One Fine Mess / Один прекрасный беспорядок

Звук, незнакомый особняку, разбудил Реджину посреди ночи. Болезненные вздохи кого-то проносились по коридору, и тут же она вздрогнула в постели, приходя в беспокойство о том, что ее сын заболел. Еще один рвотный позыв, еще один вздох, и стало ясно, что бедняга был не мальчик, а взрослая женщина. Понимая, что Генри был в порядке, Реджина возмущалась, нужно напомнить завтра своему хамскому арендатору, что некоторые люди в этом доме пытаются отдохнуть, большое спасибо. Взбив подушку и аккуратно заправив её обратно под голову, Реджина закрыла глаза, пытаясь спасти то, что осталось от ночи. Жалостные хныканья проносились по тихому дому, и к собственному ужасу, Реджина обнаружила, что Эмма Свон, будучи виновницей, мало что сделала, чтобы разубедить её беспокойство. Неохотно, или, по крайней мере, частично, она поднялась с кровати и включила лампу, позволив глазам привыкнуть прежде, чем тащиться дальше по коридору. У Эммы была тенденция спасать жизнь Реджины; она могла хотя бы узнать, что случилось с ней в ответ. Дверь была открыта, так что Реджина не удосужилась объявлять себя, шагая в ванну, как будто Бог дал ей на это право. Обернутое почти нежно вокруг фарфорового туалета было ожидаемое бледное тело с грязными золотыми кудрями. Женщина, которая спала каждую ночь в комнате на одну дверь слева от Реджины, сейчас была занозой в заднице и проклятием существования. Мысль погладить рукой спину девушки промелькнула в голове Реджины, хотя это был бы слишком интимный жест, особенно после… Всего остального. Вместо этого, Реджина поднялась немного выше, несмотря на то, что внимание её компаньона было обращено в другое место. Эмма действительно не заслужила никакого сочувствия прямо сейчас, не тогда, когда стало ясно, что её вырвало на себя, и поэтому Реджина ожесточила свой тон, когда принялась делать выговор, — Если ты собираешься жить здесь, тебе придется научиться быть более внимательной к другим. Пьянство – это не оправдание, чтобы вызвать такой шум посреди ночи. Руки рефлекторно уперлись в бока, когда она не получила ответа. — Что если бы Генри нашел тебя в таком состоянии? — Иди к черту, Реджина, — застонала Эмма, скручиваясь достаточно, чтобы не говорить прямо в унитаз. – Я не пьяна. — Это грипп? — спросила Реджина, и ее тон смягчился от беспокойства за благополучие этой женщины. Эмма горестно покачала головой. — Ну, тогда что это? — рявкнула Реджина немного больше, чем предполагала, было трудно собрать сочувствие в этот поздний час. — Потому что я клянусь Богом, если ты скажешь мне, что беременна- Она резко остановилась, когда испуганные, широко открытые глаза повернулись к ней на бледно-сером лице. Живот Реджины скрутило мучительным напряжением и, на мгновение, она подумала, что ей, возможно, придется занять ту же позицию, что и женщина, присевшая перед ней. — Ты беременна? — мрачно прошептала она. Единственным ответом Эммы был поворот и звуки рвоты в туалет. Реджина сказала себе, что не имеет права обижаться. Это было не ее дело, что Эмма делала со своим временем – или телом. Просто потому, что Реджина была довольна, играя дома со своим сыном, не означало, что Эмма будет насыщена тем же самым. — Тогда, кто же отец? — потребовала Реджина, не заботясь о том, что это не должно её касаться, чувствуя горечь от того, что их семьи было не достаточно для Эммы. Она должна была знать, даже если бы не было никакого ответа, который мог бы облегчить скалу, прочно усевшуюся в её животе. Кто-то проник в их внутренний пузырь, широко разрывая его, чтобы освободить место для себя. Эмма не