Hate is never an option

Тренировки проходили успешно. Чарльз всегда знал, что у ребят огромный потенциал, но он оказался даже больше, чем юный профессор себе представлял. Можно сказать, просто потрясающий. Телепат был так погружен в гордость за детей, что совсем забыл о своих способностях. Да, о них он легко может забыть. Но не о поцелуе. Ну, на самом деле, в этом не было ничего особенного. Просто поцелуй, ничего такого... Да, вы можете сказать: «Боже мой, конечно, это нормально – поцеловать своего лучшего друга!», но... Всё было так сложно и запутано. Конечно, Эрик был ему лучшим другом, но Чарльз сомневался, испытывает ли он к нему нечто большее или нет. Он чувствовал себя, как влюбленный подросток, а он не ощущал ничего подобного уже с тех пор... как был подростком. Чарльз теперь не знал, как ему держаться в присутствии Эрика. Они оба негласно договорились вести себя, будто ничего не произошло, но Чарльз сомневался, что кто-нибудь из них мог забыть об этом поцелуе. Они встретятся вечером за шахматами, может, тогда удастся это обсудить... — Чарльз, ты меня вообще слушаешь? Чарльз моргает и кладет ложку обратно на стол, рядом с остальной посудой. — Извини, Рейвен, милая, я погрузился в мысли... Его сестра улыбается и ставит тарелку в кухонный шкаф. — Надеюсь, в свои собственные. Чарльз отмахивается бывшим у него в руках кухонным полотенцем. — Ну разумеется, или ты меня в чем-то подозреваешь, а? Рейвен смеется и качает головой. — Ну, и о чем же ты таком важном думаешь? Чарльз берет другую ложку и вытирает её. — Да так, — с готовностью отвечает он. – Я думал о нас. О тренировке, ну, ты же знаешь... Рейвен снова качает головой и убирает в шкаф очередную тарелку. — Врешь! – говорит она, улыбаясь. – Я даже могу сказать тебе, о чем ты думал. Или лучше сказать, — ухмыляется она, — о ком? Чарльз возводит глаза к потолку и кладет вытертую им ложку к остальным. — Рейвен, это не правда... — Охохо, а я уверена, что правда! У тебя отсутствующий голос, он-то тебя и выдаёт. Ну замечательно! И кто тут телепат? — Рейвен, — вздыхает он, не зная, что сказать. – Я очень занят, и... — Это Мойра! Чарльз чуть не поперхнулся. — Прости, что? Рейвен улыбается от уха до уха. — Ты о ней думаешь. Шикарно, просто шикарно. С чего бы ему о ней думать? Уж о ком о ком, а о ней он станет думать в последнюю очередь. Не то чтобы она ему так не нравится, просто... — Нет, — отвечает он спокойно, но уверенно. – Не о ней. Рейвен морщит лоб и упирается руками в бока. — Ну ладно, давай-ка прикинем... Чарльз почти видит её мыслительную работу, направленную на поиск правильного ответа. — А может, это Эрик? Чарльз отводит взгляд от сестры и смотрит на стоящую перед ним мокрую посуду. — Нет, — говорит он, но уже не так уверенно. — Ха! – Рейвен хлопает в ладоши и ухмыляется, напоминая Чарльзу об акульей улыбке Эрика. – Я так и знала! Боже мой, теперь Шон должен мне пять баксов. — Рейвен! – Чарльз укоряюще смотрит на сестру, которая выглядит более чем довольной. – Ты вообще о чем? И сколько раз я должен просить тебя не заключать пари? Но Рейвен только посмеивается. — Да, я всегда знала, что вы просто созданы друг для друга! Чарльз хватает первое, что попадается под руку - это оказывается вилка - и бросает её в Рейвен, но девушка без труда уворачивается. — Хахаха, Эрик и Чарльз сидят на дереве и целуууууются, — напевает она, не переставая хохотать. Чарльз закатывает глаза и продолжает вытирать посуду. В конце концов, она прекратит дразниться, когда поймет, что это бесполезно. Хах, будто бы он любит Эрика.... Ну... А вдруг это правда? — Ну ладно, — говорит Рейвен, посмеиваясь. – Оставлю тебя наедине... с твоими мыслями. Она хихикает и выбегает из кухни, продолжая напевать свою песню о поцелуях на дереве. Чарльз вздыхает