Заложник своих сновидений

Чонгук не понимает, как стал заложником своих сновидений. Все началось два года назад, довольно спонтанно, но после всего этого его реальная жизнь перестала быть такой, как прежде. Он просто не мог жить как раньше, когда реальный мир серел всё больше и больше с каждым увиденным им сновидением, с каждой новой встречей с неизвестным ему юношей, чьё имя так и норовило впечататься хангылем в его запястье и остаться чем-то вкусным на губах, но исчезать каждое утро, когда парень просыпается, а попытки вспомнить его заканчиваются провалом. Всё это слишком сложно для Чонгука. Он не верит в сказки про соулмейтов: про связи двух людей, а тем более, двух парней. Такого просто не может быть, ведь Чонгук доверяет лишь тому, что проверяется наукой. Но каждую ночь он готов забыть про науку и выложить душу тому самому парню, имя которого так и не может вспомнить.

* * *

Своё семнадцатилетние Чонгук празднует с Чимином, своим лучшим другом. Вообще-то Пак старше на целых два года, и многие удивляются их дружбе, а потом ещё с укоризной смотрят на младшего, который ведёт себя неподобающим по отношению к старшему образом, да ещё и обращается к нему на «Чимин~а» — «хён» там даже и не пахнет. Но Чимин лишь отшучивается и говорит, что разрешает донсэну обращаться с собой как с ровесником, а иногда и младшим, потому что обожает этого не по годам развитого золотого ребёнка. Каким-то невиданным образом, Чимин достаёт для них две бутылки соджу, хотя сам всё ещё несовершеннолетний, и они напиваются в стельку на свободной квартире Чимина, благо родители уехали неизвестно куда. Парни валяются на полу, смотрят очередной выпуск «Weekly Idol» и пьяно ржут над смешными и не очень шутками Дони и Кони, попутно обсуждая тщетность бытия и всякую потустороннюю ересь. — Кем бы я бы б-был, если бы был животным? — задаёт вопрос Чимин, перекатываясь на живот и серьёзно смотря на Чонгука. — Рисовым пирожком, — невнятно лопочет младший, так же укладываясь рядом с хёном. — Это разве животное? — вскидывает брови Чимин и поправляет путанную рыжую чёлку. — Д-да, — уверенно кивает головой Чонгук, отчего ударяется подбородком о паркет. — А ты, наверное, был бы кроликом, — снова перекатываясь на спину и разваливаясь, как морская звезда, заявляет Чимин. — Это почему это? — непонимающе глазеет на него Чон, перекатываясь на бок и укладывая руку под голову, а второй пытаясь нащупать рядом стоящую почти допитую бутылку. — У тебя зубы передние большие, — отвечает Чимин и как-то по-дурацки ржёт. Так проходит весь вечер: парни рассуждают на «важные» темы, играют в одеяльного монстра, отбирая друг у друга плед, после чего желудок Чимина просится наружу, и тот несётся в туалет, зажав ладонями рот. У Чонгука организм оказывается крепче, и он так же продолжает валяться на полу и ржать над звуками рвотных позывов, доносящимися из уборной. Градус накрывает сверху, словно мягким, пушистым одеялом, и Чонгук не замечает, как проваливается в сон. Тогда-то, собственно, и начинается всё то, что творится с ним последние два года. Чонгуку почему-то холодно. Он идёт минут десять по дороге в неизвестном направлении, пока не доходит до побережья, открывающего вид на спокойное и тёплое, несмотря на начало сентября, море. Чонгуку всегда нравилось, что он родился именно в Пусане, потому что море он любил до одури. Он садится на каменный тротуар, по которому днём ходит очень много народу, и свешивает ноги вниз, наблюдая за своим отражением в воде. — Ты кто? — слышится совсем рядом приятный бархатистый голос, и Чон поворачивается на звук. Рядом с ним сидит парень, и он явно озадачен появлением Чонгука. Сам же Чонгук удивляется тому, что совершенно не заметил юноши, когда подходил к берегу. Парень смотрит на него выразительным взглядом карих глаз и чешет указательным пальцем кончик носа, на котором красуется милая родинка. — А ты кто? — вопросом на вопрос отвечает Чонгук. Какое-то нелепое знакомство, но уже через час они сидят и по-дружески болтают, рассматривая звезды. Никто даже не обращает внимание на абсурдность этой ситуации. — Что ты забыл в моём сне? — спрашивает парень, не отрывая взгляда от колец волн, которые расходятся по морской глади после брошенного в неё камушка. — Твоём? — Чонгук вскинул брови, поворачиваясь к собеседнику. — Я думал, это мой сон. Вообще это странно: мне никогда раньше не снились люди, которых я не знаю. Наверное, ты плод моей пьяной фантазии. — Не думаю. Я более чем реален и думаю, что это ты мне снишься. Кстати, почему “пьяной”? — Потому что