Взломаем Италию?

       Любому, кто бросил бы на меня короткий беглый взгляд, скорее всего, показалось бы, что я крепко сплю, по плечи накрывшись одеялом и отвернувшись к прикрытому неплотными ставнями окну, через щели в которых пробивались бледные лучики лунного света и плясали по комнате; но любому, кто потрудился бы посмотреть чуть внимательнее, стало бы абсолютно ясно, что это совершенно не так: слишком уж неподвижной и скованной для спящего человека была моя поза, слишком напряженными — руки и спина, слишком ровным — дыхание. Этой долгой летней ночью, укутавшей Италию своим звездным покрывалом, я больше не могла заснуть, лишь невольно прокручивая в голове воспоминание двухгодовой давности, забытое много месяцев назад, которое, вопреки всему, всплыло именно тогда, когда я меньше всего хотела бы знать правду.      Казалось бы, все прошлое должно оставаться в прошлом, и я почти с этим смирилась, почти уверила себя в том, что не должна вновь пытаться искать ответы в своей памяти. Но оно не осталось. А я невольно нашла ту точку, с которой и началась, пожалуй, моя история.      Нащупав на тумбочке коробок спичек, я зажгла стоящую рядом оплывшую свечу, и небольшая комната с обитыми узкими досками стенами, до этого освещаемая лишь тусклым холодным светом луны, получила еще один слабый источник света — на фитиле задрожал робкий огонек, пытаясь прогнать сковавшую помещение пронзительную темноту. Мне досталась небольшая, но очень уютная комната, убранство которой было выполнено в светло-оливковой гамме с добавлением коричневых цветов. Просторная кровать с деревянной спинкой, картина с изображением морского пейзажа над ней, по обе стороны от которой располагались отливающие стальным блеском канделябры. У правой стены располагалось небольшое трюмо с округлым зеркалом и шкаф, а по левую, у окна, — глубокое, мягкое кресло темно-коричневого оттенка.      Тяжело вздохнув, я встала с кровати и направилась к окну, отворив ставни и окидывая взглядом ночные, освещенные редкими факелами, узкие улочки Рима. Темно-синее небо, усыпанное яркими бусинками звезд, словно поразительно сверкающими алмазами, которые редко было видно в двадцать первом веке из-за множества мигающих фонарей и высотных, ярко освещенных домов, окутало весь город своей тяжелой пеленой. Оно беззвучно и мягко дышало, убаюкивая Рим. Темные бархатные тени гладили все вокруг, и я невольно подумала, что там, вдалеке, где-нибудь уже дремлет старый причал и лениво качаются на волнах уставшие, сонные корабли. Ночная прохлада текла сквозь пальцы и впитывалась в одежду. Меня душили вопросы, на которые я не знала ответов, а мир летел к чертям, что, собственно, удивительным почти не являлось.      «Эх, вот бы уметь проматывать воспоминания назад, как какой-нибудь фильм… — невольно пронеслось у меня в голове. — Или записывать их на диски. Или, на худой конец, снимать какую-нибудь бредятину на эти же самые диски... Ну да ладно. Итак, что мы имеем? Странное сообщение с координатами здания, где я жила, отправленное на совершенно неизвестный мне, и судя по кодам, явно иностранный номер, не иначе, принадлежащий кому-нибудь из современных тамплиеров. Так что вроде теперь стало понятно, как меня сцапали, хотя почему они решили, что нужна именно я — неясно. Но сейчас главный вопрос лишь один: каким образом получилось так, что я в совершенном беспамятстве отправила информацию на ни разу в жизни не виденный номер?»      Я отошла от окна и вновь повалилась на кровать, глядя на мерцающий в свете свечи потолок.      «Если тамплиеры в действительности, как и те, что в игре, подчинили своему влиянию многие сферы бизнеса, они вполне могли провернуть какой-нибудь фокус в СМИ и, скажем так, запрограммировать людей на определенные действия. И дело вовсе не в обмане с помощью приукрашенных слов — лгать умели во все времена. Но есть одна такая сильная штука под названием «эффект 25-го кадра». Телевидение, DVD, любое другое видео работает со скоростью смены 25-ять кадров в секунду, то есть кратной частоте напряжения сети. 25-ый кадр просто откладывается у человека в подсознании, и он неосознанно начинает верить всему, что было на этом лишнем кадре. Это было экспериментально проверено, кажется, в США, где во время одного фильма вставляли кадр с рекламой, а после сеанса люди тут же ринулись покупать рекламируемое. Вполне возможно, что в Абстерго придумали, как применять этот эффект на определенную аудиторию для нахождения нужных им людей и заставлять их слать сообщения о своем местоположении, чтобы потом использовать в своих целях. Наверное, так случилось и со мной… Вот лучше бы книжки читала, честное слово. Хотя… не факт, что тамплиеры и в литературу не пробрались».      