большеада v2.0

В первый после отъезда Чансоба день Сангюн проснулся без будильника, собрался в три раза быстрее обычного и долго нарезал круги по кухне, пока в кружке остывал кофе. Его что-то жутко беспокоило, но что именно, Сангюн не особо понимал. Или понимал, но самому себе признаваться не хотел. Он уже оставался в баре вдвоём с Хонбином и - пару раз - с какими-то левыми чуваками, которых пригоняли на один вечер, чтобы работа окончательно не встала, но это было на один день. А тут пара недель. К тому же у Хонбина теперь был Гончан. А у Сангюна был… Никто у Сангюна на работе не был. Только старые звёздочки, вырезанные прямо на барной стойке, - единственный дозволенный Чансобом акт вандализма. - Тебя подвезти? - Хёнхо выглянул из-за ноутбука. - И не рано ли ты собрался? - Хочу прогуляться. - Если ты скажешь, что тебе необходимо подумать, то придется мерить тебе температуру. Сангюн поморщился. Примерно так, на самом деле, и было, но теперь распространяться о своих планах он был не намерен. Хёнхо мог строить из себя заботливого папочку, если ему так хотелось. - Я заеду после работы? - У тебя ещё и какая-то работа должна быть сегодня? Если Сангюн начинал отвечать вопросом на вопрос, Сангюн злился. Скорее всего по каким-то своим выдуманным причинам, объяснять которые он не будет, потому что “не твоё, блин, дело”. И Хёнхо знал это лучше всех. Как и то, что когда Сангюн закончит упаковываться в подаренный им шарф, он всё равно подойдёт и будет ждать, когда его поцелуют и пожелают хорошей смены. Потому что он делал так всегда. - Может, мне к открытию приехать? - Хёнхо сжал ладонь Сангюна в своей. - Я могу отменить часть планов или по удалёнке их решить. Мне не… - Не надо. Сами справимся. - В шесть. Я заеду в шесть. - Ладно. Спорить с ним всё равно было бесполезно. Ругаться лишний раз - тоже. Всё всегда заканчивалось в одной и той же постели. - Не простудись. - Хорошо. - Я не буду вставать. Сангюн тяжело вздохнул, зарываясь носом в ярко-синие волосы. *** От квартиры Хёнхо до бара идти меньше получаса, если по прямой, и часа полтора, если так, как ходил Сангюн - сворачивая во все мыслимые и немыслимые проулки, останавливаясь на каждом перекрестке и подолгу замирая на светофорах. И всё равно у бара он оказался задолго до открытия. Обычно в это время можно было подняться к Чансобу, поговорить о жизни и выпить самый вкусный кофе, который только можно приготовить. Или позубоскалить с Джехо, если Чансоб оставался в его квартире, пока не придут остальные. Ключ от бара у Сангюна был давно. Открывать не хотелось совсем. Он сел перед обшарпанной дверью чёрного входа и закурил в очередной раз за вечер, сминая в кулаке опустевшую пачку. - Ты сегодня как-то рано. Разрешения Гончан не спрашивал - молча сел рядом, так же молча закурил. Сангюн втянул терпкий запах его вишнёвых сигарилл и почувствовал, как откуда-то из центра головы начинало медленно разливаться спокойствие. - А Хонбин где? - Дома спит. Я же не буду всё время с ним ходить. “А мне казалось, что будешь”, - мысленно хихикнул Сангюн. - У нас всего два варианта, - Гончан стряхнул пепел прямо себе на ботинок, - либо всё будет удивительно спокойно, либо нас ждёт пылающий ад и ледяная бездна одновременно. Следуя давней поговорке “как корабль назовешь, так он и потонет”, бар “#большеада”, казалось, жил своей жизнью, либо генерировал вокруг себя невероятностное поле, внутри которого могло случиться если не вообще что угодно, то нечто нестандартное точно. Разумеется, спокойные ночи были не таким уж и