***
Воздух в комнате был напряжённым, поскольку две матери ждали, когда их сын прибудет домой. Это будет нелегко объяснить, и не было никакого способа узнать, как их сын может отреагировать. Обе женщины поднялись при звуке маленьких ножек, бегущих по дорожке к дому. — Генри, — позвала Реджина, как только они услышали, как хлопнула входная дверь. — Не мог бы ты присоединиться ко мне и Эмме в гостиной? — Привет, мамы, — сказал Генри, бросая свой рюкзак с книгами на пол. — Что случилось? — Присядь, парень, — нервно ответила Эмма. — Твоей маме и мне нужно кое о чем поговорить с тобой. — Все в порядке? — спросил Генри, сразу поняв тревожное волнение в голосе Эммы. — Кто-то еще пострадал? Есть еще один плохой парень, которого мы должны победить? — Все хорошо, дорогой, — заверила Реджина, мягко направляя мальчика, пока он не сел на диван рядом с ней. — То, что нам нужно обсудить с тобой, немного… Запутанно. — Запутаннее, чем быть связанным с каждым персонажем из сказок? — пошутил Генри, пытаясь облегчить совместное напряжение своих матерей. Эмма и Реджина обменялись понимающим взглядом, который всегда, казалось, расстраивал их сына, когда он не мог расшифровать то, о чем они думали. — Да, — продолжила Реджина. — Кое что случилось между твоей мамой и мной- — Ты же не съезжаешь, да? — перебил Генри, обращаясь к Эмме. Реджина не могла не почувствовать себя немного победителем из-за того, что её сын сказал «ты», а не «мы». Небольшая часть её все еще иногда боялась, что Генри может предпочесть Эмму ей, если придётся сделать такой выбор. — Мне очень нравится, когда вы здесь. Обе вы. — Я никуда не уеду. Тебе от меня так легко не отделаться, — подмигнув, сказала Эмма, заставляя Генри улыбнуться и расслабиться. — Ну, тогда что это? Вы встречаетесь или типа того? — небрежно спросил он. Сердце Реджины подскочило к горлу при мысли, что она была застигнута врасплох неожиданным, но все же веским вопросом её сына. — Н-нет, — оступилась она. Игнорируя растерянный взгляд женщины, сидевшей в комнате, она покорно подалась вперед. — Мы не пара. Но кое-что случилось, однажды, — резко подчеркнула она, делая ровным свое дыхание, прежде чем сказать эту новость. — И это кое-что привело к… Беременности. Генри нахмурился в смущении, так похожий на Эмму в этот момент, что сердце Реджины сжалось в её груди. Он несколько раз посмотрел то на одну, то на другую женщину. — Чьей? — наконец-то спросил он. Эмма виновато подняла руку, и глаза Генри загорелись. — Я собираюсь стать большим братиком? — Ага, — усмехнулась Эмма, нервы заметно рассеивались, видя его безудержное возбуждение. Она с любовью провела рукой по своему маленькому животу. — У тебя будет маленькая сестренка. — Потрясающе! — Генри с восторгом поднял кулак в воздух. Если и было что-то положительное из всего этого неловкого разговора, то это то, что Генри не был расстроен перспективой иметь младшую сестренку. Ни одна из его матерей никогда не захочет, чтобы он почувствовал, что его заменяют, или, что его недостаточно. — Но постойте, — остановился он, снова озадачено глядя. — При чём здесь мама? И кто отец ребенка? Подражая Эмме, Реджина осторожно подняла руку. — Это я. В течение нескольких долгих, неловких моментов Генри просто смотрел, переводя взгляд между его матерями, а потом открыл рот, осознав это удивительное признание. Реджина терпеливо ждала, но сжала руку в кулак рядом с ногой, жалея, что Эмма не была достаточно близко, чтобы она могла схватить её за руку для комфорта. Эмма всегда заставляла её чувствовать себя в безопасности. — Вы двое сделали ребенка, — медленно спросил Генри, связывая все факты в единое целое, — Вместе? Обе женщины неуверенно кивнули. — Но…, — он покачал головой, — Как? — Доверься мне, парень, — сухо хмыкнула Эмма, — Мы могли бы объяснить это тебе, как объяснил нам Румпельштильцхен, но я думаю, что знание подробностей о том, как твои родители сделали ребенка, вызвало бы визуальные эффекты, которые могли бы ранить тебя на всю оставшуюся жизнь. — Мерзость, — вздрогнул Генри, видимо, достаточно напуганный одним