Долгий путь домой.

Ai no Kusabi牥 – Before a Storm.mp3

Хосок танцует. В его танце - дыхание холодного северного ветра, блики солнца на воде. В его движениях гибкость ивовых веток и хлёсткость дождевых струй, разрезающих холодный утренний воздух тонкостью прозрачных нитей. Хосок танцует и каждый раз немного умирает внутри. Он танцует по пустым заброшенным кварталам города. У этого города нет названия. Он спит уже многие столетия под слоем пыли, битого стекла и пепла. Этот город давно бросили люди, они в него перестали верить, словно в бога, который больше не отвечал на их молитвы. Хосок дышит полной грудью и танцует по тротуару, вскидывая иногда голову, взглядом врезаясь в серость неба над головой. Он раскидывает руки, словно желает обнять это глупый несовершенный мир. Мир, в котором нет места музыке. Нет места ничему прекрасному, творческому, яркому. Хосок танцует. Он вспоминает маму. Маму, с которой когда-то танцевал тут так же. На тех же заброшенных улицах, которые уже даже не инспектируют отряды дружин, отвечающих за порядок. В этом мире нет места красоте, всё запрещено законом, и если его поймают, то обязательно посадят за решётку, если не казнят. Хосоку всё равно. Он танцует. Танцует отчаянно, каждый раз как в последний. Но отказаться от этого даже под страхом смерти не может, потому что это единственное, от чего он всё ещё чувствует себя живым. Там, в нескольких километрах, если обернуться назад, можно увидеть купол. Купол, защищающий их новый идеальный мир, подчинённый системе, от старого мира. Старый мир больше никому не нужен. Его выбросили, словно сломанную игрушку. Сами доломали, сами отказались, не желая чинить. Заковали себя в кандалы безэмоциональности, отстранённости, отчуждённости. Заперли в склепе новых городов, отполированных до блеска, минималистичных, скучных, серых. У Хосока музыка внутри взрывается фейерверком, он ею захлёбывается. Вспоминает свои маленькие ладошки в маминых тонких пальцах. Как они тут кружились под дождём. Капли искрились в лучах пробивающегося сквозь тучи солнца. Старый город, словно покрытый стеклярусом, сверкал под россыпью дождевых капель. И дышалось так сладко и хорошо. Полной грудью до головокружения. Хосок танцует. С каждым шагом всё дальше уходит от купола, теряясь в кварталах разрушенного города. Тут всё заросло травой. Из крыш некоторых домов, пушась, вырываются густые кроны деревьев. На дорогах валяются указатели, ветер гоняет пожухлую листву и не до конца истлевшие клочья какой-то бумаги. Стоят разбитые машины. Или совсем целые, которые вряд ли уже заведутся, конечно. Город пустой, но насколько же он уютнее того места, где вынужден жить Хосок. Он чувствует каждой частицей себя, что принадлежит этому миру. Как принадлежала мама, убегающая так же танцевать на разбитых и покорёженных временем тротуарах забытого мира. Хосок останавливается ненадолго перед витриной магазина. Внутри темнота и ничего толком не видно, белые буквы на стекле почти стёрлись. Только по смыслу можно было догадаться, что когда-то это была кондитерская. Хосок касается немного потрескавшегося стекла кончиками пальцев и слегка улыбается своему отражению. В новом совершенном мире всё очень несовершенно. В мелочах - что ещё хуже. Хосок без труда находит лазейку для побега каждый раз. Он не боится. В их мире трусы живут под каблуком новой системы. Хосок этого не хочет, он не видит причин прогибаться под эти законы и впихиваться в рамки этого общества. Хосок ненавидит систему. У него на руках до сих пор ощущается тело мамы. Безжизненное, но ещё теплое. Он всё ещё