Несовместимые

Таксист напевал что-то себе под нос, в то время, как я задумчиво смотрела в окошко. Дождь тарабанил по крыше авто – я успела отвыкнуть от этого звука. Лондон – это абсолютная противоположность Сан-Франциско. Я была в таком же неведении, как сейчас, когда впервые сошла с перрона самолета. Теплый ветер дул в моё лицо, растянутое в счастливой улыбке. На небе не было ни единого облачка, солнце припекало мои открытые бледные плечи, а руки, дрожащие от волнения, крепко вцепились в ручку чемодана. Сейчас же я укуталась в те три свитера, что лежали самыми первыми в моей сумке, но даже они не могли согреть меня, девушку, которая привыкла к жаркому лету и к такой же жаркой зиме. Взглянув на вид из окна, я убедилась в том, что до дома осталось совсем немного. Что-что, а дорогу в своё родное гнездышко я не смогу забыть никогда. Мама, наверное, суетится, готовит мои любимые блюда, а папа готовит мою комнату, которая ещё несколько дней назад принадлежала студентке из далекой Ирландии. Стюарт тоже уже не спит, хотя он любит просыпаться под вечер. Он помогает отцу с подготовкой моей комнаты, критикуя «те ужасные салатовые занавески». Он же так любит это дело. Таксист остановил свою машину, поворачиваясь ко мне. Я уже открывала заедавшую дверцу, стараясь не выронить несколько долларовых купюр, которые я скомкала в своем кулачке. Пожилой человек, представившийся мне, как Томас, осмотрел меня своими темно-синими глазами с ног до головы. Мне это не совсем понравилось, но я не стала ему грубить. Сунув ему деньги, я ждала, пока Томас достанет мой багаж. Он был так неаккуратен, что мне стало страшно за свои вещи. В конце концов, я, вместе со своим багажом, быстрым шагом удалилась от этого… мужчины. Меня встретили так, как я себе и представляла. Мама со слезами на глазах кинулась ко мне в объятия, а папа, сдерживая свои эмоции (как всегда, впрочем), просто похлопал меня по плечу и поцеловал в лоб. Стюарт обнял меня, что-то пробубнив себе под нос. Я надеюсь, что он сказал что-то хорошее, иначе я его на котлеты пущу. Мои чемоданы отнесли в старую добрую комнату, где я запиралась на целые вечера. Я никогда не была общительной девочкой. Мне больше было по душе посидеть вечером с книгой в руках, чем тусить с друзьями… А, что это я? У меня никогда не было настоящих друзей. —Что ты теперь собираешься делать? Тебе нужна помощь? —спросил отец, разрезая «непослушный» кусочек курицы, —Я знаю несколько процветающих редакций… —Папа, —прервала я его речь, которая могла продолжаться бесконечно, —Спасибо, но я уже нашла то, что мне нужно. Завтра днем у меня собеседование. —Но как ты так быстро нашла работу? —удивленно спросила меня мама, которая ещё даже не притронулась к своей тарелке, —И что за место? —Я искала работу еще в начале апреля, —моя тарелка была уже полупуста, зато с тарелки Стюарта практически ничего не убывало, —И наткнулась на редакцию под руководством Робина Твиста. Он передал эту редакцию в руки своему сыну. Я переговорила с Мистером Твистом и… он назначил день собеседования. —Я понял, о ком идет речь, —как-то мрачно произнес отец, —И мне уже не нравится эта затея. —Что? Но почему? —Его сын, который, кстати, ему сыном не является, самая настоящая заноза в заднице. Он идёт по головам, сметая всех и вся на своём пути. Но я не стану тебя отговаривать. В конце концов, ты всегда можешь уволиться. Если тебя ещё возьмут…—после этих слов мне уже было не в радость разговаривать на эту тему. Папа всегда был кем-то вроде пессимиста, хотя всегда отрицал это. Всё время он искал какой-то подвох, что-то плохое в каждом, кто ему встречался. Не буду скрывать – я такая же. Но я бы не сказала, что я абсолютный пессимист. Если я так скажу, то я солгу. Врать я, кстати, не умею. После семейного ужина, который, в целом, прошел довольно тихо и спокойно, я направилась в свою комнату. Открыв дверь, я почувствовала, как цитрусовый аромат чужого женского парфюма проник в мои легкие. Не скажу, что я не люблю цитрус, но этот парфюм был мне противен. Поэтому я поспешила открыть настежь все те два окна, которые были в моей комнате. Не хочу, чтобы в той комнате, где я прожила 17 лет, пахло посторонней девушкой. Мама хорошо о ней отзывалась, но я сомневаюсь, что эта дамочка такая хорошая, какой её описывали. И снова папины гены. Я осмотрелась. Практически ничего не изменилось. Всё те же позолоченные обои на стенах, которые мне уже не очень нравятся. Люстра, которой лет больше, чем мне. Тот же рабочий стол, на котором стоит новенький компьютер – подарок мамы за хорошую учебу. Большой шкаф, который стоял впритык к этому столу. Белоснежный круглый ковер, мягкость которого всегда меня поражала. Сколько ему уже лет? 3 года ему точно есть, но он выглядит, как новый. Но даже в такой ностальгический момент всё резко подпортилось. На моей кровати лежали серебряные часы. Наверное, они принадлежат той девушке, которая проживала здесь некоторое время. Я взяла их в руки, рассматривая со всех сторон. На вид дорогие. Она бы не смогла оставить их просто так. Или она такая растяпа? —Дорогая, ты…—мама просунула свою голову в дверную щелку, собираясь что-то у меня попросить или спросить, но как только её взгляд сосредоточился на блестящей вещи, она резко изменилась в лице, —Боже, это, наверное, оставила Скарлетт. Я позвоню ей завтра, она приедет за ними. —Не стоит. Ты знаешь её нынешний адрес? После собеседования я могу завести ей её пропажу, —мне хотелось познакомиться с этой Скарлетт. Я должна собственными глазами увидеть ту, которая смогла заполучить доверие моей семьи за считанные часы. —Хорошо, —неуверенно произнесла мама и закрыла дверь с другой стороны. Я не обратила на это внимания. Часы полетели куда-то в сторону, а когда я посмотрела, куда именно, то убедилась в том, что они в порядке. Меня злил тот факт, что родители впустили сюда какую-то девушку. Не знакомую ни мне, ни им. Но, ничего. Я думаю, что смогу разобраться со всем этим.