***
— В каком смысле, Чонгук? — ошеломленно спрашивает старший, когда в тот же день за ужином Чон рассказывает о разговоре с мамой. — Ты взял и согласился? Ты…ты понимаешь, что сделал? Это же…может поставить под угрозу твои отношения с родителями! — уже возмущенно восклицает парень, пока Чонгук, понуро опустив голову, шарится палочками в рисе. Сердце Юнги колотится быстро, словно пробежал несколько кругов по стадиону. Он очень взволнован тем, на что его обрек этот мальчишка. Знакомиться с родителями! Чем вообще думает этот… Можно же было посоветоваться хотя бы?! — Хён, я понимаю, что ты не в восторге, но… я правда не мог отказать ей. Рано или поздно мама спросила бы, встречаюсь ли я с кем-то, и всё привело бы к этому, — бубнит Чонгук, не поднимая головы и клацая палочками о край тарелки. — Не мог отказать! — Шуга всплескивает руками, не замечая, как вздрагивает Чонгук. — Тебе четырнадцать что ли, что ты не можешь настоять на своем? Пиздец, Чонгук, не забывай, что я не красотка с сиськами, а гребанный парень. Если твои отношения с родителями испортятся, я простить себе этого не смогу. — Юнги встает с места, не доев рис, и удаляется из кухни, оставив младшего в одиночестве. Чон понимает, что это и вправду не шутки, что мама очень удивится, или… что, если она запретит? Нет. Действительно — Чонгуку уже не четырнадцать, и он вправе любить того, кто ему нравится. И он будет бороться за это. В комнату к Юнги младший приходит спустя десять минут — он поел, вымыл посуду и съел пару конфет для успокоения. Гостиная встречает запахом дыма, который просочился даже сквозь закрытую дверь балкона, звенящей тишиной и Юнги. Последний сидит на диване, угрюмо уставившись в телевизор. Юмористический концерт его нисколько не веселит, а вот совесть за резко сказанные слова — еще как жрет. Боковым зрением заметив, как вошел Чонгук, парень хлопает по месту рядом с собой, приглашая сесть, что Чон выполняет невероятно быстро. — Прости меня, — через долгих пять минут произносит Шуга, а затем обнимает младшего, чувствуя, как тот заметно расслабляется. — Я очень волнуюсь об этом, и не хочу разочаровать твоих родителей. И уж тем более, навредить тебе своим… присутствием там. — Хён, всё будет в порядке, — Чонгук прижимается к Мину, целует в плечо и вздыхает. — Честно, я думаю… она отнесется с пониманием. Давай лучше подумаем, что подарить Хосоку-хёну на день рождения? Он скоро уже.***
Как бы там ни было, но день Святого Валентина наступает раньше, чем день рождения Хосока. И Юнги, проснувшись утром, как можно дольше не выпускает Чонгука от себя, потому что после завтрака им придётся ехать в гости. — Эй, хён, я правда должен сделать что-то поесть, — улыбается Чонгук, осторожно выползая из объятий старшего. — Не переживай раньше времени, ладно? — парень целует Юнги, а затем удаляется на кухню, оставив хёна смиренно принимать свою судьбу. Завтрак кончается на удивление быстро, и вот уже они на платформе, ждут поезда. Чонгук — веселый и если волнуется, то старается виду не показывать. Шуга же нервничает словно ему предстоит сдавать важнейший экзамен, а по прибытии поезда заходит внутрь, и, заняв место, пытается уснуть. Безуспешно. Никогда еще, пожалуй, поездка домой не казалась такой особенной Чонгуку. Он чувствует волнение, чуточку страха и огромную ответственность. Кажется, еще большую, чем если бы ехал знакомить маму с девушкой. Но Юнги, разумеется, вне конкуренции. — О, милый, наконец-то ты добрался! — госпожа Чон приветливо улыбается, прижимает сына к себе, целует его в щеку, заставляя Чонгука (и Юнги — тоже) краснеть от таких домашних нежностей. — Неужели ты все-таки обманул меня и не сдержал слово? — чуть расстроено спрашивает она, видя Юнги, но затем улыбается и ему, пропуская в