🔥🔥🔥
Спустя полчаса езды через всю столицу макларен наконец подъезжает к большому светлому особняку на другом конце. Дальше только лес, среди которого затерялась дикая извилистая дорога для дрифта, уходящая далеко, в манящую неизвестность. Высокие вековые ели окружили особняк со всех сторон, словно молчаливые стражи, оберегающие его от внешней опасности. Макларен, хрустя гравием под шинами, подъезжает к особняку. Массивные автоматические ворота раскрываются, приглашая внутрь. Автомобиль въезжает в просторный двор, огибая небольшой декоративный фонтан и останавливаясь прямо у парадных дверей особняка. Чонгук выходит из машины и вешает на плечо куртку, оглядывая двор и дом, и ступает на лестницу, поднимаясь внутрь. Следом идет Хосок, заблокировав двери макларена и сунув ключи в задний карман черных джинсов. Он нагоняет младшего и закидывает руку на широкое крепкое плечо, слегка похлопывая. — Вот ты и дома, братишка. Массивную дубовую дверь перед братьями открывает дворецкий, верно служащий семье Чон не первый год. Немолодой бета в черном костюме, характерном для дворецких, и с коротким седым хвостиком на затылке, приветственно улыбается, кланяясь. — С возвращением, господин Чон, — встречает мужчина негромким спокойным голосом, прикрывая за альфами дверь. — Искренне рад, что Вы снова с нами. Господин ждет Вас на веранде. — Спасибо, Довон, — улыбается Чонгук, дружески хлопая дворецкого по плечу. — Подержи-ка, — альфа сует свою куртку мужчине в руки и проходит вглубь дома. Хосок кивает Довону и, подняв очки, следует за братом. Отец сидит на удобном мягком стуле лицом к раскинувшемуся на заднем дворе саду. Морщинистые пальцы с драгоценными перстнями неторопливо постукивают по деревянному столу, заранее накрытому для долгожданных сыновей. Альфа зажимает меж губ сигару и слегка щурится от солнечных лучей, неторопливо выпуская горько-сладкий дым вверх. — Отец, — зовет Чонгук, проходя на веранду мимо почтительно поклонившейся гостям прислуги. Старший Чон, услышав голос сына, зажимает сигару меж пальцев и поднимается, поворачиваясь к альфам с легкой улыбкой на тонких губах. — Чонгук, здравствуй, — старший Чон шагает в сторону сына, разводя руки в стороны. Чонгук, подошедший к отцу, коротко обнимает его, улыбаясь в ответ. — Ты изменился, сын, — констатирует мужчина, отстранившись и разглядывая Чонгука, выделяя для себя изменения во внешности младшего сына. Стал выше, крепче. Взрослее. — В неволе появилось больше свободного времени, я тратил его на поддержание формы, — улыбается Чонгук, пожимая плечами и садясь за стол следом за отцом. По правую руку от мужчины садится Хосок, Чонгук — по левую. — Мои люди постарались обеспечить тебе максимальный комфорт, облегчить пребывание в тюрьме, — старший Чон слегка хмурится, вновь зажимая меж губ сигару и наливая в стакан виски. — Они справились со своей задачей? — Да, отец, я благодарен за твою поддержку, — кивает Чонгук. — Оставим это в прошлом. Туда я возвращаться не планирую. Как здесь дела? — Твой брат все уладил, твое заключение нигде не будет зафиксировано, — отец отпивает виски, откинувшись на спинку стула, и тушит сигару. — Твой бизнес продолжает продвигаться. Все вовремя поставляется. Детали гоночных автомобилей, угнанные и перепроданные машины, нелегальные в стране авто, переработка, ну и другие штуки, которые вы пихаете в свои автомобили. Но то, что касается уличных заездов, уже не мое дело, а ваше с Хосоком. — Копы прикормлены, в гонки наших они не влезают, — подхватывает разговор Хосок, сцепляя пальцы в замок на столе. Чонгук довольно мычит, хмурясь и задумываясь о чем-то своем. Внутри все еще теплится злость, текущая по венам и сжигающая каждую клеточку тела, медленно плавящая внутренности уже целый