редким явлением, но запоминались куда меньше, чем очередной пожар или потоп. Или какое-нибудь сомнительное мероприятие. Или очередное явление кого-нибудь из странных гостей. Или… Им было что вспомнить. Но в этот раз Сангюн надеялся, что безудержное веселье обойдёт их стороной. - Кстати, выучил новую классную штуку. Хочешь послушать? Только сейчас в его руках Сангюн заметил футляр скрипки. - На скрипке? - Могу и на рояле, но так будет звучать интереснее. Разговаривать очень не хотелось. Вместо ответа Сангюн пожал плечами, мол, как хочешь, только бы в тишине делами не заниматься. Обычно перед открытием они давали Гончану подготовиться и немного размяться, но не просили играть что-то длинное или мудрёное, чтобы лишний раз его не напрягать, но сегодня день выпадающий из всех писаных и неписаных правил, можно было и забить. Сангюн лежал, вытянувшись в струну, прямо на барной стойке, подложив под голову оставшуюся ещё с дня святого Валентина подушку-сердечко. Все свои дела для открытия он сделал после окончания смены и теперь не знал, чем себя занять, периодически спрашивая у Гончана всё, что только приходило в голову. Гончан, конечно же, не отвечал, тихо наигрывая на скрипке знакомые мелодии. - Как думаешь, чем они там в своей Сербии занимаются? На пару секунд Гончан прервался, словно задумавшись о чём-то постороннем, и мелодия оборвалась на середине. - Отдыхают, гуляют, сидят в каких-нибудь кафешках на берегу красивого пруда, говорят о жирных утках и планируют, чем заняться на следующий день. - А куда ты бы хотел поехать? Свой отпуск Сангюн много раз продумывал до мелочей и каждый раз приходил к выводу “всё говно, переделать”, пока наконец в его жизни не случился Хёнхо. Все планы сразу начали сводиться к “всё равно куда, но с Хёнхо”. Можно было и в Японию куда-нибудь. Только весной, чтобы не одуреть от жары, на берег моря, походить по пляжу, посмотреть на закаты, надраться в ноль в ближайшем баре и учить тамошних барменов правильно готовить Лонг-Айленд. А ещё было бы здорово в Австрию. Или в Италию. Куда-нибудь в Европу, но совсем ненадолго, чтобы не успеть соскучиться по азиатскому воздуху. А лучше было просто остаться дома и спокойно провести время, без работ, встреч и вечеринок. От мысли о Хёнхо, который в домашней одежде валяется на диване и смотрит очередную серию “Стрелы”, Сангюну захотелось громко заржать. Таким его можно было увидеть не часто. За прошедшие полгода подобная ситуация случилась всего один раз и то, когда Хёнхо свалился с отвратительным переутомлением, щедро сдобренным гриппом. Даже тогда он порывался лезть работать, за что огребал. - Мы подумывали о каком-нибудь спокойном месте в горах, - Гончан сложил скрипку в футляр, - здесь слишком много всего происходит. Хонбин стал слишком много ныть на тему “я скоро уволюсь”. Мне приходится угрожать ему, что в таком случае я буду клеить посетителей. По лицу Гончана нельзя было сказать, серьёзно ли он сейчас или издевается, но что-то подсказывало Сангюну - этот вполне себе может склеить если не половину бара, то добрую его треть тупо одними своими музыкальными навыками. Про остальные он предпочитал не думать, потому что однажды случайно (нет) подслушал, как Хонбин рассказывал Джехо увлекательные истории про их с Гончаном приключения на сексуальном поприще. Зачем Джехо знать эту информацию не понял ни Сангюн, ни сам Джехо. - Сангюн, ты когда-нибудь смотрел фильмы Джузеппе Торнаторе? Свой вопрос Гончан задавал с чётким осознанием отрицательного ответа и был предельно удивлён, когда