держит её плечи и зовёт сквозь слёзы. Всё ещё перед глазами растекающееся по её белоснежной кофте кровавое пятно. Она больше не дышит... хрупкая, нежная. В его памяти навсегда танцующая и ярко улыбающаяся. Темные локоны, задорные, падающие на плечи густым каскадом, которые пахли карамельками и немного мятой. Лучистые глаза с бликами счастья на самом их дне... Она умела обводить систему вокруг пальца. А вот Хосок разучился. Он больше не хочет этого. Ему не для кого стараться. От начинающегося дождя приходится прятаться в старом парке. Он всего в паре кварталов, и Хосок как раз успевает нырнуть под разросшиеся кроны вековых деревьев прежде, чем город накрывает завесой ливня. Он прячет Хосока от возможных зорких глаз патрулирующих отрядов, которые выбираются сюда пару раз в неделю. Парень не боится, но не хочет, чтобы его прогулку так глупо и резко прервали. Музыка снова звучит в ушах. Теплым потоком согревает изнутри, заставляет сердце биться сильнее. Хосок танцует опять. Для него это - всё, что осталось от мамы. И всё, что есть у него от него самого. Хосок плавно выгибается, пытается закружиться, но тут же в кого-то врезается. Наушники от удара с головы слетают, повисая на проводе. А сам он на автомате тянется поймать того, в кого влетел на полном ходу. И зависает, взглядом утонув в раскосых карих глазах. Парень в руках Хосока весь замирает, книгу к груди прижимая и смотрит без испуга, но с тонной удивления. Такой теплый, будто солнцем пропитанный. В голове Хосока словно щёлкает какая-то кнопочка. Включает звуки полной мощностью - ветер в кронах, пенье птиц и чужое дыхание, горячим оседающее на его щеке. - Тэхён, - говорит парень в его руках, так и смотря на него удивлённо и восхищённо даже. - Хосок, - не задумываясь, представляет он. Тэхён кусает губы и тянется чуть ближе, прошибая мурашками вдоль позвоночника этим действием. - Когда, - говорит тот своими красивыми губами, и Хосок старается не пропустить вопрос, залипая на них, - ты почувствовал себя одиноким? - Когда ты почувствовал себя одиноким? - повторяет вопрос Сокджин позже. Хосок глаза прикрывает и снова молчит. Ему не то что бы больно всё ещё... хотя кого он тут обманывает? Конечно, больно. Это никогда не перестанет немного ломать изнутри. И время тут не помощник. Тэхён сидит рядом на диване в их странном доме и касается пальцами его руки. Хосоку чрезмерно странно чувствовать себя уже только от этого касания так, словно он вернулся домой. Тэхён понятный, словно открытая книга - кажется сначала. Ни черта непонятный - понимает Хосок спустя пару часов. Потому что Тэхён словно невидимыми чернилами выписан. Только вот хорошо рядом с ним так, что снова прижимать к себе теснее. Тэхён улыбается мечтательно и лукаво Сокджину и говорит «он моё море», а тот изумлённо глазами хлопает, потом взгляд на Хосока ничего не понимающего переводит и смеётся тихо, качая головой. - Джин, он не хочет об этом... может, позже? - спрашивает Тэхён, руку его сжимает. - Мы пройдёмся, хорошо? - Хорошо, - кивает колдун и отпускает их. Они бредут по знакомой тропинке и молчат. Их руки больше не соприкасаются, и Хосоку немного одиноко от этого. Хочется ближе снова. Он не понимает, в чём тут дело, но старается разобраться спокойно в перемешавшихся внутри чувствах. - Я тоже пришёл сюда по этой тропе, - говорит Тэхён и не смотрит на него. - Из дома вышел, прошёл пару кварталов и тут понял, что в лесу оказался. Забавно, да? Хосок согласно кивает. - Мне пришлось уйти очень далеко... на много километров. Почему так произошло? - Почему ты оказался тут? - Да. - Потому