год. Кашлянув в кулак, альфа пододвигается ближе к столу, копируя позу брата. — Что с До Джиханом? — с еле скрываемой злостью в голосе спрашивает он, поглядывая то на отца, то на Хосока. — Ушел в подполье, мы пытались его выследить, но безрезультатно. Был слушок, что он в Японию отправился. Возможно, испугался, что подставу пронюхают, поэтому решил на время скрыться с радаров. Мои люди продолжают копать, но пока это мало что дает, — мужчина снова хмурится, качая головой. — Зря ты с ним связался, Чонгук, я чувствовал, что с До нечисто, — отец вздыхает, устало прикрывая глаза и потирая двумя пальцами переносицу. — И что мы имеем? Ты отмотал срок, будучи невиновным. И мог отсидеть гораздо больше, если бы… — Отец, — грубо прерывает Чонгук, глядя на мужчину и поджимая губы. — Что ты теперь можешь изменить? Я и сам знаю, что крупно облажался, пойдя на сделку с этим ублюдком. Мы не могли знать, что так будет, я лично проверял все документы, мой адвокат, черт возьми, проверял. Теперь нет смысла это обсуждать. Но если До объявится, то долго не проживет, — Чонгук поднимает свой стакан с виски и делает большой глоток, следя за напряженным лицом отца. Горечь приятно обжигает горло, пробуждая позабытые ощущения. Год без алкоголя — не шутки. Пора наверстывать упущенное. Хосок тяжело вздыхает и прикрывает глаза, выслушивая назревающий между отцом и младшим братом спор, каких было множество. Что-то просто нельзя искоренить даже спустя время. — Чонгук, ты должен быть внимательнее, — строго указывает отец, заставляя замолчать собирающегося возразить Чонгука. Оба сына устремляют взгляд на старшего Чона. — Ты поступил легкомысленно, и, я надеюсь, ты не станешь наступать на те же грабли. Речь о нас всех. Под удар попадает и дело Хосока, и мое, не говоря уже о тебе самом. Чонгук поджимает губы в тонкую линию, сверля отца пристальным взглядом и получая такой же в ответ. Он всегда любил уделять внимание чонгуковым промахам, выставляя младшего сына глупым и недальновидным. Сколько бы это ни бесило, ни выводило из себя, бесконечно спорить невозможно. Гук почти открывает рот, чтобы ответить отцу, но его прерывает Хосок, желающий наконец прекратить бессмысленный спор. — Хватит вам, не лучшее время для споров. Сейчас важнее, что Чонгук снова с нами. Стоит за это выпить, — произносит Хосок, нарушая наступившую напряженную тишину и поднимая свой стакан. — Хосок прав, всему свое время. Выпьем, — взгляд старшего Чона постепенно теплеет, а на губах снова расцветает легкая улыбка. Споры окончательно рассеиваются, плавно перейдя к обычным бытовым делам. Отец и Хосок рассказывают о событиях, произошедших за последний год. Старший Чон сообщает о делах своего бизнеса и сотрудничестве с одной крупной японской компанией. Прислуга приносит различные блюда, которые Чонгук с удовольствием пробует, ни от чего не отказываясь. В организм наконец поступает нормальная пища, альфа словно заново изучает вкус еды и поданного алкоголя. Вкус жизни, из которой он был выброшен на целый год. Несмотря на высокое положение в заключении, тюрьма остается тюрьмой. Жестокой и дикой, лишенной правил и норм. Лишенной нормальной человеческой жизни. После насыщенного обеда и долгих разговоров обо всем на свете в кругу маленькой семьи, Чонгук отправляется в душ. Горячая вода, которой тоже катастрофически не хватало в тюрьме, приятно распаривает тело, принося облегчение и расслабление. После душа он переодевается в новые черные джинсы и такую же черную футболку, короткие ботинки и красную кожанку. Альфа спускается на первый этаж обновленным человеком, где его уже ждет Хосок, отец же отправился в офис по возникшему срочному делу. Яркое золотистое солнце за высокими окнами особняка наконец садится, окрашивая местность