Только начало

      После такой ночи Химура Кеншин определенно не ожидал, что проснется. Поэтому, когда он открыл глаза и обнаружил, что смотрит на знакомый потолок своей комнаты, то, конечно, растерялся.       Что происходит? Я думал, что должен был быть мертв… что случилось?       Он осторожно сел, чувствуя себя несколько дезориентированным, и с растущим замешательством оглядел комнату. Он смутно помнил события прошлой ночи: смог вспомнить подавляющее отчаяние, внезапно охватившее его, и два письма, которые написал в слезах. Затем отчаянный удар кинжалом… внезапную агонию… угасающие силы… часы, проведенные им в луже собственной крови… Разве он не должен быть уже мертв? Бывший хитокири предполагал, что должен смотреть сейчас в адский огонь, а не на знакомые стены собственной спальни.       А где боль? Где слабость, что мучила его, пока жизнь утекала из тела? Даже если он не умер, то должен, по крайней мере, чувствовать хоть какой-то эффект от его попытки самоубийства? Кроме легкого ощущения головокружения, он чувствовал себя прекрасно… будто накануне вечером вообще ничего не произошло.       Он окинул взглядом многочисленные пустые бутылки из-под саке, валяющиеся вокруг. Молодой мечник с отвращением покачал головой.       А не приснилось ли мне все? Должно быть, это был просто кошмар после слишком большого количества саке? Я немного перебрал прошлым вечером. Черт… я такой идиот.       Поднявшись на ноги, он посмотрел вниз, на свой футон… и замер в шоке, зажав рот рукой.       О, Ками-сама… Я на самом деле умер…       Кеншин обнаружил, что смотрит на собственное тело.       Поколебавшись, он опустился на колени рядом с окровавленным неподвижным телом и осмотрел свой собственный труп с каким-то нездоровым любопытством. Сказать, что зрелище было неприятным, это сильно преуменьшить. Конечно, он видел раньше трупы, и большинство от его собственного меча. Он видел так много смертей в своей жизни, так что стал почти нечувствительным к ним. Однако это, должно быть, без сомнения, стало самым тревожным опытом за всю его жизнь… то есть, существование.       Несколько ошеломленный, он протянул руку, робко прикасаясь к безжизненному телу, а потом отдернул ее, словно обжегшись, когда его пальцы прошли сквозь твердую плоть. Кеншин вздрогнул.       Ну… это было слишком жутко.       Широко раскрытыми глазами он посмотрел на свою руку, а потом перевел глаза на футон. Чувство ужаса охватило его, когда чудовищность его поступка прорвала первоначальное онемение от шока.       О, нет… Что я наделал?       Поднявшись на ноги, призрак попятился, в панике не сводя глаз с неподвижного тела.       Этого не может быть… О боги… Что я наделал?       Он дернул головой, когда его охваченные чувством вины мысли были прерваны вежливым стуком в дверь.       – Химура-кун? Ты не спишь?       Оками-сан! О, нет, пожалуйста, не дайте ей войти… она не должна этого видеть!       – Да, я проснулся, Оками-сан, пожалуйста, не открывайте дверь! – в отчаянии крикнул он ей. К сожалению, она не могла его услышать.       – Химура-кун?       Седзи приоткрылись, и Оками-сан заглянула внутрь.       – Ты… – Она осеклась, когда увидела ужасающую сцену. Ее глаза распахнулись от ужаса, лицо побелело, как полотно, и она обеими руками зажала рот. – Нет… о, нет… Химура… – выдохнула она в неверии. Со страдальческим криком она вдруг повернулась и выбежала из комнаты, и ее истерический вопль эхом разнесся по гостинице.       О боже… как все плохо…       Колени Кеншина подкосились, и он упал на пол, ожидая неизбежного. Конечно, почти сразу же он услышал тревожные и потрясенные крики, и шум бесчисленных босых ног, бегущих вверх по лестнице в его комнату. В отчаянии он закрыл лицо руками, когда толпа людей распахнула седзи и с испуганным изумлением уставилась на мертвое тело своего товарища.       Призрак неистово проклинал себя и свое поспешное решение совершить харакири.       