И куда ты?

***

— Пап, все будет хорошо, — сказал, улыбаясь, Рин, беря в свои маленькие ручки руку Тсуны, которая находилась в беспамятстве. — Конечно, — прохладная рука брюнета легла на голову шатенки, кожа которой была бледна как никогда, — все хорошо, — тихо дополнил, начиная перебирать пряди волос, — она скоро очнется… — Я знаю. Хибари посмотрели на друг друга и глупо улыбнулись, чувствуя нежное тепло в своей душе и безмятежное спокойствие… Ресницы дрогнули и глаза медленно распахнулись, являя миру темно-шоколадные очи. Карамельная прядь челки упала ей на мокрый от пота лоб, скатываясь к глазам, когда попыталась пошевелиться. — М… — она попыталась рассмотреть комнату. Белая одиночная палата, распахнутое окно через которое в помещение влетали лепестки сакуры вместе с теплым ветерком. Рядом с кроватью, заправленой белым постельным бельем, стояла, тоже белая, тумбочка на которой стояла красивая расписная ваза с шикарным букетом из белых, желтых и красных цветов, украшеных искусствеными яблочками и ягодками. — Красиво, — улыбнулась Тсуна букету. — Понравился? — в палату тихо вошел Кея в черном классическом костюме, поверх которого был халат, — привет. — Привет, — Тсуна немного покраснела, отводя взгляд в сторону окна, — как дела? Как Рин? — Хм… — Хибари взял стул и сел рядом с кроватью, — даже не знаю с чего начать. — Начни с Кагами, — вздохнула она, сжимая одеяло. — Кагами? — Кея взял Тсуну за руку и та немного изумленно на него уставилась, краснея, как рак, — умер, не доехав до больницы, но, благодаря диктофону Бьякурана Джессо — капитана спецназа, — мы записали его предсмертное признание об убийстве твоего отца, подстройстве аварии и еще о многом, не связаном с тобой, поэтому все обвинения с тебя сняли. — Это замечательно, наверно, — шатенка грустно уставилась в одеяло, которое скрывало ее ноги. — Волнуешься, что человек погиб? — догадался Кея, — Тсуна, все будет хорошо. Брюнет медленно привстал, свободной рукой нежно пройдясь по щеке девушки и приближаясь к ней для поцелуя. Вот их губы почти прикоснулись, он чувствовал ее сбившееся дыхание, видел легкий туман в глазах и нарастающий на щеках румянец… — А как Рин? — резко отвернулась Тсунаеши. — Все в порядке, — брюнет вернул свое хладнокровие, вставая и это почему-то принесло Тсуне колкую боль в груди, — и ты не так долго проспала. — Сколько? — Три недели. — Много. — Сказала бы спасибо, — проворчал Кея, начав рыться в тумбочке возле кровати, — я все это время врал твоей маме о твоем состоянии. — Маме? — удивилась Тсу. — Не переживай, — вздох, — я говорил ей, что тебя из-за переутомляемости положили на недельку в больницу, а потом… — он замолчал и уставился на вазу, которая была ему на уровне глаз, из-за того что сел на корточки, — каждый раз, когда она просила дать тебе трубку, чтобы поговорить, мне приходилось врать и изворачиваться, придумывая ситуации, по причине которых вы не можете говорить. — Пф! — шатенка прикрыла рот, начиная содрагаться от смеха. — Смейся, чего уж там, — брюнет обиженно фыркнул и встал, бросая на ноги девушки какие-то вещи, — оденься, они из твоего дома, — развернулся, — я пойду ко врачу, — подошел к двери, — скажу, что ты очнулась. Хибари стал открывать двери. Тсуна потянулась рукой за ним, словно боялась, что, если сейчас отпустит его, он исчезнет, словно все это был сон. А, может, и правда сон? Ну и пусть! — Кея! — выкрикнула она в последний момент, когда брюнет сделал шаг через порог. Он резко обернулся и на лице было непонимание: — М? — «спросил» он, когда девушка растеряно поникла, опуская протянутую руку. — Спасибо! — подняла голову, искренне улыбаясь ему, — спасибо за все! — А… Ага… — Кея засмотрелся на плавный перекат губ в улыбку, на ее растрепанные волосы, на ее лицо и чувствовал разливающееся внутри