Изначально, я планировала эту главу предпоследней, но передумала и втиснула сюда. Здесь ничего такого нет, просто история жизни. Да, да. Это Pov Хибари о его жизни, только четко и кратко (сестра таланта, которого у меня не наблюдается). И да, не удивляйтесь, что здесь многие моменты смутно описаны — все же потеря памяти — не шутка!) ПБ всегда открыта) Тсукери=)
Я — Хибари Кея
Жизнь достаточно не предсказуемая штука, которая в сговоре с судьбой, Богом и много кем еще, чтобы портить жизнь живущим на земле. Я — высокий брюнет времен аристократов с голубыми глазами. Я — Хибари Кея. Детство… Хм, особо ничего не могу сказать. Точнее, вспомнить. Мои воспоминания слишком смутны в голове, а пытаясь их восстановить чувствую лишь, что теряю силы и понимаю, что еще не время, чтобы вспомнить. А так… Помню улыбающуюся блондинку-воспитательницу, которая часто отчитывала меня за драки с детьми, а потом хвалила, давая конфету. За что хвалила, вспомнить не могу. Но, как понимаю по воспоминаниям, где я стою перед хулиганами защищая собой детей — я кого-то защищал. Именно из-за этих мыслей о защите я решил учиться на полицейского. Может, не только из-за них. Но сейчас не об этом. В средней школе у меня не было друзей, кроме Тетсуи — как он мне сам рассказывал, — но я его тогда считал своим помощником и слугой. Не глупым ли я был? Аж смешно. А вот старшую я вообще с трудом вспоминаю, но есть чувство, что обязательно должен вспомнить, потому что там случилось нечто важное, что слегка поменяло меня и дало мне силы решиться на обучение моей профессии. Блин, хочу вспомнить, что случилось! Как мне рассказывал Тетсуя, там была одна шатенистая красавица, которую ненавидели все девушки (даже учителя!) и любили парни. Он говорил, что несколько раз ее хотели изнасиловать. Брр. И кто так может поступить? В прочем, не мне судить — я ведь ее не помню. Но, может, я ее даже и не видел в школе? Не сталкивались? Помню, как иду по коридору, рядом Кусакабе со странно-закрученной челкой и соломинкой во рту, а все, встречающиеся на пути, разбегались в сторону с ужасом смотря на меня. Когда я впервые это вспомнил, то тут же позвонил другу и было плевать, что три ночи. Выяснилось, что Тетсуя — заместитель Главы ДК, а я тогда и был этим Главой Дисциплинарного Комитета и избивал всех за любую провинность, обзывая травоядными. В прочем, я до сих пор обзываюсь, но мысленно, потому что… Просто так хочется. Одно воспоминание, пришедшее спустя месяц после того, не дает покоя до сих пор. Я спрыгиваю с пристройки на крыше и собирался уйти с самой крыши в школу, но в глазах стало темно, и я, кажется, упал. Когда очнулся, то первое, что почувствовал, было теплое прикосновение к моей голове. Лицо… Я не видел лица, окутанного светом солнца. Карамельные волосы были растрепаны и несколько локонов касались моего лица, от чего чувствовал их шелковистость. Приятное ощущение, которое прокатывается по мне волной легких колик до сих пор при одном лишь воспоминании. Лицо я не могу вспомнить, но сердце обдает теплотой, а сам я чувствую, что она улыбается! Улыбается мне страшному в те годы! Именно это воспоминание меня преследует и я думаю, что оно являлось отправной точкой моего переворота в те школьные годы. Сейчас я работаю в полиции, Тетсуя не оставил меня, а даже пошел со мной и выпросился у шефа в напарники. Честно говоря, то я только к нему мог нормально относится. Даже как-то рассказал, что считаю его своим лучшим другом со школы, верным помощником и… Что-то еще. После моих слов он расплакался, проверяя мой лоб на наличие температуры, а я засмеялся, говоря, что он должен же знать правду о моих мыслях о нем, когда он так долго был рядом со мной и поддерживал, как самый настоящий друг, который остался с ним еще до того, как я стал таким добрым после взрыва. Ах, да. Кстати о нем… Несколько лет тому назад, я с женой моего брата (брата я тоже плохо помню) находился в магазине и мы с ней