Решив, что вопрос более-менее решен, я решила спуститься из комнаты вниз, в большое обеденное помещение, откуда уже начинало раздаваться все больше и больше голосов. Некоторые люди — ранние пташки — в Риме вставали уже тогда, когда над ними брезжил холодный синий рассвет с примесью ржаво-золотых лучей нового солнца.      — Доброе утро, синьорина. Как отдохнули? — почесывая густую бороду, учтиво поинтересовался хозяин таверны, едва заметив меня.      Я вежливо улыбнулась вместо ответа и села перед стойкой, заказав себе томатный суп с грибами, буханку хлеба и чугунок какого-то травяного настоя. В таверне пахло жареным мясом, звучала тихая и красивая музыка.      — Что привело вас в наш город? — попытался поддержать разговор мужчина, а я лишь невольно улыбнулась.      «Мне нужно было приехать в Рим, чтобы спереть Посох у Папы, пробраться в Сокровищницу, поговорить с голограммой, разнести к чертям Сикстинскую капеллу, взорвать местного правителя вместе с его многочисленной свитой изобретением из будущего… Иногда я сама поражаюсь своим наполеоновским планам», — с усмешкой подумала я, отпивая из кружки горячую жидкость, и уже вслух произнесла:      — Меня привела сюда жажда приключений, ведь жизнь без них — скучна и однообразна, вы не находите? — я вопросительно подняла брови, а в голове невольно пронеслась мысль, что я практически цитирую "Skyrim".      Мой собеседник понимающе кивнул, усмехнувшись, и продолжил расспросы:      — И как идут поиски?      Я неопределенно пожала плечами, здраво рассудив, что мужику лучше не стоит знать того, с чьей помощью был убит Папа Римский этой ночью. Хозяин таверны, увидев мой жест, снисходительно присвистнул и махнул рукой куда-то в конец комнаты:      — Эй, Лучиана, сыграешь юной путешественнице что-нибудь из своего репертуара?      Только теперь я заметила там тоненькую женскую фигуру в красном плаще с капюшоном, изукрашенном замысловатыми вышитыми цветами. Длинные пальцы девушки умело перебирали струны, задумчиво отыскивая подходящие аккорды. Капюшон почти целиком скрывал лицо, из-под него было видно лишь легкую улыбку изящных губ. И не успела я заметить, как тихая спокойная музыка сменилась негромким, но быстрым перебором — очевидно, бард импровизировала.      Наконец, девушка дважды ударила по струнам, возвещая о начале песни. Говорившие до сих пор люди в таверне выжидающе замолчали: должно быть, давно знали Лучиану и любили ее песни.      С первых же звуков музыка захлестнула меня с головой. Нужен настоящий дар, чтобы заставить лютню смеяться, как летний ветер, звенеть, подобно северному сиянию, блестеть, как вода на солнце. Казалось, зачем тут слова? Лютня сама рассказывала прекрасную историю путешествия по Италии. Но когда девушка запела, я поняла, что такого кристально чистого, словно горная ночь, голоса я не слышала ни разу в жизни. До невозможности точные слова вплетались в ткань музыки, дополняли ее. Вся красота Италии сосредоточилась в этой песне. Словно теплый ветер, она уносила вдаль, заставляла переживать радость и печаль, надежду и отчаяние, любовь и ненависть.      Но через некоторое время лютня затихла. Очнувшись от наваждения, я ощутила какую-то щемящую пустоту в душе, а люди в таверне, еще не отошедшие от потрясшей их песни, невидящим взглядом смотрели перед собой, у кого-то из глаз катились слезы.      Девушка бережно положила лютню в чехол и перекинула его ремешок через плечо, а до меня с каким-то запозданием дошло, что она собралась уходить. И когда ее фигура скрылась за дверью таверны, мне почему-то подумалось, что я ее еще увижу. А, быть может, даже встречала раньше.      — Нам нужно уезжать сегодня же, и чем скорее и незаметнее, тем лучше, — произнес Леонардо, садясь рядом со мной за столик. Я вздрогнула от неожиданности — настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что перестала замечать происходящее и пропустила появление художника. — Возникли некоторые сложности… И мы с тобой стали преступниками, которых ищет стража чуть ли не наравне с Эцио. В общем, всего лишь вопрос времени, когда они нас здесь найдут.      Я хмыкнула, покачав головой.      — Да уж. Я и не думала, что тамплиеры будут сидеть сложа руки и не отомстят за своего босса. Ты прав, нужно убираться из Рима, — поднимаясь и направляясь к лестнице, ведущей в жилые комнаты, произнесла я.      — Куда мы поедем? — следуя за мной, спросил Леонардо.      — Я похожа на человека, у которого есть план? — риторически поинтересовалась я и, войдя в свою комнату, принялась собирать вещи, включив плеер. — Ладно, через час отправляемся. В процессе решим — куда, если нас не схватят.      В наушниках Бон Скотт орал «Highway to Hell», и если я когда и слышала плохой знак, то это был именно он.      «Нужно переключить на что-нибудь другое», — пронеслась в голове слабая мысль.