Чем, черт побери, я думал? Я ничем не думал, верно? Бака. Бака, бака!       Увы, было слишком поздно.       – Отойдите! Назад! – Кацура протиснулся через ошеломленную толпу, добираясь до открытой двери. Его глаза были полны печали, когда он вошел внутрь и опустился на колени рядом с окровавленным телом. – О Химура… Что же ты наделал?       Кеншин с раскаянием смотрел на своего лидера.       – Кацура-сан, – прошептал он жалобно. – Пожалуйста, простите меня… Мне так жаль…       Его командир не показал никак, что услышал его. Он помолчал несколько секунд, а затем поднял голову, глядя на бормочущую толпу позади него.       – Вам нечем заняться? – спросил он многозначительно. – Все вон!       Широко раскрыв глаза, солдаты поспешно подчинились, исчезая так быстро, словно сами были призраками. Ни один человек не заметил рыжеволосого призрака прямо перед ними.       Кеншин понуро сидел рядом со своим командиром, обхватив колени руками, и наблюдал, как мужчина оглядывает комнату. Взгляд его упал на письменный стол, где ему на глаза попала сложенная бумага. Поднявшись на ноги, он подошел к столу и взял два письма.       Открывая то, что было помечено его именем, Кацура начал молча читать. Когда он закончил, его плечи устало опустились. Глядя на другое письмо, зажатое в руке, он вздохнул.       – Похоже, мне придется навестить Хико Сейджуро тринадцатого. – Он направился к выходу, но остановился и бросил взгляд на изломанную фигуру своего подчиненного. – Химура… – пробормотал он с сожалением и повернулся, чтобы выйти за дверь, оставляя мрачного призрака наедине с собственным трупом.       Кеншин оперся подбородком о колени, обхватывая голову руками, в оцепенении глядя на закрытую дверь. Он сидел так некоторое время, пытаясь собрать воедино разрозненные мысли, проносящиеся в его озадаченной голове.       – Я умер… Я действительно мертв… – тихо шептал себе призрак. – Но что теперь? Почему я все еще здесь? – Он поколебался, а потом закрыл глаза. – Что я должен делать…?       Недвижимый, он оставался на месте, с горечью размышляя над своим безвыходным положением.       Полчаса спустя он все так же сидел, открыв глаза, только когда седзи распахнулись снова, пропуская в комнату врача патриотов и Оками-сан. Невидимый никому, он с любопытством наблюдал, как они начали аккуратно обмывать и готовить тело к погребению. С раскаянием он заметил, что глаза Оками-сан покраснели и слезились, и ей приходилось часто останавливаться, чтобы не расклеиться совсем. Сейчас она плакала беззвучно, и слезы текли по ее лицу, пока она с нежностью расчесывала его длинные волосы.       Кеншин зажмурил глаза, ненавидя себя за ее слезы.       Оками-сан… Я сделал это с вами! Даже мертвый я вызываю столько страданий. Мне так жаль…       После того, как они закончили и ушли, призрак подошел ближе к футону, глядя на аккуратно уложенное тело. Лицо выглядело таким невинным… таким детским. Он не видел ни одного следа тех ужасных поступков, что совершил, ни одного признака жестокого убийцы. Впервые за последние пять лет он увидел себя без холодной маски Баттосая и подивился этой иронии: демон с лицом ангела…       Кеншин сел на колени и закрыл глаза. Очистив разум, он впал в медитативное состояние, пытаясь успокоить свой беспокойный дух. Несколько часов он сидел, в своей новой форме незатрагиваемый никаким физическим дискомфортом, которые обычно наступают во время длительной медитации.       Внезапно его глаза в недоумении открылись, когда он почувствовал приближающуюся до боли знакомую ки.       Учитель? Не могу в это поверить… он на самом деле пришел?       Призрак вскочил на ноги и с тревогой посмотрел на дверь, позабыв о медитации, и приготовился увидеть человека, которого не ожидал увидеть снова никогда.       С опаской он смотрел, как отодвигаются седзи, открывая Кацуру, за которым следовала легко узнаваемая фигура Хико Сейджуро.       