понятием. — Магия – это короткий ответ, — объяснила Реджина, заметив обеспокоенный взгляд на лице своего сына. — Хорошая магия, — быстро исправила она. — Светлая магия породила этого ребенка. Генри долго молчал, и живот Реджины скрутился в болезненный узел, пока она наблюдала за своим сыном. Он был настолько увлечен тем, что у Эммы будет ребенок, но что, если он отвергал причастие Реджины к этому? Он мог подумать, что это была какая-то злая ловушка. Он мог просто верить, что она недостаточно хороша, чтобы испортить спасителя таким образом. Генри любил её, она знала это, но доверять ей было совсем другое дело. Она понятия не имела, сколько его доверия она заслужила. — Ладно, круто, — наконец сказал он, заставив Реджину почувствовать облегчение. — Я имею в виду, это немного странно, но круто. Это как бы связывает нас всех, понимаете? Я связан с Эммой, она связана с ребенком, ребенок связан с тобой, и ты моя мама. Я думаю, что она сделает нас полноценной семьей. Реджина чувствовала, что может расплакаться, когда услышала слова своего сына и, судя по хлюпаньям, раздающимся по всей комнате, она была не единственной. На самом деле, Эмма уже боролась с крупными слезами, которые катились по её щекам. Внутри Реджина боролась против желания взять женщину на руки. Неважно, сколько раз Эмма уже была в таком состоянии – а это случалось часто в течение последнего месяца – это всегда заставляло сердце Реджины чувствовать себя наиболее привязанной к ней. — Мама, ты в порядке? — неуверенно спросил Генри, выглядя немного неудобно из-за этой вспышки эмоций от обычно стоической женщины. — Я в порядке, — пискнула Эмма. — Это просто, — она зажала рукой рот, чтобы сдержать рыдания. — Это было так прекрасно. Генри повернулся к Реджине, глядя в недоумении. — Гормоны беременности, — объяснила Реджина. — Они влияют на каждую женщину по-разному. — В случае твоей матери, — ухмыльнулась она, слегка подстрекая Эмму, — Они превращают её в рыдающую идиотку всякий раз, когда она случайно опрокидывает стакан воды. — Что случилось один раз, — фыркнула Эмма, заставив Реджину усмехнуться, получив ровно то, что она хотела от неё. Они могут жить вместе, воспитывать вместе, и иметь ребенка вместе, но независимо от того, насколько она была влюблена в Эмму, они всегда чувствовали необходимость немного противостоять друг другу. — Вы ребята, звучите, как пожилая женатая парочка, — Генри закатил глаза, а затем нахмурился. — Погодите, вы собираетесь пожениться? Это именно то, чего опасалась Реджина – идеалистические представления её сына об истинной любви и семье. — Нет, Генри, — терпеливо объяснила она. — Мы с Эммой очень много заботимся друг о друге, но мы не разделяем эти чувства. — Ага, — саркастически фыркнул Генри, глядя на них с подозрением. — Хорошо. Реджина внутренне застонала, зная, что она ничего не может сказать, чтобы опровергнуть мысли мальчика. Так или иначе, он был наполовину прав. Она предполагала, что только время заставит его увидеть её несчастную реальность.***
Прошло несколько дней после того, как они поговорили с Генри, и энтузиазм мальчика, похоже, только повысился со временем. Теперь он предлагал имена – хотя никто не мог их по-настоящему рассмотреть – и предлагал посидеть с будущим малышом, чтобы Реджина с Эммой могли бы «выйти в свет». Он не сказал «на свидание», хотя подтекст был ясен. Реджина не хотела кормить его фантазии, но в то же время размышляла, что одна ночь не будет лишней. В конце концов, заботиться о новорожденном круглосуточно будет большой работой, больше, чем Эмма надеялась успеть понять, пока она не испытала это на себе. Это не было бы свиданием, конечно же, но это будет стоить того, чтобы заставить Эмму улыбнуться. Реджина задалась вопросом, когда это она стала таким безнадежным олухом. Энтузиазм Генри по его младшей сестренке был трогательным, хотя временами утомительным. Забота о её сыне, безмерно полезная, была достаточно сложной. Но теперь у неё так же появилась Эмма, и только Бог знает, Реджина не собиралась зависеть от женщины, чтобы заботиться о её здоровье, пока