Сангюн кивнул. - Мне больше всего нравится “Новый кинотеатр “Парадизо”, - бармен, наконец, соизволил принять сидячее положение, почти касаясь красной макушкой висящих бокалов. - Он странный дофига, но интересный. - У него все фильмы немного странные, но интересные. И у них потрясающий… - … саундтрек. Без игравшей ещё недавно музыки тишина в баре казалась слишком плотной. Сангюн знал, что угадал. Сангюн был уверен, что угадал. Он не мог не угадать, учитывая, что Гончан был влюблён в музыку так же как в Хонбина (если не больше), и первое, на что он должен был обращать внимание, это именно она. - Значит, имя Морриконе тебе тоже знакомо. - Можешь? - Ага. Самое первое прикосновение Гончана к клавишам рояля всегда было прекрасно. Вот ты знал, что вокруг тебя тишина или кто-то переговаривался о будничных делах, а вот замершее мгновение, растянутое на часы, после которого начиналось маленькое чудо. - Помнишь то, - его ладони были в сантиметрах от музыки, - что я играл, когда впервые здесь оказался? Сангюн кивнул. - Это из моего самого любимого фильма. Гончан глубоко вдохнул, слегка прикрыл глаза и начал играть. - “Легенда о пианисте”, не удивительно, наверное, - он говорил и играл, играл и говорил. Его слова ложились поверх музыки, сливаясь с ней воедино, словно так и должно было быть. Такие мелодии хорошо подходили для рассказов о жизни. - Грустная история о человеке, который слишком сильно любил музыку и слишком боялся самого себя. Гений, виртуоз, талант. Он бы мог сойти на землю и стать самым известным музыкантом своего времени, но не смог. Иногда мне кажется, что и я такой же. Мелодия замерла. Замер и Сангюн. Сейчас нужно было что-то сказать. Спросить, задать хоть какой-то вопрос. Почему, черт возьми, когда Чансоба не было, всегда случалась вот такая вот фигня, и ты вдруг начинал узнавать о людях то, что тебе знать не нужно было. То, что тебе нужно было не знать. Был бы Гончан кем-нибудь посторонним, да хоть одним из посетителей, Сангюн бы и бровью не повёл - продолжил бы лежать, поплёвывая в потолок. Гончан был его семьёй. А всё, что касалось барной семьи, Сангюн должен был знать. - Почему? Вопрос прозвучал сам по себе. Не голосом Сангюна, не случайными чужими словами. Появился в воздухе, обращённый к Гончану, и задержал игравшую мелодию ещё ненадолго. - Я учился у лучших преподавателей музыки, - крышка спрятала клавиши от мира. - Мог бы ездить с концертами. Мог бы быть тем самым талантливым мальчиком, чьи афиши висят на каждом театре и консерватории. Мог бы заниматься у лучших преподавателей. - Но не стал? - Не захотел. Неожиданно для самого себя Сангюн осознал - они совершенно ничего, вообще абсолютно ни-че-го не знали о Гончане. Ни о его прошлом, ни о настоящем. Обо всей его жизни за пределами бара вместо информации у них был полный ноль. Может быть, он что-то и рассказывал Чансобу, или Шеф воспользовался своими каналами информирования, но факт при этом оставался фактом - никто из ближайшего окружения бара не знал о Гончане ничего, кроме того, что он был музыкантом и встречался с Хонбином. Его, что ли, спросить. - Почему? Этот вопрос уже задал сам Сангюн. - Я отвечу тебе так же, как отвечал остальным. Так вышло. Музыка так и не появилась. Мелодия надолго уснула в недрах рояля, а скрипка была надёжно спрятана в своём футляре, и достучаться до всего этого у Сангюна не получилось бы никак. Гончан закурил по пути к чёрному входу, оставляя после себя терпкий вишнёвый аромат и, Сангюн почти точно был уверен в этом, едва уловимую обиду.