и прекращает вытирать посуду, бросает полотенце на стол и садится на ближайший стул. Был солнечный день, хотя и немного ветреный. Чарльз любил солнце, но его нельзя назвать приверженцем жары. Ему нравится зима и снег. Но больше всего он любит осень. Золотые листья из года в год не теряли для него своего очарования. — Ох, дети... — хмурится он, наблюдая за птицами во внутреннем дворе. Он непроизвольно вертит в руках вилку, ту самую, которой он запустил в Рейвен. Его взгляд переходит на эту злополучную вилку, он отрешенно на неё смотрит... Чарльз не замечал, что вилка поплыла по воздуху, покуда она не стукнулась об стол. Он моргает, несколько озадаченно. Вилка перемещается по атмосфере, и это очевидно, но... но Эрика рядом не было, значит... Да это же нелепо! Чарльз – телепат с девяти лет, с чего бы у него вдруг открылись телекенетические способности? Он морщит лоб и обнаруживает, что его взгляд направлен на вилку. Должно быть, это причина, заставившая её взлететь... Стоит ли ему испробовать свои новые силы или же это может привести к потере контроля над ними? Любопытство оказывается сильней страха, и Чарльз устремляет взгляд на вилку, пытаясь снова заставить её взлететь. Поначалу ничего не происходит. Он не только не может заставить вилку подняться в воздух, но даже не ощущает внутри никаких признаков силы. Тогда Чарльз пытается успокоиться, не сводя глаз с вилки. Он думает о ней, силясь представить, что она уже взлетела. Он пытается прочувствовать её, прочувствовать свою новую способность... И наконец, он чувствует. Сила выражается в легком покалывании во всех клеточках тела, в основном, в руках. Чарльз нерешительно протягивает руку к вилке, его пальцы замирают в нескольких сантиметрах от её металла. И наконец, он прочувствал её. Он тянет её, действует на неё обретенной внутренней силой, и она взлетает, по-настоящему! Чарльз вскакивает со стула, его глаза блестят от восторга. Внезапно для него открылись тысячи возможностей, просто неведомые горизонты! Профессор вновь ощущает себя мальчишкой, жаждущим узнать больше о своих новых силах, испытать их... Он выходит с кухни, нет, он почти выбегает оттуда со счастливой улыбкой на лице. *** — Черт, — вновь ругается Чарльз, когда его падение останавливается лишь за несколько сантиметров от земли. Это всё, что пока у него получалось. Но этого совсем недостаточно! Он попробует еще раз. Чарльз делает глубокий вдох и закрывает глаза. Его внимание сосредоточено лишь на нём самом и силах у него внутри. «Представь, твоё тело – это свет. Представь, что ты можешь взлететь. Представь, как твои силы отрывают тебя от земли, как ту вилку...» Чарльз стоит на небольшой стене над газоном, рядом с прудом. Его глаза плотно закрыты, а лицо выражает напряжение. Он сможет, он сможет поднять своё тело над землей, сможет взлететь. По лицу расплывается улыбка, Чарльз поднимает голову к небу, так и не открывая глаз. «Успокой своё дыхание, сконцентрируйся на своём теле и своих силах, сделай глубокий вдох...» Он глубоко вдыхает и расставляет руки в разные стороны, не сводя мысленного взгляда с небес. И вновь Чарльз ощущает покалывание, оно распространяется по его телу, теплое и непривычное. Да, поначалу это лишь легкое покалывание, но затем оно превращается в равномерную вибрацию. Это непонятное, незнакомое чувство. Но оно не плохое. Не темное. Ладно, теперь нужно сосредоточиться на своем теле. «Я – свет, я подобен перу. Мои силы способны поднять меня вверх, заставить левитировать, как и ту вилку». Чарльз чувствует нечто странное, будто что-то тянет его вверх. Затем его тело приходит в движение, хотя он не прикладывает никаких мускульных усилий к этому. По ощущениям это выглядело так, словно его конечности вышли из-под его контроля и стали действовать