та будет вынашивать их ребенка. После особенно напряженного дня в офисе, все, что могла сделать Реджина, так это вползти вверх по лестнице и упасть на кровать. Вот почему она чувствовала себя особенно раздражённой, когда её осторожно будили в середине ночи. — Реджина, — она едва услышала голос Эммы, — Я истекаю кровью. — У нас есть бинты в аптечке, — проворчала назад уставшая женщина. — Нет, Реджина, — сказала Эмма снова, и на этот раз срочность в её тоне прояснилась. — Я истекаю кровью. Мне кажется, что что-то может быть не так с ребенком. Реджина вскочила в постели, мгновенно просыпаясь. Её желудок сжался в холодной панике, но один взгляд на испуганное и растерянное лицо Эммы, и Реджина поняла, что должна быть той, кто сможет взять всё в свои руки. Она проглотила свой страх, собрав его в аккуратную маленькую коробочку, где она хранила все беспорядочные вещи, которые она не хотела чувствовать. Коробочку, которая, к сожалению, не могла сдержать в себе одну вещь, которую она хотела чувствовать меньше всего. — Иди надень какие-нибудь брюки, — спокойно поручила Реджина, потому что, конечно, Эмма была одета только в свое нижнее белье. — Я поговорю с Генри, а потом мы поедем в больницу. — Хорошо? Эмма кивнула, но по её щекам потекли новые слезы. — Я не могу потерять её, Реджина. — Я знаю, — Реджина ласково погладила волосы женщины, пока говорила. — Все будет хорошо. Мы не собираемся терять её. Она не была уверена, что сказала это больше для Эммы, а не для себя самой. Не было никого, кто мог бы точно знать, верно ли то, что она сказала, но Эмме нужно было это услышать, и Реджине нужно было поверить в это, чтобы оставаться сильной для Эммы. Этот ребенок и их семья – какой бы она не была нетрадиционной – означали всё для Реджины. Это может быть не идеально, но это так, это всё, чего она когда-либо хотела. Быстро набросив брюки и кардиган со вчерашнего дня, Реджина побежала по коридору в комнату своего сына. Она ненавидела будить его и заставлять волноваться, но у них не было времени ждать, чтобы кто-то пришел сюда, и было бы неправильно просто оставить его в одиночестве. — Генри, — она мягко потерла его спину, чтобы разбудить. — Генри, милый, мне нужно, чтобы ты проснулся и выслушал меня. — Мама? — сонно промямлил он. — Что случилось? — Я не хочу, чтобы ты волновался, — объяснила она, несмотря на торнадо внутри неё, — Но я должна отвезти Эмму в больницу прямо сейчас. — Она в порядке? — с беспокойством спросил Генри. — С ребенком все нормально? — Это мы и собираемся выяснить, — ответила Реджина, игнорируя то, как её сердце упало, когда она не смогла убедить сына, что да, с матерью и ребёнком всё было в полном порядке. — Я хочу, чтобы ты позвонил Дэвиду. Он останется с тобой, пока мы не вернёмся. Понял? Генри кивнул, когда в дверях появилась Эмма, все еще выглядящая, как испуганная лань, что заставило сердце Реджины биться сильнее. Она ничего не могла сделать, чтобы исправить все это для неё, и не было ничего хуже, чем беспомощное чувство неспособности утешить женщину, о которой она так заботилась. Скорбное выражение лица Эммы, похоже, оказало аналогичное влияние на Генри, потому что мальчик выпрыгнул из своей постели и зажал Эмму в объятиях. — Я люблю тебя, мама, — ободряюще сказал он, и Эмма немного улыбнулась. — Я тоже люблю тебя, парень, — ответила она. — Все будет хорошо. Она посмотрела на Реджину, которая снова кивнула в знак подтверждения, и они обе прекрасно знали, что в этом было больше надежды, чем действительности. — Мы позвоним тебе, как только что-нибудь узнаем, хорошо? Генри кивнул и, быстро поцеловав своих мам, ушел. Эмма была тихой в машине, и еще более тихой, пока они ждали в смотровом кабинете. Реджина отчаянно жалела, что не может придумать что-нибудь полезное, чтобы сказать, потому что все, чем она могла управлять, были сочувствующие взгляды каждый раз, когда Эмма привлекала её внимание. — Это все моя вина, — сказала Эмма, глядя прямо перед собой. — Я откладывала прием, и теперь что-то не так. — Это не твоя вина Эмма, — решительно сказала Реджина. — Что