Осколки

Тишина оглушала. Приют всегда был наполнен криками и галдежом. Даже в лазарет и на чердак проникали отголоски воплей, а ночью то и дело слышались шаги, скрип рассохшейся форточки и мышиная возня под полом. Но сейчас вокруг царила необъяснимая тишина, словно кто-то разом отключил все звуки. «Слишком сильно двинули по голове», - подумал Силь. И даже не испугался от перспективы всерьёз оглохнуть. В тишине было хорошо, уютно, выныривать в реальный мир не хотелось. Вообще ничего не хотелось, вечность бы лежать вот так, чтоб никто не трогал, не дёргал и ничего не требовал. А если бы ещё голова не болела… Но голова болела, нос был забит засохшей кровью, губы, разбитые накануне, покрылись противной коркой, которая трескалась от любого движения. Ныли синяки, щедро рассыпанные по всему телу, вдохнуть поглубже мешала тугая повязка на рёбрах, правая рука была плотно забинтована от локтя до самых кончиков пальцев, и там, под бинтами, её покрывали порезы, оставленные разбитым стеклом. Сам дурак, сам за битую бутылку схватился. Сам же ей в итоге и получил. Но в драке думать было некогда, цеплялся за всё, до чего мог дотянуться, - это Силь совершенно точно помнил. Он вообще до обидного хорошо помнил, что случилось. Лица нападавших, их голоса, слова, жесты – всё это до сих пор мелькало перед глазами, звенело в ушах, чувствовалось на коже и где-то глубже, внутри. Спасение запомнилось гораздо хуже, парень к этому времени уже почти ничего не видел и вряд ли что-то соображал. В голове отложилось только то, что его куда-то несли и обещали, что всё будет хорошо. Видимо, донесли. Куда? Силь открыл глаза – и зажмурился от яркого света, бьющего в окно. За окном был день, солнце и совершенно незнакомый пейзаж. Не приют! И даже не городская больница, не бывает в больницах таких здоровенных спален с широкими кроватями и мягкими одеялами. А если и бывают, то в них совершенно точно нет платяных шкафов, огромных кресел, письменных столов и приятного, чуть щекочущего запаха, который пробился даже через заложенный нос. Цветок какой-то незнакомый, что ли? Силь осторожно приподнялся, пытаясь отыскать источник аромата. Кровать едва слышно скрипнула («Надо же, не оглох!»), комната покачнулась, к горлу подкатила тошнота («А по голове всё-таки крепко приложили»). - Не раскисай, бывало и хуже, - сам себе шёпотом приказал парень. И сам же себе ответил. – Или нет. Били его, конечно, не раз. И легонько, чтоб припугнуть, и от души, чтоб покалечить. Но пока везло, обходилось без серьёзных последствий. Считать ли ночное происшествие достаточно серьёзным, Силь пока не определился. С одной стороны, он жив. Голова, руки, рёбра – хрен бы с ними, заживут. С другой – что-то изменилось. Внутри, в груди, или может даже в душе, появилось новое, не до конца понятное чувство. Мерзкое, тянущее, тёмное, оно ощущалось гораздо больнее синяков и ссадин, и не собиралось рассасываться. Чем больше Силь думал о нём, тем больше оно набирало силу, жгло, корёжило, скреблось изнутри, грозясь прорваться наружу. (страх) Чтоб хоть как-то отвлечься, парень продолжил осмотр комнаты – и почти сразу же упёрся взглядом в прикроватную тумбочку. Там стояли рядком: стакан с чем-то прозрачным (видимо, водой), бокал с чем-то розовым (видимо, соком) и чашка с чем-то коричневым (чаем или травяным настоем). За баррикадой из стаканов пряталось огромное блюдо, с горкой заполненной фруктами, печеньем и конфетами в ярких обёртках. Венчала эту гору круглая оранжевая штука, похожая на детский резиновый мячик. Судя по всему, она тоже была какой-то едой. Пить хотелось гораздо больше, чем есть, но круглая штука буквально гипнотизировала своим видом. И запахом тоже, тем самым, щекочущим. Силь кое-как дотянулся до оранжевого шара, потёр рукавом плотную кожуру, надкусил. Запах стал сильнее, но шкурка