была единственной, кто застрял бы на всю её оставшуюся жизнь с придурком, ответственным за это. Реджина была бы тоже. И их сын. Их семья. Боже, она спохватилась, надеясь, пожалуйста, пусть это будет не пират. Пожалуйста, пожалуйста, только не пират. — Я…, — заикнулась Эмма, наконец, отворачиваясь от туалета, отдышавшись, после того, как вытерла рот. — Я не знаю. — Ты не знаешь? — возмущенно ахнула Реджина. — Сколько возможностей могло быть? Она не понимала, когда Эмма могла найти время для стольких свиданий, что она не знала отца. Она не понимала почему. Она не понимала. — Ни одной! — закричала Эмма, затем вздрогнула, и обе женщины замолчали, слушая признаки того, что их сына разбудил этот переполох. Весь смысл этой договоренности состоял в том, чтобы дать ему стабильные условия жизни, и это не включало осознание его матерей, ругающихся посреди ночи. Все оставалось тихо, и они вздохнули с облегчением, Эмма, наконец, поднялась с пола, и они возобновили свой разговор вполголоса. — Мисс Свон, — зашипела Реджина, — мне действительно нужно напоминать вам о птичках и пчелах?* — Не «Мисс свонкай» мне! — выплюнула Эмма с равным презрением. — Я серьезно, Реджина. Единственный человек, с которым я недавно была даже отдаленно, это… Она потеряла свой взрыв гнева, опустив взгляд на пол, когда пробормотала, — Ну, ты знаешь. Реджина знала. Она прекрасно знала, что имеет ввиду Эмма, но они никогда не говорили об этом. И они, конечно, не стали бы сейчас. — Румпельштильцхен, — выпалила Реджина после короткой, неловкой тишины. Эмма недоверчиво уставилась на неё. — Нет, нет… Не так. Не как отец. Но я уверена, что ты не Святая Дева Мария.** Румпель сможет помочь, я уверена в этом. — Хорошо, — Эмма согласилась, с большей готовностью, чем ожидала Реджина. Опять же, это была середина ночи, и она потратила Бог знает сколько времени на приступы тошноты. Возможно, она была просто истощена. — Мы пойдем к нему утром. Спокойной ночи, Реджина. Но Реджина не спала бы всю оставшуюся ночь. Ей казалось, что кто-то вырвал её внутренности и заставил проглотить их, оставив болезненный комок в горле, в груди, в яме её живота. Пустота, все же готовая взорваться. Она не могла допустить, чтобы это разрушило их тщательно построенную жизнь, уже столь ненадежно балансирующую. Реджина не позволила бы этому быть вещью, которая бы все разрушила. Утром они увидятся с Голдом. Она хотела выяснить все.

***

— У нас есть проблема, — коротко заявила Реджина, врываясь в магазин Румпельштильцхена со всей утонченностью урагана, поскольку Эмма безуспешно пыталась угнаться за ней. — И вам доброго утра, ваше Величество, — ответил он со слащавой ухмылкой. Реджина проигнорировала его сарказм, не готовая играть по правилам, но также старалась не делать и не говорить ничего, что могло бы заставить его немедленно выгнать их. Всю эту ситуацию она была полностью на грани, и отсутствие сна не делало все проще, чтобы оставаться вежливой. — Эмма беременна, — сказала она сквозь стиснутые зубы, надеясь передать серьезность ситуации, не сказав больше ничего. Это очевидно, не то, что ожидал услышать Румпельштильцхен, и Реджина поклялась, что увидела мгновенную вспышку боли в его глазах. Она задалась вопросом, не причиняло ли ему боль знать, что второй ребенок Эммы был, бесспорно, порожден кем-то другим, кроме его сына, зная, что человек отправился в могилу, все еще любя женщину, которая теперь, явно, двигалась дальше. Бедный дурак, Реджина усмехнулась про себя, когда подумала о Ниле, игнорируя струны сочувствия, которые натянули её сердце в тяжелом положении. Румпель, конечно же, ничего