что ты считал, что твоё место не там, где ты есть. Ты хотел найти свой дом. - Найти свой дом... Хосок пробует на языке эти слова. Он каждый раз думал, что тот брошенный старый город без названия и есть его дом. Он возвращался туда раз за разом, чувствуя успокоение. Но вышло вот как... - Ты не мог бы быть там вечно, - качает головой Тэхён, когда Хосок делится с ним этим. - Человек не может без других людей. Вопрос в том, какие они - те, кто тебя окружает. Хосок смотрит на Тэхёна, идущего чуть впереди. Тот кажется таким мальчишкой, но что-то есть в нём... особенное, словно какое-то древнее божество из старинных сказаний, которое по-прежнему выглядит молодо. - Те, кто был вокруг меня, считали, что я обуза... родные, знакомые, кого я считал друзьями... Я ушёл, потому что даже мама сказала мне, чтобы я нашёл место себе получше. Хосок дёргается от этих слов. Он лелеял свою боль, сдувал с неё пылинки. Но вот сейчас его словно ударило осознанием - насколько страшнее терять близкого и важного тебе человека, ещё когда он жив. Просто ему нет до тебя дела. - Когда умерла мама, - говорит он. - Тогда я почувствовал себя одиноко. Тэхён оборачивается и кивает тихонько, а потом за руку берёт. Хосок словно в теплую воду погружается. Ему хорошо сейчас. Как когда он танцевал в детстве под дождём. Как когда ещё было ради кого переживать за свою жизнь и бояться отряда дружинников. - Джин ищет своего друга, - говорит Тэхён. - Он разбросал по параллелям свои ловушки, и они срабатывают именно на эти чувства одиночества и потерянности. А ещё на наличие магии в человеке, значит, у тебя она тоже есть. - Никогда не пользовался, даже если так. - Она не обязательно раскрывается. Просто есть. У меня раскрылось немного тут. - Как интересно, - у Хосока глаза блестят, и он чужие пальцы невольно сильнее сжимает. - Покажи? Тэхён улыбается солнечно и руку свою из его хватки вытягивает, поворачивается к нему и руки вверх взбрасывает, словно подкидывая что-то. Резкий порыв ветра срывает тонкие лепестки цветов, они кружатся в воздухе, создавая переплетение тонких нитей, подчиняясь потокам воздуха, созданных Тэхёном. А потом опутывают Хосока с ног до головы. - Я немного совсем управляю воздухом, - смущённо говорит Тэ, опуская руки и лепестки осыпаются на землю. Но несколько остаётся на футболке Хосока и на его волосах. Тэхён делает шаг вперёд и тут же замирает будто испуганно. - Какой твой мир? - спрашивает Хосок. - И давно ты тут? - Я пришёл пару недель назад... А мой мир немного похож на твой. Только у нас люди сами отказались от сильных эмоций. Настолько подавили их, что даже музыка, искусство... любое проявление красоты не трогает их так, как должно. - Как можно отказываться от этого? От чувств... - Чувства доставляют много неприятностей - так они говорят, - Тэхён тихонько улыбается и всё же подходит ближе, пальцами по волосам хосоковым проводит, путаясь в чёрных прядках, стряхивая лепестки. Хосок даже не дышит. Ему всё ещё не понятно, почему он знает Тэхёна всего несколько часов, но ощущение, что они рядом целую жизнь. - А ты так не считаешь? - Если люди родились с чувствами, значит так было нужно. Глупо идти против того, чем нас наградила природа. - Ты сказал, что я твоё море... Тэхён вспыхивает смущенным румянцем, что-то мычит и пытается отстраниться, но Хосок перехватывает за талию и тянет его к себе, как в момент их встречи. Только на него больше не смотрят, глаза отводят и всем видом показывают, что это очень скользкая тема, не надо об этом. Но Хосоку интересно. Они с Тэхёном очень похожи, на самом