***
— Хуево выглядишь, — первое, что говорю я, проходя в квартиру Сычена. Протягиваю ему пакет с покупками, с едой, которую он попросил купить. — И без тебя знаю, — говорит «в нос» Сычен, что только подтверждает, что состояние у него очень не очень. — Из меня врач такой себе, так что я надеюсь, ты можешь сам о себе позаботиться. Могу предложить только моральную поддержку, объятия и водные процедуры, но от них ты уже отказался, — изрекаю я, пока разуваюсь, да скидываю с себя верхнюю одежду. — Водные процедуры? — в непонимании хмурится Сычен. — Водник, — разъясняю я. — Шмаль. — Нет, спасибо, — цокает Сычен. — А говорил, что иногда не против, — фыркаю я. — Мое «иногда» отличается от твоего, — говорит он да скрывается на кухне. — Да ну и ладно.***
— И где обещанные объятия? — возмущенно, насколько это получается в больном состоянии Сычена, слышится крик из комнаты. — Ты всегда такой нытик, когда болеешь? — с недовольством кричу я в ответ. Пока мы ели, Сычен жаловался, что его морозит, да и видно было, как его знобит. Я, в общем-то, это могу понять, потому и отправил его в кровать, греться. Сам же начал убирать все со стола, да только собрался посуду мыть, а он уже снова орет. Жуть как непривычна подобная ситуация. Я вообще сейчас в больших непонятках, что мне стоит сделать, да что я вообще могу сделать, как мне поспособствовать улучшению состояния Сычена, ибо понимаю, что позаботиться о ком-то — ну никак не мое. Но я пытаюсь. — Мне скучно лежать одному! — Жди, — фыркаю я негромко, решив, что стоит уже закончить с одним, раз взялся. — Иди сюда, — продолжает кричать Сычен. — Юта-а-а-а, иди ко мне. Когда я связал себя некими большими отношениями с Сыченом, я познакомился с его новыми сторонами, которые он раньше не проявлял. Казалось, что я охуенно его знаю, но с каждым днем я продолжаю узнавать его всё больше и больше. Вообще, с каждым днем всё больше и больше всё меняется. Я не могу сказать, что это плохо. Я не могу сказать, что мне это не нравится. Но временами я чувствую себя словно не в своей тарелке. Зачастую я просто поддаюсь происходящему, понимая, что да, блять, я того хочу. Что вот эта «новизна», которая происходит между мной и Сыченом — определенно что-то классное, даже очень охуенное. Но в такие моменты, как сейчас, когда он вскидывает одеяло и приглашает лечь меня рядом, я чувствую себя пиздец как странно. Несмотря на то, что, вроде как, именно я был тем, кто стер границы между нами, я был тем, кто его поцеловал, я был тем, кто поставил точки над «i» в наших отношениях; несмотря на то, что я ловлю огромный кайф от поцелуев с ним, от его пухлых губ, от объятий, прикосновений, томного дыхания, его завороженного взгляда во время подобного контакта — я все равно не могу привыкнуть к подобным моментам. К моментам, которые разделяют начало нашей встречи, при которой мы ведем себя, словно мы просто друзья, ибо, естественно, не накидываемся друг на друга с поцелуями, блять; и момент, когда я уже во всю сжимаю Сычена в объятиях, потому что, блять, какой же Сычен все-таки охуенный. И вот эта середина между этими двумя моментами заставляет меня зачастую ненадолго остолбенеть, потому что все еще непривычно и где-то далеко кажется даже чуть диким и невозможным. Но уже давно возможно, приятно, а следующий шаг, следующий момент — что-то невероятное, чего никогда не было, а хочется-хочется-хочется. Мне нравится иметь человека, которого я могу к себе так близко подпустить, который подпускает меня к себе так близко — во всех смыслах. И временами я задумываюсь, как я вообще жил без такого человека раньше? Вспоминаю и думаю, что жил вполне себе хорошо, но вот только если спросить, смог бы я сейчас так — неа, не смог бы. У меня уже в привычке делиться всеми своими мыслями, происходящим вокруг с Сыченом. В привычке, что он рядом. Я рад, что этот человек, который рядом со мной, именно Сычен. Сычен, который никогда во мне не разочаруется, потому что больше