Безмятежный Янов

      Когда страшный грохот прошел, адская боль в висках начала сходить на нет, а какофония на нервных окончаниях окончательно затихла, тело в последний раз свело судорогой и отпустило. Появилось такое облегчение, будто гору с плеч сняли. Выброс прошел. Господи, наконец-то…       Я нехотя пошевелился, словно меня растолкали рано утром в выходной, именно такое было чувство, что воздух вокруг — перина, мягкая, приятная.       Тишина вновь заполнила округу. Только далекие громовые раскаты смутно напоминали о недавнем буйстве Зоны.       Ненавижу выбросы, с давних пор ненавижу… Одно дело на окраинах — потрясло чуток и все, свободен. Но вот чем ближе к центру, тем сильнее твой мозг начинает испытывать проверку на прочность.       Открыл глаза, глубоко вздохнув. В полумраке очертания каких-то контейнеров, коробок, аппаратуры… Где это я? Потянуло холодком и сыростью. Ах да… Брошенные склады возле станции. Я настолько увлекся спасением от внезапно свалившегося выброса, что даже не разобрался где толком нахожусь?  — Ребята, вздохните спокойно! Выброс кончился! Если кого помяло, подходите на Янов, залатаем!       Я подскочил от неожиданности и встретился головой с какой-то прогнившей деревяшкой, почему-то подпирающей стену, подле которой я и сидел.  — Гаваец… — злобно прошипел я, выныривая из-под деревяшки. Но, сказать честно, я настолько обрадовался наличию в округе людей, что, выхватив из нагрудного клапана рацию, ехидно ответил:  — Крышу на своем Янове, залатай сначала! С прошлой осени подтекает…       Затем, хмыкнув, похлопал свободной рукой по карманам разгрузки, проверяя сохранность распиханных по ним вещей первой необходимости. Поправил лямки рюкзака, ремешок автомата. Выключил прикрепленный к поясу счетчик Гейгера, услышав знакомый писк. Подсумок, в котором я обычно хранил запасные обоймы и подствольные гранаты оказался на ощупь пустым. И куда оно только девается…       Надо мной громыхнуло наряду с появившимися и сразу же исчезнувшими отсветами, позволившими мне чуть разглядеть замусоренные полы. Гром протяжно раскатился над окрестностями. Капли запоздало забарабанили по крыше. Или тому, что от нее осталось.  — А-а! Какие люди! — раздалось из приёмника, — Ну, заглядывай, заглядывай! Будешь крышу помогать чинить!  — Самое время, Гаваец, самое время! Не стреляйте, если что, иду…       Рация заняла свое законное место. Гром вновь разрезал мрачные небеса. Да уж, смеркаться начинает нынче рано…       Отодвинув в сторону железный лист-заслонку, что прикрывал проход, я выглянул наружу, сразу поймав ноздрями парящую над землей свежесть. Дождь щёлкал по кустарнику, что рос вдоль железнодорожного полотна, взбивал грязь, создавая небольшие облачка пара.       Перехватив автомат и сняв тот с предохранителя, я осторожно двинулся вдоль серой кирпичной стены склада, попутно натягивая капюшон: вода умудрялась затекать за шиворот. Всполохи молний над догорающим горизонтом успели подсветить тёмные силуэты тополей, вытянутых вверх, как свечки, острова зарослей, покрывающих железнодорожные пути, остатки каких-то вагонов в стороне… Впереди блеснули рельсы. Громыхнуло несколько раз.       Я дал стрекача сквозь темноту, прижимая к груди автомат и перескакивая через пути. Вскоре, справившись с мокрыми зарослями, я вышел на небольшую площадку, часто дыша. С боков были какие-то здания, не похоже что жилые. Недалеко стоял грубо сколоченный стол, основанием которого служил старый пень, и несколько лавок возле него, мокнущие под дождем. Осторожно пройдя возле входа во внутренние помещения небольшого домика, я вскинул автомат, нацелив его дуло в темноту дверного проёма. Благополучно сошёл с асфальта на какую-то тропу, окружённую кустарником, чуть не врезавшись в темноватый ствол дуба. Снова белая вспышка, озарившая мокрые крыши, листву, будто покрытую ржавчиной. Только сейчас в глаза бросился корпус знакомого строения. Станция… Сквозь лёгкую дымку, неказистые кусты и мрак я разглядел распахнутые створки дверей, позволяющих слабому рыжеватому свету выйти за порог убежища. Громыхнуло.       