяжелой одышкой, сильной встряской головы сбивая все тот же ужасный сон. Проснулся он, однако, не от этого. Когда парень в очередной раз услышал свое имя и громкие стуки в дверь номера, понял, что наведались незваные гости. А точней гость, голос которого он очень хорошо знал… — Чонгук, кто это? — вялый, еще не отошедший ото сна женский голос прозвучал в его правом ухе, и боковым зрением он заметил, как со второй половины кровати приподнимается светло-рыжая девушка, придерживая простыню на своей груди. — Чон Чонгук, черт тебя подери! Открой немедленно дверь или я вызову твоих ребят, и они в два счета сорвут ее с петель как нехер делать! — еще более настойчиво повторил парень за дверью, снова дубася по деревянной поверхности. — Угадай, — ответил Чон, откидывая голову назад. Снова тряхнув головой, он сбил прилипшую от пота челку со лба, от чего немного загудели виски. Чонгук нехотя поднялся с кровати, покачнувшись от головокружения, откидывая в сторону плед, которым, видимо, укрылся из-за надобности в тепле, которое было нарушено диким сквозняком из окна, открытого на режим проветривания. Даже поделился с «соседкой». Споткнувшись о валяющуюся под ногами бутылку из-под пива, коих валялось немало по всей комнате, он выругался про себя, злобно посмотрев на виновницу своего «недопадения», которая не осмелилась объясниться передо ним в своем поведении и тихонько укатилась под кровать. Ухватившись за голову, которая была все еще тяжелой после неспокойного сна, парень поплелся, чтобы, наконец, открыть эту чертову дверь, прекратив тем самым безумно раздражающие стуки, создающие еще большие болевые ощущения в висках. Стоило только щелкнуть затвором, как дверь резко распахнулась, впуская внутрь амбре стойкого мужского парфюма, запах которого он знал уже на протяжении многих лет. — Какого хрена, Чон?! — тут же выпалил ему в лицо влетевший Тэхен, скрещивая руки на груди. Он даже не посмотрел на друга, пройдя вглубь комнаты, предпочитая ему рассматривание старых потрепанных занавесок, которые не меняли уже, наверное, лет как двадцать с тех пор, как был построен отель. Цвета они были противного – зеленовато-желтого, как мокрота, вылетающая из горла во время дикого кашля. И если с цветом еще можно было смириться, не будь на них каких-то непонятных извилистых узоров, вышитых явно периодически подбухивающим мастером, который в свое время посещал липовые уроки кройки и шитья, получив за них такой же липовый сертификат об окончании. Заострив свое внимание на узорах, на коих сконцентрировался и Тэхен, Чонгук невольно скривился, наблюдая сие «искусство». — Какого хрена я опять должен искать тебя по всем отелям города, потому что ты не удосуживаешься отвечать на звонки?! Тебя совсем не волнует, что в мире, кроме тебя, есть еще люди, которые умеют беспокоиться?— увлекшись, Гук даже подзабыл о лучшем друге, который пытался вбить в его башку факт о том, что у него все еще есть настоящие друзья. — А если бы с тобой что-нибудь случилось?! — Не волнуйся, Тэхен. Со мной он не пропал бы… — подала голос девушка, которую ранее не заметил его взбесившийся друг. Он слегка прокашлялся, скорее от испуга, чем от удивления. — О…Сэм, привет… — неловко помахал он, так как все же не привык видеть полностью раздетых чужих девушек, прикрывающихся одеялом. — Ты тоже тут? — девушка коротко махнула ему рукой и улыбнулась в ответ на его риторический вопрос. — Скорее опять, — добавила она, поднимаясь с кровати вслед за Чонгуком, ловко оббегая все валяющиеся на полу стеклянные сосуды, не задевая ни одного. Она как можно крепче сжимала в руках ткань, которой укрылась от своей наготы и даже слегка закусила губу от неловкости. — Вы тут поговорите, мальчики, а я пойду в душ, — она дотянулась до щеки своего недавнего постельного спутника, нежно чмокнув его один раз и скрылась в ванной комнате. Друзья одновременно проследили за ней, а как только услышали шум открытой воды, Тэхен тут же ткнул Чона в плечо. — Ай! — по