сами по себе. Его новая сила начинает приподнимать его над землей. Чарльз чувствует это, но пока не отваживается открыть глаза. Ему нужно сосредоточиться, а распахнув глаза сейчас, он может отвлечься и потерять концентрацию. Это потрясающее чувство – ощущать, что ты паришь над землей, что при желании ты можешь взлететь. Чарльз с нетерпением ждал, когда, наконец, можно будет это увидеть. Его ноги отрываются от поверхности стены, он парит в воздухе, это так захватывающе! Сердце замирает в груди, дыхание, наоборот, ускоряется. Прекрасно, теперь главное – не терять концентрации, и всё будет хорошо, если никто... О нет, Чарльз уже ощущает, как к нему кто-то приближается. И из всех людей, которые только могли к нему подойти, это был именно он... — Чарльз, какого черта ты... Эрик. И Чарльз теряет её, свою концентрацию. Он открывает глаза и видит, что вода из пруда, собравшись в капли, зависла в воздухе, так же, как и он сам. А потом он внезапно теряет ощущение своей силы, а вместе с ним и способность держаться в воздухе. Чарльз чувствует, как падает, чувствует удар об стену, но боли не ощущает. Вода потоком обрушивается в пруд, и он сам чуть было не рухнул туда же, если бы Эрик не подстраховал его своей силой. Ну да, это не самый приятный опыт – быть спасенным таким образом, но ведь очень сложно – остановить внезапное падение, и в конце концов, Чарльз избежал удара о землю. Теперь он снова парит в воздухе, на этот раз из-за часов на левом запястье. — Боже мой, Чарльз, ты идиот! Ты в порядке? – Эрик подошел к стене и посмотрел вниз, его глаза встретились с глазами Чарльза, висевшего в нескольких сантиметрах от земли. — Ух, да... — пробубнил он и почувствовал, как краснеет. Это было глупо. Эрик кивнул и поднял Чарльза наверх, обратно на стену. Тот открывает рот, чтобы сказать что-то очень значительное, но Леншерр его опережает. — Чарльз, — говорит он серьезно, его глаза сужаются до щелочек, – что ты делал? Чарльз бросает взгляд на своего друга, который как-то странно смотрит ему в глаза, взглядом, который Чарльзу непонятен. — Я... — он сглатывает и спрыгивает со стены вслед за Эриком. Почему ему внезапно стало так стыдно? Ведь он не делал ничего зазорного, лишь попробовал использовать свои новые силы, и всё...— Я кое-что пробовал... — говорит он правдиво. — Я видел, — вздыхает Эрик, и Чарльзу кажется, что его друг чем-то обеспокоен. — Что-то случилось? – спрашивает он озабоченно. – С тобой что-нибудь произошло? Дети надоедают тебе? Мне стоит с ними поговорить? Я могу, если ты хо... — Чарльз, — говорит Эрик спокойно, но твердо, отчего юный профессор слегка съеживается. – Всё со мной в порядке, и с детьми тоже, — его взгляд омрачается, и Чарльз не сдерживается и отворачивается. – Но у меня такое чувство, что что-то не так с тобой. Телепат вновь смотрит на своего собеседника, словно спрашивая «Что ты говоришь, мой друг?». Он смеется, его голубые глаза блестят на солнце. — Всё со мной так, правда. — Ну разумеется, — говорит Эрик, его голос окрашивается сарказмом. – Левитация – это обычное дело для телепата, действительно. Чарльз вздыхает и пробегает рукой по своим каштановым волосам. — Ну... Думаю, я – больше, чем телепат, — он улыбается лучезарной улыбкой, но Эрик даже и не думает улыбнуться в ответ. – Мой друг, — Чарльз всё еще улыбается, но теперь как-то устало, — ты не должен обо мне волноваться. У тебя есть и свои про... — Даже не думай нести эту сраную чушь снова, Чарльз, — почти рычит Эрик. – Это не нормально для телепата – парить в пространстве, не тогда, когда почти наверняка известно, что он лишь телепат. Я знаю, что в твоей маленькой голове что-то происходит. У тебя не выйдет это скрыть. Я не телепат, но и не дурак, и вижу, что что-то творится, — он останавливается, его