выбирали подарок на день рождения одной из ее подруг. Почему именно я — так и не понял. Когда мы стояли у кассы и уже подошла наша очередь платить, раздался огромный взрыв и все окутала тьма. Нет, я не все прям так хорошо помню. Я помню лишь улыбку жены Алауди, которая говорит что-то про «наш черед», а потом тупая боль во всем теле с тьмой. После тьмы была снова боль, яркая, белая комната, не приятно пахнущая травами и рядом блондин с голубыми глазами, которые были опустошены, словно из них высосали всю энергию. Он спросил про самочувствие, но я ляпнул, что не помню его и все разом поняли, что, как оказывается, у меня частичная потеря памяти. Как позже мне рассказал брат, меня придавило потолком. Врачи сказали, что у меня тяжелая травма головы, перелом руки и вывих ноги. В общем, ничего серьезного, кроме головы. Выписавшись, узнал, что Адельхельд, что была женой брата, погибла в том взрыве. Она была одной из жертв. Всего их было человек 6, от силы — 7. Алауди в скором времени поведал мне, что собирается отдать сына в детский дом, что я не мог позволить сделать. Кое-как уговорив блондина, он разрешил мне взять на себя опекунство над Рином, как официальное, так и моральное от брата. Сам Рин сначала был отстранен со мной, мало говорил, ничего, считай, не делал, сидя в своей комнате. Но скоро он привык ко мне, а когда, однажды, возвращаясь домой на него напали бандиты, а я спас, то он стал доверять мне, как другу. Постепенно наши отношения больше стали похожи на «отец и сын», сам мальчик начал иногда непроизвольно звать меня папой, но, поняв, что я его за это не отругаю, стал вместо «Кея» употреблять короткое «папа». Я был счастлив. Да, да, счастлив! Рин широко улыбался, иногда на него жаловались из-за драк или из-за плохих оценок. Я не сильно ругал. Но опять-таки моя жизнь перевернулась! А все из-за чего? Из-за этого проклятого задания проследить за дочкой одного бизнесмена, который погиб буквально на днях и, как выяснилось, не самостоятельно. Почему-то подойдя к дому подозреваемой я внутренне сжался от непонятных чувств, но свалил это все на усталость, пока… Дверь открылась и я увидел ее. На секунду мелькнул тот силуэт из воспоминания и погас. Я понял. Той девушкой была она. Подозрения подтвердились, когда она улыбнулась. Савада Тсунаеши — красивое имя у нее, но вот… Почему она так одета? И сердцем чуял, что что-то в этом не так! Ну не может просто так красотка прятаться за тряпьем! Увидев ее помаду, подумал о том, что девушка, возможно, продажная. От этой мысли меня передернуло и я сказал ей грубость по этому поводу. Почему? Почему в тот момент в ее глазах появилась вселенская боль, обида, ненависть и желание умереть? Ладно, это еще ничего, но как я был удивлен, что она классрук Рина! Да и сам Рин проявлял к ней теплое отношение, хотя обычно холодно вел себя со всеми, кроме меня и Тетсуи! Это был для меня шок. Как такое возможно? Ее незаметное шараханье от мужиков, идущих по улице. Ее теплые улыбки. Ее глаза. Готовка. Походка. Голос. Волосы. Губы. И доброта. Не знаю как, но всего за несколько дней я привязался к ней. Даже стали появляться мысли, сравнивающие Тсуну с женой. Да, она, несомненно, стала бы отличной женой. Почему-то мне не понравился один рыжий тип, которого Савада испугалась больше всех остальных, а после чуть ли не орала на него и дала пощечину за то, что он говорил, словно она его. Почему-то мне тоже захотелось ему врезать. Хорошенько так. Со всей силы. Ох, уж этот ее первый знакомый и эта йога! Я смотрел на ее движения на коврике так, словно смотрел на нечто ужасно привлекательное, желая купить. Потом я посмотрел вокруг и понял, что все пожирающие взгляды мужчин были направлены именно на нее. Повертев головой ещё немного, понял, что женщины тоже смотрят на нее, но это было не восхищение или лёгкая зависть, а лютая ненависть и желание убить прямо читалось в их глазах. Неужели поэтому она носит это тряпье? Тсунаеши