тепло, — пойду за выпиской, все равно врач сказал, что дом лечит лучше всего, — немного тихо произнес, отводя смущенный взгляд, словно впревые влюбившийся пятиклашка, — оденься, пока меня нет. — Угумн… — кивок. Дверь тихонько закрылась, но из-за тишины, появившейся в комнате, казалось, что она захлопнулась с раскатом грома. Шатенка сжала одной рукой одежду, продолжая пялиться на дверь, но через секунду, стряхнув с себя что-то невиданное и незримое, принялась медленно одеваться. Она одела спортивные штаны серого цвета, которые ее стройнили, нежно-розовую майку из глории джинс и синюю рубашку, которую когда-то подарили ей родители на день рождения, и джинсовые кеды. Дальше все произошедшее оставалось в памяти размытым: каким-то образом Кее удалось уговорить вредных врачей, которые передумали по поводу выписки шатенки, отпустить Тсу домой, потом так же не понятно как оказались в такси в тишине, которую прерывала музыка девяностых и пение водителя, которое, возможно как тот считал, никто не слышал. И вот, они уже на пороге дома Савад. — Давно я здесь не была, — выдохнула она, пытаясь сконцентрироваться, но, почему-то, выходило плохо. — Ничего, — брюнет порылся в кармане, доставая ключи и открывая дверь, — я за ним приглядел. — Не сомневаюсь, — тихо просипела в ответ. Дыхание сбилось. Ее тело била мелкая дрожь предвкушения и… Волнения? Ей было волнительно переступать порог собственного дома. Хотя, что с нее взять? Так было всегда, когда она куда-нибудь либо уезжала, либо уходила надолго. Тсуна положила сумку с вещами возле обувницы и почувствовала, как в глазах появились слезы, а внутри загорелось желание, чтобы в этот момент мама и папа вышли из-за угла гостинной, проходя к порогу с их извечным «вернулась?». Как же она скучает по прошлому… — Поплачь, — неожиданно сипло произнес Хибари-старший, невиданно как оказавшись перед ней и обнимая, зарываясь одной рукой в карамельные пряди, второй приобнимая за талию. Тихие рыдания в этой тишине казались землетрясением при извержении вулкана. Им ничего не оставалось, как стоять и стоять, молча жалея друг друга… — Спасибо, все хорошо, — отстранилась, проходя в гостинную. — Я бы еще так постоял, — подмигнул, проходя вслед за ней, снимая пиджак и бросая его на диван. — Нет, спасибо, — Тсуна старалась держаться подальше от мужчины и он это заметил. Она чувствовала, что лучше сейчас им не приближаться, однако у Кеи были свои мысли на этот счет, поэтому он стал медленно, с грацией хищной кошки, приближаться к ней, тем временем, как она отдалялась, пока не стукнулась лопатками о стену. Желание бежать било в голове и Савада с радостью бы к нему прислушалась, но проблема была в том, что просто не могла пошевелиться, словно волшебник наложил на нее чары забвения и она перестала управлять своим телом. Но вот две руки легли по обе стороны от ее головы и оцепенение прошло: — Что? — спросила Тсунаеши. — Что ты имела ввиду под «вспомнить»? — глядя ей в глаза, спокойно спросил Хибари. — То и имела. «Бежать» — забилось у нее в мыслях, отдаваясь вибрациями по телу, вынуждая его переходить к действиям. Девушка пригнулась, чтобы пробежать под левой рукой брюнета, однако его реакция, как полицейского, была быстра, поэтому она не успела опомниться, как оказалась прижата лицом к стене, а руки оказались над головой в заложниках одной огромной лапы Кеи: — Что ты творишь? — попыталась спокойно спросить. — Сам не знаю, — каким-то рыком ответил он и по телу шатенки прокатилась приятная волна муражек, заставляя терять голову, — просто следую инстинктам и указаниям сердца. — О чем… Тсу не успела договорить. Ее резко отпустили, развернули и впились жадным поцелуем, языком иследуя ее рот, покусывая губы. Сколько так целовались они не помнили, но когда оторвались, Тсуна смущенно посмотрела