Ну шути, псина

(Посвящается самому талантливому автору, который пишет «Няню для вашей девочки» на этом сайте почти год, который свел моих любимых людей и сделал пэйринг BraVo. Bad_Nazist, это для тебя💖) Она ненавидит летние ночи. Потому что проводить их нужно в кромешной темноте, чтобы не налетели комары. — Убери телефон! — шипит она и ее недовольное выражение лица выныривает из-за горы подушек. — Снова набегут эти мрази в комнату, будто здесь бал для ньюфагов и прочих любителей крови и зрелищ! — она ворчит, словно старушка, и закутывается в одеяло. Он без всяких вопросов блокирует экран. Затем, в этот же вечер, их ждет неприятность. — Я ненавижу комаров! — кричит она на всю съемную квартиру. — Тихо, тихо, ты разбудишь людей. Сквозь тонкие стены слышен малейший шум. У моей соседки есть внучка. Так вот она поручила ей следить за мной. — Идиотка, — цедит она. — Конченная дура, — и лезет за аптечкой. Раз, два, три… все содержимое его ящиков падает ей на голову. — Твою… мать… — она лежит на диване с повязкой на лбу. — Ты глупенькая, зачем? — он выливает банку перекиси ей на руку. — Я не люблю комаров, — бурчит она. Расчесчесанная до крови рука жгла огнем. — Подуй, — стонет Полина. Выгиная спину, она похожа на кошечку, которой защемили хвост. И он дует на ранку. — Ты понимаешь, что так можно занести инфекцию? — Тебя кот царапает каждый день, а ты не боишься заразиться? — Нет, — мрачно отвечает он. — Я за тебя боюсь. — Не надо, — здоровой рукой она опускает повязку на глаза. Ему нравится ухаживать за тем, кто слабее и нуждается в помощи. — Слушай, зачем мы проводим столько времени вместе? — он стягивает чертову повязку с ее глаз. — Я хочу видеть их. — А мне свет бьет в глаза! — капризно заявила девочка. — А мы его потушим, — он сдерживает слово и свет угасает. — Отлично, — шепчет она. — Какой кайф сидеть в темноте. — Так вот, — он продолжает речь. — Почему? — Почему столько времени? — она зажимает его руку в области кисти и спускается ниже. — Ну, потому что так твоей душе угодно. — А твоей? Твоей разве нет? Она поднялась на локтях и смерила его взглядом. — Ну как сказать, — он глядит на нее с подозрением. — Значит нет? Снова жужжание. Она подскакивает и убивает комара прямо перед его носом. — Ты профи, — мрачно отвечает он. — Мне хватило бы пару слов, чтобы вывести тебя на чистую воду. — Я просто не люблю комаров. Пауза, которая перерастает в поединок взглядов. — Что бы я делала без тебя? На самом деле ничего. Осталась бы с разодранными руками и больной головой одна. — Помнишь поездку в Москву? — вопросом на вопрос — это как оружие массового поражения. — Это когда нам по ошибке дали один номер на двоих? А это уже в его воспоминаниях засело навсегда. В ту ночь была гроза. Полина не любит грозу, она боится сверкания молнии и громких раскатов. Они, как правило, пугают и забирают множество жизней. Вместе с ним она спорила перед этой ночью, что справится и не придет к нему просить помощи. Слабая маленькая феминистка. Хотя на самом деле никакая не железная леди, не огонь-баба, которой легко сдержать такое слово. Она открыла глаза и поняла, что больше не сможет уснуть. Ее взгляд пал на телефон, который лежал вверх экраном и манил ее, уговаривал всем своим видом взять его и начать проверять социальные сети и статистику в них, но она сдержалась. Потому что страшно. Не раз слыша истории, как электроприборы убивали своих владельцев, у нее выработался рефлекс и она могла обходиться без этого. Снова ударил гром, сверкнула молния, освещая темную комнату. Лучи падали на ее лицо, в глаза лезли локоны, которые она накручивала на палец до этого из-за нервов. Снова удар… Крик, визг, она подскочила на месте и кинулась в гостиную. В одеяле, словно в коконе, изнемогая от жары, вздыхая в такт стучащим зубам, она стояла перед его диваном. Вернее между журнальным столиком и телевизором, ее глаза быстро привыкли к темноте и прожигали его полу-сонного насквозь. — Что случилось? — он поднимается на локтях и выдает это на плохом русском. — Что ты делаешь? — испуганный голос заставляет ее дрожать еще больше. — Ты… ты… ты боишься? Отлично замечено! Страх читается на ее лице, от серых взбудораженных не по часам глаз и до кончиков волос, которые переливались от слабого света ночника из спальни. — Я тогда очень сильно испугалась! — Полина возвращает повязку на место. — Я помню, — тихо и как-то странно отвечает он. Под одним одеялом они сидели, зажмурившись от разных фактов. Она от страха, а он от чрезмерного спокойствия — Тебе тепло? — Да. — Точно? Конечно ей тепло. Положив голову на