***
Тяжелые капли дождя падали на асфальт, разбиваясь о твердую темно-серую поверхность и собираясь в небольшие лужи. Ичиго сидел на земле с закрытыми глазами, прислонившись лбом к широкому лезвию Зангецу, не обращая внимания на стекающую за шиворот холодную влагу. «Пожалуйста, дай мне время.» Меч благоразумно молчал, и шинигами медленно поднялся на ноги, закидывая занпакто на плечи, поднимая голову ввысь. Какая погода соответствует чувству растерянности? Унылая хмарь? Или же обыкновенная облачность? Свет ближайшего фонаря дрогнул, и тень Ичиго пронзили несколько щупалец в район груди, головы и рта, заставив шинигами сильно выгнуть спину и упасть оземь, содрогаясь в судорогах. Почуяв неладное, рыжий быстро обернулся, но увидел только свой силуэт, сжимающий рукоять меча. «Как странно.» Свет дрогнул ещё раз, и лампочка взорвалась, породив этим цепную реакцию – свет погас на всей улице, погружая её в полную тьму, и Ичиго сжал Зангецу уже двумя руками, пытаясь почуять врага. - Эй! А ну выходи немедленно! Впереди показалось что-то белое, и Куросаки вздрогнул: это оказалась небольшая голова куклы-младенца, которая широко улыбнулась и медленно двинулась назад, растворяясь в темноте. Сие выглядело довольно необычно и стремно даже для повидавшего виды шинигами, но он отважно рванул вперед, считая, что это может быть пустой; и в этот же момент тело Ичиго пронзили насквозь щупальца, на кончике которых были острые шипы. Погасший фонарь каким-то чудом зажегся вновь, и на стене отразилась фигура шинигами, которая с влажно-чавкающим звуком опала на мокрую землю. Ичиго открыл глаза и обнаружил себя лежащим на диване в гостиной, и это вызвало немалое удивление: какого черта он тут делает? Минуту назад он был на улице, под дождем, а теперь... Взгляд подметил ещё кое-что: тело заметно укоротилось, став совсем маленьким, каким-то детским, и осознание стукнуло по затылку обухом: "Я что, вернулся в прошлое?! Надо сходить и узнать, в чем дело!" Куросаки слез с дивана и прошел на кухню, которая была освещена золотистыми лучами солнца, и на душе почему-то стало сладко-спокойно. Ноздри щекотнул приятный аромат, и мальчик заметил стоявшую на столе тарелку с пирогом, и под ней обнаружился листок бумаги. «Милый Ишшин! Я ушла в магазин ненадолго, пригляди за детьми. И особенно за Ичиго! Он может убежать за мной, так что следи за ним в оба! Масаки.» Сердце забилось быстро-быстро, как у пойманной птички: Масаки! Мама! В этот же миг мысли о том, что происходит что-то неправильное и логически необъяснимое, выветрились из головы, да и какая разница, если здесь любимый человек, по которому когда-то было пролито столько слез, жив?! Ичиго сорвался с кухни к выходу, с кряхтением открывая ставшую тяжелой дверь, и выбежал на улицу. — Мама! — Он устремился вперед, взглядом рыская по узкой улочке в поиске знакомой высокой фигуры с пышными и такими же рыжими, как у него самого, волосами. Пусто. Всюду было пусто, но мальчик не сдавался, постоянно крича имя матери, заглядывая во все уголки, кусты, чужие дворы и даже под машины. Но тут впереди показалась изящная худенькая фигурка женщины, чьи рыжие волосы развевались на ветру, и её Ичиго не мог не узнать. Женщина шагнула на дорогу, и Куросаки-младший рванул к ней, не веря своим глазам. — Мама! — Ичиго? — Масаки изумленно обернулась на зов сына, и в этот же момент её на дикой скорости снес самосвал, вызвав у Ичиго дикий испуганный визг. — Мама!!! — Мальчик вскочил на кровати и тяжело задышал, хватаясь за грудную клетку; осознание, что это был сон, прокатилось по телу леденящим липким ощущением. Нет, все хорошо, мама жива и все в порядке. Задорный ветерок трепал полупрозрачные белые занавески, лучи утреннего солнца щекотали детское личико. Улыбнувшись, Ичиго потянулся и потопал на первый этаж, где, судя по звукам, Масаки возилась с младшими