Рыжая кукла и владелец красного барабана

Барыш проснулся абсолютно счастливым. Приведя себя в порядок, он вернулся в спальню и снова лег рядом с Эльчин, подложив руку под голову. Он чувствовал себя отдохнувшим, способным на великие свершения и переустройство мира. Но менять мир ему не хотелось. Наоборот, сейчас мир устраивал его как никогда ранее. Барыш глянул в окно и увидел безмятежно сидящих на своих местах птиц. - Прилетели уже. – Подумал он и насмешливо улыбнулся. Его взгляд плавно переместился к источнику его счастья, к причине сегодняшней идеальности мира, хорошего самочувствия и прочих положительных эмоций – к НЕЙ. Эльчин спала на боку, повернувшись к нему и зажав руки между согнутыми в коленях ножками. Ее волосы были разбросаны по подушке и слегка закрывали лицо. Барыш, боясь разбудить ее, протянул руку и стал аккуратно убирать волосы с ее лица, любуясь ею. Она немножко зашевелилась, что-то промурлыкала во сне, и продолжила спать. Барыш сладко вздохнул. Ведь никто не знает, что значит для него эта женщина! Подозревать могут, но быть уверенным не может никто! Это самая невероятная женщина в мире притворилась сейчас кроткой овечкой и сладко дремлет в его постели – она может казаться робкой девочкой и умудренной жизненным опытом светской львицей, она может своими виртуозными комплиментами обласкать каждого и в то же время одним жестоким словом убить наповал. Она способна быть нереально красивой и невероятно смешной! Она поистине может быть любой! Барыш склонился над Эльчин, слушая ее ровное дыхание. В эту минуту он чувствовал себя скрягой над сундуком с золотом, матерью над долгожданным выстраданным ребенком, замученной засухой землей под ливнем долгожданной влаги! Именно с Эльчин в его жизнь пришла ЕГО НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ. И он не хочет и не может остаться без нее, где-то в глубине души иррационально боясь, что если ее не будет рядом, все закончиться – принц Алладин снова станет уличным хулиганом, волшебство рассеется и сказочный ковер, который поднимает его все выше и выше, упадет к его ногам выцветшим лоскутом старой материи. Он даже себе не признается в этом, прогоняя ненавистную ему неуверенность и сомнения, вечные грызущие мысли о его несоответствии тому месту, где он оказался. И только она, ее улыбка, ее рука, ее смех рядом по абсолютно необъяснимым причинам обещают ему продолжение этой сказки! И он готов, он хочет разделить с ней все! Работу, дом, жизнь! С кем только не сравнивал он ее в своих мыслях – с птицей счастья, с короной, с солнцем! Он ничего не может поделать с собой, именно такие ощущения она ему дарит! И она действительно надежный друг, она никогда не тянула одеяло на себя, пытаясь выставить его в невыгодном свете! Барыш вздохнул. И ведь это он еще не сказал о том, что испытывает к ней! Он не представлял, что одного и того же человека можно одновременно боготворить, обожая до щенячьего восторга, и страстно физиологически хотеть, захлебываясь желанием от одного вида ее нежной шейки, загораться диким пламенем, только вдыхая запах ее волос. Он невесомо касается пальцами ее фарфорового плечика, скользя вниз по руке, наклоняется к ней, начиная шептать: - Сколько можно спать, я уже соскучился по тебе! Ты всю ночь следила за птицами и не выспалась или летала с ними на какой то слет ведьм, эльфов, троллей? Так твои уже здесь! Делают вид, что никуда и не улетали! Но глаза такие же сонные, как у тебя! – Барыш фонтанировал весельем и ели сдерживался, чтобы не начать щекотать и всячески тормошить разомлевшую, такую теплую и сладкую в своем полусонном состоянии Эльчин. - Барыш, я сплю! – Мурлычит она и пытается потянуться, но тут же начиная стонать. – О Аллах, как же все болит! Попа, спина, бедра… Даже пресс! Каким же меня вчера катком асфальтоукладочным переехало??? – Она причитает, поднимая ручки, потягиваясь и пытаясь размять мышцы. - Давай же я спасу тебя! Я буду добрым феем! – Барыш уже облизывает губы, он хочет перевернуть ее на живот и усесться к ней на ноги, чтобы помассировать ей спину, ягодицы. Но Эльчин в секунду успевает ускользнуть от него и в его руке остается только ее розовая пяточка, которую она настойчиво дергает, сидя на другом конце кровати и хищно - насмешливо поблескивая на него глазами и прищуриваясь, выговаривая: - Неееет, ты не добрый фей! Ты и есть тот асфальтоукладочный каток, тот сексуальный маньяк, который истерзал мое тело! – Она манит его снова и снова, сладко смеясь и запрокидывая назад лохматую рыжую головку. Ее миленькая короткая ночная рубашечка не скрывает абсолютно ничего, а только сладко интригует и подливает масла в огонь. Барыш еще