уже некуда. С ним я опустился ниже плинтуса, но он все еще со мной. Это многого стоит. Даже не так. Это бесценно. Сычен, который весь из себя такой противоречивый, простой и сложный одновременно. Сычен, который может подстраиваться под меня, под мой характер — вести себя со мной развязно, покуривать со мной травку или же послать меня нахуй, но при этом, каким-то образом, оставаться самым невинным и нежным созданием, которое я только встречал в этой жизни. С паникой в глазах говорит, что я ненормальный, но поддается мне. А я поддаюсь ему. — Забирайся уже, — шмыгая носом, говорит Сычен. — Или боишься, что заразишься? — Да плевать, — честно говорю я, усаживаясь на кровать, а после принимая лежачее положение. Пока я поудобнее накрываю нас одеялом, Сычен же поудобнее устраивается, прижимаясь ко мне. И вот так вот лежать, чувствуя, как чужие руки сковывают тебя объятиями, чувствуя жар от чужих прикосновений, от обжигающего кожу дыхания Сычена — невероятно приятно. Опять же, раньше я хорошо жил без этого всего, но сейчас, когда я знаю каково это, если что-то случится между мной и Сыченом, если я этого лишусь, мне будет очень и очень тяжело. Скорее всего, если бы не всё плохое, что произошло между мной и Сыченом ранее — не пришли бы мы к тому, что есть сейчас. Потому что, увы, иногда люди осознают некоторые вещи только после того, как по-крупному налажают. Так было с Куном. Так было с Донхеком. Так было в моей жизни и раньше. Я уже говорил однажды Сычену подобное: «Вообще, знаешь, я думаю, что иногда, чтобы объективно взглянуть на что-то, на себя, на свое окружение — нужно упасть. Погрязнуть в дерьме, побыть на дне всего этого — и вместе с осознанием того, где ты, приходит осознание того, где ты должен быть, где ты хочешь быть, что нужно для этого делать, как выкарабкаться отсюда, из этого дерьма». Так вот, да. Я был уверен, что я в том возрасте, когда уже построил окончательно свое мировоззрение. Я был уверен, что мне никто не нужен. Но нет, я ошибся. И я опять понял это, лишь когда совершил ошибку, когда погряз в дерьме, когда упал на дно. Но Сычен дал мне шанс все исправить. И я искренне за это благодарен. Потому что сейчас, рядом с ним, в его объятиях — мне очень и очень хорошо. Я и не думал, что мне когда-нибудь с кем-нибудь может быть так хорошо. Что меня это так будет будоражить, как то не делал ни один галлюциноген, который я пробовал. Человек, которому ты открываешь душу и который открывает душу тебе — куда лучше галлюциногенов. Жаль тех нариков в Сыпре, кто это не понимает. Ну, каждому свое. На вкус и цвет все фломастеры разные, как говорится. Да и, видно, не каждому дано найти такого человека, который примет тебя таким, какой ты есть. И я никогда не перестану удивляться тому, что я нашел человека, который меня принял таким уродом. Человека, который испытал это на собственной шкуре во всей красе, но все равно остался со мной. Сычен правда поразительный, что терпит меня. Что не просто терпит, что я ему нравлюсь. Сейчас я ценю это. Пиздец, как ценю, нахожу это и самого Сычена — нереальными. И, пожалуй, я ему кое-что не договорил однажды. Я, конечно, пойму, если он найдет кого-то лучше, чем я… Но только хуй его куда пущу от себя. Неа, нихуяшеньки. Не пущу. Грех такого отпускать. Такого ненормального, который смог привязаться ко мне. — Эй, ты как? — спрашиваю я у Сычена, который, видно, засыпает. Ну, блин. А я че делать буду? У меня же сна ни в одном глазу. Время, блять, еще только начало вечера. — Нормально, — еле-еле выдавливает он, что заставляет побеспокоиться. Я примыкаю губами к его лбу. — Ты весь горишь. Может, скорую лучше вызвать? — Не надо, — отнекивается он. — Что мне сделать? — спрашиваю я, ибо живя по методу «само пройдет», понятия не имею, честно. — Просто будь со мной, ладно? — Не думаю, что это поможет тебе выздороветь, но ладно, — усмехаюсь я, сильнее сжимая Сычена в объятиях. — Скажи, если что потребуется, хорошо? — Конечно.