инерции схватившись за это место вскрикнул тот. — Ты че?! — Это ты че?! — снова начал свои нападки друг. — Сколько это будет продолжаться? — Ты о чем вообще? — парень неловко почесал затылок и зевнул. — Я вот об этом всем, Гук! —Тэхен провел руками по площади комнаты, которая находилась не в самом лучшем состоянии: в рандомном порядке разбросанные вышеупомянутые бутылки из-под пива и других напитков покрепче создавали ощущение, будто Чонгук рылся по помойкам и собирался за деньги сдавать их на переработку; пепельница на тумбочке, окурки из которой уже вываливались за ее пределы, разбрасывая вокруг себя дорожки пепла; опрокинутый торшер, на котором, благо, еще не успела разбиться или перегореть лампочка; и, о неловкость, - пачка презервативов, изрядно помятая, но еще не использованная до конца. — До каких пор это будет длиться?! — Не ори, Тэ… Я способен воспринимать звуковые частоты до 20 миллигерц, не выше… — он зажмурился, слегка постучав себя по голове. — Это я еще не ору, друг… — продолжил второй. — И твои умные фразочки тебя сейчас не спасут, не надейся. Твое состояние на данный момент вообще, по-моему, ничто не может спасти, кроме твоей тупоголовой башки, которая все еще не хочет соображать! — Да че ты хочешь от меня, Тэ?! — Чонгук начал раздражаться от этого разговора, который переходил в статус нежелательного. — Чтоб ты в себя пришел, Гук, — уже более спокойно ответил он. — Сколько ты еще бухать будешь? Жить в отелях? Ты даже курить начал! И я уже не говорю о том, что… — Трахаюсь при любом удобном случае, да? — с сарказмом закончил за Тэхена он. — Ты это хотел сказать? — Не вырвалось как-то… — он упер руки в бока и вздохнул. — Да ладно, Сэм не ревнивая… — отмахнулся Чон, кивнув в сторону ванной, где все еще продолжалась с перерывами литься вода. — А Сэм знает о борделях? — Сэм знает все. — И что? — Я ж говорю, не ревнивая… — Три года уже прошло, Гук… — через небольшую паузу снова заговорил Тэ, меняя тему. Правда не на самую приятную. — Сколько ты еще будешь мучить себя и других? — Не твоего ума дело… — кинул его друг, поворачиваясь к тумбочке у кровати, на которой стояла наполовину выпитая бутылка виски. Схватив ее, Чонгук опустился на кровать, намереваясь поднести горлышко ко рту, но Тэхен не дал ему сделать этого, ловко вырывая алкоголь из руки. — Сейчас утро, Чонгук! И, бога ради, тебе на работу сегодня! — друг швырнул бутылку в рядом стоящую мусорку, выплескивая несколько капель спиртного на ковер. — Ты все еще винишь себя в ее смерти? — после тяжелого вздоха спросил он. Чон не хотел отвечать, поэтому просто промолчал. Тело напряглось, что было прямым показателем того, что он потихоньку начинает выходить из себя. Последние три года у Чонгука все еще наблюдались проблемы с самоконтролем и такие резкие всплески могли спокойно вывести его из строя. Помогали лишь сильнейший самоконтроль, вырабатывающийся не один год, ну и таблетки, прописанные добрым доктором. — Если да, то просто прекрати. Я не говорю тебе забыть все, что было, забыть ее. Но хотя бы просто прекрати себя винить…Ты не был себе подвластен. Виноват тот урод, что сделал это с тобой и с ней, и никто больше. Пойми это уже наконец. Черт, да она ведь сама тебя просила не винить себя! До последнего дыхания просила, Чонгук! Чарли ведь сама не хотела… — Не смей! — он вскочил на ноги, тыча в друга указательным пальцем одной руки, сжимая кулак на другой. — Не смей произносить ее имя, слышишь, Тэхен?! — голова начала болеть, но это было дело привычки, ибо старые раны заживают долго, а порой и вообще никогда. — А что, тебе можно, а другим нельзя? — Что? — Я все слышал. Когда я был там, за дверью. Я слышал, как ты кричал ее имя во сне, — рука Гука обессилено упала, повисая вдоль туловища. Продолжая смотреть на друга, медленно хлопая глазами, он пытался сконцентрироваться на их с Тэхеном диалоге, но пульсирующая боль в висках начала порядком его отвлекать, создавая небольшой звон в ушах. Ничего