на Кею, чувствуя снизу как что-то твёрдое упирается в нее, а ее ноги раздвигает нога брюнета. — Ты хоть понимаешь… — вдруг тихо прошептал он, смотря ей в глаза, — я так волновался… Я… Ты… — запнулся, молча опустил голову ей на плечо, утыкаясь носом, — если бы с тобой… А если бы ты… — Я… — девушка запнулась, тяжело вздохнула и обняла мужчину в ответ, — я жива и рядом. Эти слова… Эти слова Хибари жаждал слышать из ее уст на протяжении всех тех дней, недель, что она провела без сознания. Он часто просыпался ночью в ужасе, потому что во сне он видел те отрывки из воспоминаний, когда она окрававленая лежала у него в руках, но вспоминал больницу и вздыхал, мысленно уговаривая, что с ней все хорошо и не надо ему сейчас мчаться в больницу это проверять. Однако, утром, как проводит сына в школу, мчался в больницу и только после слов девушки в приемной «все хорошо» спокойно шел на работу, которая не спасала его и не давала отвлечься от мыслей о Саваде, из-за чего стал более рассеяным. Он покачал растрепаной головой: — Спасибо, что спасла сына, но больше никогда так сильно не рискуй, — проборматал он, — не хочу вас терять, ненавижу это чувство. На ее лице замерцала улыбка, которой не удалось разгореться из-за нараставшего в комнате напряжения. Он вернулся в прежнее положение, продолжая смотреть ей в глаза, не отспуская рук. Ее пальцы сами собой распрямились на его спине и стали ее иследовать, переходя к мышцам живота, бицепсу, предплечьям… — Каждый может что-то ненавидеть, — сказала она, обняла его за шею, приподнялась и поцеловала. Он напрягся всем телом, прижимаясь руками к стенке, будто вот-вот та упадет на них, и овладел ее ртом, долго и жадно. Он не отпустил рук, боясь потерять опору, не пытался прикоснуться к ней, понимая, что после этого его никто и ничто не сможет остановить. Просто его голова и шея напряженно согнулись. Она была всем. И ему все было мало. Кея тихо застонал, когда Тсунаеши наконец отступила, еще больше прижимаясь к стене, а затем раздалось низкое и опасное рычание, и он вновь овладел ее губами, увлекая в более глубокий поцелуй, от которого ее зрачки расширились, румянец перешел с щек на уши и шею, а сама она была как в тумане. Но длилось это не долго и она заставила себя отстраниться, немного склонить голову, пытаясь вернуть ясность разума и спокойное дыхание. Жилы на его руках вздулись и стали как натянутые веревки. Он мог, точнее хотел, прижаться к ней, пока не начинало бы казаться, что разделяющая их одежда сгорает от жара их тел и должна исчезнуть. — Тсуна… — все, что смог Кея вымолвить в этот момент, и ее имя звучало как просьба. Тсунаеши, чувствуя себя разрушенной, словно грязевой оползень сошедший со склона горы, качнулась вперед и буквально упала ему на грудь, не в силах удержаться на ногах. — Тсу… — его голос был хриплым и таким тихим, что она едва его расслышала. Савада тихо гладила его волосы, и ее руки дрожали, будто ее привели на съедение чудовищу, хотя возможно так и было, но она сама к нему пришла, точнее впустила еще тогда, в тот день… — пожалуйста, скажи, что я могу убрать руки с этой чертовой стены и коснуться тебя… Савада подвигала головой по его груди вверх и вниз в знак согласия, дрожа всем телом, не в силах взглянуть на него и принимая то, что может случиться после… Хибари отстранился от стены, поднял ее за ребра, просто подхватив прямо с пола, быстро пересек гостинную, лестницу и, не в силах ждать, открыл первую дверь второго этажа, попав прямо в свою комнату. Затем так же быстро пересек ее, подошел к кровати и замер с Тсуной на руках, удерживая ее над кроватью в вертикальном положении: — Подумай еще раз, — просипел Кея, еле сдерживая себя, — я не уверен, что смогу остановиться, если вдруг ты испугаешься и передумаешь!.. — Я… — Тсуна оторвалась носом от