его плечо, ей тепло и уютно — Я помню эту поездку, она по факту не помогла нам ничем. — Почему это? — упавшим голосом говорит он. — Ты все забыла? — Мне нечего помнить, до сих пор мне задают каверзные вопросы насчет всего лишь одной ночи. — И что ты отвечаешь? — Ничего. Мне по сути есть что отвечать, заготовки со мной давно. Он терпеть не может таких разговоров. За ними образовалась паутина из сплетен. Она не жалеет ни о чем, что было, то было. — А помнишь, как мы ехали в метро в Диво-остров? Она прыснула. — Как же не помню, мы же почти что каждые выходные туда вылазим. — Это был день рождения твоего канала, — он продолжает речь медленно, не спешит разворошить ее воспоминания. Она же кивает. — Вспомнила. Это было весело. Когда пошел дождь, потому что большую часть времени мы потратили на то, чтобы записать красивые сторис для Инстаграма. И потом нас не пустили ни на один аттракцион, — она откинулась на подушку довольная. — А дальше? — его уголки рта приподнялись. — Дальше нам пришлось ехать домой. В подземке нас увидел мальчик, не маленький, а обычный, школьник лет 12, и чуть не облился соком. Вот настолько он был в шоке. …- Правда! Между нами ничего не было и быть не может! Мы слишком разные, чтобы быть вместе! — Значит слишком разные?.. Он стоял позади нее все это время. Их тайна раскрылась. Она всегда боялась признаться себе, ему и даже кому-то другому в том, что ее тоже ужалило это чувство. Это любовь. Для нее — обычная привязанность, просто простуда, которая пройдет. Она болела давно, а он заразился недавно, но уже успел стать зависимым. Зачем она крикнула это? Зачем вообще завела разговор с их общим знакомым? Сейчас они не могут вспоминать этот день. Когда так много всего случилось. …Он стоял позади меня. Я услышала его хрипловатый голос. Узнаю его тембр из тысячи. Если он обратится ко мне в толпе гудящих граждан, я услышу и пойму, что именно он зовет именно меня. — Макс… — я сглотнула в панике и обернулась. Он водил руками в воздухе, словно чертил щит, которым будет обороняться от всех моих слов. Он держался, но его глаза бегали в панике. Глаза цвета шоколада потеряли покой, будто бы он видел меня впервые, взгляд проходил сквозь меня. — Максим, — тихо повторила я. И снова странная реакция на меня. — Значит слишком разные?.. — он говорил так, будто бы не расслышал. Он задыхался от собственных слов и представлений. На лице читалась неутолимая боль. Такое чувство складывалось, что мы стали чужими друг другу в эту секунду. — Я не то имела в виду… Я никогда не видела его таким. Он никогда прежде не показывал свои негативные эмоции при мне, только я могла позволить себе сорваться на съемках, на прогулке в компании, на личной встрече один на один, когда обстановка была слишком интимной, при зрителях, просто при посторонних людях в общественном месте. А он никогда. Он перестал при мне отпускать колкие шутки, сперва меня это смущало, затем я свыклась с мыслью о том, что он меняется. А сейчас… — Это твое личное мнение, — холодно ответил он. Внутри у меня все оборвалось. Вдруг ничего не осталось, словно кто-то нажал кнопку «Delete» Я отделила губы одну от другой и наконец шумно выдохнула. Прежде не чувствовала столько всего… — Прости меня, — так сложно сказать эту фразу. — Ты так часто ранила меня и не замечала, что я уже и не надеялся услышать это словосочетание. Шаг, второй, третий и я уже около него. — Макс… — Поля, — начал он. — Я так часто называл тебя так, а ты раздражалась, — улыбнувшись сквозь боль от кровившей на душе раны, он продолжил. — Я хотел чтобы ты наоборот чаще смеялась. Тебе дали прозвище «Грустная Пепе», помнишь? — я лишь кивнула. — Ты тогда ходила в депрессии, а я хотел что-то изменить внутри тебя, словно переставить шестеренки, чтобы механизм заработал по-новому. Нас всегда представляли как одно целое, будто одну жидкость разлили по разным сосудам и заставили волноваться. Помнишь афоризму про бурю двух стихий из твоей группы? Сейчас ты будто все забыла, все, что было, подчистую вылетело из твоей замечательной жизни и из безупречной памяти. Он скрестил руки на груди, чтобы было легче стоять. — Ты играешь с огнем, — заключил он. — Мне тяжело, — прошептала я. Он лишь прикрыл глаза и поджал губы. — Ты не знаешь, что такое тяжело. Тяжело — это делать что-либо на потеху публике, зная, что близкому, самому родному другу это не нравится. И он скрепя душой смотрит все твои творения. Я покачала головой. — Неправда, я шутила… — Насчет этого тоже скажу. Тяжело — это когда спишь всего 3 часа из 9 положенных, когда это все не дает