Couple of Twins

[the 1975 — i like it when you sleep, for you are so beautiful yet so unaware of it]

Оставить Нормани и Дайну одних в комнате под замком и было планом наблюдательных сестер Кабейо, которые видели все влюбленные взгляды обеих девушек, случайные прикосновения, заставлявшие Дайну и Нормани задерживать дыхание. В конце концов, ни Камила, ни Карла не помнили, когда Дайна проводила с кем-то так много времени не в общей компании. Они просто надеялись, что это побудит Дайну скорее во всем признаться. — И мы будем просто ждать? — Камила чувствовала себя беспокойно, стоя снаружи их комнаты. Ей казалось, что их с Карлой план был грубым и неуважительным по отношению к Дайне, но аргументы сестры убедили пойти на это. Такой простой, может быть, глуповатый план, должен был сработать, как надеялась Карла. Нормани определенно будет задавать вопросы, и Дайна не сможет не ответить на них. В какой-то мере, Карла и Камила давили на их лучшую подругу этим поступком, но именно под таким давлением Дайна и должна все сказать Нормани. — Ди, что происходит? — Нормани была обеспокоенна. Дайна поняла, что от нее хотели Кабейо. — Дерьмо. Дайна была заперта в одной комнате с Нормани. Было очевидно, что Карла и Камила хотят, чтобы Дайна призналась Нормани в своих чувствах. Конечно, она могла и не делать этого, притворившись, что не знает, чего от нее хотят сестры Кабейо, сказав Нормани, что она сама не знает, что сейчас происходило. Рано или поздно, Камила сдалась бы и открыла дверь комнаты, выпуская ныне запертых девушек. Или, в крайнем случае, Нормани и Дайна могли бы вылезти через окно, потому что их комната находится на первом этаже, если Кабейо слишком заиграются с этим. С другой стороны, для Дайны это был подходящий момент все рассказать Нормани. Не самый идеальный, но это можно было бы использовать, если бы не одно «но»… — Дайна, что тебе нужно сделать, чтобы они открыли дверь? — Нормани абсолютно не понимала, что Карла имела в виду, поставив такое условие. … Дайна боялась. Ей было страшно признаваться в своих чувствах другому человеку, особенно, если она испытывает к нему симпатию. Боязнь реакции Нормани была гораздо сильнее смелости. Мысли о признании и так посещали Дайну, но она думала, что это будет очень глупо. Она боялась того, что Нормани не поймет и оттолкнет ее. Поэтому каждый раз Дайна не решалась сказать что-либо, до последнего оттягивая этот момент. — Они хотят, чтобы я кое-что сказала. — Нервно теребя рукава фланелевой клетчатой рубашки, Дайна села на кровать Камилы, поджимая правую ногу под себя. Поднять свой взгляд, посмотреть в глаза Нормани у Дайны не хватало решимости, и она прожигала взглядом свои руки. — Сказала что? — Все происходящее настораживало Нормани, севшей на кровать Карлы. И именно сейчас она решила не откладывать это на «потом». Волнение, тревога и страх бушевали в теле Дайны, делая биение ее сердца невероятно быстрым. Ей самой казалось, что ритм ее сердца, грозящегося выпрыгнуть наружу, к ногам Нормани, слышит весь кампус. Дыхание стало прерывистым. Воздуха не хватало, будто из комнаты выкачали весь имеющийся кислород. — Дайна? — Это молчание вводило Нормани в еще большее заблуждение. Тишина начинала пугать ее саму. Она хотела знать, что скрывает Дайна. — Что ты мне нравишься. — Несдержанность громких слов Дайны заставила глаза Нормани округлиться. — Они хотят, чтобы я тебе сказала, что ты мне нравишься. — Повторила она со слезами, наворачивающимися на глаза. Карла и Камила, державшие свои уши прямо у двери, отчетливо расслышали обе фразы и ждали слов Нормани, заранее зная о чувствах той. Слезы, навеянные этим натиском со всех сторон, паникой перед будущими словами Нормани, смущением от произнесенных слов, несдержанными эмоциями, скатывались по щекам Дайны, и у нее не было ни сил, ни желания вытирать их, и ее взгляд оставался на рукавах ее рубашки. До сказанных Дайной слов Нормани была напугана неизвестностью. В ее мыслях не было никакого понимания происходящего. Предположения бегали от одного к другому, без какой-либо точности. И когда она услышала Дайну, все плохие мысли ушли напрочь, оставив только приятное теплое, греющее изнутри грудную клетку, чувство. Прикрытые веки позволяли Дайне оставаться более спокойной. Чувство нежного прикосновения пальцев Нормани горело на щеках Дайны. Аккуратно, словно стараясь не поранить Дайну, Нормани мягко вытерла слезы с щек той. — Ты тоже мне нравишься, Дайна. — Ласковый голос Нормани раздавался в ушах Дайны снова и снова, повторяя эту фразу. Дайна притянула предмет своей симпатии в свои объятия, желая никогда ее не отпускать. Поглаживания Нормани по спине Дайны действовали успокаивающе, убирая все негативные чувства. — Ты ведь тоже слышала это? — Тихий шепот Камилы послышался в нескольких сантиметрах от Карлы, которая в ответ медленно, но уверенно, кивнула. Выждав еще минуту, Карла повернула ключ в дверном замке и подтолкнула дверь внутрь комнаты. Тихо открыв дверь, словно боясь потревожить спящего, через появившуюся в ней щель, Кабейо смотрели на безмятежные объятия. Сестры зашли в комнату и закрыли за собой дверь. Карла облокотилась на дверь и, положив руку на талию Камилы, притянула ее к себе. — Кажется, у нас все получилось. — Стараясь быть максимально тихой, прошептала Карла на ухо Камилы. — Кажется, да. — Камила положила свою правую ладонь на руку Карлы, которая лежала на ее талии, радостно сжимая ее, потому что визг и крик сейчас все испортил бы. — Я могла бы обидеться на вас двоих, но я не буду. — Дайна, прервав объятия с Нормани, смотрела на Камилу и Карлу, улыбающихся у двери.