деле. Возможно, это и роднит. Они оба сбежали оттуда, где им было невыносимо. - Когда я впервые увидел море, - Тэхён на него вскидывает взгляд, и Хосоку будто кислород перекрывают - столько в чужих глазах всего, - я впервые полюбил всем сердцем. Огромный водный простор, украшенный пенными барашками волн, залитый утренним нежно-розовым светом. С повисшей на горизонте туманной дымкой. Прекраснее я ничего не видел... до сегодняшнего дня. Хосок сглатывает, сжимая Тэхёна крепче, и смотрит так, что тот снова смущается и улыбается как-то виновато, словно вот-вот начнёт просить прощения за сказанные слова. Тэхён не боится - Хосок это чувствует. Но в силу того, что привык себя хоть как-то одёргивать в плане эмоций, чувствует некоторый дискомфорт сейчас. - Ты напоминаешь мне музыку, - говорит Хосок. Его наушники, как и вещи, которые были в рюкзаке, остались в доме Сокджина. - Я люблю танцевать. Мы с мамой, когда я был маленьким, часто сбегали за купол. В старом городе, недалеко от границы, у нас был тайник в одном доме. Там было два плеера с записанной уже музыкой. Это было опасно... в то время старый город часто проверяли. Много было тех, кто сбегал. Их вылавливали, арестовывали... убивали. Маму так же убили в одну из наших вылазок. Меня вернули к отцу, - Хосок вздохнул, мягко погладил ладонью чужую спину. - Но я не мог больше без музыки и танца. Тэхён кладёт ладони на его плечи и тихонько гладит. - Я не знаю, как тебе больно. Но ты можешь остаться тут и жить без постоянной оглядки. Хочешь? - Это странный мир. Но он не вызывает опасения, так что уже за одно это его можно полюбить, - Хосок улыбается, и Тэхён отвечает ему улыбкой. - Тогда нас теперь трое... Они всё ещё стоят в объятиях друг друга. Тэхёнова ладонь с плеча соскользнула на чужой затылок, поглаживая мягко и приятно, так что хотелось прикрыть глаза. Не было нужды куда-то торопиться. Он был свободен и в своих желаниях, и в своих эмоциях. Тэхён из объятий не вырывался и было откровенно плевать, насколько это может быть неправильно, но Хосок чувствовал необходимость в этой близости и ничего не собирался менять. Они возвращаются к дому, тихо переговариваясь. Тэхён вдруг тормозит и радостно улыбается. - Принял! - Кто? - Дом! Дом тебя принял! Хосок не догоняет, потому что фраза звучит странно, словно дом живой. Хотя, о чём можно говорить в мире, который выстроен искусственно? Тэхён его тащит за собой, сверкая улыбкой так, что Сокджин им даже не мешает. Пропускает и только фырчит насмешливо вслед. - Ещё один ребёнок, - слышит Хосок, и ему хочется возмутиться, потому что если колдун этот и старше его, то ненамного. Впрочем, сколько вообще колдуны живут? Какова вообще продолжительность жизни в мире Сокджина? Хосок этими вопросами мучиться перестаёт, потому что Тэхён распахивает дверь в соседнюю с его собственной комнату. Хосок забывает обо всём, потому что комната у него залита солнцем. Большая кровать с мягким одеялом, яркие расшитые подушки разбросаны у изголовья. Пол - нагретые отполированные доски. Левая стена занята полками с музыкальными пластинками, а в самом углу у окна стоит проигрыватель. Справа у входа - комод и, чудо не иначе, на комоде рамка с фотографией. Хосок выпутывает пальцы из чужой хватки, подходит, берёт рамку в руки, сжимая невольно крепко. Судорожно втягивает воздух. Ему больше доказательств не нужно, что место это особенное. На фото маленький он с мамой, танцующий на заброшенной улице много лет назад. Украденный кусочек воспоминания. Момент, который он часто видел словно со стороны именно так, как на фото. Хосок