его рубашки и посмотрела в голубые глаза, которые горели огромным желанием, теплом и любовью, которую она видела разве что в глазах родителей, когда те смотрели на друг друга, — уверена, — твердо ответила, решив по его глазам, что он не причинит ей боли, хотя какие там глаза, сердце ей об этом кричит, сердце, — я уверена. И он аккуратно положил ее. Положил на матрас и оказался над ней, стремительный, как волна, и начал срывать с нее рубашку через голову, а после принялся за свою… Когда их рубашки оказались где-то на полу, он вовлек ее в новый, неменее, чем раньше, страсный поцелуй. Тсуна провела руками по его волосам и плечам, прижимаясь к нему, пока целовал и целовал ее, изо всех сил пытаясь оказаться как можно ближе к ней, прижаться всем своим телом. Кея продолжал все крепче и крепче целовать ее, будто открываясь ей. Он проводил руками по ее позвоночнику, спине, иногда задевая резинку от ее штанов и трусиков, потом его пальцы заскользили по ее животу, по груди, задевая затвердевшие бусинки сосков, что вырывало из нее стоны прямо в губы. Они даже не поняли когда их майки присоединились к рубашкам, но Хибари это нравилось и, пока Тсуна не могла понять что происходит, восхищенно рассматривал ее хрупкое тело, небольшую, но красивую грудь и светлую кожу. — К… Кея… — она сжалась в его безумных объятиях, выгнулась к нему и отвечала на поцелуй, пусть не умело, но отвечала. Ее руки скользнули по его рукам и задержались, чтобы погладить несколько еле заметных шрамов, оставшиеся, наверно, с того взрыва. Ну их и погоняла жизнь! Он сжал одну ее грудь, отчего девушка опомнилась и, отпустив его, постаралась прикрыться руками, краснея как вареный рак: — Н-нет, — смущенно пролепетала она, — а… — Я же сказал, что не смогу остановиться, — прорычал он и по ее телу побежали муражки. — Я не то… — замялась Савада, — а Рин.? — Его нет, — выдохнул Кея. Он бы не пережил, если бы она сейчас погнала его взашей от себя подальше, — он помирился со своим отцом и до завтрашнего утра пробудет у него, — брюнет стал целовать Тсу в лоб, щеки, нос, губы, поглаживая ее по голове, — у нас вся ночь впереди. И снова поцелуй. Крепкий, страсный и необузданный. Тсунаеши терялась в его ласках, вздыхая и выгибаясь ему навстречу, поддаваясь поцелуям, тем временем, как он срывал с ее губ новые стоны, принося невиданное до сели наслаждение. Возможно, это не правильно. Неправильно то, что они сейчас делают. Возможно, даже не к месту. Но как им остановиться? Что им делать, чтобы не тонуть друг в друге, раскрываясь как кувшинки утреннему солнцу? Кея начал осыпать тело шатенки поцелуями, сжимая ягодицы, затем поднялся и поцеловал, нежно проведя пальцами по позвоночнику, как бы заставляя выгнуться ему навстречу, чтобы тела соприкосались друг с другом кожей. Он провел рукой по ее животу, спускаясь ниже и через секунду, отвлекая поцелуем, снял ненужные сейчас тряпки. Тсунаеши покраснела и вновь попыталась прикрыться, но Хибари лишь схватил ее руку: — Не стесняйся, — прошептал, склоняясь к ее груди и начиная целовать, спускаясь ниже и ниже, при этом все еще держа ее руку и слыша приглушенные стоны, — дай мне насладиться тобой… — Мнх!.. — Тсуна вырвала руку и вцепилась обеими в его плечи, двигая ногами. Брюнет вновь навис над ней, целуя в губы и растегивая ширингу своих брюк: — Главное не бойся, — тихо произнес и ввел палец. Девушка вскрикнула, прогибаясь в спине, а из ее глаз хлынули слезы, — тише, тише, — Кея успокаивающе начал целовать, отвлекая от неприятных ощущений, — все будет хорошо. Потом добавился второй палец и третий, а после Хибари вновь поцеловал Тсуну, приговаривая ей немного потерпеть, и вошёл в нее, замирая, чтобы его любимая могла привыкнуть. Немного подождав, начал двигаться, постепенно набирая темп, срывая с ее уст стоны