***

Сидя на стуле посреди комнаты Кабейо, напротив Камилы, выводящей изящные линии на мольберте, Лорен следила за движениями художницы, высматривая и запоминая каждую мельчайшую делать. Мягкий расслабленный взгляд метался между бумагой и позирующей моделью. Иногда Лорен из-за мольберта могла видеть, как Камила, сосредоточенная на работе, кусает нижнюю губу, хмуря брови. Особенно часто такое происходило, когда Камила была еще не уверенной в своих силах. С каждым разом рисовать Лорен становилось все привычнее. Камила начинала все сильнее ждать их выходного, ради того, что бы передать рисунком всю красоту Лорен, или, по крайней мере, постараться сделать это. Тело Лорен, которое Камила находила невообразимо великолепным, вызывало восторг у художницы. Черные волосы, большую часть времени свободно спадающие на плечи. Придающая аристократический вид, бледная кожа. Тонкие пальцы, созданные для искусства. Длинные ресницы, изредка подчеркнутые косметикой, с которой Лорен никогда не перебарщивала, используя ее в меру. Аккуратной формы густые брови, придающие Лорен больше харизмы. Идеальной формы пухлые розовые губы, иногда имеющие еле заметные трещинки, от которых они не становились менее красивыми: эта натуральность делала их только привлекательнее. — Твой взгляд изменился. — Камила рисовала часть Лорен, которую она любила больше всего остального. Полные неподдельной чистоты, глаза цвета травянисто-зеленого берилла показывали все подлинные чувства Лорен. Темный туманный оттенок появлялся в них, когда Лорен была полна печальной грусти. От радостного счастья они, ярко сияя, светлели. — Тебе так кажется? — Лорен не думала, что ее взгляд мог поменяться так, чтобы это было заметно. Когда они оставались наедине, глаза Лорен взглядом становились мягче, из-за возможности смотреть на Камилу, не боясь того, что это будет замечено кем-то другим. Уединение позволяло им не беспокоиться о других людях, иногда замечающих то, что им не следовало бы. — Да. — Камила не отрывалась от мольберта. — Я вижу это. Спор с Камилой был бы глупым: Лорен не знала, каким ее взгляд выглядел со стороны, как он воспринимался другими людьми. Не зная, что ответить, Лорен просто приняла слова Камилы. Как считала Камила, в Лорен что-то изменилось с начала их знакомства два месяца назад. Изумрудные глаза выглядели расслабленнее, когда Лорен привыкла позировать Камиле, когда Лорен начала получать настоящее удовольствие от времени, проведенного с Камилой. Наедине с художницей во время их занятий, Лорен становилась искренне открытой. — Что еще ты видишь, Кэмз? — Лорен было интересно, как много деталей замечала Камила, которая не смогла сдержать улыбку, снова слыша прозвище, используемое только Лорен. Камила замечала все. Те же изменения во взгляде. Чуть-чуть прикрытые веки из-за недостатка сна, когда Лорен была полностью погружена книгами, изучением нового, важного для нее, материала. Беспокойные пальцы, перебирающие разные предметы, провода, все, что попадется под руку, или стучащие по чему-то (чаще всего, по коленке Лорен), или закусанную верхними зубами розовую нижнюю губу, которая приобретала алый оттенок после этого, или брови, хмуро сходящиеся вместе, когда Лорен нервничала. Улыбку, которая для разной ситуации была разной. От хорошей смешной шутки в компании Лорен просто весело улыбалась. От положительного волнения Лорен не могла не закусить нижнюю губу в улыбке. От радости по какому-то поводу (даже не важно, по какому) улыбка Лорен, казалось, была способна разойтись до ушей, делясь этим счастьем со всеми. — Все. — Лучшего ответа Камила не смогла придумать, но Лорен не восприняла его серьезно, думая об этом, как о шутке. Лорен нравилось думать, что она — единственный наблюдатель, замечающий все вокруг. Изучение Лорен, ее движений, ее поведения, настроения и того, как оно меняется, доставляло Камиле удовольствие. Она могла свободно глазами пробегать по телу Лорен, не стесняясь этого, не краснея, когда Лорен ловит ее взгляд на себе, во время их занятий. Сначала Камила внимательно осматривала Лорен, чтобы как можно детальнее изображать ее на рисунках, но потом Камила втянулась в такие исследования из интереса и собственного любопытства. Лорен, взглянув на часы, стоящие на столе, заметила, что Камила рисует дольше обычного, и ей начинало казаться, что что-то тут не так. Рисуя комнату и мебель, окружающую Лорен, Камила просто тянула время, чтобы побыть с Лорен дольше обычного, надеясь, что это не вызовет никаких подозрений. Не догадываясь о намерениях Камилы, Лорен, не роняя ни единого слова, неподвижно сидя на стуле, желала, чтобы Камила рисовала еще дольше, напрочь забывая о существовании времени.