бы ни случилось, случилось бы в любом случае. Мы даже не знаем наверняка, что что-то не так. Реджина попыталась снова успокаивающе погладить женщину по волосам, но Эмма осуждающе отдернулась от руки. — Не ругай себя за это. Прежде чем Эмма смогла ответить, доктор Вейл вошел в комнату с маленьким электронным устройством с какой-то палочкой, прикрепленной к нему шнуром. — Ладно, Эмма, — сказал он, — Это фетальный допплер. Я собираюсь использовать его, чтобы проверить сердцебиение ребенка. Не могли бы вы снять свою рубашку? Эмма подчинилась, тихо задыхаясь, когда доктор щедро наносил холодный гель на её живот и прижал палочку к её коже. Реджина почувствовала, как тонкие пальцы надавили на её предплечье, и посмотрела вниз, увидев, как рука Эммы слепо ищет её собственную. Она печально улыбнулась на этот жест, потому что то, что отвергла Эмма ранее, было не прикосновение, а мысль о том, что она заслуживает утешения. Открывая свою ладонь, Реджина сплела их пальцы вместе, успокаивающе положив руку на спину Эммы, когда девушка сжала хватку. Этого было не много, но это было хоть что-то, что она могла сделать. На мгновение в комнате стало тихо, за исключением звуков прибора, и Реджина была почти уверенна, что Эмма задержала дыхание. Доктор Вейл болезненно медленно передвигал устройство, пока искал сердцебиение, и в горле Реджины начал собираться комок. Страх, который она подавляла, начал просачиваться с каждой тихой секундой, когда она стояла там, желая, чтобы её дочь была жива. Только когда она была уверена, что она не вынесет больше ни одной секунды в этом ужасном ожидании, громкий свистящий шум внезапно наполнил комнату. — Вот здесь, — победно сказал доктор Вейл, и Эмма тут же расплакалась. — Она в порядке? — спросила Эмма с отчаянной надеждой. — Мы можем провести еще несколько тестов, чтобы знать наверняка, — ответил доктор Вейл, — Но у нее определенно сильное сердцебиение. Немного кровянистых выделений во время беременности может быть совершено нормальным. Эмма уткнулась лицом в плечо Реджины, и с облегчением рыдала. Несколько слёз, наконец, скатились по щекам Реджины, поскольку это были хорошие новости, и у нее перехватило дыхание. Прямо сейчас, звук сердцебиения их дочери полностью заполнял комнату, и это была самая красивая музыка, которую Реджина когда-либо слышала. Доктор Вейл стал убирать палочку, и голова Эммы резко поднялась. — Подождите, не убирайте её пока что, — взмолилась она, и доктор подчинился. — Реджина, достань свой телефон и запиши это, — сказала Эмма с жадным восторгом. Сердце Реджины переполнилось чувствами, когда она увидела искреннюю радость, которая вернулась в прекрасных зеленых глазах девушки. У неё даже не было сил ругать себя за свои чувства прямо сейчас; всё, что она могла сделать, это улыбнуться и насладиться их облегчением и волнением Эммы. Они записывали меньше минуты, пока Белоснежка внезапно не ворвалась в комнату, пристально глядя на всех троих. — Эмма! Ты в порядке? — срочно спросила она. — Я в порядке, — ответила Эмма с тревогой. — Что ты здесь делаешь? Снежка не ответила, вместо этого она долго смотрела на сцену, происходящую прямо перед ней. Звук фетального допплера. Реджина держит руку Эммы. Маленький опухший живот Эммы. Бровь женщины сильно нахмурилась, и испытующий взгляд заставил Реджину почувствовать, что она действительно должна была убрать свою руку. Но Эмма, казалось, хотела удержаться, и у Реджины не хватило смелости, чтобы отпустить её, независимо от собственного дискомфорта. — Ты…, — Снежка тупо покачала головой, — Ты беременна? — Сюрприз, — сказала Эмма с гримасой и виновато пожала плечами. — Это так и есть, — вздохнула Снежка. — Не нежелательный, конечно же, но… Когда ты собиралась рассказать нам? — Скоро, — поспешно заверила Эмма. — Мы собирались рассказать вам в ближайшее время. — Мы? — взволнованно вздрогнула Снежка, заставив Реджину съежиться. По-видимому, в этом разговоре не было никакого облегчения. — Кто отец? — Ух, — неловко перешла Эмма. — Это долгая история, но… Это Реджина. Снежка вздохнула с драматическим