Закинув за спину калаш, я на всякий случай поднял руки, тем самым показывая, что настроен доброжелательно, и двинул к станции.       Я был удивлен тем, что меня никто не встретил. Даже у самого входа. Внутреннее помещение, зал, был пуст и погружен в полумрак. Слабоватый свет исходил от фонаря, что висел над дверьми. Я опустил руки, замерев. Странно, никакого шевеления… Уснули там все что ли? Заглянул внутрь, положив руку на рукоятку пистолета, торчащую из кобуры. Отсвет молнии немного прояснил голые стены. Столы, лавки и прочая рухлядь была растаскана по разным углам. Противоположный вход и вовсе был завален хламом. Что здесь стряслось? Шагнул внутрь, скинув капюшон. Осторожно переступая через мусор, дошёл до середины зала, остановившись за углом ответвления в другое помещение. Когда стих раскат грома и шум дождя наполовину занял слух, я уловил постукивания, шорохи, чьи-то шаги…       Резко завернул за угол. Увиденное заставило меня убрать руку с оружия. Справа от меня стоял стол, на котором горела керосинка, в неосвещённом углу была груда какого-то хлама: коробки, мешки, остатки мебели, дорожные знаки, части от транспорта… В левом углу также было скопление ящиков, но более-менее аккуратное. Человек в «Заре» усталою походкой ходил туда-сюда, целые ящики унося в дверной проём, что впереди, а ненужный хлам скидывая в кучу в правом углу. На мгновение остановившись, он повернул лицо ко мне. Я увидел лёгкую улыбку, прищуренные слезящиеся глаза, шрам на правой щеке…  — Помощь нужна? — глухо спросил я, скрестив руки на груди.  — Аркаша… — протянул мой старый знакомый, всё ещё улыбаясь, — Помню, помню… — он нагнулся за очередным ящиком, затем исчезнув во мраке, — С крышей-то? Хэй-хэй, нет, тут даже профессионалу не справиться, не то что сталкеру, ха!.. Какими судьбами? — Гаваец выглянул из проема, затем замерев и все еще глядя на меня таким взглядом, будто мы с ним на данный момент и вправду находились на Гавайях.  — У меня холодок по спине проходит от этого места… Что здесь случилось? Где весь народ? Помнится месяца два назад людей побольше было. — я снял с плеча автомат, щелкнув предохранителем, и поставил его у стены рядом с собой.  — Оу… — сталкер вошел, облокотившись о дверной косяк, вздохнул и молвил устало:  — Кто куда, кто куда… Должнички неделю назад смылись, за ними и анархия день назад. Вот, оставили тут запаса немного, я тут его разгребаю…  — М-да, ясно. А что со «Свободой» не ушёл?  — Ой, — Гаваец махнул рукой, — Воевать еще с кем-то… больно надо. Я и так-то прийти в себя не могу после недавнего. А станция что? Мутанты облюбуют, а… а сталкерам негде будет ночевать, вот.  — Хочешь сказать, мы тут одни? — я встрепенулся от грохота прямо над нами.  — Ну, почему же одни? Охотнички в подвале ютятся, на вышке тут рядом кто-то ночь пережидает…       Я только покачал головой, оглядев все вокруг. И вот в это мрачное место превратился Янов спустя два месяца моего отсутствия? Хотя надо отдать должное Гавайцу: без него-то и вовсе пропала бы станция…  — Подожди, а что произошло недавно?  — Э, не! — сталкер погрозил мне пальцем, — Ты помоги мне снарягу перетаскать, а потом что угодно!  — Без проблем.       Справились мы, как Зону уже полностью накрыла ночь. Уселись за стол, слушая как барабанят капли по крыше и гром играет вдалеке. В свете керосинки Гаваец разложил кое-какую провизию, налил мне чая из термоса и принялся копаться в каких-то записях.  — Ты не бойся, что дверь-то открыта, пока инцидентов не было. — улыбнулся сталкер, заметив мой обеспокоенный взгляд и переглядывания.  — Да я и не боюсь. — отхлебнул чая и принялся потирать большим пальцем ободок кружки.       Гаваец посмотрел на меня, почесал за ухом и, плюнув, убрал записи в кожаную сумку, кинув их в общую мусорную кучу. Боже, как хорошо, что ночь не придется пережидать где-то в лесу или на полустанке, как я планировал…       Мой товарищ кашлянул, чтобы я поднял взгляд.  — Что с тобой? Выглядишь так, будто не спал сутки напролёт!  — Выброс… — прошептал я, наконец оставив ободок в покое. — Никак не могу привыкнуть.  — Хм… — Гаваец оперся на локти, чуть подавшись вперед. — Хочешь дам совет?  — Ну?  — Во время «непогоды» просто надевай что-нибудь на голову, желательно стальное. Помогает, поверь.  — Да не в этом дело! — я вздохнул. — Ты ведь не торгуешь уже?  — Как это? А чем я по-твоему должен заниматься? Дожили! Сталкер, ты бы родную мать признал? А во мне торговца? Я ведь…  — Да всё, всё, успокойся. Во-первых, что произошло? — я поднял глаза.       Гаваец отвел взгляд. Затем горько, будто на него кто-то давил, пояснил:  — Мутанты… Гон же недавно был. Лагерь на цементном полностью смели…       У меня сердце ёкнуло — я же оттуда и шел…  — А мы-то, — он вздохнул, — Кучка охотников, чем лучше? Если б не вышка — кранты… Но теперь нас намного меньше. Еще один гон и всё, прощай…  — Эй, эй, эй… — я привстал, тронув Гавайца за плечо, — Справитесь, куда денетесь! Слышишь? И не такое было.       Он только вздохнул, отвинтив крышечку термоса и глотнув прямо из него.  — Спиртного бы…  — Что, свободовцы с собой все забрали? — я уселся обратно, подхватив кружку чая. — Я бы тоже не прочь пополнить запасы.  — Эх, не-ет… Склад наш, что в туннеле, теперь недоступен. А ведь там оставалось пара ящиков…       «Почему недоступен?» — хотел спросить я, но в этот момент волчий вой разрезал окрестности. Я невольно подавился, метнув взгляд к моему калашу, стоящему рядом.  — Спокойно, братец, за оружие хвататься не надо — хуже будет. Не тронут они нас, поверь. — Гаваец улыбнулся и вздохнул.  — Я… кхм… это… как раз два месяца и подрабатывал на цементнике.       Мы встретились взглядами.  — Тольку, Тольку там видел? — обеспокоенно залепетал Гаваец, — А Костю? Которого Хромого? Нет?  — Да погоди ты, знаешь сколько таких хромых по Зоне ходит…  — Ай-ай-ай… Эх, ну что ты за человек необщительный!  — То же мне! Хочешь сказать, ты всех на Янове знал как свои пять пальцев!  — Не то слово! — Гаваец встрепенулся, — Всех знал! Каждого, кто даже мимоходом тут был!  — Ну и как моего друга звали? — я, не выдержав, сделал то, чего сам не хотел — начал о наболевшем.  — У тебя был друг?       Я вновь подавился. На этот раз серьезно, настолько, что даже Гаваец похлопал мне по спине. Черт! Как же он прав! У меня даже друга не было!       Я замялся, закрыв лицо рукой.  — Что, что с тобой?  — Мне бы снарягу… Слушай, по старой дружбе подкинешь? Комбинезончик там, патроны, гранаты, медицину? — я поднял настолько умоляющий взгляд, что собеседник мой невольно отпрянул.  — Какой… какой старой дружбе? Какой… — он расхохотался, быстро успокоившись, — Ты… кхм… Знаешь, какие сейчас времена?  — Ну, блин, — я вновь погрузил лицо в ладонь. — Очень надо, прошу, очень!       Взглянул на Гавайца. Уж не знаю как, но он понял, что дело серьезное.  — Да ты и вправду сутки напролёт не спал!  — Не спал, не спал!.. Тебе-то какая…  — Не могу, Аркаш, не могу… Тут каждая банка консервов на счету.  — Я Аркан.  — Да хоть Абакан. Не могу, понимаешь?       Я вздохнул, побарабанив по столу пальцами. Попытаться стоило.  — Разве что… Раз дело серьезное, то может поможешь склад отбить? Его тварюга опасная облюбовала. Охотников-то маловато. Ну как? Справитесь, я хоть «Страж Свободы» тебе дам!  — Не, не, не, не! — я замахал руками, — Какой я по-твоему охотник? Да еще и на тварюг опасных!       «Страж Свободы», м-м-м…  — Ну, а больше никак. — Гаваец с довольным видом развел руками.       Я, помедлив, выдул полкружки.  — Слушай, а что за дело такое важное?       Я замер.  — Может, если расскажешь, войду в положение, там…  — Нет. Это… глупость.  — Ну, как знаешь.       Мы замолкли. Было слышно, как снаружи дождь что-то тихо нашёптывает. Гроза, вроде как, ушла. Через минуту волки вновь дали о себе знать. У меня аж желудок скрутило. Нет, без снаряги хорошей я не проживу и пары часов. Это же «Юпитер»…  — А артефакты нынче за сколько берут? — я оживился, поставив пустую кружку на стол.  — А что у тебя?       Господи, ненавижу этот его хитрый взгляд…  — Да так, по мелочи…       Да, пожалуйста, хватит на меня так смотреть! Блин, будто наверняка знает, что искатель из меня никакой.  — А ты покажи. Может, что и хорошее… нынче.       Я несколько помедлил. Затем скинул рюкзак. Порывшись, достал черный цилиндрический контейнер.  — Ну, кхе… есть «Черная капля» и… пара «Крупней», хороших.       Гаваец сидел неподвижно несколько секунд, затем лицо его начало искривляться, рот расползся в жалкой улыбке. Закрывшись рукой, он еле сдерживался от смеха.  — Да, да, самое время, чтобы позлорадствовать! Отлично!       Гаваец истерично рассмеялся.  — Да за такое… за такое и консервы-то жалко отдать!  — Я тебя сейчас задушу…  — Тихо… я спокоен… Фух…       Далее, встретившись со мной взглядом, он вновь расхохотался. Я хлопнул себя по лбу, не в силах на это смотреть.  — Всё, всё, всё, не хочу тебя обижать… О Боже! Фух… Я так еще в эти дни не смеялся…  — Где этот склад?       Гаваец глянул на меня. Улыбка сползла с его лица.  — Ты… у тебя что-то и впрямь серьезное произошло? — он сглотнул.       Я кинул ему в руки контейнер, убрав рюкзак под стол.  — Хотя бы консервы дай.       Он покрутил в руках цилиндр, глянул на меня, затем, вздохнув, поставил тот на стол. Налил мне чаю. Придвинул кружку.  — Расскажи.       Повисла пауза. Вдалеке что-то со скрежетом пронеслось, раскатившись эхом и нарушив мерный шелест дождя.  — Обещаю, если скажешь как есть то, так и быть, подгоню «Зарю» новую и… Какой там у тебя? — он за глянул под стол, — Пять-сорок пять пару рожков, гранат. Ну?  — Это… очень странная история… — отозвался я, прикоснувшись к кружке с чуть подостывшим чаем. — Трудно будет понимать.  — Ты говори, говори… Зона полна странностей, а я-то на своем веку лично сколько видел и не пересчитать, ну?       Я вздохнул… ...Лес, что представлял из себя чёрные, будто обугленные спички, торчащие зубья кривых елок, дубков и прочих деревьев, гудел. Над горизонтом поднималась красная испарина.       Мы бежали изо всех сил вдоль железнодорожного полотна, перепрыгивая упавшие стволы и нередкие ямы. Вдруг остановились. Резко.  — Ну, ну! Что стоим?!       Мой товарищ отдал мне в руки свой попискивающий детектор:  — Дальше не пройдем… никак.       Впереди творилась какая-то чертовщина: несколько перекрывших путь стволов елей, рельсы в одних местах были порваны и взмывали вверх, в других были вдавлены в землю неведомой силой, погружаясь в ямы. В воздухе просматривались еле заметные искажения и легкая голубая дымка. «Парализующий трамплин»…  — Жопа!.. — выдохнул я, ткнув детектор в грудь напарника. Сам же, борясь с головной болью, трясущимися руками выудил КПК из кармана.  — До станции километр, как минимум! — услышал я голос товарища, — До выброса… минуты три. Можно успеть, я помню, в школе бегал…  — Ага, бл*ть! С оружием наперевес, с тяжелющим рюкзаком за спиной! Удачи!       Я поднял взгляд, оторвавшись от карты местности. Горизонт являл из себя уже кровавое марево, разливающееся наполовину неба. Земля под ногами дрожала. По жилам разливалась судорога, сводящая мышцы.  — Эй! Арка-а-ан! — я перевел взгляд на напарника, — Смотри! Тут полустанок какой-то недалеко… или что это? — он сунул мне под нос свой ПДА. На карте взаправду были очертания какой-то небольшой станции.  — Где?! — я уже орал, не слыша в нарастающем гуле своего голоса.  — В противоположной стороне! На запад! Бежим!       Мы рванули. Запинались о что-то, хватались друг за друга… Дыхание уже превращалось в хрип, глаза слезились, виски сдавливало клещами, пот струился по лицу…       Полустанок или его остатки встретили нас тогда, когда небо представляло из себя сплошной рдяный узор. Ноги были ватными, легкие горели, спина отнималась… Ориентация в пространстве начала теряться. Земля уходила из-под ног… Какое-то строение, сквозное, как… Еще что-то…       Вот тут-то нам и попалась будка смотрителя. Не знаю зачем, но мы впихнулись в нее и начали буквально расплескиваться по стенам.       Никогда не оставался под выбросом так долго. Хотелось просто умереть, лишь бы не чувствовать как тебя раздирает, выворачивает изнутри… Я старался оставаться в сознании как мог. Под руки попалась крышка люка, открывающего проход в погреб.       Мы навалились на нее, сдернули и… в глаза бросилась прогнившая лестница, а внизу вода и тесно на вид, еле-еле уместился бы один человек. То ли погреб завалили, то ли он и был таким. Вот тут-то и началось.       Мы просто встретились взглядами. Я никогда не испытывал такого зверского чувства. Все вокруг полыхало, а в мозгу была одна мысль: лишь бы спастись. Вцепились друг в друга не как товарищи, а как заклятые враги. Начали бороться. Я физически был сильнее. Пара ударов и все — человек на полу, ногой откидываю пистолет-пулемет, беру за грудки, ударом ноги отправляю тело в окно… Дальше замер — тело судорогой свело, закричал… Повсюду грохот, огонь… Вижу, будто сквозь пелену, напарник мой приподнимается, вскидывает пистолет, беру в сторону, рвя связки, вдавливаюсь в стену. Пуля рикошетит, пробивает окно слева от меня. Я сдергиваю автомат с плеча, не глядя даю очередь в окно, в которое выкинул напарника, а дальше на последнем издыхании бросаю себя в погреб, чувствуя, как голова превращается в кашу… Господи…       Я затих. Руки дрожали. Вытер рукавом слезы, стукнув пустой кружкой по столу.  — Я… я до сих пор не понимаю, как мог так поступить… Всё виню тот выброс, будто он меня с ума свел, но это поганое чувство… ненавижу! — я, не выдержав, разрыдался, уткнувшись головой в стол, — Чувствую себя животным… не… п-п-п… п-п… поним-маю з-за… ч-чем… — я захлебнулся в истерике, только потом поняв, что Гаваец стоит рядом и держит меня за плечо.       Так мы пробыли минут десять, пока я успокаивался. Гаваец пару раз давал обычной воды, а мне бы беленькой не помешало…  — И э-это не всё… — я глубоко дышал. Вытерев красные глаза и чуть помедлив, продолжил:  — Ты сядь, сядь, нормально со мной всё, спасибо…  — Уверен? — Гаваец смерил меня обеспокоенным взглядом, но затем сел напротив, готовясь слушать дальше.  — Я… Ты даже не представляешь, что я испытывал после этого. Чувствовал себя последним отморозком. Хотел с собой покончить, но потом понял, что не смогу… Я тогда и ушёл на завод, точнее, случайно вышел, когда провизия вся иссякла и патроны… Там я приходил в себя месяц. И, знаешь, что самое страшное? Я не ощущал себя собой, причем в прямом смысле. Когда я вышел к цементнику, понял, что не помню даже, как выбрался из того погреба, как скитался потом по окрестностям… Да я даже некоторые моменты из жизни своей не помнил! Я имя свое вспомнил раза с десятого… и то, такое чувство было, будто чужое оно мне. С каждым днём оно все давило, это чувство.  — Это шок. Всего лишь шок. — попытался успокоить меня Гаваец, выливая себе в рот остатки чая.  — Я тоже так думал, но одно дело — помнить, что делал вчера, другое — помнить о себе ключевые моменты. Я жизни на Большой земле не помню вообще, понимаешь? А если что-то и всплывает, так кажется, будто это чуждое что-то… Не говоря уже о том, как в Зону пришел.       Гаваец вздохнул. Видно было, что мое состояние его задело.  — Но вот потом, когда я решил впервые покинуть завод, вот тогда-то и произошло самое странное… Мне пришлось идти через то место, где я когда-то и пережил выброс. Шёл я по направлению к станции и тут возле состава, покореженного аномалиями, нашел сталкера. Раненого. Назвался он как-то, уже не помню, попросил помощи. Ну, я рану осмотрел, решил, что жить будет. Далее подставил плечо и мы пошли. До Янова было ближе чем до цементника.       Я замолк. Только сейчас понял, что дождь прекратился. Теперь снаружи только подвывал тихонько ветер, да пели на разный манер цикады.  — Вот. А дальше такая же ситуация — выброс. Внезапно, так же, как и тогда. И куда мне с раненым? И тут-то я понял в чем подвох…       С улицы донеслись странные булькающие звуки, словно где-то недалеко включили сирену. Но в миг все прекратилось.  — До станции, как и тогда, километр. А недалеко полустанок.       Я опустил взгляд. Мы молчали.  — И ты… бросил его? — предположил осторожно Гаваец.  — Нет.       Снова молчание.  — Мы добрались туда уже в самый пик, когда башка разрывалась. Я открыл погреб и говорю: «Полезай!». А он: «Там место на одного! Как же ты?». Сунул туда его силой, закрыл крышку люка. Выбежал из будки. Начал метаться туда-сюда, думал, всё, Зона взяла своё, наказала… В общем, споткнулся я о что-то, смотрю — люк канализационный, чуть приоткрытый. Мозги вскипели тогда совсем… Выброс успел-таки пройтись по мне. Но вот очнулся я уже на поверхности. Вижу, сталкер этот подле меня сидит. Я как очухался, сразу в вопросы: «Где я? Как ты выбрался? А меня как вытащил? Ты же ранен!». А он мне: «А я не ранен». Я встаю, смотрю и понимаю, что тут что-то не так… Я говорю: «Как не ранен, ты что обманывал меня?!», а он мне: «Проверял…». Тут до меня начало доходить. Меня тогда вконец отпустило, я набрался смелости и спрашиваю: «Я умер?». А он: «Да. Только — говорит — не этот выброс тебя загубил…». Я в растерянности. Пытаюсь вникнуть. А он: «Не узнаешь меня?». И тут я окончательно прозрел… Это был тот самый товарищ, с которым я так предательски поступил… «Мимоход!» — говорю я — «Ты? Как такое возможно!». А он мне, улыбаясь: «Узнал всё же… Но вот имени моего ты не помнишь…». А дальше потерял я сознание. Просыпаюсь — его нет. Вот и думай теперь, что было. С одной стороны, поступил правильно, с другой… чёрт, не знаю. Но после этого поганое чувство только усилилось. Ведь, я, по его словам, умер еще тогда… Или мне вообще все привиделось… Или… Чёрт!       Я закрыл лицо ладонями. Наконец, успокоившись, закончил:  — Не дошел я тогда до Янова, не хватило смелости. Вернулся назад, начал собирать информацию и убеждаться в том, что, чёрт возьми, всё это реально и всё это со мной! Потом всё же ушел, собравшись с духом… Мне нашептали, что мой случай называется шатунизмом или как-то так… Я столько всего по этому поводу слышал, что даже не знаю, чему верить, чему нет… Ёлки…       Воцарилось долгое молчание. В свете керосинки я впервые увидел лицо Гавайца таким, каким, возможно, его не видел ни один сталкер. Оно отражало боль, недоумение и угнетение одновременно. Даже глаза его потускнели. Он что-то шептал.  — Мимоход, шатунизм, шатуны… выброс, шатунизм… Мимоход… Подожди!.. — молвил он вдруг, хмурясь. Затем, чуть помедлив, осторожно начал:  — Я знал такого сталкера. «Долг» рассказывал, как к ним по ошибке разгильдяй какой-то заскочил, ну и на вопрос «Чего тебе здесь?», немного растерялся и промямлил: «Да я тут мимоходом…». С этих пор его так называли — Мимоход… Вроде как с ним дел особых не имел, да и не видел я его… — Гаваец вздохнул.       