была, безусловно, прекрасной, если бы не носила это тряпье, сняла очки… И не шарахалась каждого встречного с улыбкой на лице. Дальше все завертелось, закружилось, путаясь в моей голове, поэтому даже не смогу точно сказать после какого момента я зажал Тсу в углу, предлагая ей спор. Черт! Черт! Черт! Как я ругал себя за эту дурацкую идею! В тот же вечер, я услышал, как Рин тихо прокрался к ней в комнату. Любопытство взяло верх и я тоже подкрался к двери. Услышанный разговор вверг меня в ступор. Оказывается, Рин плакал в школе в объятьях этой шатенки. Рин любит ее, как мать. Рин не хочет уезжать. Оказывается, Тсуна любит его. Тсуна защищала его от родителей и других учителей. Тсуна обнимала его, когда он плакал и именно Тсуна помогла мне наладить с ним отношения еще лучше, не осознавая этого. Прозвучал вопрос Тсуны о том, кому она такая-сякая нужна. «Мне» — ответили мы с Рином. Но только его она слышала. Когда они уснули я прокрался в комнату, наблюдая за ними. И, правда, они выглядели, как мать и сын, пусть даже не были похожи. Я улыбнулся, ложась рядом — «пускай Тсуна проснется и будет орать на меня или еще что похуже, но сейчас у меня нет сил уходить, да и желания» — подумал тогда. Но нет. Утро прошло просто замечательно, за исключением того, что на работе задержат. День пролетел не заметно. Переступив порог, я удивился приятному запаху из кухни и довольным лицам обоих. Они сделали пирог совместными усилиями. Отдав приказ о приступлении к еде, в душе очень обрадовался этому дню. Спор. Хм, если все же случиться так, что я выиграю, то уже знаю, что загадать. Потом снова все завертелось. Разговор с охранниками Деймона, поездка на лошадях, где Тсуна ушибла ногу, а я чуть инфаркт не заработал и, кажется, поседел на один волос. Разговор с самим Деймоном, где ничего такого не проясняется. Подходя к лошадям, увидел, как к Тсуне пристал какой-то парень. Уже было хотел подойти, но случилось то, чего я никак не ожидал: выкрикнув, что друг у нее боксер, получивший медаль за первое место, сделала тому парню хук правой, что тот отлетел. Все. У меня начался припадок. Все же, она странная, взбалмошная и очень-очень красивая, добрая, нежная… Любимая… Тсунаеши — не такая наивная, а еще готова дать хороший отворот-поворот, может сдерживать чувства и просто прекрасно готовит. Вечером того же дня, как-то вышло, что она дала мне подсказку по одному делу, а я, воспользовавшись моментом, крепко-нежно обнял ее. Без сопротивления! — Ты гений! — воскликнул я тогда, обнимая девушку, — ох, я бы точно не додумался. — Додумался бы, — вздохнула она, — если бы отдохнул для начала. Ее хрупкое тело было в моих руках. Это было волшебно! — Неа, — глупо улыбнулся, привстав, но продолжая обнимать, — ты удивляешь меня все больше и больше. — Умею, — нежно улыбнулась в ответ, положив левую руку мне на грудь, как бы стараясь отодвинуть от себя, но тут почувствовала, как моя рука скользнула по спине чуть ниже, — и что ты делаешь? — как-то глупо улыбаясь спросила. — Ничего особого, — выдохнул куда-то в шею, от чего девушка немного посмеялась не понятно от чего. Через секунду вздрогнула, почувствовав горячий и влажный язык на своей шее. Боже! Это… Это… Неописуемо! Ее тело, аромат, исходивший от него напоминал шоколад, а вкус.! Мм… Карамель… Все. Теперь я точно люблю сладкое, а все из-за нее! Больше… Не мог сдерживаться… … Но тут раздался звонок мобильного… Она ушла, а я остался сидеть, пытаясь унять дрожь по всему телу и огромное желание догнать карамельное чудо и целовать, целовать… Послышался шум. Я встал, пошел на кухню, где увидел ее… Она сидела на полу, рыдая. Бросился к ней, пытался успокоить, чувствовал, как тянется ко мне, хватается за футболку, слегка царапая, но мне было не важно. Меня разгрызали внутри море противоречивых чувств: успокоить или зацеловать, или радоваться, что она держит меня, или грустить, что что-то случилось. Я слышал, что она начала винить себя в смерти отца, старался отговорить, но она продолжала настаивать, задыхаясь в слезах, а после я услышал… Что она хочет исчезнуть. Что-то внутри меня щелкнуло. Встряхнул ее за плечи, впиваясь поцелуем в губы. Мы говорили, говорили — даже не помню о чем. Но одна фраза врезалась мне в память, оставив огромный ожег, словно от раскаленной стали:Я проиграла уже тогда, когда согласилась на этот спор, проиграла еще тогда, когда влюбилась в старшей школе…