закатыванием глаз. — Эмма, сейчас полночь. Это не смешно. — Она и не шутит, — оборонительно отрезала Реджина, и, судя по широко раскрытым глазам и приоткрытому рту Белоснежки, дело было сделано. Доктор Вейл фыркнул. — Ох, — засмеялся он, — Я бы заплатил, чтобы увидеть это. Реджина резко ощетинилась. Она не ценила, что с ней обращаются как со зрелищем, особенно ради какой-то извращенной мужской фантазии, которая исказила бы воспоминание, которое ей было очень дорого, и превратило бы его в нечто дешевое и отвратительное. Её жизнь, и что более важно, её семья, не была кормом для порнографических фантазий этого подонка. — Доктор, — резко сказала она, её строгость растворила улыбку с лица мужчины, — Не могли бы вы дать нам минутку, пожалуйста? Её слова были мягкими, но тон ясно дал понять, что в его самых лучших интересах было убраться отсюда вон. Эмма осторожно сжала её руку, когда доктор Вейл сбежал, и Реджина расслабилась, сосредоточившись на ощущении мягких пальцев, сплетенных между её собственными. Черта с два этот человек будет принимать их ребенка. Дверь закрылась, и Снежка вновь заговорила. — Это…, — она снова покачала головой. — Это невозможно. — По словам Румпельштильцхена, — попыталась возмутиться Реджина, — так оно и есть. В действительности, она нервничала. Она ненавидела то, что по какой-то причине, её заботило одобрение Снежки. Возможно, это было только ради Эммы. Это то, что Реджина предпочла бы полагать, а не на самом деле считать Снежку частью своей маленькой семьи. — Ага, — ухмыльнулась Эмма. — У Реджины действительно волшебные пальцы. Снежка подняла руку в знак того, чтобы Эмма замолчала. — Это немного больше информации, чем мне было нужно, — съежилась она. — Вот почему ты рассталась с Крюком? Чтобы быть с Реджиной? — Нет, — Эмма покачала головой и указала на живот. — Это случилось после. И мы с Реджиной не…, — она наконец отпустила её руку, — Не вместе. Реджина задалась вопросом, будет ли эта фраза когда-нибудь менее болезненной, или её сердце будет продолжать немного ломаться каждый раз, когда это будет упоминаться, до конца её жизни. У неё не было времени утопать в этом, поскольку Снежка повернулась к ней. — И как долго ты спишь с моей дочерью? Белоснежка не была зла, даже не обвиняла. Она почти казалась более разочарованной, чем что-либо, как будто это она, которая недавно была вынуждена играть мать, Реджина, а не наоборот. Тем не менее, Реджина не хотела нарушать совершенно новое состояние мира, которое они нашли между собой. — Я не…, — она оступилась, в попытке объяснить. — То есть, мы не были… При этом глаза Снежки загорелись в понимании, и где-то в глубине души Реджина понимала, она просто знала, что в тот момент Снежка видела все. То, как женщина смотрела на неё с удивлением и осознанием и немного сочувствовала, Реджина была уверена, что Снежка раскрыла её тайну. Она молилась Богу, чтобы однажды в своей жизни Белоснежка сумела сдержать рот на замке. — Теперь я вижу, — пробормотала Снежка, обращая всё своё внимание на Эмму. — Дальше одноразовой связи никогда не заходило, не так ли? — Мама! — Эмма раздраженно взвизгнула. — Дорогая, послушай, я не осуждаю, — Снежка подняла руки в жесте отречения. — Хорошо? Но кто-то должен будет объяснить это твоему отцу, и это, безусловно, буду не я. — Что вы предлагаете? — спросила Реджина, почти уверенная, что ей не понравится ответ. — Ужин у нас, — бодро ответила Снежка. — Завтра вечером, или я полагаю, — она посмотрела на часы, заметив, что полночь уже прошла, — Сегодня вечером, технически. Я уверена, что вы обе будете истощены после этого вечера. Я что-нибудь приготовлю, а вы объясните всё это Дэвиду. — Хорошо, мы будем там, — согласилась Эмма от имени обеих. — Не помню, чтобы я соглашалась с этим, — сказала Реджина. — Ты не заставишь сделать меня это самой, — прошипела Эмма, сквозь стиснутые зубы. Реджина поджала губы от раздражения Эммы. Конечно же, она не собиралась заставлять её идти туда одной. — Хорошо, тогда, — ответила Реджина, язвительно улыбнувшись Снежке. — Мы увидимся сегодня вечером.