A Second Life

«Если внезапно что-то сумасшедшее взбрело бы вам в голову, и вы бы сели на поезд, идущий около пяти часов на восток от Токио, а потом сменили направление и проехали еще час-полтора, вы бы оказались в Хасецу. Это небольшой прибрежный город, название которого, скорее всего, ничего не значит для большинства людей, но именно этот городок был домом легенды… Легенды фигурного катания…» Нет, это было слишком просто, это было тем, что знал каждый. Ему нужно что-то еще, что-то более оригинальное. Но для этого нужно было поймать вдохновение за хвост. Дайсуке Танако вздохнул, встал и прошелся по комнате. Было отнюдь не хорошо, что он вляпался во все это. Он приехал сюда из-за интервью, но сейчас он не мог сделать последний шаг и на самом деле прийти к нему домой и поговорить. «Это не то же самое, как если бы он сам пришел сюда», — сказал он себе. Может быть, прогулка пойдет ему на пользу. В который раз прогоняя чувство вины, он позвал Масу. Она подскочила к нему, взволнованно виляя хвостом, едва позволив хозяину надеть на себя поводок, после чего они отправились на пляж. Позже Танако будет убеждать себя, что он закрепил поводок правильно, будет удивляться тому, как такое могло произойти. Каким бы ни было объяснение, Маса увидела что-то, что явно привлекло ее, и мигом вырвалась, быстро отдаляясь от хозяина на все большее расстояние. В течение дня он обошел весь город, отчаянно выискивая своего четвероногого друга, но, в конце концов, ему пришлось признать поражение. Она сбежала. Никто ее не видел. Он проклинал себя, поводок, город, в котором находился, и даже человека, ради которого он приехал сюда. Но когда он дошел до гостиницы, знакомый лай заставил его подойти ближе к главному входу. Молодой мужчина держал Масу на руках, стоя возле дверей. Та залаяла вновь, когда увидела приближающегося хозяина. — Извините, — сказал незнакомец. — Мне сказали, что вы искали собаку. Это она? — Я-я… Да, она моя, — признался Дайсуке. Маса снова гавкнула и ласково облизнула лицо державшего ее человека, на что тот лишь рассмеялся. — Она очень милая. А потом Танако узнал его лицо и мысленно выругался. Пятикратный чемпион Гран-При, Кацуки Юри, человек, ради интервью с которым он приехал в этот несчастный город! Глядя на то, как он играл с его собакой, он ни за что не мог признать в нем холодного фигуриста, который всегда отказывался отвечать хоть на какие-то вопросы журналистов. Это был его шанс. Поклонившись, Дайсуке произнес: — Спасибо, что нашли мою собаку. Я репортер, и если бы вы согласились дать интервью для нашего журнала, это бы значило для меня очень многое. — О… Вы нашли меня, — улыбка тут же сползла с лица Кацуки. — Я не даю интервью. Вы очень вежливы для репортера, и я это ценю — в его голосе появилась нотка горечи. — Но… если я скажу «нет», вы заберете ее и уедете? — Да, в противном случае нам придется уехать, — солгал Танако, не поведя бровью. Не может же он признать, что проделал весь этот путь из Токио только ради какого-то призрачного интервью. — Я вижу… Ну, если так, то можете начинать. Он задавал стандартные вопросы, которые спрашивали все журналисты и на которые Юри никогда не отвечал. Ни один из его ответов не выбивался за рамки того же стандарта, но Дайсуке упрямо записал их в широкий блокнот. Он пытался уловить след настоящего Юри, каким он был, когда играл с собакой, но видел лишь холодного и практически безэмоционального человека, будто дверь между этими двумя абсолютно разными Кацуки хлопнула прямо перед носом Танако. «Что вы думаете о своей спортивной карьере?» — хотелось спросить ему. Дайсуке поймал себя на словах, которые так и рвались стать частью статьи: «Чемпион выглядит уставшим, уставшим от физических нагрузок». Только вот это было не так. Так в чем же дело? Он попытался представить себе, что может чувствовать фигурист, но не смог. Он был рад покончить с этим? Или он жалел о чем-то? — Как вы относитесь к своему уходу? — в конце концов спрашивает он. — Как будто я наконец-то успокоюсь, — извинившись, он отпустил Масу и ушел так же внезапно, как и появился. Танако проследил за ним взглядом. Он явно не мог этого понять. Это было всего лишь одно поражение, а молодой мужчина выглядел сдавшимся. Неужели фигуристы нужны не только для побед, но и для поражений?