наслаждения, которые переходили в хрип. Он сам тихо рычал от удовольствия, целуя, поглаживая ее, стараясь не причинить боли. Спустя еще несколько толчков, кончил в нее и Тсуна в последний раз выгнулась, испытывая потрясающие чувства от первого оргазма… Выйдя из нее, лег рядом, обнимая крепко-крепко, словно сейчас раствориться на закате пеной морской: — Я… — вздохнула Тсунаеши, востановив дыхание, — проиграла, — уткнулась в плечо мужчины, чтобы не видеть холода в его глазах, чтобы сохранить в своей памяти только те добрые, любящие глаза, — загадывай желание. — Вообще-то… — Кея тяжело вздохнул, потирая переносицу. Ну и что за дура-то у него любимая?! — пари закончилось еще, когда Кагами умер, дурочка, — ласково произнес, укладывая ее на спину и снова нависая над ней, — но раз ты хочешь, чтобы я загадал желание… — ехидно улыбнулся и Савада зажмурилась, не в силах сдержать слезы колющей обиды и разочарования в любимом человеке, которому нужна была не она, а тело, — стань моей женой. Резко, как на духу, выложил Хибари Кея, серьезно смотря на краснеющее лицо девушки и резко распахнутые в удивлении шоколадные глаза: — Что? — не поняла она. Нет, если это шутка, то не очень смешная. Она, что ли, на дуру похожа? Ее сердце билось сильно, быстро, в висках колотило, а дышать было больно, словно она вдыхала раскаленный пар. Глаза щипало и невыносимо хотелось плакать. «Верить или нет?» — стреляло у нее в голове, тем временем, как она тонула в серьезных, голубых глазах, которые прямо кричали, что он не врет и ему не можно, а нужно верить. — Твой ответ? — вдруг разрезал тишину сиплый голос Кеи и Тсунаеши увидела, как тот сглотнул, словно ждал отказа или того, что она его выставит за дверь. Знала бы. Знала бы она, что он и впрямь уже отчаялся на положительный ответ, а это напряженное молчание и ее пристальный взгляд сводили с ума! — Ты не врешь? — так же сипло спросила в ответ. — Нет, не вру, — он поцеловал ее в нос, дотрагиваясь до карамельных волос дрожащими руками, — я… Люблю… Люблю тебя… Тсуна… Она посмотрела на него долгим взглядом, думая о пространстве. Тсуна хотела поделиться с ним своим пространством, отдать ему часть своей жизни. Он так много у нее взял… Но и отдал не мало. — Верю, — нежно улыбнулась, положив свою руку на его и закрывая глаза, — верю. Возможно, раньше она никогда не хотела замуж, не была готова отречься от себя, потому что никто не был этого достоин. — Ты выйдешь за меня? — без надежды спросил он. Никто, кроме него. — Да… — чуть ли не губами прошептала Тсу, что он еле смог услышать. Он судорожно выдохнул и прикрыл рукой свое сердце, словно внезапно ощутил, что оно может сломаться. — Я так рад… Его выражение лица стало таким же, как в тот раз, когда он смотрел на нее в тот вечер перед судом. Тсуна с нежной и странной улыбкой посмотрела в его глаза. Да, она может разделить свое пространство и жизнь с этим мужчиной. — Я люблю тебя… Они поцеловались. Нет, это не был страсный поцелуй, который мог вскружить голову. Это был обычный, нежный поцелуй, показывающий их самые нежные, потаенные к друг другу чувства. — Давай спать? — спросил Хибари, отстранившись. — Может, сначала чайку? — засияла Тсунаеши. Как же она счастлива! Она ему поверила и не прогадала! И очень-очень счастлива! А сейчас можно просто накинуть футболку и шорты, смотреть, как он одевает свою майку и штаны, а потом, держась за руки, спуститься на кухню, где, обнимаясь, проведут время в нежном, манящем молчании. После можно и лечь спать, зная, что рядом есть тот, кто способен защитить и укутать от всех бед мира. Разве это не рай? Жаль только, что не хватает еще одного члена семьи… Но он же придет утром и это хорошо, и для него будут радостные вести, на которые он, возможно, весело засмеется, обнимая Хибари-старшего и будущую Хибари.