не показывал из своих чувств, кроме слабого удивления, невыносимо отчужденного, как всегда. — Предлагаю ли я свои поздравления или соболезнования? — напрямую спросил он Эмму. — Это зависит от того, — перебила его Реджина, внешне игнорируя раздраженное выражение другой женщины, не зная, было ли это от прерывания или её комментария, который вызвал это. — Нам нужно, чтобы ты сказал нам, кто отец. — Разве ты не занятая девушка? — заметил Румпель с высокомерным превосходством. Эмма заметно ощетинилась. — Не то, чтобы это обычно было вашим делом, — выплюнула она, гормоны, по-видимому, делают все намного легче, чтобы вывести её из себя, — Но нет. На самом деле, я была полной противоположностью занятой девушки. Я не была с мужчиной с тех пор… - Эмма сделала паузу, пытаясь рассчитать. — Это было давно, ладно? — наконец сдалась она с драматическим вздохом. — Это довольно озадачивает, не правда ли? — согласился Румпель, все еще немного ехидничая. — Мне нравится эта загадка. Давайте посмотрим, что мы сможем раскрыть. Обе женщины смотрели в ожидании, когда человек за прилавком достал хрустальный шар, из всех вещей, и пробрался через преграду к Эмме, прежде чем установить предмет на витрине рядом с ними. — Могу я? — спросил он, жестикулируя в сторону все еще плоского живота Эммы. Глаза женщины нервно метнулись к Реджине, которая быстро и тонко кивнула в знак одобрения, молча наслаждаясь тем, как Эмма повернулась к ней – доверяла ей – даже за эту небольшую поддержку. Ладонь Румпеля мягко прижалась к животу Эммы, и обе женщины инстинктивно отшатнулись от прикосновения. Самой идеей о том, что кто-то положил руки на Эмму, было достаточно, чтобы кожа Реджины покрылась мурашками, но она заставила себя отвлечься от этого чувства. Очевидно, что кто-то другой касался Эммы Свон гораздо более интимнее, чем это. Реджине придется привыкнуть к этому. Одна рука все еще покоилась на животе Эммы, пока другую Румпель положил на хрустальный шар и обратил свое внимание к магическому предмету. Все, что он видел внутри магической сферы, оставалось невидимым для Реждины, поэтому она сосредоточила свое внимание на Эмме, которая все еще испытывала дикий дискомфорт от близкого контакта. Как будто она могла снять его руку в любой момент. Реджина успокаивающе улыбнулась, словно хотела, чтобы мужчина сделал что-нибудь смешное, чтобы она самостоятельно отделила его конечность. Эмма немного расслабилась, и улыбка Реджины стала внутренней, гордясь тем, что может так повлиять на женщину. Восторг был прерван, когда Румпель выпустил насмешливый гогот. Пока Реджина не могла видеть его лица, тот факт, что он нашел что-то веселое в этой ситуации, послало холод по её позвоночнику. — Почему, Реджина, — усмехнулся он, откидывая обе руки, когда повернулся к ней лицом. — Все эти годы, а я никогда не знал, что у тебя есть вкус к прекрасному полу. Реджина сделала все, чтобы подавить желание покраснеть. Не похоже, чтобы это было новостью для Эммы, очевидно, но что-то внутри нее говорило, что время ее открытия не может быть просто совпадением. — Это потому, что это не так, и не твое дело, - огрызнулась она со всем возмущением, которое могла собрать. — И это не имеет никакого отношения к текущей проблеме. — Действительно, Ваши предпочтения меня мало интересуют, — равнодушно ответил он. – Но это, безусловно, имеет отношение. Реджина в замешательстве покачала головой, став еще более озадаченной, наблюдая, как глаза другой женщины широко раскрываются. — Ох, только не говори мне… — протянула Эмма эти тяжелые слова, которые слышали слишком много смешных вещей за одну