глаза прикрывает и борется с желанием дать волю слезам и улыбнуться. Но тепло сзади его отвлекает. Тэхён упирается подбородком в его плечо и смотрит внимательно, будто пытается до деталей рассмотреть снимок. - Мама? - Да. - Красивая. Вы похожи. - Спасибо, - слова царапают горло. У него огромное желание посмотреть Сокджину в глаза и понять, зачем он так? Хотя это важно. На самом деле важно, потому что у Хосока никогда не было ни одной фотографии мамы. Только воспоминания, которые оживали иногда перед глазами диафильмом. - Хочешь поговорить с Джином? - спрашивает Тэхён и приходится кивнуть, потому что своему голосу доверяется сейчас не очень. - Иди. С ним можно. Я знаю его не так долго, но он хороший. Правда, очень хороший. Хосок на долю секунды ловит себя на том, что ему не нравится, с какой теплотой звучит чужой голос в отношении другого. Но он думает сейчас не об этом. Он послушно идёт обратно. Медленно, словно ноги одеревенели. Сокджин находится на веранде. Он стоит у перил, уперевшись в них ладонями. Теплый медовый солнечный свет окружает его фигуру словно светящимся коконом. И почему-то Хосок сейчас понимает, что Тэхён прав. Сокджин хороший. Тем самым удивительно банальным смыслом. Всеобъемлюще, просто и понятно хороший человек. - Спасибо, - говорит Хосок чужому затылку. Сокджин вздрагивает и оборачивается. Чуть улыбается и кивает. Он понимает, за что и почему ему говорят это. - Я знаю, ты любишь её очень. Подумал, что это будет хорошей памятью. - Выглядишь устало, - замечает Хосок. - Это из-за дома. Он начинает перестраиваться и отбирает слишком много сил. Не извиняйся только. Мне Тэ в первые дни хватило, он всё успокоиться не мог, что так меня вымотало. Оно и понятно, я не мог даже предположить, что в ловушку попадёт кто-то кроме того, кого я жду... Но, если подумать, я очень рад. Хосок голову в бок склоняет. - Рад? - Да. Одному тут было трудно. - Но люди... Тэхён говорил про городок недалеко отсюда. - Да. Рун. Но я редко бываю там. Только Талька прибегает ко мне часто. Дочка местного кузнеца. Я не люблю покидать дом, потому что... - Потому что ждёшь, - понимающе кивает Хосок. - Боишься пропустить момент. - Боюсь, - Сокджин отворачивается и долгим задумчивым взглядом смотрит на верхушки деревьев с другого края поляны. Они стоят в тишине. Ветер гудит где-то высоко, шелестит трава у самых ступеней, шелково блестит и пригибается покладисто, будто ластясь под чьей-то большой невидимой рукой. Хосок слушает эту тишину и чувствует, как по спине бегут мурашки. Сладкий аромат цветов немного кружит голову. Он вдыхает его полной грудью, глаза прикрывает. И кажется очень странным, что возникает чувство абсолютного уюта. Хосок вдруг понимает, что он по-настоящему дома и уходить отсюда не хочется ни под каким предлогом. - Тэхён говорил, что ты можешь вернуться, если пожелаешь? - спрашивает Сокджин, словно читает его мысли. - В мой мир захочет вернуться разве что конченый идиот. - Я уже понял, что ты не горишь желанием. Но имей ввиду, что возможность есть. Хосок кивает скорее самому себе и подходит ближе, становясь плечом к плечу. - Сегодня будет дождь, - говорит Сокджин. - Почему? Колдун улыбается и прикрывает глаза. - Потому что я так хочу. Проходит несколько дней, в которые Тэхён маниакально показывает ему окрестности. Хосок, рухнувший в новую жизнь с головой, следует за своей чудной улыбчивой музыкой и не спорит. Не спрашивает. У Хосока слева под рёбрами каждый раз тяжёлым набатом стучит. Внутри словно начинается гроза. Далёкое ворчание грома отдаётся эхом и от предвкушения всё