сестрами, которые лежали в небольшой колыбельке. — Доброе утро, Ичиго! — Ласково поприветствовала младшего сына Масаки, целуя его в щеку. — Поздоровайся с девочками! Мальчик, кивнув, с улыбкой заглянул в колыбельку, глядя на то, как его младшие сестренки завтракают, придерживая крохотными ручонками бутылочки с молоком. — Они такие забавные! — Ты был точно таким же. — Правда? — Конечно. И я была, и твой папа. Стоило Ичиго представить своего большущего отца таким младенцем, как из груди вырвался звонкий смех, и он стал хохотать, ухватившись за живот и согнувшись пополам. — Маленький папка - это так смешно! — Вот непоседа. — Женщина ласково потрепала сына по волосам. – Хочешь пойти со мной в магазин за продуктами? — Конечно! Я помогу тебе донести сумки! Ощущение трепещущего счастья заполонило душу ребенка, который держал мать за руку, и забывший о том, что ему не пять, а гораздо больше лет. Что он - шинигами. Что все это - лишь красивая иллюзия или сон. Похороненные глубоко в душе мечты и надежды яркими бутонами расцвели перед глазами, даруя израненной детской душе то, чего он так желал много лет. Живая мама. Семья. Беззаботность. Он был счастлив. Легкое крыло радужной бабочки коснулась кончика носика, стирая тем самым окончательно любые ростки мыслей о том, что все это может быть неправдой: ребенок засмеялся и побежал за красивым насекомым, размахивая руками и пытаясь его поймать. — Только не убегай далеко, Ичиго! — Конечно, мам! — Смеясь, он обернулся назад, и вновь дико закричал: на нежно улыбавшуюся Масаки с грохотом упала откуда-то сверху бетонная плита, и горячая алая кровь попала на смуглую щеку. — Нет! Не-е-ет! — Ичиго? Что случилось? Малыш, почему ты кричишь? — Куросаки увидел свою мать, которая озабоченно приближалась со стороны, но до сына так и не дошла, ибо резко согнулась назад, словно сломавшись пополам, и рухнула на землю. — Что происходит? Господи, что происходит?! — Ичиго в панике схватился за голову и упал на землю, не сдерживая истеричных слез: его окружали Масаки, которые умирали самыми изощренными способами, и их становилось все больше и больше, угрожая заполонить улицу трупами и кровью. — Нет, пожалуйста, хватит! Пожалуйста! Омерзительная вонь гниющей плоти забивала ноздри, мешая нормально дышать: воплощенная в реалию мечта превращалась в чудовищную фантасмагорию, представляя глазам шокированного мальчика горы темнеющего мяса из собственной матери, чья кожа то зеленела, то чернела, распухая до состояния неузнаваемости. После такого зрелища психика грозила разорваться на части, разбиться на миллионы крошечных осколков, унося за собой способность разумно мыслить, и когда до слома души шинигами осталось совсем чуть-чуть, маленькая ножка, обутая в черный ботинок, ступила рядом с сидящим Куросаки, и Ичиго поднял голову: из губ вырвался непроизвольный выдох, ибо он узнал в этой фигурке своего Пустого. — Опять ты ноешь, Король. — Проговорил тоненький детский голосок, и Ичиго вздрогнул от пронзительного взгляда гелиодоровых радужек. — Сколько можно? — Т-ты? — Ага. — Неожиданный гость отвернулся, и выхватил из-за спины небольшой, но несомненно настоящий Зангецу, и вытянул его перед собой, крепко держась за рукоять. — Сюда было довольно сложно пробиться, но для меня нет ничего невозможного. — А п-почему ты?.. — Ребенок? Глупый вопрос, Король. Я рос и изменялся вместе с тобой, поэтому в этой иллюзии принял именно такой облик. — Зачем ты пришел сюда? — Тихо спросил рыжий, и тут же пискнул от боли, ибо Пустой с недовольным рычанием шваркнул ногой по щеке. — Как ты меня достал. — Белые пальцы сомкнулись на ткани футболки, и лицо бывшего врага оказалось совсем близко-близко. — Знал бы ты, как мне осточертело все это дерьмо. Ещё с той самой минуты, как этот гребаный квинси сказал скрывать от тебя истину, я понял, что все это будет полной