***
Ханджи ни разу не пожалела, что учится на орлином факультете. У нее даже профиль был орлиный — длинный и немного крючковатый нос. Ее пытались дразнить по этому поводу, но вскоре перестали, потому что Ханджи просто не замечала насмешек в свой адрес, и так изящно не замечала, что обидчиков это даже не бесило. Вскоре у Зоэ появилось другое прозвище, гораздо более ей подходящее — «орлица». И никого уже не смущало, когда в спальне девочек что-то взрывалось — «опять орлица!» — досадливо говорили подруги. Ханджи спускалась по лестнице со счастливой и безумной улыбкой, карябая что-то в блокноте, с которым не расставалась. Блокнот она купила в маггловском магазине, но зачаровала самостоятельно, превратив в идеальную записную книжку, по первым строчкам находящую то, что требовалось ее владельцу, и никогда не заканчивающуюся. Моблит следовал за ней. Возможно, ее не дразнили еще и потому, что рядом с нею всегда был друг, который прикрывал Ханджи при надобности и бил морды тем, кто пытался назвать ее «чокнутой» — бил кулаками, по-маггловски. Сам получал в ответ. Ханджи охала, и благодаря ранам Моблита училась исцеляющей магии, которая давалась ей так же просто, как всякая другая. На третьем курсе избитый в очередной раз Бернер уже не ходил к мадам Помфри, полностью доверяя свое лечение Ханджи. И каждый раз, когда она садилась напротив него, хмурясь с серьезным видом и поднимая палочку, испытывал неодолимое желание поймать за руку и… Сначала это было детское желание защитить. Потом — первая влюбленность, которая медленно, но верно перерастала в настоящее, сильное чувство. Моблит по своей цельной и простой натуре был однолюбом, и его сердце безраздельно заняла Ханджи. Веселая, сумасшедшая орлица, которой наплевать на то, как именно ее называют — «принцессой» или «чокнутой». Моблиту было не наплевать, вот и ввязывался в драки. Однако Зоэ ни разу не говорила ему «не надо». И даже ни разу не спросила, откуда у него синяки и шишки. Он-то старался драться с ее обидчиками там, где ее не было, так, чтобы она не видела. С одной стороны — Бернер понимал, что ей не до того, с другой — испытывал горечь от того, что ей не интересно. Но он не мог на нее обижаться. Он служил ей, как служит вассал своему сюзерену — и тем самым вызывал лишний повод для шуток в адрес их парочки.***
Моблит окончательно и бесповоротно влюбился в Ханджи на пятом курсе, на уроке Зельеварения. Тогда учитель вышел из класса, оставив учеников варить заданное зелье. Ханджи варила совсем другое — здесь, в кабинете Зельеварения, простор для ее экспериментов был гораздо шире. Моблит, даже не зная, что должно получиться в итоге, бросил свой котел и ассистировал Зоэ, нарезая и очищая для нее ингредиенты. — А для принцесс законы не писаны? — противным голосом спросил Найл Доук. Ханджи даже не услышала. Моблит предупреждающе взглянул на слизеринца. — Тоже мне парочка! — продолжал глумиться Найл, — Эй, орлица, ты в курсе, что таким, как ты, не положено якшаться с грязнокровками? Армин ахнул. Энни хмыкнула. Моблит приготовился драться, но Ханджи внезапно выпрямилась от котла, зелье в котором стало изумрудно-зеленым и пахло мятой, а потом взяла котел в руки, медленным, уверенным шагом подошла к Доуку и надела посудину ему на голову. Без слов, без негодования и без тени сомнения. — Ах ты дрянь! — выругался Найл, сбрасывая котел с головы. Весь облитый зельем, он напоминал… сухой пень, из которого прорастала листва. Кожа его стала будто древесной, и ростки продолжали пробиваться изнутри слизеринца. Наверное, это было больно. Моблит восхищенно смотрел на Ханджи, ожидая, когда же она радостно завопит о том, что эксперимент удался, и забудет о своей злости. Но Ханджи все так же пронзительно смотрела на Доука, как орлица смотрела бы на дичь. — Что ты со мной сделала, тварь?! — заорал Нил, срывая ветки со своего лица. Все остальные присутствующие в классе затихли. Армин