Я молчал. Сердце щемило.  — Я эту историю и от него слышал,— прошептал наконец я.  — А насчет шатунов… ты думаешь, что…  — Да. — я поднял взгляд и поймал взор Гавайца. Мы оба пялились друг на друга несколько секунд. Было слышно, как где-то далеко завывали волки.  — Действительно, чего же тебе ещё думать… Ты ничего не помнишь, странности тут всякие, доказывающие… Слушай, а может выброс тебе мозги подчистил, да и все? И нет никаких шатунов!  — Какой из двух?       Гаваец умолк.  — А может второго и не было? Хотя это легко проверить!       Он выудил откуда-то ПДА и начал там копаться. Я молча ждал.  — Вот! Здесь все мои предупреждения о выбросах! Та-ак-с… сегодня, 9 сентября, 19:17, пожалуйста… Дальше, дальше… Ага! Когда ты говоришь был второй выброс?  — Восьмого августа, — отозвался я, — Я ясно помню тот день.  — Хм, и вправду 8 августа 2016 года, 16:59… А первый?  — Вот этого я не помню… То ли пятнадцатого, то ли двадцатого.  — Пятнадцатого! Точно! 15 июля, трам-парам-парам…       Мы затихли.  — Всё равно это ничего не дает. — я глубоко вздохнул.       На КПК была половина первого ночи. Я вновь погрузился в раздумия. Что дальше? Гаваец предложил медицинский спирт. Ну хоть что-то приятное за этот день. Дальше Зона окончательно погрузилась в тишину. Даже треклятые волки затихли… В мозгу немного просветлело. Хоть физически я себя ощущал подавленным и изможденным, зато душа пришла в равновесие.       Я просто сидел и думал, пока Гаваец ходил туда-сюда. Повезло мне, не повезло… Другой выброс, другой… Помнишь меня?.. Другой, другой… Я помотал головой. Поток мыслей прекратился.  — Да хватит ты уже… слоняться! — не выдержав, буркнул я Гавайцу, что в очередной раз шмыгнул мимо меня.  — А что делать! Таких случаев как у тебя мне еще не доводилось наблюдать… Было, правда, что-то похожее, но нет, не то. Так куда ты намылился?  — Я не знаю… — тихо отозвался я, — Скажу кому, засмеют… Хотел к учёным, что тут, вроде как, недалеко. Они-то точно скажут, потрясение ли у меня, амнезия, шатунизм… Но с другой стороны, боюсь. Крысой подопытной я становиться не хочу.       Снова полил дождь. На этот раз более сильный. Казалось, что он изо всех сил старается пробить кровлю.  — М-да… — услышал я голос Гавайца. Он стоял спиной ко мне и копался в каких-то бумажках.  — Помочь не прошу, просто знай, что я не отступлюсь, пока не узнаю шиза это или грёбаный выброс, чтоб его… И понимать меня тоже не прошу. У вас тут и так жизнь не сахар.       Я затих, с целую минуту слушая шум дождя. Меня начало клонить в сон, усталость брала свое…  — Я, конечно, многое видел: нежить ходячую, «Монолит» бесконтрольный, но вот с шатунами дел не имел никогда… — Гаваец обернулся ко мне. В свете керосинки я увидел его грустную улыбку. — Чем я лучше блохи, нежели не помогу, эх…       Сталкер выложил на стол пожелтевшую карту и еще какой-то мусор.  — К учёным значит? Ну, смотри… Тебе на запад отсюда надо. Как через пути перейдешь, будет лес. Вот так тут отмечены сталкерские стоянки… Если по ним идти, считай, лучшей тропы не придумаешь, чтобы добраться. Дальше мелколесье, дорога деревенская, немного по ней. Как холмы увидишь слева, а озерцо высохшее справа, — по камышам узнаешь, — вот и будет тебе бункер научный. Его среди зарослей трудно не заметить… Я, к сожалению, там не бывал, но отзывались о нем положительно. Ну как? КПК-то у тебя рабочий? Могу подзарядить.  — Не надо, — отозвался я, внимательно изучая маршрут. — Утром выдвинусь… Переночую тут?  — Конечно, Бог ты мой!.. Я бы тебе остаться и на завтрашний день посоветовал… Гонка за правдой подождет.  — Не подождет. Слишком уж много я на себя взвалил, а жить с мыслью, что ты и не живешь… — я вздохнул, — Спасибо, Гаваец. Даже не знаю… Кто-кто, а ты мне больше всех помог. Если ещё свидимся, долг отдам, обещаю…       Торговец похлопал меня по плечу. Улыбнулся.  — Эх, теперь не часто к нам сталкеры заходить будут, вот времена грянут… Аркаша, Аркаша, жалко тебя отпускать… может останешься? С охотниками-то особо не поговоришь.       Я глянул на него с пониманием.  — Прости, не могу.       Гаваец постоял немного, опустив голову, затем, поразмыслив, поднял взор на меня.  — Да будет, будет тебе снаряга! Не смотри на меня так!       Торговец скрылся в тёмном проеме, вероятно, отправившись подбирать мне нужные вещи. А я вновь уставился на карту. Трудный день будет завтра… То, чего я одновременно чурался и желал, непременно должно было произойти. Однако вряд ли Зона так просто раскроет мне часть своих тайн.       Дождь малость ослабел, впрочем, я уже и не обращал на него внимания.  — Ну вот и «Зарю» тебе свою старенькую подобрал… — раздался знакомый голос у меня за спиной.  — Ты же говорил новую подгонишь? — я обернулся, осматривая свёрнутый комбинезон в руках Гавайца.  — Ну, ну! Смотри какая красота!  — М-да, Гаваец, впаривать всякую «красоту» у тебя хорошо получается… — пробормотал я, получив затем легкий подзатыльник.  — Поговори еще тут! Ишь, какой умный… Вот возьму…  — Всё, всё, успокойся! Эта «Заря» мне подойдет, спасибо…  — Эх ты, ладно, что-то еще? Только учти: много давать не стану.  — Да я понял, что у тебя учёт… Мне бы для лица защиту, там респиратор простенький, иль что-нибудь подобное, а то у моего линзы треснули.  — ГПэшка пойдет?  — Отчего ж нет, а по патронам… две… нет, три обоймы к калашу, на пистолет —ладно, хрен с ним… и это, — я придержал Гавайца, который, вздохнув, было уже двинулся за снаряжением, — «Головёшек» парочку, умоляю… — я сложил ладони, жалостно улыбнувшись.  — О, Боги!.. — торговец исчез во мраке.       Я же начал проверять карманы. «Головёшками» местные сталкеры с любовью называли подствольные гранаты к «Костру».       Господи, ни один человек не вошёл бы в мое положение! Я теперь буду жизнью обязан этому «вечному смотрителю» Янова…       Мы проторчали за столом в разговорах ещё час, пока я упаковывался. За контейнер с артефактами удалось выменять пару банок консерв и простенький меднабор с антирадами.  — Отчего помогаешь мне? — спросил я, не выдержав, — Вдруг я все соврал?  — Если соврал, — Гаваец усмехнулся, — У нас тут в подвале излом, догонит и тоже сказок расскажет. Слушай, я ложь от правды различать умею, не впервой. А помочь хорошему человеку в этом мрачном мире всё равно, что возродить угасший лучик надежды.  — Разве я хороший человек? Человек ли вообще?  — Перестань. Если каждый в Зоне стал бы помогать ближнему, то не было бы ни «Долга», ни «Свободы»…       На такой ноте мы и закончили. Перед тем как пойти отдыхать я вышел наружу подышать свежим воздухом. Дождь давно кончился. Однако сырость и бледные блики на мокром асфальте, траве, листах напоминали о нём. Сквозь пелену туч пробивалась серебристая седина луны. В её свете угадывались очертания вагонов, вереницей стоящих поодаль. Что их ждет? Интересно, знали ли они, что, вновь пробегая по этим рельсам, они остановятся навсегда? А может, и моя жизнь так же остановилась после выброса… Но ведь вагоны стоят, всеми забытые, но всё же стоят… И моя жизнь стоит, словно сердце замершее перед смертельно опасным моментом…       Где-то в зарослях залилась цикадная песня. Сквозь темноту пронёсся глухой скрип: состав тронулся… «И только одно отгоняло мой сон — Цикад запредельный трезвон И мысль, что где-то пронёсся вагон, Печальный извергнув свой звон»       (Иванов-Ковалёв, август 2017, отредактировано 28 июня 2019).