херней. — Пустой раздраженно сплюнул в сторону. — О чем ты? — Старик считал себя дальновидным, и очень хотел, чтобы ты стал сильным. И для этого он придумал план, в котором он собирался выставить себя воплощением твоего занпакто, пребывая эдаким добрым мудрым дядечкой, который направлял бы тебя на путь истинный, при том, что этот путь пролегал бы в стороне от точки становления шинигами. А вот мне досталась иная роль. Я обязан был стать сукиным сыном, который своими угрозами держал бы твою ноющую душу в напряжении, чтобы не расслаблялся ни на секунду. И именно благодаря всему этому ты стал таким сильным, что этот ничтожный Сейретей без твоей силы не может нихрена. Самое забавное, — на белом личике появилась горькая усмешка, которая должна была быть хищной, но не вышло, — что мои персональные чувства во всем этом не собирались учитываться. Я был обманут гребаным квинси, даже не подозревая, что являюсь пешкой в игре, которая была направлена на то, чтобы ты не стал ангелом смерти. — Ч..? — Пальцы разомкнулись, и Ичиго плюхнулся обратно на землю, во все глаза смотря на возвышающегося над ним мальчика. — Я с интересом наблюдал за тем, как ты рос. Как приобретал свой нынешний характер. Но меня бесило, что ты так легко мог заплакать, о-о, это было отвратительно! К счастью, мне в скором времени дали возможность исправить эту идиотскую черту в тебе, и ты заплакал лишь один раз, когда думал, что потерял меня. Хотя нет, не меня. — Ичиго вздрагивает от взгляда Пустого, который заполнился яростью. — Знаешь, какое это невыносимое чувство, когда кричат твое имя, но зовут не тебя? Ещё давно старик квинси рассказывал тебе о том, что произнесение имени занпакто – это особое действо между шинигами и клинком. Важнейший ритуал установления связи между ними. — Плечи Хичиго слегка вздрогнули. — Ты звал мое имя, но на него приходил старик, запрещая мне даже рыпнуться. Он подавлял каждый мой порыв, потому что был сильнее и опытнее, я ничего не мог сделать. Когда шинигами призывает свой занпакто, они сражаются вместе, плечом к плечу, как напарники, доверяя друг другу свои жизни. Я тоже так хотел. Я яро завидовал другим занпакто, и мне приходилось отвоевывать такие моменты, когда ты был заведомо слабее своего противника. И что я получал в благодарность? «Уйди, сука, исчезни! Я тебе не позволю!» Иронично, да? Рыжий прижал ладошку к груди, чувствуя, как внутри начинает пульсировать болезненный комок. Он-то думал, что Пустой хочет прикончить сначала его врагов, а потом и его самого, но реальность оказалась совершенно иной. Спасение. Все это время внутренний враг был его спасением. И не только. — Ты ненавидел меня. Из-за этого связь между тобой и мной была слабой, и та сила, что ты пользовался, составляла хорошо если четверть того потенциала, что я мог бы тебе дать при нормальном союзе. — Мне казалось, что ты недолюбливаешь меня… — Все занпакто, так или иначе, привязаны к своим хозяевам, какими бы те жалкими не были. В наших же интересах поладить с шинигами и дать им больше силы, чтобы, как минимум, не умереть. Хоть я холлоуфицирован, но это не отменяет мою сущность меча. Я – часть твоей души, в конце концов. — Я… — Что «Я»? — Острый кончик меча царапнул щеку Куросаки. — Ты чертов эгоист! Ты всегда рвался в опасность, даже не думая о том, что можешь умереть! Ты пытался защитить этих чертовых слабаков, которых называешь близкими… Но кто защитит тебя, Ичиго? Кто же сможет это сделать? Кто будет беречь твою жизнь не потому, что ты друг, родственник или по ещё какой-нибудь глупой причине? — Хичиго резко развернулся и послал кроваво-черную волну в наступающую волну Масаки, рассекая тела лжематерей пополам. — ..?! — Мальчик замирает, потому что рядом с ним, плечом к плечу, встает Ичиго, держащего какую-то палку. — Я все понял. — На лице рыжего появилось знакомое хмурое выражение, и тонкие