угрюмое выражение лица смягчается, холодные глаза теплеют. – Чарльз, у тебя всё на лице написано, всякий раз, когда тебе кажется, что никто за тобой не наблюдает. Но я всё видел. Эрик хватает левую руку Чарльза и удерживает её. Глаза Ксавье незначительно расширяются, несколько мгновений он не знает, что ему делать. — Эрик, — говорит он мягко и улыбается еще мягче, — спасибо тебе, — он высвобождает свою руку из руки своего друга и отворачивается. – Но, как я уже рассказывал, со мной всё в порядке. — Ты и не должен мне ничего рассказывать, — Эрик глядит на Чарльза, который нарочито внимательно рассматривает пруд. – Но если ты захочешь поговорить, ты всегда можешь прийти ко мне. Надеюсь, ты знаешь это, Чарльз. Ведь это и есть дружба. Чарльз закусывает нижнюю губу, всё еще не сводя взгляда с пруда, его руки слегка подрагивают, поэтому он спешно прячет их в карманы. Ему не хочется выглядеть перед Эриком слабым. Часть его души рвется рассказать ему, что что-то не так, что внутри него есть какая-то сила, контроль за которой от него ускользает. Но оставшаяся часть слишком упряма. — Ну? И как же так вышло, что ты можешь летать? Чарльз вздыхает и морщит лоб. — Телекинез, — медленно отвечает он. Эрик щурится и скрещивает руки на груди. — Телекинез? – спрашивает он еще более медленно. Чарльз кивает и поворачивается к своему другу, критически его рассматривающему. — Телекинез, мой друг, величайшая сила. Меня она всегда интересовала. Ты можешь не только перемещать предметы, технически возможно перемещать и себя. Это и даёт возможность летать, — Чарльз улыбается. – К несчастью, для этого требуются многочисленные тренировки и сильная концентрация, — он вздрагивает, вспоминая о своем падении. Теперь, когда он об этом подумал, его правая лодыжка начинает сильно болеть. Эрик фыркает и закатывает глаза. — Чарльз, да это же просто нелепо! Ты только что открыл в себе новую способность, а теперь уже летаешь? Не слишком ли для начала? А почему бы не попробовать что-нибудь еще? Двигать посуду, например. Конечно, сразу же летать — это было глупо, нелепо, но так волнующе! «И да, я попробовал на вилке», — мысленно добавил Чарльз. Но вслух он лишь вздыхает, кивая. — Да, ты прав, — бормочет он, а потом смеется, немного смущаясь, и чешет затылок. – Я вечно слишком взбудоражен. Просто... Когда открываешь что-нибудь новое, новую мутацию, и совершенно неважно, какую... — он замолкает, а потом внезапно спрашивает: Ну, а как насчет тебя? Эрик вопросительно на него смотрит. — ...Я имею в виду твои способности, твои тренировки… Леншерр отмахивается, слегка улыбаясь. — Ничего нового, — отвечает он, и Чарльз понимает, что тот очень опечален тем фактом, что у него не выходит двигать что-то большое, вроде подводной лодки, например... — Я знаю, о чем ты думаешь, — осторожно говорит Ксавье, и видя, как взгляд Эрика омрачается, быстро добавляет. — Не читая твоих мыслей. Я знаю, что ты расстроен и зол, что у тебя не выходит сдвинуть тяжелые и большие предметы. Но, может, ты способен на это... Нет, точно, ты можешь это сделать, Эрик, я знаю. Проблема не в твоих силах, а в том, как ты их используешь. — В том, как я их использую? – спрашивает Леншерр, поднимая бровь. Чарльз кивает. — Да. Когда я наблюдаю за тобой, когда ты используешь свои способности, я всегда вижу безжалостное выражение на твоем лице, полные ненависти глаза, будто ненависть – единственная причина, по которой ты прибегаешь к своей силе. Но для этого она тебе не нужна. Точнее, нужна не только она. Я думаю, идеальный путь к твоим силам – точка между гневом и умиротворением. — Между гневом и... умиротворением? – качает головой Эрик. — И как, по-твоему, я её найду? Чарльз одаривает своего собеседника лучезарной улыбкой и кладет руку ему на плечо, его глаза