жизнь. Змеиная улыбка Румпеля только усилилась. — Казалось бы, что можно поздравить вас обеих. Его заключительное заявление поразило Реджину, как удар в живот. Она почувствовала слабость. Не было никакого способа доказать что то, что он сказал, было правдой. У неё не было этой…этой способности. Она не могла быть ответственной за это. Эмма была бы в ярости. Это не могла быть она. — Это невозможно! — вскрикнула Реджина, почти на грани паники. — Это… Это нелепо! — Что нелепо, так это отсутствие сексуального воспитания в Зачарованном лесу, — вздохнул Румпель. — Давайте проведем небольшой урок, не так ли? Реджина закатила глаза. — Я не в настроении для- — Заполните бланк, — оборвал её Румпель. — Магия – это о чем? Реджина не собиралась играть в его игру. — Это смешно, — фыркнула она, уверенная, что это будет очередная ложь Румпельштильцхена. — Эмоции, — вскочила Эмма, завистливо потакая человеку, когда Реджина отказалась. Они свирепо смотрели друг на друга, каждый молча обвинял другого в отсутствии солидарности в этот момент. — Магия об эмоциях. — Хорошо, Эмма, — Румпель снисходительно повеселел. — 5+ для тебя. Вопрос два: какая часть тела больше всего задействована в извлечении магии? Он пристально посмотрел на Реджину, и сказал, — Вы могли бы ответить сейчас, потому что я могу ждать здесь весь день. Реджина снова закатила глаза. — Я полагаю руки, — ухмыльнулась она, неловко поглаживая свои бедра. — Превосходно! — сардонически хлопнул Румпель. — И наконец, для дополнительного зачета: как может одна женщина угодить другой в постели? Внезапно, точки соединились. Как и те слова, выходящие из его рта, заставили её съежиться, и, поскольку вопрос был совершенно неуместным, Реджина была ошеломлена молчанием. Она изумлённо смотрела на свои руки в безмолвном недоверии. — Ты на самом деле говоришь, что я залетела, потому что Реджина трахнула меня пальцем? – резкий тон Эммы и грубый язык вытащили Реджину из её тумана. — Эмма! — ахнула она, оскорбленная вопиющим признанием того, что они сделали, того, что едва ли можно было признать даже в уединение дома, которого они теперь разделяли. Эмме хватило здравого смысла, чтобы хотя бы слегка извиниться за свою вспышку. — Похоже, что так, — ответил Румпель, мало что делая, чтобы скрыть свое удовольствие по поводу их затруднительного положения. Они даже не пара, Реджина мучилась, вес страха оседал на её груди. Это была всего лишь одна ночь. Одна одинокая, похотливая ночь, которая никогда не должна была привести к чему-то большему. Одна ночь. Это то, что сказала Эмма. Что они собирались сказать людям? Что они скажут их сыну? — У Реджины и меня будет малыш, — снова сказала Эмма, как будто повторение идеи вслух может помочь понять это. — Дочь, по сути, — самодовольно предложил Румпель. — Учитывая отсутствие Y хромосом, ребенок будет, несомненно, женщина. — Дочь? — прошептала про себя Реджина, специфика, которая внезапно стала абсолютно реальной. Она часто задавалась вопросом, на что это похоже, иметь маленькую девочку. Изображения детских кукол и чаепитий и темных вьющихся волос, завязанных в банты, мелькнули у Реджины в голове. Или, может быть, она предпочла бы комиксы и лазала бы по деревьям, как её брат, убегая, когда Реджина преследовала бы с расческой в руке. Возможностей того, кем она могла быть, было много, но она была очень и очень реальной. — О, так теперь правила науки применяются снова? — саркастический комментарий Эммы возвратил Реджину к настоящему. Она не пропустила, как рука девушки опустилась, чтобы успокоить свой живот, и дрожащее дыхание, которое последовало за этим. Конечно, Эмма