Limitless.

flashback Джемин ненавидит поезда. И любит самолеты. И в этом нет никакого пафоса, голый смысл, оставшийся от предыдущего опыта жизни. Не то чтобы его было слишком много к его почти шестнадцати. Хотя это с чем сравнивать. Мобильный телефон оповещает пустующую квартиру звуком смс-сообщения. И Джемин вздрагивает, бросая футболку поверх остальных вещей на рюкзак. Ему почему-то кажется, что он знает, что он там увидит. "Езжай сам, у меня вахта". Он давно в курсе, что у его отца нет яиц. Не хватает духу прекратить бухать, не хватает сил взять себя в руки и получить работу получше, не хватает мужества съездить в Тэгу. Джемин садится на диван и смотрит на два билета, которые он купил за несколько месяцев работы на автомойке. За деньги не обидно. Наверное. Но тянет простуженным отчаянием где-то под ребрами. Чусок. У него даже не будет возможности терять себя в перепалках с учителями и отвлекаться на Джено. Отвлекаться на Джено. Эта дурацкая хрень, которая держит его на плаву (не считая попоек дома у Тэён-хёна, после которых он какого-то хрена временами находит себя в одной постели с Джехёном). Он тоже хён. Джемин не сразу соображает, как слезы скользят по шее, попадая за ворот футболки. Чусок. Это всегда было важно. В детстве, когда они собирались всей семьей вместе. Готовили, пытаясь не раздолбать кухню в процессе. Иногда ехали куда-нибудь к друзьям. Это всегда было важно. Семья - было важно. Сейчас от этого ничего не осталось. Он зло вытирает слезы с глаз и уже порывается порвать второй билет, когда телефон снова разрывает. Теперь уже звонком со скрытого номера. - Джемин? Что у тебя с твоим мобильником, а? Я тебе новый подгоню, задолбал со своим "вне зоны доступа". - Джехён? - Я тебе хён, шпана мелкая. - Ну да, ну да. И он ни за какие золотые горы не признается, каких усилий ему стоит этот ровный насмешливый голос. Эта слабость вспарывает его изнутри. - Что планируешь делать? Джемин моргает удивленно. Кажется, он пропустил половину разговора. Кажется, Джехён умеет читать мысли. Кажется. Кажется. Кажется. Он облизывает губы и смотрит на билеты в своей руке. - Хён... Не хочешь съездить со мной в Тэгу? - Когда? Джехён ловит несколько сотен плюсов в карму, потому что все, что он спрашивает это - спокойное и ровное "когда". Джемин судорожно сглатывает. - Сегодня, в девять вечера.

***

Джехён заставляет его сдать билеты и сгружает тяжелый джеминов рюкзак в багажник своей машины, пропуская его самого на переднее сидение. До Тэгу из Сеула ехать долго, поэтому он предлагает ему поспать, но Джемин отмахивается и издевается над радио, пытаясь выудить из него что-то менее дебильное, чем новая песня твайс. Почему-то спокойно. Младший отключает телефон и скидывает потрепанные кеды на коврик, забираясь с ногами на сидение и выглядываясь в проезжающий мимо них город. - А работа? - У меня ненормированный рабочий график, - Джехён усмехается и переключает радио на диск с записями классического рока. Wind of change звучит неплохим саундтреком к ощущению, что пора взрослеть. Самостоятельно. Но не хочется до критического бунтарства где-то под горлом, словно туда приставлено дуло пистолета. И ехать с Джехёном по дороге - почему-то обладает каким-то эффектом химиотерапии для раковых больных. Отпускает, словно каждый километр открывает очередной замок, которые он понаставил после того, как потерял практически все. Джемин бросает взгляд на забытый мобильник. Не практически. Когда он потерял все.

***

Джемин плачет навзрыд в плечо Джехёну на кладбище. И это отвратительно. Это мерзко. Ему так стыдно за собственную слабость, но старший обнимает его крепче, сжимает в объятьях так сильно, что никаких мыслей не остается, только куртка, пропахшая запахом чужих сигарет и бензином. Все это похоже на наваждение. Старое проклятие из сказки, где главная героиня укололась об отравленное веретено. Принцев нет, вернее, не светит. Слишком далеко от его идеальной жизни до всего этого дерьма соседнего королевства. Зато есть серый волк. Джехён снимает на свои деньги номер в каком-то паршивом отеле и чуть ли не силой запихивает Джемина под душ, потому что у него уже даже губы посинели от слез. И до нервного срыва каких-то пару шагов. Футболка и боксеры промокают насквозь, но теплая, почти горячая вода стягивает внутренности вместе, не давая их выблевать от ощущения собственной беспомощности. Джехён возвращается за ним в ванную через минут десять и скептически смотрит на него, а потом так же без всяких споров вытряхивает из мокрой одежды, выключая воду и заворачивая несопротивляющегося Джемина в полотенце. И, наверное, в таком состоянии он бы полез к нему с дурацким подростковым - потрахаться и забыться, но Джехён не дает. Вливает в него порцию глинтвейна. И. Даже. Не прикасается. Ночь наваливается тяжелой могильной плитой, придавливает к кровати, Джемин смотрит на старшего сквозь пушистые ресницы. - Прости... я испортил тебе Чусок. Джехён улыбается и гладит его по волосам, дожидаясь пока тот уснет, а потом касается губами его виска. - Это семья. И кроме меня, у тебя нет другой.