дом. Будь, что будет. Хотя интуиция подсказывала этой доброй женщине, что без успокоительного здесь не обойдется. — Эм… здравствуйте, я… — Юнги было хочет представиться, но Чонгук не позволяет. Вместо этого ведёт старшего в кухню, по пути здороваясь с отцом, который читает в кресле газету. Мама идёт следом, а потом ставит чайник и накрывает на стол. — Какой упрямый ребенок, будто я не знаю, что у тебя кто-то появился! — женщина берёт чашку для Юнги (гостям — в первую очередь), но не успевает её поставить. Вообще. — Ма... — Чонгук поднимается с места, за ним встает и Юнги. Госпожа Чон растерянно моргает, видя, как её сын берёт парня за руку. — Мам, я не обманул тебя. Это — Мин Юнги, он мой... парень. Чашка разлетается на множество осколков. Красивых и разноцветных, будто мозаика. Госпожа Чон, словно не замечая этого, наливает себе воды. На звуки приходит отец — при виде всей картины его брови стремительно ползут вверх. — Что это значит, Чон Чонгук? — строго спрашивает он. Если папа говорит «Чон Чонгук», значит дело не слишком хорошо, но ещё может обойдется. — Дорогой, я… просто хотела узнать, с кем наш мальчик… а он… — женщина опускается на стул, а Юнги отцепляет от себя руку Чонгука, будто собирается уйти, но сгибается в поклоне. — Пожалуйста, простите, что заставил Вас волноваться! Ваш сын очень дорог мне, и если позволите, я буду заботиться о нем! — Мин говорит как можно ровнее, но сердце бьется как бешенное, норовя покинуть тело. — Хён… — Чонгук прикусывает губу, вспоминает, что говорил себе дома об отстаивании прав и «мне не четырнадцать», а затем твердо кивает, переводя взгляд на родителей. — Мама, я знаю, что ты хотела бы видеть девушку, но я уже достаточно вырос, чтобы самому решать, с кем встречаться! Я очень люблю и тебя, поэтому приму любое твое решение, как и папино! Шуга чувствует, как начинает кружиться голова от нахождения в одной позе, мысленно прощается с Чонгуком, но госпожа Чон начинает говорить: — Это всё… очень неожиданно, — слышно, что слова ещё даются ей с трудом, однако она как минимум не злится. — Как бы то ни было… — женщина встает со стула, после чего, прильнув к мужу, передает слово ему. — Несмотря ни на что, ты наш сын. Любимый сын. Так что мы доверяем твоему выбору. И ни в коем случае от тебя не отказываемся, — отец Чонгука подходит ближе, а младший касанием руки просит Юнги выпрямиться, что тот и делает, удивленно уставившись на протянутую ему руку. — Добро пожаловать, Мин Юнги. Надеюсь, что ты сдержишь своё слово. Не вздумайте расстраивать маму, а то оба получите, — господин Чон улыбается, и вновь уходит в комнату, оставляя ошеломленного Юнги кивать как китайский болванчик. — Хён, всё уже, — хихикает Чонгук, благодарно улыбаясь маме. Та приближается к сыну, чтобы обнять, а потом обнимает и Шугу, похлопывая по спине. В конце концов, она узнала, «с кем её мальчик». — Раз так, давайте обедать. Зря я что ли пирог пекла? — женщина улыбается, вспоминает про разбитую чашку и спешит убрать осколки, приговаривая, что «на счастье посуда бьется». — Ну вот, а ты боялся, — Чон быстренько чмокает Юнги в щеку, не отпуская его руки. — Ты тоже трясся как осиновый лист, не делай меня одного трусом, — ворчит Шуга, краснея. — Теперь я люблю тебя совсем официально, можно? — Чонгук спрашивает глупости, за что и получает шлепок по колену, потому что госпожа Чон всё слышит, хоть и делает ужасно занятой вид. Конечно же Чонгуку можно. У Юнги с души падает ещё один большой камень, а умиротворение позволяет забыть о назойливой мысли по поводу приезда Тэхёна. Сейчас он чувствует себя частью дружной семьи, чувствует себя таким… своим. Чонгук тоже много чего чувствует, но в первую очередь — безмерную любовь к хёну и родителям. Что это, если не судьба?