брови свелись к переносице. — Теперь я понял абсолютно все. Прости меня. Ты - это я. Я - это ты. Мы будем сражаться, как единое целое. Хичиго перевел взгляд вперед, подняв занпакто чуть повыше. — Позови меня по имени наконец. — Вырвался тихий шепот из серых губ. – Назови его, Ичиго. Ичиго закрыл глаза. Он должен сказать то, что говорил уже не раз, но в этот раз взовет не к старику в плаще, а этому несносному белобрысому двойнику. Должен довериться. Поделиться собой. «Я – часть твоей души, в конце концов» «Но кто защитит тебя, Ичиго? Кто же сможет это сделать? Кто будет беречь твою жизнь не потому, что ты друг, родственник или по ещё какой-нибудь глупой причине?» Он все понял. — Зангецу. Дай мне сил, Зангецу. — Шероховатая поверхность дерева сменилась знакомым до дрожи ощущением стали: рыжий раскрыл глаза и увидел, что держит в руке свой родной занпакто. Уголки губ непроизвольно поползли вверх. — Зангецу, ты..? — Успеем. — Коротко ответил Зангецу и рванул вперед, рассекая мечом продолжающих приближаться Масаки. — Твое сознание захватил пустой, и нам нужно его найти. Черт, да дерись же, это не твоя мама! Возьми себя в руки! Насчет три! Раз! Два! — ГЕТСУГА ТЕНШО! — Сдвоенная волна Лунного клыка прокатилась по рядам трупов, очищая дорогу, и мальчики побежали вперед, чувствуя чужую вражескую реяцу; с каждым метром земля отдалялась, тела взрослели, и когда Ичиго и Зангецу обнаружили источник этого кошмара, то стали самими собой, что не могло не радовать. — Давай, Зангецу. — В этот раз уже Куросаки устремился к врагу, тело которого напоминало гигантского осьминога, и место шеи венчала та самая голова куклы-младенца, чья улыбка пробирала до печенок. — Гетсуга… — …Теншо! Ичиго медленно открыл глаза и увидел перед собой лицо Зангецу, который сидел в позе йога, скучающе подперев ладонью щеку. — Очухался наконец. Горазд же ты дрыхнуть, Король. — А… — Сдох сразу же. Шинигами уселся и неловко потер ладонью шею, даже не зная, что и говорить. — Ну.. Я… — Все нормально. — Пустой хищно усмехнулся, прищурив глаза. — К тому же, ты сам просил дать тебе время. Твои маленькие мозги должны переварить все то, что я тебе рассказал, принять, осознать, сделать выводы. — Эй! Войди и в мое положение тоже! — В какое? А, там, где твой самый страшный враг оказывается твоим же занпакто? — Зангецу театрально захлопал ресницами. — Ох ты ж, вот это обалдеть сенсация. Хотя я тебе вообще-то говорил, кто я, когда не выдержал-таки. А ты как среагировал? — Грм. — Вот именно. Тугой ты, ох тугой. — Пустой тянет руку ко лбу Ичиго, чтобы дать ему щелбан, но изумляется, когда его руку перехватили с довольно серьезным выражением лица. — Зангецу. Я даю тебе слово, что исправлю свои ошибки и постараюсь узнать о тебе больше. Я сделаю то, что ты захочешь. — Кажется, я выболтал слишком много. — Хичиго закатил глаза и отвернул лицо, ладонью отодвигая от себя лицо шинигами. — Только не вздумай навязываться, иначе вырежу тебе печень и сожру. — Эй! Я же от всей души..! — Рыжий застывает, глядя на то, как Зангецу расхохотался, а затем вторил ему, не замечая, как из-за белоснежных легких облаков появляются лучи, очень похожие на солнечные…***
— Ну, вот и все. — Ичиго поставил сумку у двери и охнул, когда ревущая Юзу уткнулась лицом в живот. — Эй, ну ты чего? Я же не навсегда уезжаю! — Братик! Обещай, что ты приедешь на наш с Карин выпускной! — Девочка подняла голову, глядя заплаканными глазами на Куросаки. — Обещай! — Конечно приеду. Обязательно. — Парень ласково погладил сестру по волосам, которая зарыдала ещё громче, зарываясь носом в белую футболку. — Ичи-нии. — Карин говорила спокойным голосом, который заметно подрагивал от сдерживаемых слез. — Мы будем скучать по тебе. Мягко улыбнувшись, Ичиго притянул и её к себе, прошептав: «Не надо. Поплачь, если хочешь», и девочка заревела в унисон с Юзу, крепко обняв рыжего. — Ичиго, сын. — Ишшин скрестил руки на груди, прикрыв глаза. — Я очень горжусь тобой. Ты прошел через многое, стал настоящим мужчиной, отпустил прошлое и принял настоящее. И теперь ты покидаешь отчий дом в поисках своей судьбы… — Отец, не драматизируй, я всего на несколько лет уезжаю из Каракуры. — ..