пытается держать улыбку: - Эльчин, иди ко мне! – Его голос дрожит, видно, что возбуждение растет в нем все сильнее с каждой минутой, он начинает тяжело дышать и глотает слюну. - Нет! – Говорит она, продолжая манить его глазами, подносит руки к груди и, поднимая брови, изображает страдание, снова и снова сладко насмехаясь над ним. - У меня все болит! Я не в силах! – И, резко выдергивая свою ножку из его руки, отползает еще дальше на противоположный край кровати. - Эльчин! Мне почему-то не весело… – Барыш понимает, что она играет с ним, но эта игра не кажется ему смешной! Он плохо соображает и начинает свирепеть. - Говорю - нет! Я бы еще спала и спала! А ты разбудил меня! – И она, зыркнув на Барыша осуждающим взглядом, укладывается спать на своем краю кровати, поворачиваясь к нему своей сладкой круглой попой, лишь слегка прикрытой розовыми шелковыми рюшами. Утыкается носом в подушку и думает: «Я надеюсь, он понял, что я шучу. Хочу волкодава! Никаких щенков! Он очень вырос!» Он, и правда, очень повзрослел за эти два года с небольшим. Но не потому что перестал доверять каждому ее слову и научился гнуть свою линию. Жизнь, успех, обстоятельства, чувства – все сделало его другим, более зрелым. Как будто из крепкого подающего надежды саженца выросло потрясающей красоты дерево! Барыш накидывается на нее сзади и нависает над ней, стоя на четвереньках: - Издеваешься надо мной, бессердечная стерва! – Он ест ее глазами и кружит вокруг ее губ, пытаясь протиснуться между ее ног своим сильным телом. - Ну, может самую малость! – Она растекается под ним медом и тянется губами к его шее, целуя ее. Барышу так хорошо, тело наливается огнем и тяжестью, приятно терзая его, желая биться в ней, и вдруг она выскальзывает из-под него и с выражением лица кроткого агнца убегает в ванную, произнося: - Я умываться и в душ! – из ванной слышен ее смех и шум воду. Барыш садиться на кровать и обхватывает голову руками, ерошит себе волосы, мотая головой и затем опуская руки на шею, прикрывая открытый в растерянности рот. На его лице выражение напряженного разочарования. - У меня чувство, что ты точно напилась ночью ведьминого эликсира или тебя покусали тролли! Ты невыносимо вредная проснулась сегодня! – кричит он и идет за ней. В ванной пелена теплого пара и запах зубной пасты. Эльчин плещется под душем. - Ничего не слышу! – Хохочет она, сладко глядя на него.– Может я конечно в чем-то и тролль, но любить тебя неумытой, я не могу! – Она опять смеется. - Ты то у меня не тролль! Скорее принц эльфов! Или кто-то помассивнее! Король эльфов! Или, в крайнем случае, принц троллей! – И она, жадно глядя и обнимая Барыша за шею, сладко впивается ему в губы, врываясь в его приоткрытый манящий рот своим язычком и моментально чувствуя его ответ – он начинает поедать ее всю, ее медовый ротик, его тело твердеет, а руки по-хозяйски скользят по ней. - Мне кажется, я целую вечность не любил тебя… - Он отрывается от ее губ, переводя дыхание, и шепчет ей это страстно, заглядывая в ее туманящиеся негой глаза. Он подхватывает ее под ягодицы, оплетая себя ее ногами и руками. Барыш усаживает Эльчин на полку перед зеркалом, любуясь ее спинкой, ее попой, ее телом, по которому жадно блуждают его руки, ее рыжими, струящимися по спинке, волосами. Он в который раз вспоминает, как красиво это делать перед зеркалом, видя ее всю. - Я надеюсь, эта полочка не оторвется подо мной… - Тяжело дыша, проговаривает Эля. Ее руки на его крепких плечах, ее ножки кольцом сжимают его талию, ягодицы. - Ты себе льстишь! От твоих 40 килограмм ничего не произойдет! – Смеется Барыш и целует ее, двигая на край ближе к себе. - Между прочим, 45 килограмм! - Уточняет Эльчин. Барыш смеется, усаживает ее поудобнее и с наслаждением, восторгом, вздохом счастья входит в нее. Они снова единое целое! Они снова хотят подарить друг другу наслаждение! - Как я обожаю быть в тебе! – Он дрожит, снова и снова покрывая ее лицо поцелуями. – Как будто, пока я не вошел в тебя, утро не наступило! - Я твой будильник? – Смеется и тает она, тянется к нему губами и нежно целует его. - Ты мое солнце! – Он смотрит на нее полузакрытыми от напряжения глазами. Он закипает от подбирающегося удовольствия и текущей по его телу горячей сладости. Барыш снова и снова объясняется ей в любви, так возвышенно, как только может! - Как ты красиво любишь меня и говоришь мне о своих чувствах, мой сладкий лев! – Эльчин млеет от его тела, его слов, его чувств. – Я так счастлива в твоих объятьях, как только может быть счастлива женщина! – Она обхватывает его собой, двигаясь ему на встречу, она как всегда с ним заодно во всем и в такие минуты тоже! - Так