Дети безнравственной революции

***       Если бы меня просили рассказать о своих страхах, я бы рассказала о главном: я боюсь, что однажды увижу свою страну, свой город и свой дом, в котором я прожила без малого девятнадцать лет, в новом свете: отнюдь не радужном и безмятежном. А в «неоновом» свете — своего рода антиутопия, если выражаться литературным языком; Когда весь свой моральный багаж, накопленный собственными пробами и ошибками, я должна буду отправить в Тартарары, вместе с целями (которые я так и не успела заиметь) и своим личным мнением (которое для меня и является ценнейшей драгоценностью). Когда меня перестанут слышать и слушать, а будут смотреть лишь на чистоту моей кожи, яркость глаз и белизну зубов.       Пока у меня есть хоть призрачная толика надежды, что я сама решаю свою судьбу, я могу чувствовать себя непобедимой, неуязвимой, даже бессмертной.       Однажды мой друг между строк произнес фразу, которую я помню до сих пор: «Каждый хочет быть услышанным». Помнится, этой фразой он косвенно объяснил самоубийство его хорошего приятеля. Я не придавала значения этому, пока не подсчитала количество умерших друзей за последний год. И здесь я не имею в виду только физические смерти, многие из них были просто морально уничтожены. До такой степени, что дальнейшее существование вряд ли можно назвать жизнью. Учитывая, что я подсчитывала только знакомых на этапе ex-безмятежности, можно сделать вывод о том, что сейчас проходят мои самые смелые годы, самые безрассудные и, в то же время, самые осмысленные годы.       Звучит довольно страшно, не так ли?       Больше жизни в «неоновом» свете, где видна вся твоя неидеальная подноготная, я боюсь только пустой и бессмысленной старости. Я думаю, что этот страх и есть одна из причин такого большого количества самоубийств среди моих друзей и просто знакомых.       Смерть, если поразмыслить, штука довольно удобная — я не переживаю, что мой бывший одноклассник добился большего успеха, если знаю, что он вскрылся на прошлое Рождество. Мне не нужно переживать, что тот парень не разделил моих глубоких чувств к нему, так как знаю, что он повесился три месяца назад.       Самое страшное, что я говорю об этом так спокойно, будто смерть — игрушка. Подарок в оберточной бумаге. Выход всех решений. Отнюдь. Есть такое выражение, которое я частенько слышала от матери: «Нет ничего страшнее смерти». В каком-то смысле да, так и есть. Но я хотела лишь сказать, что пустая жизнь намного страшнее.       Надеюсь, мой ментально-оральный понос вас не слишком утомил. Эта часть была так называемой «вынужденной необходимостью», чтобы дальнейшие мои действия не были для вас неожиданностью. Я хотела лишь немного приоткрыть для вас завесу своих убеждений. И если вы готовы разделить со мной дальнейшие главы этого повествования, добро пожаловать. ***