не перебивай! Так вот. Кто знает, может там ты найдешь себе хорошенькую девушку! — Бог мой. — Ичиго закатил глаза и тяжело выдохнул. — Не собираюсь я себе никого искать, пап. Я туда учиться еду, а не развлекаться. — Ну что за сын, а! Не в меня пошел! — Да завались. — Ичиго осторожно отстранил от себя сестер, которые более-менее успокоились. — Все, я пошел, а то на самолет опоздаю. Удачи вам! — Звони, братик! — Карин и Юзу проводили Куросаки до такси, вновь заплакав, и ещё долго стояли на дороге, глядя вслед уезжающей машине.POV Ичиго.
Вот я и простился со своей семьей. В душе скребли кошки, настроение колебалось у отметки: «Очень скверно». Я знал, что буду очень сильно скучать по своим сестрам-непоседам, и волноваться за них – но Орихиме, Исида и Чад, которые оставались в Каракуре и попрощались со мной раньше, торжественно поклялись приглядывать за девочками, тем более, что они их сами очень сильно любили, особенно Иноуэ. Когда машина отъехала от дома, и сестры исчезли из вида, в душе поднялась тяжелая волна одиночества и грусти, и в этот момент подал голос Зангецу. Нет, он не утешал и не успокаивал, просто разговаривал со мной, зная, что этого мне будет достаточно, чтобы настроение более-менее пришло в норму. Да и странно было ожидать того, что мой Пустой вдруг начнет сюсюкаться: да, связь между нами стала наконец нормальной, но это абсолютно не изменило его вредного характера, хоть и стал относиться ко мне чуточку лучше. «Я по-прежнему продолжу месить твое лицо в кровь, Король, если опять вздумаешь дождить. Уверяю.» Если быть честным, то эти слова принесли облегчение: я привык к такой модели поведения, и даже научился не обращать внимания на недовольные рыки, которые, в целом, ничего эдакого за собой не несли. Я рад, что наш последний столь откровенный разговор пролил на свет даже те детали, которые мне не рассказал старик перед своим исчезновением. Кто бы мог подумать, что Зангецу переживает о том, что наша связь как шинигами и занпакто не то что хрупка, а фактически на волоске держится? Однако, мы вовремя поправили это недоразумение, и даже сейчас я ощущаю явственные изменения в своем теле и реяцу. Подняв ладонь, я сжал и разжал кулак, и на это действие Зангецу хмыкнул. «Ты тоже чувствуешь это, Король?» «Да. И очень хорошо.» «Я стал сильнее вместе с тобой.» «..серьезно? Боже, куда сильнее-то?» Смешок. «Нет предела достижения мощи. Теперь ты станешь тем, кем должен был быть первоначально без этой проклятой примеси квинси. Ха, я должен сказать тому бородачу спасибо, что избавил твою башку от старика.» «Эй! Старик Зангецу очень мне помог во многом!» «Не называй его этим именем. Это МОЕ имя, Ичиго.» Я даже замер от того, как голос Хичиго понизился и стал хриплым, рычащим. Видимо, эта тема очень сильно его задевала. «Прости, Зангецу. Буду звать его просто стариком.» «Хорошо.» В окне показалось здание аэропорта, и я выбрался из машины навстречу новой жизни. Щелкнул багажник, открывая свой зев, и когда чемодан оказался в моей руке, такси уехало, увозя за собой мое прошлое и жизнь почти беспечного подростка. Теперь я был сам за себя, теперь я стал настоящим взрослым, но главное – почти физически ощущал рядом присутствие Зангецу, который невозмутимо ухмылялся. «Вперед, Король.» И я сделал шаг.Конец POV Ичиго.
Десять месяцев спустя.