не ответив, он наощупь открыл ящик тумбочки, доставая оттуда флакон с теми самыми таблетками. Только таким образом можно было унять головные боли и привести в порядок нервную систему, которая иногда давала сбои, выражаясь в не самом благоприятном свете. Слава богу, что случались они периодически. Так сказать, в силу определенных эмоциональных потрясений. Бывали случаи, когда хотелось просто размозжить череп об стену, чтобы больше никогда не чувствовать этой давящей боли и гневных мыслей, мешающих спокойно и мирно продолжать существование. Положив пару таблеток под язык, Чонгук захлопнул ящик, продолжая стоять к Тэхену спиной: — Отлично. Значит мне не стоит беспокоиться за твой слух, — тихо ответил он. — И значит, ты сейчас услышишь меня и прекратишь весь этот нежелательный разговор. — Каким бы нежелательным для тебя он ни был, но это не первый наш разговор. Даже не второй. Пойми уже, наконец, сколько времени это продолжается. У тебя новая жизнь, новые друзья, помимо тех, кто все еще с тобой, новая работа, хоть и отличается от старой едва-едва… — Я знаю все это, Тэхен, хватит меня уже посвящать! — Ну так покажи мне, что ты это знаешь! Покажи всем, кто о тебе беспокоится, что ты все еще прежний Чон Чонгук, который не ударяет в грязь лицом и идет напролом, что бы ни случилось. Который всегда стойко держится в любой ситуации, не давая эмоциям просочиться сквозь царящий хаос вокруг. Вернись, Чонгук, потому что сейчас это не ты. Это какой-то урод, сидящий в тебе, который превратил тебя в кусок дерьма. Пьющего, курящего и ненавидящего весь мир придурка, который ничерта не может справиться с прошлым и жить дальше! — лучший друг резко схватил его за плечи, разворачивая к себе лицом. — Не один ты скучаешь по ней, ты понял?! Не один ты был убит горем в первую неделю после случившегося! Не один ты ее любил! Надеюсь ты не забыл, что Райли до сих пор каждый месяц летает в Детройт, чтобы просто положить цветы на ее могилу? А это три часа полета туда и три часа обратно. А сколько раз за эти три года летал ты, а, Чонгук?! А нихрена ты не летал… — он отступил, разворачиваясь спиной. Разговор был на какое-то время прекращен. Вода в ванной уже давно не шумела, но никто из них не обратил на это внимание. — Я не могу… — Чон решился все же поговорить на эту тему. Без нападок и желания влепить другу в морду.— Блять, Тэхен, не могу я видеть ее могилу! Не могу я спокойно подойти, положить цветочки, поплакать и уйти. Потому что там я лежать должен… Не она, Тэхен, я! — непрошенные слезы подступали к глазам, создавая жжение в глазных яблоках. — Не говори так… — А я буду так говорить! И буду всегда так думать! — он подошел к другу, взяв его лицо руками по обеим сторонам. — И как бы кто не просил – всегда буду продолжать себя винить. Вы пытаетесь вдолбить мне в голову, что во всем виноваты эти препараты, которые всадили мне в вену, ее чокнутый папаша, который прикрылся собственной дочерью от пули, но ведь все знают правду. Знают, что я, эмоционально стабильный человек, которого трудно вывести из себя, почему-то поддался провокациям со стороны этого долбаного психа и выстрелил в кромешную темноту, не удосужившись подумать о том, что мог попасть в невинного человека. Почему-то все не обращают внимание на эти факты, ссылаясь лишь на препараты, которые подорвали эту самую эмоциональную стабильность. Но не мозги. Они не подорвали способность думать, — Чонгук слегка надавил указательными пальцами на виски друга, а затем несколько раз постучал по ним подушечками пальцев. — И если бы я всего лишь подумал — ничего бы не случилось… — Тобой овладел гнев, Чонгук. Управлять им крайне тяжело. Ты либо справляешься, либо с треском проваливаешь миссию. Ты не всесилен, и ты не справился. Ты не проиграл этому уроду, ты проиграл сам себе. И это произошло не из-за того, что ты сам так захотел. Это произошло, потому что тебе не дали другого выбора. Ты тоже жертва. А жертва не способна убить. По крайней мере