попыталась бы маскировать физическую слабость бравадой. — Шериф, вы выглядите немного зеленой, — сказал Румпель, посылая Реджине язвительную усмешку, когда добавил, — Не то, чтобы я обвинял тебя. — Оставь её, бес, — рявкнула Реджина, надеясь, что мужчина не почувствует её страха, что она действительно может быть причиной. Она сосредоточилась на Эмме, так сильно желая протянуть руку и прикоснуться к ней с утешением, хотя и не была уверена, что это будет хорошо воспринято. — Ты в порядке? — Все нормально, — настояла Эмма, глубоко вдохнув через нос. — Эта утренняя тошнота меня доконает. — Туалет дальше по коридору, дорогуша, — заявил Румпель с отчетливым отсутствием симпатии. – Если вы собираетесь блевать, то попрошу вас сделать это там. Эмма выглядела так, словно собиралась отказаться, пока ей не пришлось подавить позыв рвоты. — Я на минутку, — захрипела она, когда побежала по коридору. Реджина обдумывала, стоит ли ей последовать. Она пошла проверять Эмму накануне, когда та была просто больным соседом Реджины. Теперь она была женщиной, которая носила ребенка Реджины, и она подумала, что, возможно, это было её долгом. Опять же, это не так, как если бы Эмма была её любовницей. В конце концов, Реджина определила, что женщина останется без зрителей. — Я должна спросить, — начала Реджина, когда Румпель убирал хрустальный шар обратно в коробку. — Я владею светлой магией, но также и темной. Ребенок, она… — Не беспокойся, — ответил Румпель, — Ребенок – продукт светлой магии. Было облегчением услышать эти слова, но Реджина все равно волновалась. В её прошлом, в её сердце и даже в её магии было столько темноты. Мысль, что она могла бы передать любой клочок этого её невинной дочери, была ужасающей. — Как ты можешь быть уверен в этом? — спросила она пугливым шепотом. Не пропуская ни единого удара, Румпель ответил, — Потому что ты влюблена в неё. Реджина вздрогнула, услышав эти слова вслух. — Эмма? — фыркнула она. — Безусловно, нет. Но это было дерзкое лицо лжи, и Реджина знала это. Она пыталась игнорировать это, пыталась оттолкнуть чувства, но она была. Она была абсолютно влюблена в женщину, которая не имела ни малейшего понятия. Женщина, которая, конечно же, ничего не хотела от неё, кроме крыши, одного из родителей, одноразовой грелки и случайного друга. Всего пять лет, и она была бы свободна, вынуждена была бы видеть Эмму только по праздникам и семейным торжествам. Сейчас они начали с нуля, и Реджина смирилась с тем, что она обречена никогда не избавиться от этой женщины – провести вечность так близко к ней, но вне досягаемости. Конечно, Румпель видел её ложь так же легко, как он видел её сквозь шараду. — Магия это об эмоциях, Реджина, — повторил он вновь. — И это не волшебство Эммы, что она забеременела. На самом деле, ей, кажется, довольно претит само понятие, что ты была той, кто вызвал это. Это ужалило. Реджина чувствовала румянец, который начался в основании позвоночника и начал распространяться по спине и груди. Он был жесток, и он знал это, используя незащищенность Реджины против неё. Она резко задохнулась от внезапной боли в груди, проглотив комок, образовавшийся в горле. Он нанес сильный удар, но Реджина не позволила ему увидеть это, направив свою боль в гнев. — Или может, она психовала, потому что невозможное стало возможным и привело к ребенку, которого никто не хотел! — Эй! — разгневанный голос Эммы за дверью вызвал в настроении Реджины перемену от злости обратно в ужас. Она повернулась лицом к другой женщине, Эмме, стоящей с одной рукой, защищающей её живот, и глубоким хмурым лицом. — Не смей так говорить