результатов, ведь ты работаешь, а не скучаешь. Ты понятия не имеешь, что такое тяжело! — Имею! — крикнула я. — Я тоже часто сплю самый минимум. — И последнее, — он будто не слышал моих слов. — Тяжело — это когда ты любишь человека, а ему плевать. А ты никогда не любила. Ты только шутишь. Вот это значит тяжело… Он стоял передо мной словно мираж. Я боялась, что моргну и он исчезнет. Игорь все еще был неподвижным. Затем кашлянул и прошелся мимо, остановился между нами и заключил: — Ну вы даете, ребят, — он покачал головой. — Полин, — он дотронулся до моего плеча. — Если вы не хотите придавать огласке свои чувства — оставьте все как есть. И Синяк ушел. Он проделал небольшой путь до стеклянной двери, затем бережно закрыл ее за собой и мы остались вдвоем. Душа рыдала, такое чувство, будто бы она наполнялась свинцом и тяжелела. Казалось, что душа — это что-то весомое. Судя по моим словам тогда весомого в ней не осталось ничего. Я на ватных ногах сделала пару шагов. — Макс… Он наклонился ближе. — Почему ты с ним ведешь такие беседы? — Он спросил, он наконец-то пообещал отстать, все было бы отлично впредь. — И ты решила все рассказать? — Что именно? Он выдохнул. — Не включай дурочку, тебе не идет. Все слишком серьезно… Я поняла это по его глазам. Взгляд был полуопустошенным. Мне было не по себе. Что случилось с тем человеком, которого я знала? — То есть ты считаешь, что я была не права? — что на меня нашло?! Какая муха укусила? Но я сказала это. Он переводит дух, оглядывается по сторонам, словно высматривает посторонних, кто мог бы нам помешать. Делает решающие движения, которые ломают четвертую стену и щит, начерченный им самим. Он связывает мои руки бледно-розовой лентой с пояса моей кофты и тянет меня к окну. — Хочу посмотреть в твои глаза. При свете дня они с голубоватым оттенком. Я закидываю голову, словно останавливаю кровотечение из носу, он глядит на меня свысока, с надменностью смотрит в глаза, изучая радужку. Сокращает расстояние и последние слова произносит прямо перед носом. — Ты все еще пахнешь яблочным блеском, — выдыхает целое предложение полностью, нотки ванили чувствуются отчетливее после каждого его движения. Я киваю. А он… а что он? Говорит предложение практически рот в рот. — Скажи, — вопросы он строит так, что мой ответ не учитывается. — Зачем ты сказала так Синяку? Это же неправда, — мои пальцы нащупывают его пульс на запястье. Сердце колотится, как у раненной птицы. — Или правда? Я набрала полные воздуха легкие. — Почему ты так реагируешь? Я же говорила, что мы просто друзья, очень хорошие друзья, самые лучшие и ты с этим соглашался. Почему сейчас иначе все? — Ты нащупала мой пульс, может ты догадаешься сама? — без лишних разговоров он обнял меня. Медленно проник руками в волосы, разделил их на две части и продолжил дышать со мной в унисон. Грудь о грудь, сердце о сердце. Я почувствовала, что меняюсь. — Эти слова были специально для него… я так не думаю… — Ты уверена, что мы можем продолжить жить так? — Давай изменим ее… что-то изменилось и я это чувствую. — Просто ты давно стала больше, чем просто подругой… — Я стала замечать это тоже с давних времен, думала, что показалось… — Нет, — я чиркнула щекой о его щеку. — Черт возьми, сделай и ты так! — и он проделал эту же манипуляцию. Я прикрыла глаза от наслаждения. — Тебе не показалось… ну, а ты, можешь ли ты поменять что-то сейчас? — Да, ты же чувствуешь, что мы дышим вместе не просто так. После этих слов, я робко коснулась губами его скулы. Уголки его рта приподнялись, он с трудом сдерживал улыбку. — Вот видишь, мы поняли друг друга… …- Ты что… Вы все-таки в отношениях? — В самых лучших дружеских, — разговаривая с лучшим другом, он снова сдавленно ухмыляется. — Я все понял, Макс, можешь не продолжать. Друг будет молчать, все будут молчать. До тех пор, пока она не созреет. Полина не любит комаров, грозу и сплетни. Люди, которые их распускают, бездельники и не имеют интереса к жизни. А Максим… а что он? Он лишь будет медленно и упорно двигаться дальше. Будет шутить о наркотиках, хотя знает, что она терпеть не может такие шутки. Ему нравится видеть в ней маленькую девочку, которой нужна «Няня», наотрез отказывается принимать супер модную леди, которой она является сейчас. — Все равно, в любом возрасте она мне нужна. Конечно нужна, ведь Супер Дерзкая Няня может все. Она ловец снов и комаров, а девочка так не любит, когда ее сон нарушают. Полина не любит всякие неприятные мелочи и в то же время обожает его, человека, готового все компенсировать в считанные минуты. Ведь она его маленькая девочка.