в нежно-розовый с оранжевым переливом. Вечереет. Наступает время темных улиц и дымящихся на асфальте шин. Наступает время гонщиков. — Где моя крошка? — спрашивает Чонгук у брата, спустившись и на ходу зачесывая еще чуть влажные волосы. Хосок улыбается и выходит из особняка, указывая жестом идти следом. Братья обходят макларен Хосока, все еще одиноко скучающий у парадных дверей, и подходят к гаражу с тремя воротами, где стоят отцовские авто. — Она заправлена? — Чонгук вперивается взглядом в медленно открывающиеся гаражные ворота, в нетерпении кусая губу. — Полный бак, — отвечает Хосок, протягивая брату в раскрытой ладони ключ. Серебряный щит с полями ромбов блестит в свете заходящего солнца. Чонгук коротко смотрит на старшего, переводя взгляд на ключи. На губах вновь загорается улыбка, а в глазах блестят искры адского пламени. Альфа спешно хватает ключ и исчезает в глубине гаража, маневрируя между машинами. Хосок понимающе ухмыляется и складывает руки на груди, стоя снаружи в ожидании младшего. Внутри гулом раздается знакомый, ни с чем не сравнимый, моторный рев. Спустя несколько секунд из тьмы гаража показывается пара горящих глаз демона столичных улиц. — Погнали, Хосок, — восторженно восклицает Чонгук, выглянув через опущенное окно гиперкара. — От трассы до Черной дыры. Готовься жрать пыль, — громко смеется он и с демонстративным рычанием движка срывается из гаража, оставляя усмехающегося Хосока позади.свобода
19 января 2018 г. в 00:11
Над головой раздается громкий короткий звонок, и тяжелые стальные двери впереди с грохотом раскрываются.
— Заключенный, свободен, — сообщает каменным голосом охранник тюрьмы, поднимаясь с места в своей кабинке. Он нетерпеливо кивает в сторону ворот, желая скорее выпроводить очередного преступника, отмотавшего свой срок.
Чонгук кидает на него короткий бесцветный взгляд и отворачивается к воротам, сжимая в руке куртку и документы. Осознание свободы приходит не сразу — медленно, постепенно приобретая контур и четкие черты. Впереди пустошь, золотистое поле и длинная дорога, рассекающая его на две части. В метрах тридцати от ворот — пустая автобусная остановка и парковка для навещающих и тюремного персонала. В радиусе пятидесяти километров от тюрьмы нет ничего. В случае побега скрыться будет негде. Прежде никто и не пытался бежать — бессмысленно.
Альфа топчется на месте несколько секунд. Он по привычке ерошит светло-каштановые волосы с едва заметным на солнце рыжеватым оттенком и делает шаг, наконец выходя за порог тюрьмы. Ворота сразу же закрываются, оставляя бывшего заключенного в руках свободы, вкус которой особенно сладок после года в колонии строгого режима. Прошлое остается за серым забором, настоящее зовет и ждет. Отказаться от свободы вновь теперь будет не так просто.
На парковке уже ждет темно-синий гиперкар цвета ночного звездного неба, переливающийся на солнце и сияющий, как новая яркая звезда на фоне тусклого и серого тюремного пейзажа. Дверца со стороны пассажирского сиденья мягко раскрывается, взметнувшись вверх, словно крыло ангела, приглашая и приветствуя. Быстро оглядев изящные и плавные изгибы машины, Чонгук садится, сразу же откидываясь на удобное сиденье и устремляя взгляд куда-то вдаль, на горизонт, где голубое небо соприкасается с бесконечным полем.
— Макларен P1 две тысячи тринадцатого года, гибридный двигатель, — неторопливо начинает Чонгук негромким хриплым голосом спустя долгие две минуты молчания, буднично и так привычно говоря о том, как провел день. — Девятьсот лошадей, ну, неплохо, — он кривит губы и одобрительно кивает, наконец поворачивая к водителю голову. — Заднеприводный, — добавляет он, улыбнувшись и смотря старшему брату в глаза, что внимательно глядят в ответ из-под темных очков.
