Только начало

      Когда Кеншин вернулся в свою комнату, он с облегчением нашел, что большинство мужчин уже ушло, а остальные как раз выходили. Вскоре, когда последний человек закрыл седзи, призрак снова остался один. Обойдя тело, он подошел к окну и печально уставился в окно. Глядя вверх, на мерцающие звезды, он снова обдумывал свою неясную судьбу.       – Почему? – тихо прошептал он и крепко сжал кулаки. – Почему? Почему я все еще здесь? Какая всему этому причина?       Кеншин чувствовал себя заброшенным… потерянным… беспомощным и смущенным. Он отчаянно нуждался в ответах, которые, по всей видимости, ему никто не собирался давать.       – Может, раньше я ошибался. Может ад как раз такой… когда застреваешь навечно в таком существовании, где никто не знает, что ты есть, просто наблюдая… без возможности что-нибудь сделать. – Призрак остановился, задумавшись, потом покачал головой, прищурился, отвергая свою же теорию. – Нет, этого не может быть. Учитель слышал меня…       Кеншин умолк, почувствовав знакомое присутствие своего учителя за пределами комнаты, словно мужчина пришел на зов духа. Услышав звук открываемых седзи, он повернулся, чтобы посмотреть, как тот, коротко поколебавшись в дверях, зашел в комнату, держа в руках коробку с картинами.       На обратном пути к комнате его деши Хико размышлял о том, как перевернулась его жизнь за такой короткий промежуток времени. В один день его мир оказался полностью разрушенным… его привычный уклад жизни пришел в полный хаос. Впервые в жизни Хико ощущал себя неуверенно… потерянно. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Смерть его ученика затронула его гораздо больше, чем он мог предполагать, и на короткое время он почти потерял себя в той подавляющей депрессии, которая его окружила.       Однако Кацура успел вытащить его из нее, и за это мечник был действительно ему благодарен… хотя и ощущал себя несколько униженным от того, что этот человек видел, как он скатился до такого уязвимого состояния. Как бы то ни было, понимающая поддержка Кацуры в это трагическое время была бесценной. «Спасибо» – сказал ему Хико, и не только за картины, но и за ту простую доброту, с которой отнесся к нему лидер Ишин Шиши.       Он чувствовал себя спокойнее, но не мог не задаться вопросом, как долго продлится это состояние. Мастер меча понимал, что его настроение, вероятно, просто временное явление, результат действия саке и хорошей компании.       Поглощенный мыслями, Хико подошел к комнате и отодвинул седзи. Шагнув внутрь, он дрогнул, снова увидев безжизненное тело. Прикрыв глаза на мгновение, он заставил себя зайти в комнату.       Так тяжело видеть его таким… помня, каким он был раньше. Его глаза были такими чистыми… такими сияющими и нетерпеливыми… такими полными жизни. Он так любил учиться кендзюцу…       Хико отошел в сторону и сел, с усталым вздохом откинувшись на стену. Это было так неправильно, что его маленький деши возненавидел то, что приносило ему столько радости в юности. Все жизни, что он отнял, тяжким грузом повисали на его нежном сердце, увлекая его вниз, пока он больше не смог выдерживать этот вес.       Посмотрев вниз, он понял, что все еще держит в руках коробку. Мастер на мгновение замялся, прежде чем развязать шнурок и снять крышку. Даже несмотря на ту неприятность, с которой он столкнулся во второй картине, он вынужден был признать, что ему все еще любопытно. Выбрав случайный свиток, он взмолился, чтобы картина не оказалась эротической. Его желание исполнилось… но образ, который он нашел, оставил после себя ощущение определенной встревоженности.       Это была сцена насилия. Разрубленные и окровавленные трупы, облаченные в бело-синие хаори, были разбросаны на поле, поросшем травой. Фигура Баттосая, одетая в черное, стояла в центре, выглядя как ангел смерти, его окровавленный меч был опущен. Но не сама сцена привлекла внимание Хико, а выражение мучительной печали, написанное на бледном лице молодого человека, его бессильно опущенные плечи, безнадежность в его взоре, когда он смотрел на бойню перед его глазами… вся картина отражала человека, потерянного в крайней безысходности, метко отражая мысли Хико, пришедшие ему в голову минутой ранее.       Глядя на портрет, Хико вспомнил о замечании Кацуры относительно людей, не желающих проникать под холодную поверхность. Однако художник, написавший эту картину, был как раз человеком, сумевшим увидеть под маской хитокири похороненную в его душе агонию.       