Welcome to Almaty

      Бека. Мой друг, мой любимый друг. Не спит. Смотрит на меня, гладит по волосам, по губам, по щекам, по шее и ключицам. Я проснулся давно, валяюсь с закрытыми глазами. Наслаждаясь ласками, пытаюсь считать пульс. Сколько лет назад научился маленький фигурист считать пульс? На тренировке, чтобы понимать нагрузку, рассчитать выносливость, прыгать во второй части. Считать пульс вместо барашков, чтобы уснуть после адских нагрузок, в аэропортах и самолетах, в неудобных гостиницах, когда на сборах старшие пацаны ржут как кони или, еще хуже, трахаются с девчонками. Считать пульс, чтобы успокоиться перед прокатом. Три минуты. 118. 103. 90.        Не работает этот способ, когда пальцы Отабека касаются ключиц. Рука вдоль шеи к затылку, подхватывает, приподнимает, губами касаясь моих…        Тишину разрушает громкая музыка с кухни. Подходящая такая, в тему. «Дура-дура, в голове ни бум-бум, малолетка!». Отабек рычит, уткнувшись мне в шею.       — Р-р-р!!! — рычит уже громко, вскакивает, напяливая трусы и шорты. — Я его убью.       — Бек, подожди! — почти падая с кровати, цепляюсь за такую сильную и соблазнительную руку. — Я тебя все равно поцелую! Хоть сто раз! Хоть двести!       — Какой же ты еще ребенок, — улыбается Отабек.- За музыку убью. Хуже попсятника может быть только ностальгирующий попсятник. Отабек хлопая дверью, топает в кухню, а я падаю в подушки, отчаянно краснея. Бека только начал верить, что я взрослый, только приблизился и опять с начала. Ну почему я не сдержался? Ударяю кулаками в матрас. Что вообще значит «быть взрослым»? Виктор вон дурачится постоянно, он взрослый. Лиза тоже легкомысленна и тоже взрослая. Может быть, я слишком серьезен для взрослого? Отабек серьезный… На виду у всех, я то знаю какой он бывает. Мила сказала, что я отстаю в развитии начав слушать Цоя поздно. Но мне было некогда до этого. Я считал, что последнее время расслабился, веду себя глупо, погрузившись с головой в дружбу с Отабеком и переписки чатов, слушая музыку не связанную с фигурным катанием. А оказалось наоборот, это поведение приняли за взросление. Хорошо, уговорили. Я буду себя вести безрассудно и отвязно, пусть считают, что я взрослый и тогда… Мне можно будет быть с Отабеком.       Приняв решение, иду в кухню, откуда доносятся звуки борьбы. Как физической, за пульт, так и духовной — какофонией из разных песен. Душат друг друга в братских объятиях, взрослые мужики, ага!       — Юрио, что здесь происходит? — стандартно спрашивает Кацудон, судя по влажности и запаху, вернувшийся из душа. — Отабек тебя обидел?       — Да, и Виктор мстит. — Ухмыляюсь, сцепляя руки на груди. — Виктор вы на самолет опоздали?       — Нет, еще много времени — отвлекается Виктор и пульт оказывается у моего диджея.       — Это я забираю с собой, — Бека машет пультом, проходя мимо меня в узком проеме, приобнимает, целует в щеку. — Юри, вода теплая?       — Да, спасибо! — Японец радостно кланяется в знак благодарности.       Наивный! Беке плевать на комфорт японца, ему важно знать температуру воды, что доказывает его бегство в ванную комнату. Так, теперь бы Юри выпроводить потактичнее.       — Вали, свиная котлетка, собирай чемодан! Нам с твоим мужем поговорить надо! — оборачиваюсь к Виктору, который уже взялся за чайник, — Скажи, что значит «быть взрослым»?       — «Это когда все, что ты делаешь, делается чтобы от тебя отвязались», читал такую цитатку в сети?       — Мда, страшно не то, что вы теперь взрослые, а то, что взрослые теперь — вы, — отвечаю цитатой, пока Виктор устраивается за столом с чаем и бутербродом. — А теперь поговорим как взрослые люди. Научи меня, не как тренера прошу, как друга.       — Хорошо, — Виктор нехотя отставляет стакан, смотрит зачем-то на руки. — По-хорошему, Отабек сам должен отдуваться, но ты же всех ослов переупрямишь. Короче, для начала нужно подготовиться. Ну помыться там…       — Нафиг?       — Как бы секс подразумевает близость, а ты не мытый. Нужно чтобы партнер чувствовал себя комфортно. И тебе еще нужно сделать… — Виктор наконец-то поднимает глаза и считывает моё недоумение.       — О чём ты хочешь узнать?       — О возможности изменить программу. Например, мне интересно, можно ли кататься под звуки природы, как прыгать легко и ненапряжно, насколько далеко можно послать традиционные техники и что будет, если разогнаться по короткой стороне.       — В бортик впишешься четче баннера, — сквозь смех выдавливает Виктор. — А я уже собрался тебе как сыну про пестики тычинки. Хочешь имидж поменять?       — Ага. Давно уже. Но теперь понимаю, что дерзким быть глупо. Вообще не хочу один стиль выбирать.       — Интересно. Что еще.       — Ты же придумал для меня программу на источниках? Можешь еще одну придумать? Музыка интересная и достаточно сложная. Сейчас поставлю.       Забегаю в ванную, благо Бека по холостяцкой привычке дверь не закрывает, цапаю пульт с полочки, невольно пробегая взглядом по размытой фигуре за шторкой. Эх, блин!       — Вот, — из колонок послушно льется клавишная мелодия. Виктор внимательно слушает, чертит бессознательно по столу фигуры. — Башня Рован, Август.       — Молчи.       Музыка набирает темп. Пальцы на столе замирают, Виктор закрывает глаза. Я замираю, потому что-то, невысказанное чувство при первых прослушиваниях композиции, складываются в четкую дорожку ускорения.       — Ты хотел поменять образ, под эту музыку? Ничего не изменишь. Та же магия.       — Нет. Совсем другая. Знаешь, я как будто разрываюсь в своих желаниях. Я хочу кататься легко, любительски и в то же время хочу эту композицию. Тяжелую, усталую и тревожную… Ожидание грозы после душного дня.       — Хорошо, что я не твой тренер. Как ты себе представляешь двигаться тяжело и легко одновременно?       — Поэтому тебя хотел, а ты думал, за славой гоняюсь? Пятикратный чемпион и все такое. Ты понимаешь, по глазам вижу, ты знаешь, как нужно двигаться, чтобы передать мои чувства.       — Да, нужно двигать совсем по другому. Давай попробуем поработать над твоей программой. Собирайся, я закажу еще один билет для тебя.       — Ну уж нет! — встаю с табуретки, пятясь в коридор, — До начала тренировок я с Бекой! Имею право!       Говорю и замираю, упершись в чужое тело. Отабек обнимает со спины, сцепив свои руки на моем животе, целует в шею собственнически. Влажный, мятный и горячий.       — Мы завтра на Кольсай едем. — Отабек говорит, чуть ли не урча от удовольствия. — Потом честно вернемся к тренировкам, мой тренер уже руки в предвкушении потирает. Обещаю, всё будет хорошо.       — Не сомневаюсь. — Виктор демонстративно удаляется с кухни. Не уходит, а именно удаляется, царек блин!       — Он тебя ревнует, — шепчет Бека на ухо и тянет в комнату. –Собирайся быстрей, проводим их и пойдем гулять по городу. Сегодня я тебя вымотаю.       — Как этих женатиков? — останавливаюсь с майкой в руках. От ответа зависит прикид.       — Как представляет себе Виктор.       — Это как?       — Это как девушку.       — Я не…       — Хорошо, как парня! — Отабек шутливо поднимает руки в жесте «сдаюсь». — Майка, джинсы, рубашка. До ночного ветра вернемся, в театр не приглашаю.       Ну ок. Послушно натягиваю пацанский прикид. Видели бы мои фанаточки, им бы понравилось. Особенно рядом с Бекой. Такой младший братик, которого старший держит, чтобы малец не убежал с гаражей прыгать. Фигуристы с мировым именем. Или это и есть «взрослость»? Сдалось мне это всё? Тьфу.       — Такси ждет! — подает сигнал к старту Отабек.       Мы вываливаемся, волоча тяжелые чемоданы, как Юри с Витькой сами приехать умудрись? Уже внизу, Бека помогает Юри чемоданы пихать в машину. Я не помогаю. Я оказался в плену Витькиных объятий.       — Ты чего, старикаш-шка, — шиплю в грудину Виктора.       Он наклоняется ко мне, он шепчет мне в ухо голосом, от которого мурашки ползут по хребту:       — Твой голосок такой сладкий, малыш, — влажно кусает ухо, — я всё слышал. Этой ночью ты и Отабек. Можно кончить, только слушая твои стоны и его рычание.       — Я не…       — Ты почти плакал, он почти сошел с ума.       — ТЫ!!!       — Я. Скоро сезон, не забывай. Иду, дорогой!       Виктор пожимает руку Беке, садится в такси, а я стою дурак-дураком.       — Юра, что случилось? Что он тебе сказал?       — Ничего.       Чувствую что краснею. Гррр, тупой старикашка! Вот почему он лезет к нам под одеяло? Скоро сезон, там уже будет плевать кто с кем спит.       Бека берет меня за руку, чтобы изменить направление движения и не отпускает, пока мы идем по еловой аллее к фонтанам и дальше. Молчу, мне есть о чём подумать. Последняя фраза Виктора. Скоро сезон. Скоро мы с Бекой станем соперниками, я снова в сырой Москве буду крутить фуэте, а он играть свою музыку и миксовать на радиостанции в перерывах между тренировками. Мы оба будем умирать. Только… если я добьюсь того, к чему все подталкивают своими намеками и предостережениями, будет еще тяжелее. Мы будем как раньше смеяться, болтая по скайпу. «А помнишь, я загулял, а ты меня нашел, спокойный такой, но я то знаю что переживал…» «Да, реально не знал куда бежать. А помнишь Спирит-оф-Тенгри? Я видел тебя со сцены, ты словно улетел с музыкой, как будто тело осталось, а душа упорхнула…» «А помнишь, день рождение Льва? Ты загулял, а я ждал». И мы оба неловко замолчим, отводя глаза и вспоминая тот день, когда Отабек и я станем по настоящему единым целым. Не хочу так.        — Тихий ты сегодня, — Отабек не отпускает мою руку, хотя проходить рамку металлоискателя так неудобно.       Рамка металлоискателя, рентгеновская проверялка сумок, кассы и турникеты. Ух ты ж, вот я задумался! Мы спустились в подземку с классической буковкой «м», а я не придал этому значения. Плохой из меня турист, невнимательный. Вздыхаю, получается тяжелее чем хотелось.       Идем по шикарному просторному и пустому коридору к поездам. Людей нет, так пара-тройка в разных направлениях. Бека встает на эскалатор на шаг впереди меня, спиной вперед. Одна ступенька разницы, глаза в глаза, очень тихо:       — Юра, давай поговорим. Что случилось?       — Бек, давай не будем… ну это… Как вчера.       — Что наговорил Виктор?       — Он всё слышал. Но я не по этому! Понимаешь, если мы переспим… Легче скучать по тому, чего не было, чем по тому, что было. Тем более, если понравится. Скоро сезон.       Бека отвернулся. Наверное, нужно посмотреть вокруг. Когда там эскалатор кончится? Какая реклама в городе?       Не могу отвести взгляд от спины Отабека. Эта гадость в груди называется душевной болью? Бека оборачивается.       — Прости, пожалуйста, — вздыхает Отабек, — люблю тебя.       Обнимает, целует взасос, смакуя губы, забирая из груди боль.       Обнимаю, не отпущу, мой! Пусть друг, пусть расстояния, плевать!       — Люблю тебя, — разорвав поцелуй, шепчу в губы, — наверное.       — Спасибо, — Отабек кладет голову на моё плечо, — за честность, за неуверенность.       Отстраняется и ловко сходит с эскалатора. Я, естественно, такого не ожидая, путаюсь в ногах, ступенях, падаю в руки Отбека. Он смеётся, я смеюсь. Все легко и просто. Мы любим друг друга, больше, чем друзья.       Отсмеявшись, оглядываюсь по сторонам. Красивая станция арочные проходы к перрону, мрамор и гранит, скамьи, очень мало людей, чистота просто нереальная.       — Самая глубокая станция, глубже, чем в Питере, — Бека увлекает меня в самую дальнюю арку, прижимает к холодной стене. — Самое время посетить второй метрополитен средней Азии. Кроме нашего, только в Ташкенте.       — Метро, ты серьезно?       — Гордость наша! Мы его 25 лет строили!       Я улыбаюсь и выхожу к платформе. Привычная воздушная волна, новенький, как с картинки поезд или как там он называется. Ну метро — так метро. Тем более красиво. Бека добросовестно вытаскивает меня на каждой станции, семь из девяти оказавшиеся совершенно разными. Мой Отабек, тот самый, который умеет улыбаться, хохотать и дурачиться, фоткает меня с каждым поездом, на каждой станции. Мы даже заспорили, выходя на конечной, какая станция самая красивая.       