до тех пор, пока она остается жертвой. — Твою мать, да что ты несешь?! — Чон нервно рассмеялся, отходя от друга, чтобы облокотиться руками на тумбочку. — Ты снова пытаешься разубедить меня… — И буду делать это до тех пор, пока до тебя не дойдет! — снова повысил голос Тэхен. — Не дойдет, не старайся… — услышав шорох шагов, парень понял, что Сэм уже давно вышла из душа, но будто не решалась зайти в комнату, чтобы не прерывать их беседу. Он должен был испытать чувство вины, за то, что заставил человека чувствовать себя неловко, но ему было все равно. Сэм не была той, перед кем он должен был испытывать что-то подобное. Парень лишь быстро смахнул слезы, успевшие брызнуть из глаз, увлажнив щеки, шмыгнул носом и позвал девушку, чтобы она прошла в комнату. Рыжая макушка не заставила долго себя ждать и, уже почти полностью одетая, Сэм мелкими шажками прошла вглубь комнаты, минуя их с Тэхеном, чтобы забрать свою сумку и оставшуюся одежду. От нее пахнуло свежестью лавандового мыла, которое обычно всегда приносили горничные, когда делали уборку номера. — Ваша гробовая тишина меня убивает, — подала голос девушка, пока быстро подбирала с пола раскиданные ранее вещи. — Я итак дала вам время, чтобы вы снова побалакали на «полюбившуюся» всем тему, — она демонстративно закатила глаза, — но, пожалуйста, придите уже хоть к какому-нибудь выводу во всей этой истории, а то в вашей крепкой мужской дружбе пойдет большая трещинка от недопонимания и обид, которые вырастут во всеобщую неприязнь друг к другу. — Спасибо, доктор, за самый лучший совет, — с сарказмом ответил Чонгук, ловя на себе ее строгий взгляд. — А она права… — как бы невзначай поддержал ее Тэхен, бегая глазами по потолку. — Спасибо, Тэ, — улыбнулась ему Сэм, ощутив поддержку. — А тебе, Чонгук, — она тыкнула в него пальцем, который повис в воздухе, — я настоятельно рекомендую прислушиваться к людям. Знаешь, иногда мнение со стороны говорит тебе гораздо больше, чем то, что ты сам про этом думаешь... — все замолчали, будто каждый переваривал все слова, которые остались проигнорированными вслух, но точно не в мыслях. — Все, я отчаливаю! — Сэм ожила первая. — Оставляю уборку на горничную, а то на работу пора! Пока, мальчики! — она послала Чону воздушный поцелуй, а Тэхена два раза хлопнула по спине. — И, пожалуйста, — Сэм сложила вместе ладони, — не ругайтесь… А не то придет злая тетя Сэм и будет бить всех по попе! — махнула она рукой из коридора, пока за ней закрывалась дверь. В воздухе повисла неловкая тишина, которая обычно не наблюдалась, когда лучшие друзья оставались вдвоем. Чонгук взглянул на часы. 9.40. Черт! Он опоздал на работу больше, чем на полтора часа. Начальник его точно прикончит… — Как Райли? — если куда-то опаздываешь, обязательно надо еще о чем-то поговорить. Логично. — Все хорошо. Прилетает сегодня ночью из Милана, — ответил друг, вникая, что беседа вдруг перетекла в разряд «когда не о чем поговорить». — Работала? — Да, она ж главный дизайнер теперь, вся в делах… — Понятно… — брюнет поджал губы, опустив глаза на свои колени. Потерев ладонями друг о друга, он пытался сообразить, что бы еще спросить у Тэхена, но его слишком напрягало вести беседу с человеком, который всегда был рад поболтать о чем угодно, а сейчас стоял молчаливым истуканом, снова разглядывая эти долбаные занавески. — Ладно, мне на работу надо. Пойду собираться… — продолжать этот наитупейший разговор было бессмысленно. Он медленно поднялся с кровати, запустив руку в волосы. — Скажу тебе только одно, Гук, — остановил его Тэхен. — Чарли не хотела бы для тебя такой жизни… Просто подумай над этими словами и сделай правильные выводы… — закончив, он развернулся в сторону выхода, потому что лучшим способом закончить этот разговор было просто уйти. Выводы Чон, конечно, делать не стал, а вот сходить в горячий душ был решительно настроен. Не успел он зайти в ванную, как завибрировал телефон и, судя по глухому звуку, аппарат находился где-то в недрах