оказалась горьковатой и жёсткой. Видимо, есть полагалось всё-таки сердцевину, добраться до которой с помощью одной руки никак не получалось. Пришлось ухватить кожуру зубами… – и тут дверь распахнулась. Падать обратно на подушки и притворяться спящим было уже поздно, оставалось только настороженно замереть, разглядывая вошедшего. Застывший в другом конце комнаты парень оказался на пару лет старше Силя – крупный, высокий, с бледным, не слишком выразительным лицом, зато с такими безумно-рыжими волосами, что на его фоне даже ароматная штука в руке показалась блеклой. Когда рыжий обнаружил очнувшегося Силя, на невыразительном лице проступило явное облегчение. Не ожидаемое «Ну всё, оклемался — и пусть валит на все четыре стороны и не занимает место», а что-то другое, более человеческое. - Любишь апельсины? - поинтересовался парень вместо приветствия. «Апельсины», - мысленно повторил Силь. Слово было знакомое, в книжках он его встречал, да и на картинках видел, но почему-то не опознал - вживую фрукт воспринимался совсем по-другому. И запах! Почему никто не говорил, что апельсины так нечеловечески прекрасно пахнут?! - Не хочешь говорить? - по-своему расшифровал возникшую паузу рыжий. - Я не настаиваю, просто… Ну… Было бы удобнее, если бы ты мог ответить на некоторые вопросы. Отвечать на вопросы не было совершенно никакого желания. И так ведь понятно, что как только спасители вызнают, кого подобрали, немедленно вернут в приют. Таким людям, как Силь, в приличных домах не место. Хотя голос парня звучал знакомо. Тот самый голос, который ночью уверял, что всё будет хорошо. И не соврал ведь. Может, и не выгонит совсем уж сразу? Позволит ещё хоть пару ночей поспать на нормальной удобной кровати. И в тишине. - Меня зовут Алекс, а тебя? – Рыжий пересёк комнату, протянул руку к апельсину. – Давай помо… Конец фразы утонул в крике. Злое и мерзкое, поселившееся в душе, вдруг рвануло наружу, и всё вокруг заволокло темнотой. Силь снова оказался в глухом переулке, грохнулся всем телом о землю, в ладони впились острые камни и бутылочные осколки. Со всех сторон сыпались беспорядочные удары, кто-то тянул за волосы, кто-то давил на спину, мешая встать или хотя бы перевернуться на бок. Пахло кровью, потом, дешёвым алкоголем… (страхом) …и чем-то очень приятным, сладко-щекочущим. «Апельсин», - вспомнил Силь. И открыл глаза. Он сидел на полу, забившись в узкий промежуток между кроватью и стеной. Кажется, кричал или хотя бы пытался – губы снова потрескались. Сердце колотилось, как безумное, щекам было мокро и горячо. Силь даже не сразу понял, почему лицо мокрое. Он не плакал лет с шести, просто не хотелось. Иногда глаза слезились от ветра или пыли, но это воспринималось совсем по-другому. Не так больно. Апельсин, слишком сильно сжатый в руке, помялся. Пальцы прорвали кожуру, и теперь по руке стекал оранжевый сок. Прямо в рукав пижамы. По полу растекался лужицей чай, валялись осколки чашки, сбитой с тумбочки. Один из стаканов плюхнулся на кровать и уцелел, но на простыни и подушке теперь розовело здоровенное пятно. «Точно выгонят», - обречённо подумал Силь. И наконец-то решился перевести взгляд на рыжего. Тот неподвижно стоял чуть поодаль, но в глазах не было злости, только беспокойство. - Ты в порядке? – спрашивал он, и, судя по интонации, уже не в первый раз. – Что случилось? Почему ты меня боишься? «Не боюсь», - хотел ответить Силь, но горло сдавило спазмом. Сознание поплыло и словно бы раздвоилось: он смотрел на Алекса и чётко понимал, что тот не задумал ничего плохого, просто искренне предложил помощь. Но одновременно с этим какая-то часть Силя билась в истерике от одной только мысли о том, чтоб позволить себя коснуться или даже просто приблизиться. Темнота внутри яростно скреблась, сводила с ума, мешала вдохнуть, путала мысли. (страх) И долбанные