Идеальная (живая) кукла

Люси тянулась к Грею, когда горела. Пылала болью, отчаянием — а он тушил их, вымораживал своим льдом. Вытирал слезы, прижимал к себе, усмирял дрожь, шептал глухо в волосы слова утешения. И тогда наступало блаженное спокойствие, и он, со скупой улыбкой, отпускал её, подталкивая в спину. Люси тянулась к Нацу, когда замерзала. Покрывалась изморозью от одиночества, вины — а он отогревал, зажигал своим пламенем. Кружил, подкидывал, тормошил. А потом со счастливой улыбкой и тёплыми искрами в глазах спрашивал: «Лучше?». Люси тянулась к Эрзе, когда ломалась. Трескалась и рассыпалась от страха и потерь — а она собирала заново, как пазл. Хлопала по плечу и глядела мягко, понимающие. Люси всю свою жизнь тянулась к кому-то. Потому что внутри неё — звенящая пустота, заполненная шестеренками и трубками. Внутри неё — мили проволоки и тонны железа. Сплетение механики и тела без единой капли магии. Казалось, такой она была с самого детства. А может быть, и нет. Казалось, она знала о себе все. Но, как выяснилось, где-то в глубине её тела, в жёсткой металлической клетке, билось живое, горячее сердце. Только почему-то стук его не слышал никто. Люси даже не знала, почему она такая, другая, совсем-не-живая. Отец молчал, а мать уже умерла к тому моменту, как Люси почувствовала внутри себя бег моторного масла и скрежет деталей. Глухим скрипом шестеренок внутри себя она отсчитывала минуты жизни в родном доме. — Госпожа Люси, завтрак. У всех служанок в голосе были эмоции — да и на лице тоже. Они смеялись, улыбались, говорили — были живыми. Люси была куклой, с которой играл весь особняк. Как маленькие дети, считали её живой — а она ведь не была такой. Наверное… — Госпожа Люси, прошу вас на примерку нового гардероба. Прибыл портной. Минуты бежали размеренно, дни были похожи друг на друга до выверенных мелочей. Все работало прекрасно, как механизм. Механизмы Люси ненавидела. (Её тело не было исключением в этом чувстве). — Какая спокойная девушка! И фигура прекрасная. Радость с вами работать! Пожалуйста, примерьте это платье. Её тело было идеальным до невозможности. Как будто скульптором слепленная богиня: ни единого изъяна. — Отец сегодня спустится к ужину? — К сожалению, он слишком занят, госпожа Люси. Вот только Люси не хотела терпеть его пренебрежение больше. В этот же день она покинула особняк с горсткой вещей и мешочком денег. Уж лучше быть идеальной куклой на свободе, чем идеальной куклой взаперти. За год научилась улыбаться. За год научилась плакать. Не сказать, что где-то внутри эти действия отзывались хоть как-то, но иногда казалось, что эмоции Люси может не только изображать… Но и чувствовать. А потом Хвост Феи — и полный хаос. Никакой упорядоченности и определённости — ничего общего с ненавистной механикой. — Люси, раз уж ты выбрала этот путь, то должна знать… Письмо отца она нашла уже много лет спустя — особенно для него. Для него-то семь лет не прошли как пара дней. — Перед самой смертью Лейлы ты нашла старинный тёмный артефакт. Даже не знаю где — слуги говорили, что в городе с тобой они заходили во многие магические лавки. И этот артефакт, когда ты его случайно активировала, уничтожил твоё тело почти на семьдесят процентов. И этой выходкой ты лишь подкосила Лейлу, за что я не мог тебя простить долгие годы. И заблокировал полностью не только твой сосуд, но и в принципе всю восприимчивость к эфиру. Ни один врач-волшебник не мог тебе помочь. Тогда мы решили обратиться к механику. История, право слово, достойная романа. И Люси написала его — но черновик держала в шкатулке под замком. Потому что это страшно. — Он создал твоё тело заново, но вот с сосудом вышла проблема — ведь ты практически перестала быть волшебницей. Тогда этот механик предложил выход. Поместить внутри тебя искусственный сосуд. Только запомни, Люси — если ты слишком сильно повредишь свой сосуд, то весь эфир из него станет взрывной массой. Если ты повредишь свой сосуд, запустится режим самоуничтожения твоего тела, чтобы не взорвать все вокруг. Прошу, береги себя. Это страшно. Потому что она — кукла с бомбой внутри. Кукла, у которой рядом с сердцем тикает заряд. Конечно же, она ловит собой проклятие тёмной гильдии. И не сказать, что случайно — смутное желание умереть, чтобы не подвергать опасности никого из друзей, не покидало с самого первого прочтения письма (которое она потом сразу же сожгла, чтобы случайно никто не нашел). Но не специально — так точно. Глупая месть тёмной гильдии вообще-то предназначалась Венди, но… Венди живая, Венди ещё ребёнок! Закрыть её собой оказалось не трудно. Венди вместе с Шарли выходили из здания гильдии, Люси заходила, духи обезвредили нападающего — идеальная комбинация. — До самоуничтожения осталось три минуты. Целых три минуты, чтобы посмотреть на дорогие лица. — До самоуничтожения осталось две минуты. Всего две минуты, чтобы сказать им (мысленно) все слова, что хотелось. — До самоуничтожения осталась одна минута. Сказать «простите», «вы мне дороги», «я вас всех люблю», «не плачьте». — Тридцать секунд… Посмотреть в любимое — безответно — лицо и прошептать мысленно в такт стуку живого сердца в металлической клетке: «Нацу, я тебя люблю». — Два. — Я люблю тебя! И наконец-то услышать свое сердце без скрипа механизмов. Прежде чем просто исчезнуть. Спасибо, Нацу. Прости.