— В тюрьме гуглом пользоваться разрешали? — усмехается Хосок, заводя мотор и плавно выруливая на дорогу.
— Красиво рычит, — хмыкает Чонгук, опуская стекло и вытягивая руку из окна. — С каких пор ты на британках катаешься? — спрашивает он, ловя пальцами ветер, рассекаемый летящим автомобилем. Внутри рождается долгожданный трепет, сердце колотится все быстрее, набирая скорость одновременно с машиной.
— Около полугода, — отвечает Хосок, кидая на брата взгляд и слегка улыбаясь. — Новая татуировка? — подмечает он, заметив черный узор, напоминающий змеиную чешую, что выглядывает из горла футболки.
Младший брат заметно изменился. Хосок не знает, как поменялся его внутренний мир за эти полтора года, но снаружи он выглядит взрослее и крепче. Черты лица стали более резкими, заостренными, лицо задумчивое и серьезное, а в уголках глаз едва заметные мелкие морщинки. Чонгук подрос в мышцах, что четко выделяются через ткань белой футболки, обтягивающей до неприличия. Хосок возле него, словно хилая тушка: кожа да кости. Брат изменился. Тюрьма действительно закаляет людей и что-то в них меняет. Неизменным остался только взгляд, полный обожания, направленный на автомобиль, на бесконечную дорогу впереди, и это не может не радовать.
— Ага, — ухмыляется Чонгук, вновь глядя на брата, расслабленно, будто бы даже лениво ведущего резвую машину, на спидометре которой стрелка стремительно уходит за сто пятьдесят. Машина летит, как стрела, как хищная птица, нашедшая жертву, рычит агрессивно, но мелодично, лаская слух обоих альф. Хосок смотрится за ее рулем красиво, идеально, будто та специально для него изготовлена. Она ему подходит, брат не прогадал.
Легкий прохладный ветерок освежает и очищает, проникает в каждую частичку тела и выводит прочь тюремную плесень, въевшуюся под кожу за долгий ненавистный год. Теплые солнечные лучи заново изучают кожу, забитую чернильными узорами и разнообразными рисунками, украшающими жилистые руки. Чонгук по этому всему скучал: по скорости, по запаху машинного масла и свежей покраски, по легкому хрусту шин, оставляющих за собой огненный след на асфальте. Это все то, чем он жил до ареста, и теперь начинает жить заново, вдыхая любимые ароматы, перед которыми меркнет даже самый лучший парфюм.
— Вечером махнем в Черную дыру, — Хосок сосредоточенно смотрит на дорогу, безуспешно приглаживая одной рукой черные волосы, растрепавшиеся из-за ветра. — Устроим небольшой праздник в честь твоего освобождения. Наши обрадуются твоему возвращению на улицы, — он улыбается ярко и подмигивает, хлопая брата по крепкому колену. — А пока с отцом встретимся.
— Кое-кто не обрадуется, — Гук ухмыляется, откидывая голову на кожаную спинку кресла и прикрывая глаза. — Я планировал отдохнуть от людей пару дней. Остаться наедине со своей крошкой. Мы слишком долго не видели друг друга, — он тоскливо вздыхает, кидая на Хосока взгляд, полный искренней печали.
— Ты по мне так не скучал, как по ней, — с притворной обидой говорит старший, закатывая глаза. — Она в гараже отцовского особняка, никто не трогал ее с тех пор, как тебя упекли. Проржавела, наверное, вся, забыла вкус асфальта и пыли, — хмыкает Хосок, следя за реакцией младшего. — Может, пора поменять ее на что-то новенькое?
— Нет, ни за что, сегодня же ее выгуляю, мне другая не нужна, — твердо отвечает младший Чон, хмурясь и ерзая на сиденье. Он хлопает ладонями по карманам своих потертых джинсов, в которых был задержан и которые теперь слегка поджимают в бедрах. Ничего не обнаружив, Чонгук лезет в карманы куртки, затем раздраженно хмыкает, обратно откидываясь на кресло. — Блять, Хосок, сигареты есть?