о моём ребёнке! — Нашем ребёнке, — поправила Реджина, старая душевная боль смешалась с новой. — Она – наш ребенок, Эмма. — Да? Тогда, возможно, ты должна была блять попытаться действовать так же. Эмма стремительно пронеслась мимо них и вылетела через входную дверь. На этот раз Реджина не колебалась, прежде чем последовать за ней, не пытаясь даже кивнуть Румпелю, когда она сбежала. — Эмма, подожди! — закричала Реджина, прежде чем побежать, удивляясь, насколько далеко впереди была женщина. — Эмма, пожалуйста, прости! Наконец, достаточно близко, чтобы дотянуться до неё, Реджина мягко схватила Эмму за плечо и заставила её развернуться. Жесткая настойчивость покинула тело Эммы, и она сдалась. Грудь Реджины сжалась, когда девушка повернулась к ней с сердитыми слезами на лице, все еще обжигающими её бледные щеки. — Я просто приобретаю навык «материнства» с Генри, понимаешь? — всхлипывала Эмма. — Я даже не знаю, как начать заботиться о ребенке. Все, что у меня есть, это воспоминания, которые ты дала мне, но кто сказал, что я могу сделать это? Просто я, — задохнулась она и снова засопела. — Я не хочу делать это одна. — Ты не будешь, — сказала ей Реджина, усердно вытирая слезы с её щек и поклявшись, что она будет на стороне Эммы на всю оставшуюся жизнь, если понадобится, независимо от того, насколько это причиняло ей боль. — Я обещаю, что ты не будешь. Мы сделаем это вместе. — Ты должна хотеть её. Хорошо? — умоляла Эмма. — Она никогда не должна быть нежеланной. Внезапно, Реджина поняла, что именно она сказала не так – как её слова, должно быть, звучали для маленькой девочки глубоко внутри Эммы, у которой никогда не было семьи или дома, которого она могла назвать своим, и кто неоднократно терял надежду на то, чтобы когда-нибудь быть желанной или принадлежащей где-нибудь. — Я буду, Эмма, — решительно сказала Реджина. – Я хочу её, клянусь тебе. Я только подразумевала, что мы не ожидали этого. Но теперь, когда это произошло, я не верну это. Истина её собственных слов утонула, когда она говорила их, и она поняла, насколько сильно она хотела быть матерью этой маленькой девочки. Их дочери. Бросив осторожность на ветер, она обвила руки вокруг талии Эммы, притянула её и шепнула в волосы, — Я хочу её. Я так сильно хочу её. Эмма кивнула в плечо Реджины, крепко схватила её за спину и долго держала, пока её дыхание не выровнялось. Когда, наконец, Эмма отпустила её, на её лице появилась застенчивая улыбка, пока она вытирала сухие полосы на лице. — Извини, — пробормотала она с вымученным смешком. Наверное, сегодня я - беспорядок гормонов. — Это вполне нормально, дорогая, — нежно улыбнулась Реджина, заставляя Эмму усмехнуться. — Наверное, я должна добраться до станции, — смущенно замешкалась Эмма. — Я… увижу тебя дома? Реджина кивнула в знак согласия и, прежде чем она поняла, что происходит, Эмма наклонилась вперед и целомудренно поцеловала её в уголок рта. Живот Реджины почти болезненно затрепетал, и её сердце, казалось, могло взорваться. — Спасибо, Реджина, — смущенно сказала Эмма, попятившись назад, оборачиваясь к Реджине в последнюю секунду. — Я, ох, — она оступилась. — Я рада, ты знаешь. Что это ты. Ошеломленная чувством и все еще не оправившись от поцелуя Эммы, Реджина смогла только кивнуть и благодарно улыбнуться в ответ. Эмма пожала плечами, робко усмехнулась, заправляя прядь светлых волос за ухо, прежде чем повернуться и уйти. Несомненно, это был один прекрасный беспорядок. Реджина вздохнула, лаская то место, где губы Эммы коснулись её. Это был абсолютный беспорядок, И Реджина замерла, понимая, насколько она хотела все это.