______________________________

Кацуки Юри вернулся домой, чувствуя всю тяжесть своей карьеры, которая угрожающе на него надвигалась. Были времена, когда ему ужасно хотелось обернуть время вспять и сделать со своей жизнью что-то другое. Обычно на ум приходила мысль о тихой и скучной работе офисного планктона, который легко мог спрятаться от всего окружающего мира за своим столом в каком-нибудь безликом офисе, но в глубине души он знал, что не смог бы посвятить свою жизнь чему-то подобному. Катание на коньках за оценки судей и вполовину не было таким сложным, нежели всем нутром ощущать ожидания фанатов и бояться не оправдать их. С каждой золотой медалью ожидания росли, а забираться на пьедестал становилось все сложнее и сложнее. Не говоря уже о том, что с каждым выступлением количество очков непреклонно уменьшалось. Никто не ожидал, что Юри возьмет пятое золото на Гран-При или что он опередит второе место на 0,12 балла. То, что было на Чемпионате Мира после этого, можно назвать лишь полным унижением, и он знал, что это правда. Больше никаких соревнований. Никаких ожиданий. Когда Кацуки принял такое решение, он почувствовал, как огромная ноша упала с его плеч. Он был свободен. И тогда к нему начали приставать журналисты с их назойливыми вопросами. Почему он ушел? Вернется ли? Что случилось? Вернется ли он в мир фигурного катания в качестве тренера? Или, может быть, хореографа? Но откуда было взяться этой однозначно безумной идее? Он едва мог мотивировать самого себя, как он мог мотивировать кого-то другого? И ему стало еще хуже, потому что он видел много молодых талантов вокруг себя, и от этого чувствовал еще более бесполезным, всего лишь пережитком прошлого. А кому нужны какие-то жалкие останки фигуриста, который больше не приносит ничего хорошего? Так что он вернулся домой, в свою комнату, в свой маленький уголок, чтобы лежать на полке и собирать пыль, как и его проклятые медали. В двадцать семь лет он представлял себя старым и никому не нужным пенсионером. — О Боже, я узнаю это лицо, — внезапно ворвалась в его мысли Минако. Он вдруг вспомнил, что он вернулся домой и прямо сейчас стоит с Минако у входной двери. — Это всего лишь мое лицо, — ответил он, не отрывая взгляда от своих ботинок. — Тебе нужно найти хобби, Юри. Ты не можешь просто запереть себя в четырех стенах и ничего не делать. — Я просто хочу покоя, ладно? — он потянулся к двери, но ему преградили путь. — Прошло две недели, Юри, разве этого не достаточно? — Сегодня я столкнулся с репортером. — Ох, дорогой, что он сделал? — Ничего, — он заколебался на мгновение, прежде чем ответить. — Я дал ему интервью. — Это здорово, Юри! — Минако расплылась в улыбке. — Это очень хорошо. Тебе нужно выбираться из своей скорлупы и говорить с людьми. — Почему? Мне это не нравится. Мне некомфортно, даже когда я думаю об этом. Почему я должен делать то, что я не люблю? Женщина какое-то время рассматривала этот вопрос. Ей пришлось признать, что он был прав, но… не до конца, верно? Ведь прямо сейчас Юри чахнет, непрерывно копаясь в своей голове. — Ты и правда больше никогда не вернешься в фигурное катание? Ты ведь так любил его! Он, как и всегда, проигнорировал этот вопрос и, открыв дверь, переступил порог. Объявив о своем присутствии, он все же надеялся, что никто его не услышал. — Юри! — услышал он голос своей матери, которая, светясь вечным энтузиазмом, выбежала поприветствовать их, но, заметив настроение сына, заговорила с Минако о погоде, выглядя так, будто на данный момент это была самая захватывающая тема на свете. — Я пойду в свою комнату, — сказал Юри и ушел. Хироко вздохнула, провожая его взглядом. — Я очень беспокоюсь о нем. Не хочу его отвлекать и надоедать ему, но в то же время и хочется помочь хоть как-то. Минако, скажи мне, что я должна делать? — Юри нужно найти хобби, я постоянно говорю ему об этом. Думаю, ему нужно найти другое занятие, чтобы отвлечься от фигурного катания. У него были какие-нибудь другие увлечения в детстве? — Он всегда был сосредоточен на катании, — ответила Хироко. — У него никогда не было времени на что-то другое, и ты знаешь, с каким трудом он всегда заводил друзей. Они обе с грустью кивнули. — Я что-нибудь придумаю, обещаю! — воскликнула Минако. Было всем известно, что она не чувствовала какие-то плохие эмоции слишком долго. — Давайте дадим ему еще неделю, и потом я начну работать над ним. Вы увидите! Минако-сенсей может все.