Опечаленный, мечник скатал картину и положил ее обратно в коробку. Выбрав другую, он развернул ее, моргнул, а потом неожиданно рассмеялся.       Баттосай столкнулся с молодым, по-мальчишески выглядящим самураем в темном переулке. Юноша был одет в тот же бело-синий хаори, что и люди на предыдущей картине, и оба пристально смотрели друг на друга, пока были заняты жестокой схваткой… в джанкен*?       О, Ками-сама, они выглядят, словно двое детей, пытающихся урегулировать спор! Хм… художник, очевидно, использует разнообразный стиль… милый, эротический, удручающий, а теперь и комический…       Посмеиваясь, Хико свернул картину, убрал ее и закрыл коробку. Лучше остановиться сейчас, прежде чем он сделает плохой выбор и уничтожит свое хорошее настроение другой тревожащей картиной.       Мне стоит попытаться немного поспать.       Поставив коробку рядом с собой, он закрыл глаза и прислонился спиной к стене.       Призрак вздохнул с облегчением. Его беспокоило то, что мастер мог выбрать один из более унизительных портретов. Тем не менее… В конечном итоге Хико увидит их все, и это определенно было не то, чего Кеншин ожидал бы с нетерпением.       Он подошел и посмотрел на раздражающую его коробку.       Идиотские картины… надо было сжечь их, когда у меня была возможность.       Занятый своими мыслями, он раздраженно пнул коробку со свитками… и замер, когда его нога встретила сопротивление, а предмет сдвинулся с места, с глухим стуком ударяясь о стену.       Что?       – Что это было?       На звук коробки, ударившейся о стену, Хико распахнул глаза и теперь в замешательстве оглядывал комнату, пытаясь найти источник шума. Пожав наконец плечами, он откинулся назад.       – Должно быть, из другой комнаты, – пробормотал мечник в раздражении, снова закрывая глаза.       Кеншин с изумлением смотрел на свои ноги, а потом на сместившуюся коробку.       Я ее пнул?       Сконцентрировавшись, он опустился на колени и осторожно ткнул коробку одним пальцем. И почувствовал краткий момент довольного удовлетворения, когда палец встретил упорное сопротивление.       Хм… как интересно…       Кеншин посмотрел на своего спящего наставника и наклонился ближе, медленно протягивая руку. Ощутив мягкие волосы под своим прикосновением, призрак улыбнулся.       Хико, однако, отреагировал довольно бурно. Дернувшись с резким вздохом, он в одно мгновение оказался на ногах с мечом в руке, и посмотрел вокруг широко открытыми глазами.       – Что, черт возьми, здесь происходит! – прорычал он, когда увидел, что в комнате никого кроме него нет. Его взгляд задержался на лежащем на футоне теле его ученика, и он вздрогнул. – Может быть…? – пробормотал он беспокойно, а потом резко покачал головой. – Нет, это просто мое воображение…       Он сел обратно к стене, но оставался напряженным и настороженным.       Кеншин чувствовал себя немного виноватым в том, что нарушил отдых своего наставника. Бедный мужчина явно в нем нуждался.       Думаю, я должен оставить его в покое.       Призрак выскользнул сквозь стену в коридор. Несколько минут побродив по гостинице, он решил выйти на улицу. Поначалу по привычке он держался в тени, тихо, как кошка, скользя в темноте, насторожив все свои чувства в ожидании опасности, но через несколько мгновений остановился, чувствуя себя глупо.       Бака, ты призрак! Никто не будет нападать на тебя, глупец! Они даже не заметят, что ты здесь…       Заставив себя расслабиться, Кеншин бесцельно бродил по улицам. Он оставался незаметным… невидимым теми немногими людьми, мимо которых проходил. Уверенный, что никто не сможет увидеть его, он позволил своим мыслям свободно блуждать. Внезапно вернувшись в реальность, Кеншин удивленно оглянулся и увидел, что очутился на знакомом кладбище. Так или иначе, даже не осознавая этого, его ноги привели его по пути от гостиницы к могиле его жены. Он печально посмотрел на простой могильный камень и потерялся в воспоминаниях четырехлетней давности.       Томоэ… Я никогда не смогу простить себя за то, что сделал тебе и твоему жениху. Любовь моя, где ты сейчас?       – Здравствуй, Кеншин.       Рыжеволосый призрак в шоке повернулся. Он резко выдохнул, увидев видение перед собой.       – Томоэ…       Он упал на колени, прижавшись лбом к холодной земле, и призрачные слезы раскаяния покатились по его лицу. Он ощутил, как холодная рука погладила его щеку и взяла его за подбородок, когда дух его умершей жены опустился на колени перед ним, поднимая его лицо, чтобы встретиться с ее бесстрастным взглядом.       – Не плачь, любовь моя, – сказала она мягко. – Прошло уже четыре года… Ты должен перестать винить себя в моей смерти.       – Но… – прошептал он отрывисто. – Но я убил тебя… мои руки запятнаны твоей кровью… это была моя вина! – В отчаянии Кеншин схватил ее руки, прижал к лицу, наслаждаясь ощущением физического контакта, и закрыл глаза. Он подавил сдавленный всхлип, вдохнув ее аромат белых слив.       Томоэ покачала головой.       – Фактически, это я виновата, что ты оказался в такой ситуации. Если бы я не имела дел с этими людьми, чтобы убить тебя…       – Нет! – Кеншин открыл глаза и сжал руку жены. – Я никогда не смогу винить тебя за это! – Он снова задохнулся. – Какими бы ни были обстоятельства… именно мой меч убил тебя!       – Я бросилась перед твоим мечом… Я приняла это решение самостоятельно, – твердо сказал темноволосый дух, на который со скорбью смотрел Кеншин. – И, – добавила Томоэ с легкой улыбкой, – я была счастлива сделать это.       – Счастлива? – прошептал он нерешительно, выпуская ее руку. – Но почему?       – Своей смертью я могла спасти свою вторую любовь… и, как дух, я соединилась с первой.       – С Киёсато…       Она снова улыбнулась.       – Да, с Киёсато. – Выражение ее лица стало серьезным. – Он не винит тебя ни в чем… ни в одной из наших смертей.       – Я не могу в это поверить, – скептически отозвался Кеншин.       – Поверь, потому что это правда. Он знает, как и большинство твоих жертв, что война – это или убить, или быть убитым. В пылу боя один должен умереть, чтобы другие жили. Люди, которых ты убил, наблюдали за тобой и видели, сколько страданий тебе принесли твои поступки… и они не держат на тебя зла. В моем случае Киёсато видел, что это был несчастный случай. – Она протянула руку и коснулась пальцами шрама. – Он также видел, как сильно ты меня любил, и он благодарен тебе за то, что ты дал мне немного мира после его смерти.       – Смерти… – Кеншин вдруг моргнул. Чувство, похожее на облегчение, пронеслось над ним. Он был не единственным! Он был не один! – Тогда вы оба духи, как и я?       – Нет, не как ты, – пробормотала она с сожалением и грациозно поднялась на ноги. – Мы настоящие духи, тогда как ты просто призрак. Есть огромная разница между нами. Духи, как я, населяют другой план существования и свободно проходят между мирами, как хотят. Призраки связаны исключительно с физическим миром, как тень людей, которыми они когда-то были, не в состоянии двигаться дальше к сфере духа. Некоторые заперты в собственной тюрьме, не желая признавать факт своей смерти, но у них есть возможность двигаться вперед, если они придут к согласию со своей потерей. Другие, такие, как ты, остаются здесь в наказание, и смогут двигаться дальше, когда боги решат, что их наказание окончено.       Кеншин встал и опустил голову.       – Итак, я наказан.       – Да. Ты не должен был умирать, – сказала она многозначительно и прищурилась, когда Кеншин слегка покраснел. – И поэтому боги решили, что это будет твоим приговором, а также твоей целью.       – Мой приговор я могу понять, но моя цель…? – Кеншин покачал головой, сбитый с толку. – Что есть моя цель? Что именно я должен делать?       – Ты хотел искупления, разве нет? Твоей первоначальной целью было идти вперед и помогать людям. Теперь, когда ты мертв, ситуация несколько изменилась, но в каком-то смысле, твоя цель осталась прежней.       Рыжеволосый призрак посмотрел на свою жену с недоверием.       – Помогать людям? Как я буду помогать людям в таком состоянии?!       – Ты, возможно, заметил, что у тебя есть возможность влиять на вещи в мире живых – просто нужна практика. Но есть причина, по которой твой наставник может тебя слышать. Это дает ему возможность стать твоим каналом связи с физическим миром, но он должен захотеть сделать это.       – Что? – задохнулся он. – Мой канал? Я не понимаю…       Томоэ раздраженно вздохнула.       – Ты мог бы выполнить свою миссию в одиночку, но проще сделать по-другому. Большинство людей не могут видеть или слышать призраков, так что ты мог бы использовать кого-то, кто поможет тебе… взаимодействовать с людьми. Партнера.       Кеншин уставился на нее.       – Учитель никогда не пойдет на это! – сказал он наконец. – Он первый не хотел, чтобы я пошел и помогал людям!       – Потому что знал, что произойдет! – резко сказал дух Томоэ. – Это правда, он не хотел, чтобы ты уходил, но только потому, что знал, что ты еще не готов… и потому, что Хитен Мицуруги Рю должен быть в руках свободного человека, чтобы защищать людей, а не под командованием других!       Призрак со стыдом опустил голову, понимая, что она говорит правду. Он не был готов. Он не был подготовлен для последствий своего решения. Он, может, и отправился в путь с благими намерениями в сердце, но все сделал неправильно. Он сдуру позволил себя использовать и из-за своей беспечности принес больше вреда, чем пользы. Сейчас он это понимал.       Взгляд Томоэ смягчился, когда она посмотрела на своего подавленного мужа.       – Он нуждается в тебе, Кеншин, – тихо прошептала она.       – Что? – Он вскинул голову, ошеломленный ее словами.       – Он никогда не признает этого факта, даже самому себе, но Хико Сейджуро отчанно нуждается в твоей помощи. Где-то на своем жизненном пути он потерял цель. Когда он взял тебя, ему было к чему прислониться. Воспитывая тебя… обучая тебя… у него был стимул. Когда ты ушел, он почувствовал себя потерянным, но надеялся, что когда-нибудь ты вернешься. Но с твоей смертью у твоего наставника пропал смысл жизни. – Томоэ замолчала, сочувственно глядя на Кеншина. – После похорон, – продолжала она, – он, вероятно, вернется к своему горю, к своей одиночной изоляции, избегая всего мира. Но на этот раз у него не будет надежды на твое возвращение, облегчавшей разрушающее его одиночество.       – Учитель... – прошептал Кеншин в смятении.       – И это подводит меня к другой цели твоего предназначения. С его помощью искупая свои грехи, ты поможешь ему найти его цель. Он нуждается в новой миссии в своей жизни, и ты снова поможешь ему ее исполнить. – Она улыбнулась. – Действуя сообща, вы бы помогали друг другу.       Подавленный, Кеншин молчал, тщательно обдумывая ее слова.       Я понятия не имел, что он чувствовал… Учитель нуждается во мне? Но могу ли я на самом деле помочь ему?       Призрак резко кивнул головой.       Не имеет значения, могу я или нет. Я должен попробовать! Он страдает из-за меня… Я не могу оставить его в одиночестве выносить все это!       Кеншин обратил на жену глаза, полные решимости.       – Как я могу выполнить свою миссию? Каковы будут приказы?       Томоэ покачала головой.       – Никаких приказов, это же не армия. Точный способ ты определишь сам. И даже если тебе не удастся убедить твоего наставника помочь тебе, простое твое присутствие будет ему утешением. Только не забывай быть самим собой. Что же касается людей… Ты найдешь другой способ. Я верю в тебя.       – Спасибо за веру в меня. – Кеншин выглядел решительно. – Я изо всех сил постараюсь не разочаровать тебя. – Он помедлил, немного засмущавшись. – Хм… а когда, ты думаешь, будет подходящее время подойти к нему? Я уже знаю, что учитель слышит меня, но есть ли способ, чтобы он увидел меня? Его, наверное, немного обескуражит разговор с бестелесным голосом.       – Не переживай, ты поймешь, когда показаться, и твой наставник сможет увидеть тебя, когда придет время. Ты просто должен этого захотеть. – Томоэ остановилась, критически его оглядывая. – Ты мог бы подумать о том, чтобы сменить одежду, прежде чем попытаться… – Она слегка улыбнулась, подняв бровь.       Сконфуженный, Кеншин глянул на себя и покраснел. Он целый день провел в мешковатой плохо завязанной юката, в которой привык спать. Как он не заметил? Зная своего учителя, он предположил, что тот безжалостно высмеет недостойный внешний вид своего ученика. Конечно, Хико найдет множество других вещей, которыми будет дразнить его…       – Как мне поменять…?       – Просто сосредоточься на чем-нибудь другом, – ответила она, а потом с сожалением вздохнула. – Сожалею, но мне пора идти, любовь моя.       – Пожалуйста, не уходи, Томоэ! – в отчаянии взмолился Кеншин. – Я так скучал по тебе…       Встав перед мужем, Томоэ нежно обхватила его лицо обеими руками.       – Я знаю, – прошептала она, нежно погладив его по щеке. – Но не переживай, мы снова увидимся в ближайшее время. Мне еще многое нужно тебе объяснить.       Погладив его щеку напоследок, Томоэ отпустила его и шагнула назад. Она исчезла молча, оставив несчастного призрака посреди пустынного кладбища… в компании могил похороненных людей. * Джанкен - японский вариант игры "камень-ножницы-бумага".