Идеальная (живая) кукла

— До самоуничтожения осталось три минуты, — холодный, спокойный голос. Нацу чудится в нем звяканье металла: так сталкиваются звенья цепей. Ее карие глаза совершенно неживые. Словно кукольные. Просто линзы — мутные коричневые стекла. А за ними — пустота. — Л-люська, что ты несешь? — испуганно лепечет Хэппи, пытаясь растормошить подругу, дергая её за руки. Но её ладони только высказывают из синих кошачьих лапок и опускаются вниз. Плавно, медленно. Словно через силу. Её золотистые волосы совсем не сияют в солнечных лучах, как раньше. Просто тусклая спутанная пакля, а не шелковистые мягкие пряди. И этот контраст пугает. — До самоуничтожения осталось две минуты, — взгляд пустой. Люси смотрит сквозь Нацу, будто не видя его. — Хартфилия, приди в себя! — Эрза в отчаянии. Она со всей силы ударяет Люси по щеке. Голова Хартфилии мотается в сторону и тут же возвращается в исходное положение. Как будто так и надо. Рот чуть приоткрыт. Но вот улыбки, всегда и вопреки всему сверкающей ярче солнца, больше нет. Пожалуй, именно этим Люси так и нравилась Нацу — что бы ни произошло, Люси всегда улыбалась. И верила в друзей. В Хвост Феи. — Люси, хватит, пошутила уже, прекращай! — со скрытой болью стонет Эрза, обхватив ладонями лицо Люси. Но та остаётся безучастна. — До самоуничтожения осталась одна минута, — казалось, она даже не дышит в этот миг. Грудь не двигается. Люси, словно статуя, очень хорошая, того и гляди, сейчас улыбнется и сделает шаг, как живая. Только вот Люси и была живая. — Это ни капли не смешно, хватит, Люси! — яростно шепчет Грей. На мгновение кажется, что весь его холод просто ушёл к Люси, передался, как болезнь, воздушно-капельным путем. Только такое невозможно. — До самоуничтожения осталось пятьдесят… — Мастер, что же делать? — испуганно хрипит Мира, притронувшись к холодной ладони Люси. Нацу становится интересно — её руки сейчас совсем ледяные и мёртвые, такие, что даже пульс не нащупать, или все же нет? — Не знаю, детишки, не знаю… — Макаров качает головой. Он боится за Люси, это видно в его глазах, в каждом его движении. — Тридцать… — Нацу, сделай что-нибудь! — Хэппи пролетает прямо перед лицом друга. — Такая странная Люси слишком странная! — Двадцать… Но Нацу в оцепенении. Его сердце бьётся, как птица в клетке, внутренности сводит от ужаса, от страшного предчувствия… — Десять… Нацу делает шаг вперёд и кладёт ладонь туда, где должно быть сердце у Люси. Но вместо обычного, нормального стука слышит скрип механизмов. И понимает — он всегда его слышал. Только его и слышал… — Люси… — шепчет он, как в бреду. — Пять. — Приди в себя! Не смей нас бросать! — он хватает её за локти. Она все так же смотрит сквозь. — Четыре. — Люси! — он прижимает её к себе, как всегда делал, если она плакала. — Три. — Не смей! — она не двигается. Просто ростовая кукла. — Два. — Я люблю тебя! — за скрипом шестеренок он слышит слабый, неуверенный стук сердца… — Один. — который тут же замолкает. И на руках Нацу остаётся только пыль. Золотистая, как и волосы Люси…