Учитель… он совсем не изменился.       Кеншин был поражен, когда увидел, как мастер меча внезапно замер на входе, и краткий всплеск боли исказил его лицо, когда он увидел тело, лежащее на футоне.       Что я только что увидел? Это горе? Ему действительно не все равно, что я умер?       – Я понимаю, что это очень много значит для вас, – сказал Кацура. – Я вас оставлю.       Он ушел, а Кеншин пристально вглядывался в лицо Хико, который опустился на колени рядом с футоном.       – Бака… проснись… пожалуйста… проснись… – Лицо Хико было полно тоски, когда он легким движением погладил бледную щеку.       Ему действительно не все равно! Я думал, что он ненавидит меня…       Он с некоторым удивлением наблюдал за острой реакцией своего учителя, но ничто не могло подготовить его к тому, что произошло дальше.       Он мог только смотреть, совершенно ошарашенный, как его обычно уверенный мастер разрыдался, крепко прижимая тело своего деши к груди.       – Учитель… – прошептал он, потрясенный таким нехарактерным проявлением эмоций. И застыл в удивлении, когда голова Хико внезапно вскинулась в его сторону, и он широко распахнул глаза.       – Кеншин?       Дух в шоке уставился на бывшего наставника.       Он на самом деле меня слышит? Я могу… поговорить с ним…       – Кеншин? – Хико оглядел комнату в настороженном смущении. Он не увидел ничего необычного, все его чувства молчали, но он мог бы поклясться, что услышал голос Кеншина… Мечник резко тряхнул головой, словно для того, чтобы прояснить ее.       Должно быть, я устал больше, чем думал. Мой разум начинает играть со мной.       Он опустил взгляд на обмякшее тело, все еще покоившееся у него на руках, и его дыхание резко перехватило. Чувство тяжести в груди вернулось, а глаза снова защипало. Быстро заморгав, чтобы очистить затуманившееся зрение, Хико осторожно опустил тело своего ученика обратно на футон, мягко убирая распущенные волосы с лица Кеншина. Он долго оставался в таком положении, слегка пробегаясь пальцами по шелковистым прядям, разглаживая их. Он чувствовал, как слезы возвращаются, и без особого успеха пытался сдержать их.       Кеншин…       Гнев начал проступать сквозь его отчаяние.       Кеншин… как ты мог?       С раздражением вытерев мокрое лицо, он отчаянно оттолкнул в сторону свое горе, позволяя гневу прорваться наружу и высушить его слезы.       – Черт возьми… черт возьми, Кеншин… ты, маленький ублюдок, как ты мог это сделать? – бормотал он с горечью. – Ты… ты эгоистичный, неосмотрительный, безмозглый сукин сын!       Хико вскочил на ноги, глядя верху вниз на тело его деши.       – Чем, черт тебя подери, ты думал? – зарычал он в ярости. – Я думал, что лучше учил тебя! Ты же не мог не понимать, что это не выход! Ты чертов трус!       Призрак Кеншина испуганно сжался в дальнем углу комнаты, подальше от гнева своего наставника. Он думал, что, возможно, сейчас не самое подходящее время, чтобы объявлять о своем присутствии…       – Были люди, которые отдали за тебя жизнь, – зло говорил Хико, нервно расхаживая по комнате. – Те три девушки, когда ты был ребенком, твоя жена Томоэ… они умерли, защищая тебя, чтобы ты мог жить! Но нет… ты просто взял и выкинул их жертву прочь! Все было впустую… и для чего? Ради какой-то идиотской идеи искупления? Бака! Как, черт побери, использовать твой труп в этом богом забытом мире? Ты мог принести гораздо больше пользы, помогая другим, пока проживал остаток своей жизни!       Мастер меча продолжал разоряться еще несколько минут, выпуская все свое скопившееся недовольство и разочарование. Опустошив свои чувства гневной тирадой, Хико наконец остановился и повернулся в сторону лежащего тела. Его плечи поникли, ярость иссякла, оставляя после себя ощущение неопределенной пустоты.       – Бака… – прошептал он безрадостно. – Ты мог бы просто прийти домой, и я принял бы тебя, ты же знаешь…