Эти слова были моим отрезвителем, но нам вновь не дали договорить. Чертов телефон! Ответив на звонок, Савада вновь стала белее мела, но мне ничего не сказала. Почему? Не доверяет мне? Что? Однако, вместо разговоров, она попросила меня остаться с ней на ночь и я действительно был рад, хоть и скрыл это от нее. Теперь, если она проснется ночью и увидит руки на своей талии, то может молчать, потому что сама разрешила лечь к ней. Но снова все прошло гладко, я проснулся раньше, не стал ее будить, поцеловал в губы, умиленно улыбнувшись в ответ ее сонной улыбке. Дальше рутина, монотонность. Меня вызвал шеф с просьбой отнести некоторые документы в здание суда. Я упирался, но пошел. Подходя ближе к зданию, вновь охватило какое-то волнение, как в первый день знакомства с Савадой. Отдал документы, собрался идти обратно, как услышал из одного зала до боли знакомое имя «Савада Тсунаеши…». Тихо открыл дверь и стал ждать и смотреть. Чего ждал — не понимал до того момента, когда Тсу достала бумажки и заявила на весь зал, что тот рыжик пытался ее изнасиловать, а вместе с повесткой прислал письмо, где говорил, что может забрать ложное обвинение, если станет его. Злость обуяла меня, но я уперто продолжал подпирать собой стенку, слушая и всматриваясь. Секундой позже, шатенка достает из сумки белый пакет, который попадает в рожу рыжика и заявляет, что там деньги, которые якобы украла. Она обернулась и заметила меня. Мы стояли, смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, пока не прервал нас голос. Остальное не слушал. Все начали расходиться, а Тсу все сидела. Видимо, этот суд дался ей тяжело. Молодец, храбро защищалась. Встает, ее шатает, но я кладу руки ей на плечи, после обнимая. Мы говорим и я узнаю, что она боялась, что буду злиться, что она специально носила тряпье. Говорю, что ужин на ее выборе. Просит наклониться, что я и делаю, а она встает на носочки целуя в щечку, но мне мало, поэтому впиваюсь в губы. Ну, в общем, убежала. Сейчас я сижу в своем кабинете, стараясь подумать о деле Савад, но голова забита другим… В кабинет пулей врывается какая-то блондинка. Ее лицо искажено испугом и слезами. Она было подбежала ко мне, но ее за талию хватает Кусакабе: — Не уследил, — говорит он. — Ниче… — пытаюсь сказать, что ничего страшного в этом нет, как меня прерывает эта блондинка: — Тсуна в беде! — кричит изо всех сил она. Я в шоке роняю из своих рук документы, Кусакабе замирает, продолжая держать даму за талию, а сама дама, тяжело дыша, вытирает пот со лба. — С чего вы взяли, — мой голос дрогнул и, видимо, те двое это поняли, уставившись на меня, как баран на новые ворота, — и про какую Тсуну вы говорите? — Я подруга Тсунаеши Савады, — более спокойно отвечает блонди, — сегодня переехала из другого города к своему жениху, решила сделать сюрприз, но, подходя к ее дому… — девушка запнулась, отводя взгляд, — я видела, как двое неизвестных выносят из ее дома ее и вашего сына, запихнули их в багажник и уехали… — затараторила. Я сидел не дыша. Мой сын… Моя Тсуна… Их… Похитили? Кулаки непроизвольно сжимаются, а девушка достает из кармана листочек с каким-то номером: — Я успела записать номер машины. Я зол. И напуган. Я боюсь за их жизни, потому что оба мне дороги и не смогу без них жить. Мои приказы более тверже, но я вижу, что люди, которым я отдаю их не злы на меня, а даже, наоборот, переживают. Неужели у меня на лице написано: «Люблю, сильно переживаю, хочу найти и убить обнаглевших»?