смотрел так, будто готов был расплакаться. Бертольд на всякий случай загородил спиной Энни. Даже невозмутимая Леонхарт перестала помешивать свое зелье. Зоэ сказала четко, как будто вбивала молотком каждое слово: — Если. Ты. Еще. Раз. Скажешь. Это. Слово. Ты. Пожалеешь. Что. Родился. На. Свет. Идем, Моблит! Она схватила друга за руку и с гордо поднятой головой покинула класс, не слушая его робких возражений. Моблиту же на секунду вспомнился его первый день в Хогвартсе, когда старший брат Ханджи угрожал ему, Бернеру, таким же тоном. Только если Аккерман угрожал лениво и как бы по привычке, то Ханджи угрожала яростно, и угроза ее шла из сердца. Сердца, которое он, Моблит, никогда не завоюет… «Я люблю ее, — понял тогда Моблит, — вот, как это называется!» Однако он мягко пожурил Ханджи, когда они вдвоем вошли в пустую гостиную Рейвенкло: — Зачем ты? Я и сам мог ему врезать… Не маленький я уже, Ханджи. Зоэ села на диван, подтянув колени к груди. — Я раньше не знала, что такое «грязнокровка». До четвертого курса не знала, пока Петра не обозвала так Боссарда, — призналась она, глядя в горящий огонь в камине. Урок Зельеварения на сегодня был последним, за окнами довольно быстро соткались зимние сумерки. — То есть? — Моблит поразился тому, что Зоэ не знала главное ругательство магического мира. Остальные-то она знала, и применять не гнушалась, особенно, когда ее эксперименты шли не так, как надо. И что, что чистокровная представительница королевской семьи — ругалась по-маггловски, как пьяный матрос. А про то, что «грязнокровка» — это обидно, узнала только на четвертом курсе! Насколько же она далека от этого мира? — Я была готова его убить, — мрачно призналась Ханджи, — Я была готова его растерзать. Просто за то, что он тебя так назвал. Он не имел права. Никто не имеет права тебя оскорблять, — ее взгляд от огня поднялся на Бернера, и он различил в ее карих глазах нежность. Присел рядом на диван, еще не веря тому, что увидел. В глазах Ханджи плясали огненные блики, и она первая коснулась губ Моблита, нежно, осторожно и так легко, будто бабочка села на цветок. Бернер не выдержал. Он обхватил лицо Ханджи ладонями и углубил поцелуй, проникая языком в ее рот и чувствуя вкус мяты. Когда она варила зелье, то машинально жевала листья мяты, и теперь ее дыхание приятно пахло ментолом. Ханджи обхватила сильные плечи юноши и сжала их, привлекая его к себе ближе. Потянула за сине-черный шарф, обнажая шею Моблита. Он мягко, но настойчиво уложил ее на диван. Мантия пока скрывала явное возбуждение, но Зоэ видела блеск желания в его глазах. — Погоди, — шепнула она, поднимаясь на локте и доставая волшебную палочку, — Дверь зачарую. Моблит не спросил, откуда она знает такую сильную магию, которая может зачаровать дверь гостиной хогвартского факультета. Вместо этого — стянул ее шарф, такой же сине-черный, и припал губами к шее рейвенкловки, дурея от того, что она тихо застонала и потерлась коленом о его пах. Одежды было много, и снимать ее было затруднительно, но Моблит и Ханджи раздевались быстро, бросая на пол мантии, свитера и брюки. Оставшись без одежды, они упали на диван, и Ханджи всем телом прижалась к Бернеру, как будто искала у него защиты. Юноша прижал ее к себе, осыпая поцелуями все ее худое, хрупкое тело. Сначала — лицо, потом — шею, плечи, острые ключицы, потом — маленькую грудь, плоский живот, внутреннюю сторону бедер, колени, щиколотки… Ханджи стонала, подставляясь под поцелуи, выгибала спину, а потом посмотрела на Моблита и сказала: — Мне кажется, нам надо зайти еще дальше. Тебе же хочется? Моблит устроился между ее разведенными бедрами и, наконец, испугался. Имеет ли он право забрать девственность чистокровной представительницы королевской семьи? Она же когда-нибудь выйдет замуж, и все станет ясно, и… и что скажет ее брат? Но все полетело к черту, когда Зоэ хриплым голосом, тяжело дыша, попросила: — Моблит… Скорее… И он вошел в нее, забыв об осторожности, разрывая ее изнутри и слыша утробный стон. Ханджи обхватила его ногами, не давая отстраниться и разорвать их объединенные в одно тела. Моблит не думал отстраняться — он начал двигаться, и узкое тело Зоэ обхватывало его внизу, а ее острые пальцы вновь обхватили его плечи, и не менее острые ногти впились в кожу, причиняя сладкую боль. Долго у них не получилось. Моблит излился на живот Ханджи, а она закричала так радостно, будто нашла для себя что-то новое и неизведанное, впервые в жизни испытав оргазм.***