у меня день рождения и мы с другом напились. — Ааа. А сколько тебе? — Семнадцать. — Так ты совсем ещё ребёнок? — смеётся парень и откидывается спиной на бетон, зачесывая пальцами чёлку цвета жжёного сахара назад. — Сам ты ребёнок, — показательно дуется Чонгук и пихает его в бок. — Тебе самому-то сколько? — Восемнадцать. В декабре девятнадцать будет. Буду уже совершеннолетним, — мечтательно улыбается парень какой-то странной квадратной улыбкой. — Ну и не намного ты меня старше, чтоб ребёнком называть. Чонгук складывает ноги по-турецки и тянет руки вверх, зевая и потягиваясь. — А имя моё на твоей руке откуда? — округляет глаза парень и пялится на кожу под съехавшим манжетом бомпера. — В смысле? — непонимающе пялится на него Чон, а потом смотрит на свою руку. На светлой коже чёрными буквами хангыля выведено простое «태형». Чонгук проходит по надписи пальцем, убеждаясь, что это не ручка или маркер, и впадает в ступор. — Так тебя Тэхёном зовут? — Да какая разница, как меня зовут? Имя моё у тебя откуда? — А я-то откуда знаю? — всплескивает руками Чонгук. Тэхён перехватывает его руку и задирает манжет выше, с какой-то неожиданной мягкостью проходясь длинными пальцами по каждому чамо своего имени. Чонгук немного ошарашен, но замечает то, чего сам Тэхён не заметил. Он перехватывает его ладонь и делает то же самое — задирает манжет нежно-голубой рубашки, из под которого выглядывает такое же строгое «정국». Тэхён непонимающе косится сначала на своё, потом снова на чужое запястье. — Насколько много ты выпил? — неожиданно спрашивает старший. — Да где-то бутылку. — Бутылку чего? — Соджу. — А это не передаётся воздушно-капельным? — Что «это»? — Чонгук совсем не понимал диалога и странного собеседника. — Опьянение. — Так я трезвый. — Какому трезвому человеку могло такое присниться? — Но ты же только что утверждал, что это я тебе снюсь, а не ты мне. — Я ничего не употреблял такого, чтоб мне подобное снилось. — То есть ты согласен с тем, что ты всего лишь плод моей больной фантазии? — Нет. Они с минуту молчат, не зная, о чём дальше говорить. — Похоже на сказку про соулмейтов, которую мне Чимин рассказывал, — после долгой паузы спокойно говорит Чонгук. — Соул… чего? Так проходит их первая встреча. Они сидят на побережье до самого рассвета и болтают о всякой ерунде. Чонгук узнаёт, что парень, созданный его подсознанием, живёт в Тэгу и учится в выпускном классе. Он поёт, танцует и играет на саксофоне. Чонгук же рассказывает многое о себе, даже не напрягаясь, что сболтнёт что-то лишнее. Это же всего лишь сон. Пора расставаться приходит, когда небо озаряется светом полностью, и оба слышат отчетливое «Чонгууук… Чонгук~ааа… поднимай свой накачанный зад, скоро предки приедут!». — Тебя друг будит, кажется… — как-то разочарованно говорит Тэхён. — Да. Это голос Чимина. Честно, даже не хочу просыпаться. Слишком хорошо на этом берегу в тишине, — отвечает Чон, а сам у себя в голове добавляет «с тобой». Ему сложно осознавать, что ему вот так комфортно с незнакомым человеком. Кроме Чимина, он ни с кем так не общался. С другой стороны, если этот Тэхён — часть его воображения, то становится понятно, почему Чонгуку с ним так удобно. — Да, — соглашается Тэхён. — Вообще-то сегодня выходной, но у меня факультативы по сдаче экзаменов, так не охота вставать и идти куда-то. «Чонгуууук!» — вопит голос Чимина. Чонгук же закатывает глаза, прикрывает их и трёт переносицу. А, когда открывает, понимает, что лежит на полу, зажимая плед между ног, а рядом сидит Чимин и трясёт его за плечи. — Да всё, всё! Харэ, а то душу из меня вытрясешь. Хули так орать-то? — ноет Чонгук и только сейчас понимает, как сильно у него болит голова. За два часа парни успевают привести себя в божеский вид и перелопатить погром, который они устроили, приводя всё в порядок. Чонгук садится за стол и заливает в себя крепкий кофе, а сам думает о своём сновидении. «Слишком реалистично для сна… или алкоголь так действует… Как же звали того парня?» Чонгук ломает голову, но имя будто стёрли из его памяти. Он как-то неожиданно резко хватается за руку, но не обнаруживает там ни одного чамо. — Что с тобой? Ты какой-то тихий и задумчивый, — интересуется Чимин, пристраиваясь рядом со своей кружкой. — Да так. Просто голова болит… — оправдывается Чонгук. Оправдывается и врёт. Таблетки сделали своё дело — голова не болит совсем, разве что от разочарования. Ему так жаль, что он больше не увидит плод своей фантазии. Почему же он не помнит того имени? Он больше, чем на сто процентов, уверен, что оно было красивым.