Первые лучи солнца осветили стены, украшенные обоями серебристо-белого оттенка, медленно переползли на деревянный стол, широкую односпальную кровать, застеленную белым покрывалом с синими поперечными полосками и окончательно устроились на паркете, имеющий приятный и теплый персиковый оттенок… И в этот же миг по нему к шкафу в одних носках проскользил Ичиго, который на ходу чистил зубы и что-то умудрялся ворчать при этом. — Это иж-жа шебя я опаждываю! «Вот не ври. Всему виной твоя беспечность, Король.» — Это твои шренировки, Жангешу! Буквально пару месяцев назад у Пустого случился срыв: после того, как Ичиго переехал в Синдзюку и поступил в университет Вакэда, на факультет медицины, то прекратил посещать внутренний мир и даже просто становиться шинигами, целиком и полностью сосредоточившись на сложной учебе. Парень очень ответственно относился к званию врача, поэтому все дела шинигамьи решительно отодвинул на задний план, решив серьезно и основательно выучиться на хирурга. А поскольку эта профессия невероятно ответственная, то не терпела никаких поблажек и спусков, и Куросаки это очень хорошо понимал. Зангецу терпел. Ему, в общем-то, не привыкать к одиночеству и игнору со стороны Ичиго. Месяц терпел. Второй. Полгода. Еще спустя тридцать дней у Пустого сорвало крышу, и он начал крушить дома, орать, не давать Ичиго спать и учить конспекты. Занпакто требовал внимания, и требовал очень жестко, ставя ультиматумы и угрожая, шипя и плюясь ядом, и Ичиго пришлось сдаться, понимая, что тот вполне имеет на это право. И когда рыжий оказался во внутреннем мире, то был нещадно избит до полусмерти озверевшим Зангецу, который отыгрался на своем шинигами за все эти бесконечные дни простоя и тишины. С той поры Пустой ввел еженочные тренировки, ибо был недоволен тем, как Ичиго расслабился и ослабел, немного подрастеряв прежние боевые навыки, но что-то подсказывало Куросаки, что тренировка – лишь предлог, чтобы затащить его сюда. Но, опять же, Зангецу имел на это полное право. И у Ичиго вновь началась двойная жизнь: по ночам он сражался с Хичиго до потери пульса, а днем учился, гадая, сколько так продержится. Поначалу было тяжко, а потом ничего, привык, даже втянулся, поскольку постепенно боевки перетекли ещё и в мирное сидение на краю крыши и болтание о том о сем. Поначалу Пустой не очень охотно о себе рассказывал, словно стесняясь огромного количества вопросов шинигами о себе, но видя его горящий неподдельным интересом и жаждой сближения глаза, постепенно открылся, с каждым разом становясь более сговорчивым. — Значит так. В том, что ты соня и балбес - я совершенно не виноват, ясно? В пространстве комнаты, частица за частицей, медленно материализовался Зангецу, и Ичиго, «проезжавший» в этот момент мимо по коридору, с кряком поскользнулся и плюхнулся на пол. — Ч-что за..?! Пустой величественным лебедем выплыл к Куросаки и показательно навис сверху, наслаждаясь реакцией рыжего: тот сидел с открытым ртом и во все глаза смотрел на свой занпакто, который каким-то образом смог из головы вылезти. — Как? Как ты это сделал, мать твою?! — Объясняю для умственно одаренных. — Хичиго поднял указательный палец. — Благодаря нашей связи, которая наконец стабилизировалась, я получил дополнительный приток сил. А как ты знаешь, новые силы — новые возможности. Я очень сильно хотел выбраться из этого гребаного мирка сюда, наружу, чтобы хорошенько надавать тебе пиздюлей за игнорирование моей персоны, и… Вот. Правда, проблема пока в том, что я не могу касаться материальных объектов, и вся энергия уходит банально на то, чтобы я сквозь пол не провалился. И с этого момента начался период, изменивший жизнь Ичиго на 180 градусов. Впрочем, не сказать, что появление Зангецу в настоящем мире стало чем-то катастрофическим, отнюдь нет: сосущее чувство пустоты и одиночества развеялось (поскольку Ичиго жил аж с тремя людьми, то уже сросся с таким понятием, как «домашняя оживленность», поэтому жизнь в пустом доме немного ударила по психике), как только по комнатам стало шарахаться полупрозрачное