— Репаро, — услышал Бернер сквозь шумный стук сердца в висках. Обнаженная Ханджи убрала с дивана и их тел пятна крови и семени. А потом потянула Моблита на себя, заставив лечь рядом, и уложила свою лохматую голову на его грудь. Моблит проглотил глупые слова «может, не стоило…» Он вообще ненавидел себя в этот момент. Чувствовал себя вором, что ли. Украл девственность той, на которую даже смотреть права не имел. — Это было круто! — восхищенно сказала Ханджи. — Но… разве ты не должна была сделать это… со своим женихом? — осторожно подал голос Моблит. Ханджи поднялась на локте и удивленно на него воззрилась. Ее очки съехали с носа, и она поправила их привычным, отработанным жестом. — А ты на мне разве не хочешь жениться? И Моблит пропал, понимая, что жениться на ней хотел с момента первой их встречи. Орленок оперился, став орлицей. А он, Моблит — охотник, что пришел за этой орлицей, но ему не пришлось в нее стрелять, чтобы птица стала ручной и доверчивой. — А! — хлопнула себя по лбу Ханджи, — Ты паришься о том, что я чистокровная? Плюнь и разотри! У моей семьи уже есть наследник, на меня махнули рукой. Я свободна, Моблит! Я свободна! — говорила она с таким воодушевлением, и глаза ее так горели, что Бернер испугался, как пугался когда-то Леви: вот-вот распахнутся за спиной огромные крылья… Юноша крепко прижал к себе Зоэ, обхватил ее за плечи. Девушка снова доверчиво прильнула к нему. — Ханджи, — сказал Моблит, чувствуя себя так, как перед прыжком в холодную воду, — Я тебя люблю. Она не призналась в любви в ответ. Она не засмеялась, как он боялся. Она даже почти не изменилась в лице, лишь довольно растянула губы в улыбке. — Я знаю, — спокойно сказала Зоэ, вырываясь из его объятий и принимаясь одеваться. И именно в этот момент на ее руке блеснуло кольцо. Поймав взгляд натягивающего брюки Бернера, Ханджи подняла свою руку и повертела ею так, как будто изучала интересный экземпляр чего-либо. — Это мне брат подарил, — наконец сказала она беспечно, и рассказала о свойствах магического кольца. Моблит слушал, и думал, что Ханджи Зоэ и Леви Аккерман — не родные брат и сестра. И что Леви Аккерман слишком волнуется о своей сестре. Но Моблит знал — за свою Ханджи он готов сражаться до последней капли крови. Даже с совершеннолетними волшебниками со Слизерина. Со всем миром. Потому что он приманил орлицу, а она пошла за ним. Потому что орлица призвала его, и он пошел за ней. Потому что они, Моблит Бернер и Ханджи Зоэ, уже давно считались в глазах всего Хогвартса влюбленной парой. Ничего удивительного, ничего нового… — Ханджи, — окликнул рейвенкловку Бернер, запахнув на себе мантию, — Ты станешь моей девушкой? Она обернулась, и Моблит, нахмурившись, поднял с дивана шарф, привычно обматывая теплый аксессуар вокруг ее тонкой шеи — опять забыла, простудится же! А Ханджи вдруг поняла, что Моблит выше ее ростом и явно сильнее. И его руки снова — теплые. Всегда — теплые. — А разве я не твоя девушка? — легко и просто спросила она, позволяя ему надевать на себя шарф, и рассмеялась, когда Бернер покраснел, одним взмахом палочки наконец снимая чары с запертой гостиной. — Мисс Зоэ! — услышали Моблит и Ханджи возмущенный голос профессора Флитвика. На пороге гостиной Рейвенкло стоял весь орлиный факультет, по известным причинам не имеющий возможности зайти в родные пенаты…