пододеяльника или пледа. Парень перекопошил всю кровать, найдя его, вопреки своим предположениям, под подушкой. Видимо он специально положил его туда, чтобы в случае очередного пьяного заскока быстро его найти. Звонок исходил от начальника, к которому Чон, как всегда, был уже готов. — Да, сэр, — ответил брюнет, предварительно не вплотную прикладывая телефон к уху. Однако, к его удивлению, никаких криков он не услышал. — Ты ведь знаешь, что если бы не твои способности, ноги бы твоей здесь не было? — спросил достаточно низкий мужской голос, который изо всех сил старался не сорваться на крик. Видимо, он был не один и, скорее всего, на очередной летучке за круглым столом, где обсуждалось новое дело. Участие в их раскрытии он не принимал, но как непосредственный начальник всегда обсуждал их с командой, пояснял ситуацию, контролировал отлеты в другие города, если это было необходимо, а также поощрял отпусками или наказывал составлением полных отчетов после раскрытия, что было особой «наградой» для нерадивых сотрудников. И как можно было догадаться, этим занимался именно Чонгук. — Знаю, сэр. — А ты знаешь, что рабочий день начался уже как два часа назад? — Да, сэр. — Ну если ты у нас такой всезнайка, значит, немедленно тащи свою умную голову сюда, иначе клянусь, Чон, это будет последний раз, когда я вот так терплю твои опоздания и пренебрежение к работе! В конце концов – мы не доставкой пиццы занимаемся! И если ты сейчас мне скажешь, что за двадцать минут, отведенных тебе для того, чтобы ты собрался и доехал до работы, тебе не хватит, я найму однодневного палача, который отрубит твою голову и пришлет нам по почте. Я ему даже сверху добавлю за ювелирную работу. В конце концов, на данный момент нужна только эта часть твоего тела. — Буду через двадцать минут, Митч, не кипятись, — все это время он пытался не потерять нить разговора, так как утреннее похмелье еще давало о себе знать и разлады между мозговыми извилинами стремились подставить его на протяжении всего монолога начальника. И он бы так не старался, не будь это человек, которого он очень сильно уважал и даже доверил бы ему свою жизнь. — Кипятиться будешь ты, Чон, когда будешь сидеть дома и вычеркивать номера телефонов в газете по поиску работы! Время пошло! — это было последнее из человеческого, что Чонгук услышал, перед короткими гудками, раздавшимися в трубке. Тяжело вздохнув, он взъерошил свои волосы на голове, которые на ощупь будто покрылись трехдневной пылью, кинул телефон на кровать, который подпрыгнул несколько раз, свиснув кончиком с края, и норовил упасть вниз, и отправился в ванную, чтобы за рекордные пять минут привести себя в полный порядок. Был бы рядом какой-нибудь доктор, парень бы закинулся укольчиком адреналина, который поспособствовал бы включению режима «петарды в заднице», что очень бы подсобило после бурной прошлой ночки. Сняв с себя немногочисленные остатки одежды, он уперся руками об раковину по обеим ее сторонам, подняв лицо на зеркало. Его обрамляла уже подросшая щетина, которую нужно было немедленно сбрить, приводя себя в презентабельный вид, а синяки под глазами давали прямой намек на то, что неплохо было бы одолжить у Сэм ее косметичку, чтобы воспользоваться услугами тональника. И все бы было ничего, если бы Чонгук не был мужиком… Недавний сон, который стабильно снится ему уже третий год подряд, иногда все же давая передышку в виде одной-двух недель, изрядно портит его репутацию серьезного агента ФБР, которым он, к слову, тоже уже является третий год в одном из отделов анализа поведения преступников в городе Лос-Анджелес, потому что каждый раз, как он видит то, что хочет забыть, лучшим спутником сего является бутылка пива, благополучно превращающаяся в ящик. Иногда дело доходит и до напитков покрепче. И все это сопровождается частичными пробелами в памяти, невнимательностью на работе, а также ее прогулами. Честно говоря, парень до сих пор не понял, как Митч его еще не выпер. События