— В бардачке глянь, — отвечает старший альфа, указывая подбородком.
Чонгук сразу же тянется к бардачку, ощупывая содержимое рукой. Всякие бумаги, шуршащие на весь салон обертки от конфет, что не свойственно Хосоку, и, наконец, то, что и искал альфа. Он хватается за пачку сигарет и облегченно выдыхает, но тут же морщит лицо, вертя в пальцах тонкую бело-красную упаковку.
— Что за хуйня? С каких пор ты куришь сигареты со вкусом вишни? — спрашивает он, без былой радости доставая из пачки длинную тонкую сигарету и припрятанную там же зажигалку.
— Блять, Мин Юнги, — вздыхает Хосок, потирая пальцами переносицу. — Опять балуется, — альфа недовольно качает головой, хмурясь и поглаживая большим пальцем руль — старая привычка. Приятно видеть что-то неизменное из прошлого, ставшего таким далеким. — Эй! И чего ты так таращишься, Чонгук? — старший Чон закатывает глаза.
— Все еще трахаешь эту малолетку? — ухмыляется младший, мгновенно отхватывая несильный удар в плечо. Все становится ясно. И с обертками от конфет. Не в Хосока стиле, однако, в стиле Мин Юнги. Реакция старшего все больше забавляет. Губы поджаты в тонкую линию, на лице желваки играют, хмурый взгляд упрямо направлен на дорогу, а пальцы крепче сжимают руль. — Он же школьник еще, да? Выпускник? — докапывается Чонгук, с хриплым смехом уворачиваясь от не сдержавшегося брата, внезапно замахнувшегося кулаком. Хосок сильнее поджимает раздраженно дернувшиеся губы и щурится, пытаясь смотреть на дорогу и врезать младшему одновременно. — Эй, за дорогой следи, Хосок! Угробишь нас, а я ведь только откинулся, не пожил еще, как нормальный человек.
— Завали, Гук, не то пешком придется топать, — ворчит Хосок, хмурясь и отворачиваясь к дороге. Чонгук негромко смеется и выглядывает из окна макларена.
Поле давно позади. Впереди начинается город, все меньше зелени, все больше зданий и родных дорог, объезженных далеко не раз, повидавших не одну победу. Изученные вдоль и поперек перекрестки и улицы, предназначенные для идеальных спринтов; главная трасса, ведущая далеко-далеко, открывающая мир новых дорог для сумасшедших ночных заездов. Чонгук очень скучал.
— Кто сейчас на дорогах? — спрашивает он, с интересом разглядывая город, как в первый раз, подмечая изменения в местности, следя за прохожими. За обычными людьми, а не заключенными, одетыми в ненавистный ярко-оранжевый.
— Много новичков появилось за последнее время. В основном выскочки, только вышедшие из автошколы и не знающие реальной езды на улицах. Откуда они только вылезли, — Хосок хмыкает, плавно выруливая из главной дороги. — Банда Има не отстает. Меньше года назад он взял под контроль Новон, но я не влезал в это, решил тебе оставить.
— Надо забрать свое, — Чонгук закусывает нижнюю губу, подпирая голову кулаком и задумчиво глядя перед собой.
— Скоро одна гонка намечается, подробностей пока не знаю, но ты можешь вернуть там свой титул, — говорит старший Чон, переключая скорость и давя на газ. На спидометре — сто семьдесят, впереди — длинная прямая.
— Эй, полегче! Сбавь скорость, копы увяжутся. Я не хочу обратно в тюрьму, — хмурится Чонгук, глядя на панель приборов.
Хосок смотрит на брата так же, как и тот совсем недавно — удивленно-неверящим взглядом из-под солнцезащитных очков. Слышать такое от Чонгука не просто удивительно, — чертовски странно и дико.
— Шучу, жми сильнее, — брат ухмыляется, и Хосок расслабляется, ярко улыбаясь в ответ. Младший все тот же — страстно любящий скорость и драйв. Тот, кто покорял улицы еще год назад, выхватывая победу за победой, наконец вернулся.
Стрелка на спидометре уходит за двести.