Улица встречает жарким солнцем. Сегодня солнечно, оказывается. И уже сильно за полдень, даже к вечеру ближе. И город шумный, и людей кругом много. И Витька прислал (оказывается, давно) сообщение: «Мы в самолете. Я разгадал секрет побед Алтына. Железные нервы и хладнокровие. Столько времени проводить с таким бесящим искушением, как ты. Выпроси у Алтына номер его тренера. Хочу Юри на пару недель сдать, пусть научит выдержке, а то очень от тренировки отвлекаемся. До встречи. Целую!»       Я лучше Виктора познакомлю с Ваней и Львом. Эти двое Отабека крутят как спиннер — и нервы спокойны и все довольны, кроме моралфагов.       — Куда бы пойти? — спрашивает Отабек, словно к городу обращаясь, — В бордель рано, бои по будням не проводят, в спортбар поздно матч Ювентуса уже закончился.       — А? — офигеваю я. — Что за набор?       — Ты же не хочешь "как девушку", буду выгуливать "как парня" Сам говорил. — Улыбается и бьет кулаком в трицепс. — Пошли, мужик, тут парчок фотогеничный есть, инсту пополнишь.       — Сам-то когда последний раз фотку выкладывал, — фырчу я, послушно топая рядом. Большего не надо, тема вброшена!       Мы болтаем о знакомых фигуристах, чьи инстаграмм регулярно заваливают нас инфоповодами. Гуляем и фоткаемся. Ужинаем не в уютном кафе, как надо бы по плану Виктора, а в задрыпаной пивнушке, чудом уцелевшей с прошлого века, что для Алматы чудо. Отабек целую историю сплел, про то, как жители города окружили заведение информационной тишиной. Его не чикинят, о нем не говорят непроверенным людям. Поэтому шашлычка как бы «затерялась» и не существует для акимата, поэтому жива. Клянусь, вкуснее шашлыка еще не ел. Это не просто шашлык — это мясо в высшей его форме. И пиво. Бека разрешил, а персоналу фиолетово на мой возраст. Да и что там эти пол кружки? Больше не хочется.       Хочется совсем другого. И спать. Солнце село давно уже, мы еще только к пивнухе подходили. Сколько сейчас?       — Одиннадцать, — отвечает Отабек на мой зевок, — Спать пора.       Не тут-то было. Лихой таксист плеснул адреналина, горячий Бека под боком подкинул эндорфинов и тестостерона, а ночной ветер, продрав шкуру до костей, вместе с прохладным душем и мятным гелем, вынесли остатки сна.       Сижу на подоконнике, на мягонькой подушке, слушаю что-то рандомное из плейлиста, жду Беку из душа, раз уж у нас так повелось. Сначала я плещусь пока квакать не начну, а потом он быстро-быстро моется, потому что я жду. Зачем не знаю, но надо.        — Не спишь еще? — спрашивает Бек, заходя на кухню, выключает свет. — Иди сюда.       Подтягивает по подоконнику меня вместе с подушкой, целует. Щаз-з! Я уже привык и не поплыву. Пытаюсь перехватить инициативу, и Отабек уступает, но ненадолго. Нет сил упрямиться, когда так нежно пальцы скользят по коже плеч. Горячие ладони на шее, пальцы в волосах, Бека целует — я схожу с ума. Я хочу. Вжимаюсь в Отабека, обхватив его поясницу ногами. Бека перехватывает мою руку и опускает туда, где сползло давно полотенце. Блин, как-то это…       — Теперь-то чего бояться? — хрипит Бека, отлипнув от моих губ. — Просто сожми, как себе делаешь. — ПФФ!       Сложно удержать, когда бедра рефлекторно двигаются. Толчки навстречу. Бека быстро. Я медленно, мне хочется вжаться в него. Бека кусает шею и мне окончательно сносит крышу. Трусь всем телом, толкаюсь в его руку, он тянет свободной рукой меня за поясницу, я чувствую, словно ломает пополам, Его рука на моем члене слишком быстро. Сжимаю кулак на рефлексе.       — Бека!       Стекло холодное, затылку твердо, за спиной ночь и носятся автомобили. Световые пятна в глазах утихают.       — Кайф… — выдаю осипшим голосом. Опять кричал?       — Юр, нас завтра с утра Ванька вытащит. Пойдем спать?       — Угу.       Плетусь в спальню. Теперь точно не проснусь до утра, Бека вымотал, как обещал.