излучают тепло. — Ты найдешь её, мой друг. Потому что в тебе есть гораздо больше, чем ты думаешь, не только боль и гнев. Я знаю, твоё прошлое было... ужасным. Ты обладаешь полным правом чувствовать именно то, что ты чувствуешь, но... Есть и счастливые воспоминания. Подумай о них, отыщи свет внутри себя. Эрик собирается сказать Чарльзу, что в нём нет никакого света, а если и существовал когда-то, то был уничтожен много лет назад, но смотрит в эти голубые глаза и понимает, понимает, что у него внутри еще тлеет маленький огонек. Небольшой кусочек мира, света... и надежды. — Чарльз... — начинает было Леншерр, но его друг мотает головой. — Нет. Не надо ничего говорить, — Чарльз наклоняется к Эрику и смотрит ему в глаза, их носы почти соприкасаются. – Твои мысли принадлежат лишь тебе. Я никогда не буду их читать, Эрик. Эрик вздрагивает, потом смотрит на своего друга и улыбается. — А если я хочу, чтобы ты их прочел? Чарльз улыбается в ответ, всё еще склонившись к Эрику. — Тогда, может быть, прочитаю, — его улыбка становится еще шире. – Когда ты попросишь меня, как сейчас... А то кто знает, что я там увижу? Может, ужин при свечах, который ты мне пообещал? Эрик поднимает бровь. — Разве обещал? Когда это? Чарльз пожимает плечами, всё еще улыбаясь. — Не помню. Эрик закатывает глаза и тоже наклоняется к Чарльзу, теперь их носы уже касаются друг друга. — Ну, а я думал, ты телепат... — Это не значит, что я обо всём помню. Я ведь не ходячее расписание, — отвечает Чарльз с дерзкой улыбкой на лице. — Ну... а как насчет сегодня? Чарльз смущенно моргает. — Что? Эрик тихонько смеется и кладет руку на голову Чарльза. — Время, мистер расписание, время. Как насчет сегодня? Шахматная партия при свечах, ммм? Чальз бледнеет, затем краснеет, и, наконец, заикаясь говорит: — Да, хорошо... Это просто так... неожиданно. Значит, Эрик чувствует к нему нечто большое? Или это просто шутка? Леншерр, словно читая его мысли, еще сильней наклоняется к нему, почти касаясь его губ своими. — Как насчет десяти вечера? В моей комнате. — Я... да... звучит здорово, — Чарльз смотрит в зеленые глаза, его сердце готово выпрыгнуть из груди, а он сам – придвинуться чуть ближе, но... — Чааааарльз, мне нужна твоя помощь! – звучит знакомый женский голос. Они буквально отпрыгивают друг от друга и невинно глядят по сторонам, будто ничего не произошло. Чарльз ощущает, что Эрик разочарован, и прекрасно его понимает. Такое ощущение, что Мойра вечно встаёт у них на пути... — Конечно, Мойра, в чём дело? Мойра, которая стоит у одного из окон особняка, улыбается ему, упорно игнорируя Эрика. — Мне звонили из ЦРУ и... ну... — она замолкает. Чарльз вздыхает. Они хотят с ним поговорить, снова. — Хорошо, Мойра, сейчас подойду, — говорит он и поворачивается к Эрику, который смотрит на его собеседницу ненавидящим взглядом. При виде этого сердце Чарльза упало — опять ненависть... — Эрик, — говорит он тихо, почти шепотом. – Успокойся, хорошо? Десять вечера, твоя комната, договорились? Эрик закрывает глаза и плавно кивает. — Договорились, — вздыхает он, всё еще злясь на Мойру. Чарльз улыбается и хлопает его по плечу. — Увидимся, Акулето! Эрик фыркает, почти смеясь. — Да-да, лабораторный мышонок, увидимся. И Чарльз идет в дом, к ожидающей его Мойре. А Эрик остается на улице. Он вздыхает и хмурится, но потом его лицо озаряется улыбкой, и он поворачивается к спутниковой тарелке. «Между гневом и умиротворением, значит?» — спрашивает он себя. Эрик подходит к стене и вытягивает руки в сторону тарелки... К концу дня они оба, Эрик Леншерр и Чарльз Ксавье, усилили свои способности. Один из них научился контролировать свои чувства, другой – принимать новую часть себя. В общем, это был хороший день. Но это не означает, что ночь будет такой же хорошей...