_____________________________

Иногда события похожи на день и ночь: они происходят через одинаковые промежутки времени, иногда они как маленькие капли, следующие друг за другом слишком медленно, а иногда события становятся лавиной, когда лишь один небольшой камень, упавший не в том месте и не в то время, становится виновником необратимых изменений в чьей-то жизни. Юри Кацуки предупреждение о надвигающейся лавине настигло на следующее утро (хотя, конечно, он об этом не знал). Он проснулся и раздвинул шторы, чтобы обнаружить абсолютно белую улицу. — Снег? В апреле? — Юри, помоги, пожалуйста! Разгреби лопатой снег! — крикнула мама с первого этажа. Второе предупреждение вселенная оставила ему спустя пять минут после того, как он закончил одеваться. У него зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Минако. — Юри, ты должен кое-что увидеть, я сейчас приду. Никуда не уходи, хорошо? Это очень важно. — Ладно, — пожал он плечами, сбрасывая вызов. — Ты видел новости? — спросила Минако, как только пришла. Стряхнув снег с пальто и стянув обувь, она последовала за Юри. — Нет. Это репортер, да? — было видно, что он терзает себя за что-то. Окукава протянула ему свой телефон. — Нет, это про одного фигуриста. Ты должен это увидеть. Кацуки взял телефон, пытаясь донести до подруги то, что говорил сотни раз: — Я уже говорил, что не хочу ничего слышать о фигур… — Это другое! — воскликнула она, и Юри мог видеть ее легкое раздражение на его слова. — Что ты знаешь о Викторе Никифорове? — Виктор Никифоров? Он российский фигурист… — сказал он, вспоминая человека, о котором был поставлен вопрос. — Как это связано с… Минако наклонилась к Юри и своему телефону в его руках, открыла браузер и нажала на «play», запуская выскочившее видео. Виктор Никифоров стоял посреди катка, и, когда зазвучала до боли знакомая музыка, он медленно поднял голову и руки, после чего повернулся и заскользил по льду. Как только мелодия внезапно стала очень высокой, он прыгнул и чисто приземлился. Каждый элемент отзывался тупой болью в памяти Юри. — Это… это же моя произвольная, — сказал он. Фигурист на экране идеально и без усилий приземлил четверной, а затем несколько раз грациозно повернулся, имитируя торжественный выход Юри на прошлом финале Гран-При. Никифоров даже улыбался той же самой грустной улыбкой, которую некоторые комментаторы называли отличительной чертой Кацуки. — Это… — он не мог подобрать слов, и лишь тогда понял, что слезы катятся по его лицу. — Он… он прекрасен… — Смотри до конца, — покачала головой Минако. — Конец — самая шокирующая часть. Слезы попали на стекла очков, не давая в полной мере увидеть выступление российского фигуриста. Юри стянул с себя очки и уставился на Минако: — Шокирующая?.. — Я надеюсь, вам всем понравилось, как я откатал прекрасную программу Юри Кацуки, — сказал Виктор, когда закончил. — Который будет тренировать меня, начиная со следующего сезона! Сегодня вечером я направляюсь в Японию, чтобы встретиться с ним. Спасибо за поддержку! Какое-то время Кацуки смотрел на экран, а потом повернулся к Минако, чтобы сказать: — Ха? — Так ты все-таки не решил стать его тренером и просто забыл нам об этом сказать? — спросила она с лукавой усмешкой. — Я возвращаюсь в свою комнату, — безэмоционально сказал он, вложил телефон в руку Окукавы и ушел. — Юри! Ты не можешь просто так сбежать! Он, наверное, приехал прямо сейчас! Он может появиться тут в любую минуту, и ты это знаешь! — выкрикивая, побежала она за ним. — Тогда ты можешь просто попросить его уйти, когда он объявится, — сказал он и закрыл дверь спальни прямо перед носом Минако.