трехлетней давности все еще не хотят оставить его в покое и уйти на заслуженную пенсию, вгрызаясь ему в душу, снова растерзывая ее на мелкие частички. После того, как Чонгука оправдали, назвав невиновным в её смерти, дичайшая депрессия одолела молодого детектива с ног до головы. Он все равно продолжал винить себя за все произошедшее, как бы его от этого ни отговаривали все остальные в окружении. Это был не первый раз, когда они заводили такую беседу с Тэхеном, и этот малец до сих пор не сдается, пытаясь вдолбить другу в голову гвоздь мудрости затупившимся молотком, которому априори это не свойственно. Даже её дядя и, по совместительству, бывший шеф Чонгука ни разу не обвинил его в этом непреднамеренном убийстве собственной племянницы, а когда узнал, что его подопечный переезжает в другой город в попытке попасть в другое отделение расследований, очень сильно расстроился, потому что «не хотел терять ценнейшего сотрудника». Но Чон просто не мог оставаться там, ибо каждый угол, лифт, лестничный пролет, рабочий стол и даже чертовы папки для скрепленных бумажных кип с отчетами – все напоминало о ней. Поэтому парень лишь извинился, пожал шефу руку (хотя удалось это с большим трудом) и удалился в свою квартиру, где уже давным-давно был собран чемодан. В этом были свои плюсы: другой город – другая жизнь, родители были чертовски рады, что теперь они будут видеться с сыном чаще (а мама даже предложила провести семейные сеансы психотерапии за бокальчиком другим), а потом он узнал, что его без вступительных экзаменов приняли в агенты ФБР, разузнав об успешных операциях в Детройте. Включив поднаторевшую соображалку, Чонгук, конечно, догадался, что шеф Беррингтон замолвил за него словечко. Новое место показалось ему, теперь уже новоиспеченному агенту ФБР, вполне приличным, поэтому, не медля ни дня, он сразу же занялся делом, стараясь отскрести всю душевную накипь работой. Шепот о новом сотруднике и его «боевых заслугах» прошелся сразу по всему отделу, поэтому первое время парень ловил на себе странные взгляды, однако его ухудшившийся за время работы в Детройте нрав распугал всех сплетников по своим норкам, быстро заставив заниматься назначенными делами. Главным отличием было то, что на заданиях была просто необходима командная работа. В отделе никто не выполнял свои обязанности поодиночке, так как операции всегда весьма сложные, поэтому, как говорится, одна голова хорошо, а несколько болеть будут меньше. С непривычки, конечно, Чонгук рвался делать все самостоятельно, без всякого желания слушать чужие мнения, но начальство доходчиво по полочкам объяснило все, что касается работы в федеральном борю расследований, поэтому ему оставалось лишь заткнуться и делать свою работу. Но сколько бы Чонгук ни работал, постоянно задерживаясь допоздна, литрами поглощая кофе и тоннами лапшу быстрого приготовления или куриные крылышки из круглосуточной доставки, сколько бы ни пытался забить мысли копошением в личных жизнях убийц, чтобы четко составить их профиль, он не мог избавиться от мыслей о Чарли. Чертовски неправильно было смешивать все в один коктейль, ибо происходила никому ненужная путаница, но навязчивые воспоминания и не проходящее чувство вины съедали парня до костей. Заглушкой был лишь алкоголь, ставший причиной всех проблем: на работе, с друзьями, которых было-то – раз, два и обчелся, да и вообще с образом жизни. Конечно, он не превратился в заядлого алкоголика, который по общему правилу в каждом заведении наливает сам себе, но забыться помогало только это. Чтобы хотя бы на несколько часов выпасть из реальности, не думать ни о чем и не кипятить свой мозг в адском котле. В последний раз брызнув на себя одеколоном, одетый с иголочки в черный строгий костюм, Чонгук покинул номер отеля, от которого до работы было десять минут езды, поэтому, поймав желтое такси, он поехал по названному водителю адресу, в надежде, что он окажется еще менее общительным, чем Тэхен сегодня утром.