слёзы никак не хотели останавливаться. - Ладно, - вздохнул Алекс после небольшой паузы. - Давай ты переберёшься в кресло, а я позову кого-нибудь, чтоб перестелили постель и прибрались здесь. Хорошо? Силь кивнул. На это его каким-то чудом хватило. А вот дальше выдержка опять подвела, потому что рыжий протянул руку, предлагая на неё опереться, — и Силь сразу же отшатнулся, вжался в стену и сдавленно всхлипнул. Алекс убрал руку — и дышать сразу же стало легче, темнота отступила. Паника, впрочем, осталась. Силь не мог понять, что с ним, тело реагировало само по себе, в голове одно за другим всплывали воспоминания о прошедшей ночи — донельзя реальные, практически ощутимые, и от них хотелось выть в голос. - Ты похож на щенка, - вздохнул рыжий, на всякий случай отступая ещё на шаг. - Забитого щенка, которому не повезло и он теперь ото всех шарахается. Ладно, давай попробуем ещё раз. Трогать не буду, вставай сам. До кресла доберёшься? До кресла было шагов пять. Не так уж и далеко, главное — босой пяткой на осколок не наступить. А вот подняться… Силь хотел ухватиться за столбик кровати, и с удивлением обнаружил, что в руке всё ещё зажат апельсин. Не удержался, слизнул с пальцев сок, оказавшийся удивительно вкусным. Губы сразу же защипало, но в голове магическим образом прояснилось. И даже встать получилось с первой попытки, хотя ноги дрожали и еле двигались от боли и слабости. Помогать Алекс больше не пытался, только напряжённо следил за каждым шагом подопечного и вздрогнул, когда тот оступился у самой цели. Но и тогда, к счастью, остался на месте. И только убедившись, что Силь благополучно устроился в кресле, развернулся к дверям, но так их и не открыл. Нерешительно помялся рядом и, наконец, решил: - Лучше я, наверное, сам приберусь. Дальше возникла непредвиденная пауза. Силь не видел в уборке ничего сложного: собрать осколки, снять испачканное постельное бельё… В крайнем случае, лужу на полу можно им же и вытереть. И закинуть всё это подальше, чтоб не отсвечивало. Но у рыжего опыта в этом деле, кажется, было маловато (если он вообще был). Алекс заглянул в шкаф, пробежался взглядом по полкам, вытащил пушистое белое полотенце и теперь, видимо, прикидывал, подойдёт ли оно на роль половой тряпки. Над несчастной чайной лужей он стоял минут, наверное, пять. И этого времени Силю с лихвой хватило, чтоб окончательно расковырять апельсин, съесть пару долек и принять решение. Один знакомый пацан всегда говорил, что если упал — с лошади, с лисапеда или даже просто с забора — надо сразу же лезть обратно. Чем больше будешь колебаться — тем страшнее станет потом. И однажды ты уже никогда не сможешь побороть этот страх. Звучало логично. И если страшно прикасаться к человеку, то надо всё равно взять — и... Ноги всё ещё дрожали. Алекс всё ещё стоял над лужей спиной к креслу. Силь осторожно поднялся, стараясь, чтоб мебель не скрипнула, а рёбра не хрустнули. Сделал шаг, другой. Гадость, притаившаяся внутри, воспряла духом, сдавила лёгкие, мешая вдохнуть. Страх сводил с ума, кровь стучала в висках, ноги подгибались… В комнате стало темнее… Или это просто в глазах потемнело? Он сможет! Он должен! Спина Алекса маячила на расстоянии вытянутой руки, остался буквально один… ...последний… (СТРАХ) ...шаг. - Что ты…? - начал было рыжий, но осёкся, когда Силь с размаху налетел на него, заключил в объятья и замер, уткнувшись лбом между лопаток. - Что случилось? Внутренняя мерзость дёрнулась, выпустила напоследок когти, рванула побольнее, так, что Силь всхлипнул, — и затихла. Не исчезла, просто сжалась в комок и затаилась до поры до времени, но сейчас и этого было достаточно. - Я тебя не боюсь, - прошептал Силь, прижимаясь к Алексу. - Я никого не боюсь. - Это хорошо, - раздалось в ответ. - Тогда с дедом моим сам будешь объясняться, а то у меня духу не хватит.