платиноволосое нечто, пытающееся сконцентрироваться и взять в руки хотя бы скрепку. Зангецу, подобно его хозяину, был крайне упорным сукиным сыном, поэтому с каждым разом материализация была успешнее и успешнее, рождая шутки, навроде: «Ого, теперь сквозь тебя нельзя телевизор посмотреть, поздравляю», а заодно даруя возможность брать в руки не только скрепку, но и смартфон, книги, ноутбук. Рыжий искренне радовался успехам Пустого: в его бормотании, сильно нахмуренным бровям и несгибаемости он видел самого себя. «Хоть что-то у нас общее» Зангецу был не только весьма любопытен, но и склонен к тактильности: ему было недостаточно знаний о мире, полученных через разум Ичиго, он хотел лично потрогать, попробовать, узнать, почему это делать нельзя и чем сие чревато. Главной страстью Пустого стали фильмы ужасов: он взахлеб поглощал классику девяностых, с восторгом глядя на происходящие на экране ноутбука кровавые экзекуции, а затем решал испытать часть пугалок на своем «любимом» хозяине, дико желая посмотреть на реакцию оного. Для Куросаки настали нелегкие времена: он просыпался от странных ощущений, а потом, когда открывал глаза, обнаруживал перед собой светящиеся гелиодоровые очи и широкий оскал Пустого, что спросонья торкало похлеще ледяной воды. Хичиго ржал в голос, когда рыжий вскрикивал и падал с кровати, и сматывался придумывать новые способы осадить шинигами, прихватив с собой ноутбук. Но время шло. Картинка сна резко прервалась, темными пятнами рассасываясь с центра к краям глаз, и Ичиго приподнялся на постели, хмурясь и откровенно не понимая, что его могло столь бесцеремонно разбудить. Свежий ночной ветер колыхал белые занавески на окне, луна слабо освещала пространство перед постелью, и взгляд сам зацепил собой явление, что по природе своей естественным не являлось: из зеркала, что крепилось к дверце шкафа, разливался бледно-молочный свет, и в груди как-то нехорошо екнуло. Это чувство было далеким до ощущения страха: Ичиго проснулся не до конца, чтобы порядочно напугаться, да и после всех увиденных страхомордищ бояться фосфоресцирующего стекла просто стыдно. «Что ещё за хрень такая» Сбросив с бедер одеяло, парень спустил ноги на пол и аккуратно подошел к зеркалу, чувствуя, что наверняка увидит что-то… эдакое. Интуиция не обманула: в зеркале была полная тьма, в которой не отражалось абсолютно ничего, даже светящая в окно луна. Ичиго чувствовал, как из этой черноты исходит странная пульсация, которая, казалось, стремилась добраться до души и сожрать её подобно тому, как голодный хищник разрывает на части свою жертву. Парень приблизил лицо к стеклу, и в этой тьме внезапно зажглись два глаза, чьи радужки были наполнены цветом искрящегося гелиодора, а зрачки узки, словно песчинки на морском побережье. «Я – плач брошенного ребёнка, - проскрежетал металлический мертвенный голос по ту сторону тьмы, - визг избитого животного, я – лицо, которое смотрит на тебя с обратной стороны зеркала, пустота, в сердце всех твоих надежд. Я – безысходность...» Ичиго моргнул один раз. Второй. — Ты долбоеб, Зангецу. — Эй! — Пустой высунулся из зеркала, крайне недовольный, что заместо вожделенного крика Ичиго просто развернулся и вернулся в свою кровать. — Какого черта, Король? — Я привык уже к этому дерьму, так что не рассчитывай, что я поведусь ещё раз на все это. — Какой ты скучный. — Зангецу, прикусив нижнюю губу, куда-то испарился, и через несколько минут этажом выше раздался дичайший женский крик, полный ужаса, и Куросаки запахнулся в одеяло плотнее, проклиная неугомонность своего Пустого. Время шло. Время летело. Время неумолимо бежало. На календаре перещелкивались цифры дней, месяцев, а затем и лет. Война с квинси уже казалась не более, чем давним и неприятным сном, хотя все кончилось чуть больше трех лет назад.Время шло. Время бежало. Ичиго забывал, но не забывали его.