сводит. Хосок знает, что любит. И это взаимно. Но никто из них ничего с этим не делает. Они и так только не спят вместе, позволяя друг другу сохранять хотя бы крохи личного пространства. Сокджин на них смотрит с непонятной улыбкой. - Что? - как-то раз не выдерживает, как ни странно, Тэхён, поймав такой взгляд Сокджина. - Вы интересная парочка, - говорит тот. Хосок в какой раз удивляется, что колдуна нужно просто спросить и он обязательно ответит. - Вы любите друг друга так честно и сильно... хотя я бы мог решить, если бы не чувствовал вас, что это только из-за непривычки испытывать сильные эмоции. - Ты хочешь сказать, что подобное может быть ошибочным? - спрашивает уже Хосок, и Сокджин кивает. - Людям свойственно заблуждаться. Принимать желаемое за действительное. Лёгкую влюблённость за любовь до гроба. Или же, наоборот, сильные глубокие чувства за обыкновенную дружескую симпатию. - И из-за того, что мы мало знаем о чувствах, могли бы сразу не разобраться, так? - это уже Тэхён. Он заинтересованно на Сокджина смотрит, а потом бросает быстрый взгляд на Хосока, и тот невольно улыбается, видя чужое смущение. - Точно, - подтверждает колдун. - Но у вас не так. Вы безошибочно понимаете природу своих чувств. Это здорово. Я бы хотел, чтобы подобное между людьми случалось чаще. Хосок не знает, хорошо это или плохо. Ему немного странно понимать, что Тэхён тот, кого хочется рядом больше обычного. Непривычно делить своё время с кем-то так много, но это ощущается правильно и хорошо настолько, что порой даже пугает. Тэхён яркий, дурной порой, чуточку ребёнок. Чуть больше взрослый, чем хотелось бы Хосоку, потому что в этой взрослости сквозит болью и желаниями, которым никогда не сбыться, не слабее, чем у него самого. Для Тэхёна хочется только лучшего. Самого светлого. Самого доброго. Самого спокойного. Хосок обнимает его крепко и губами тычется в затылок, от чего Тэ в его руках обмирает так, будто ждёт чего-то. Хосок улыбается украдкой, губами скользит по задней стороне шеи, трётся носом и подбородком на плече теплом и остром устраивается. Это всё похоже на красивый сон. Только вот ощущения слишком реальные и немного сбивают с толку. Хосоку непривычно, но нравится. Они по-прежнему не озвучивают свои чувства друг к другу, но показывают куда больше. Торопиться не хочется. Некуда. Незачем. Хосок наблюдает вечерами за тренировками Тэхёна и Сокджина. За тем, как Тэ, уже совсем натренировавшись, пасует руками, пытаясь сбить Сокджина воздушными волнами, сотрясающими воздух. Его магии хватает ненадолго, но каждый выброс мощный, так что колдун изумлённо вскидывает брови всякий раз и блокирует не так легко, как хотелось бы ему самому. После тренировок они пьют травяной чай на веранде. По настоянию Тэхёна туда вытащили стол и стулья, сверху подвесили масляный фонарь. Хосоку нравится это неуловимо семейное, теплое и уютное, скрывающееся в таких посиделках. В один из таких вечеров, когда солнце гаснет за горизонтом, погружая мир в начинающую сгущаться темноту, Сокджин снова предрекает дождь. Хосок тогда двигается ближе и обнимает его широкие покатые плечи, и чувствует, как колдун под его прикосновениями вздрагивает. Смотрит удивлённым и ясным взглядом, от которого почему-то в груди у Хосока что-то колет. И вдруг улыбается светло и ярко. Такой улыбки у него не было ещё ни разу, кажется. В эту ночь небо над лесом чистое и высокое, щедро усыпанное звёздами. На следующее утро за завтраком Сокджин замирает вдруг, голову поворачивает в сторону леса, тихо и нервно выдыхает. А потом шепчет: - Ещё одна ловушка сработала.