будь всегда в моих объятиях! – Барыш готов взорваться в ней, его напряжение достигает своего пика, а ее признание уносит его в облака от счастья. Он поднимает ее, удерживая в своих руках за ягодицы, и начинает перемещать ее по ванной, нося на себе, прижимая к чему придется, нанизывая, нанизывая и снова нанизывая на себя, добавляя этой сменой мест какого-то безумства их очередному акту любви. Наконец-то, оказавшись под душем, он позволяет себе взорваться в ней, сжавшись мучительно сладкой судорогой, и чувствует, как Эльчин дрожит и стонет, как уже сбилось ее дыхание и заколотилось сердце. Барыш съехал по стене на теплую плитку, продолжая держать на себе распластанную паучком Эльчин. Она лежит на нем, приходя в себя, пытаясь открыть затянутые сладкой негой глаза, и шепчет ему из своего улетного состояния: - Я так люблю тебя! - Она улыбается ему счастливой довольной кошкой, пытаясь собрать свои ручки и ножки и лечь на нем удобнее. - А я тебе! – Он прижимает к себе ее огненную головку и, зарываясь носом в ее волосы, благодарит небо за это счастье, за это утро, за любимую женщину, млеющую в его руках от удовольствия. Они завтракали у себя в номере, на волшебном балконе, в окружении птиц, поглядывая вниз на идущих по улице, несмотря на ранее время, туристов. - Мне кажется, наши оливки вкуснее… - С выражение лица заправского дегустатора рассуждала Эльчин. - Я тебе уже говорил, что ты привереда? – Улыбался ей Барыш. - Говорил. - Сладкая усмешка пробежала по ее губам. - Только немножко в другом контексте. – Она сладко улыбнулась ему в ответ. - И вообще! Перестань жевать одну траву! Мясо ешь! - Его улыбка сменилась назидательно воспитательным выражением лица. – Будем дома – перевесим тебя. Не верю я в твои 45! Наверное, собаку рядом с собой ставила, когда взвешивалась? Пока не доешь – не встанешь! – И Барыш, не обращая внимание на ее протесты, положил в ее тарелку омлет, разный сыр, особую испанскую ветчину, ценящуюся не меньше хамона, которая называется сесина. - Ты любишь толстых женщин? – Эльчин вздохнула при виде образовавшейся в ее тарелке горки еды. - В женщинах я больше всего люблю рыжий цвет волос, белую кожу, стервозный характер и способность, не переставая смеяться и заниматься любовью! Никого тебе не напоминает? – Барыш исподлобья смотрел на нее, криво улыбаясь и пожевывая губы. - Хохотать без удержу? Прямо ржать, да? – Рассуждала Эльчин, делая наивно непонимающее лицо. - Заниматься любовью? – Она опять поджимала губы. – Стерва говоришь? О, знаю одну! Но она вроде бы сейчас черная… И с весом там все нормально теперь… - Она говорила все тише, понимая, что делает, и не сдержавшись добавила таки: - Откормил наверное… – Эльчин закрыла голову руками и беззвучно засмеялась, боясь поднять на него глаза, зная, что он испепелит ее. - Убью тебя сейчас! Ну, все можешь перекрутить, как посчитаешь нужным!!! Как понимать твое издевательство?! – Барыш негодующе смотрел на нее. - Я не удержалась… Извини… Больше не буду… - Она закрывала лицо руками, выглядывая сквозь разведенные пальцы. Эльчин сидела в плетенном кресле, поджимая одну ножку, согнутую в колене, к себе. Огромный белоснежный махровый халат смотрелся на ней сугробом, из которого торчали ее ножки и ручки. - А если я не удержусь? – Добавив стали в голос, спросил Барыш. Ему было неприятно, даже больно от этих намеков. Его отношение к Эльчин было кристально честным, как бы порой это не выглядело со стороны. Не потому, что моральные принципы были высоки – они не были в официальных отношениях, порой расставаясь, не желая понять друг друга, каждый раз прощаясь, без обещаний встретиться. Все дело в том, что так, как он хотел ее, он никого другого не хотел, и это было главной гарантией его верности. Он был физически не в силах размениваться сейчас по мелочам. - Пожалуйста, удержись! Я больше не буду! – Эльчин встала и обняла сзади жующего Барыша. Она сомкнула на его груди свои руки и стала целовать его идеальную шею. - Садись и ешь! – Нарочито холодно сказал Барыш. Эльчин уселась на свое место и стала с ангельской улыбкой завтракать. Ее лицо постепенно менялось, она поглядывала на Барыша и, наконец-то, произнесла: - Ты изменился за эти два года. Ты всегда был умница и красавец, но сейчас все и, главное, ты сам поверили в это. Ты стал спокойнее, взрослее… - Она смотрела на него с улыбкой мудрой женщины без возраста. Эльчин крайне редко одевала на себя такое лицо. Ей были ближе более легкомысленные варианты. Но в глубине души эти качества тоже жили в ней. - Может быть. - Соглашался Барыш. - Раз ты так думаешь. А вот про тебя я этого не скажу… Для меня ты ничуть не изменилась… - Барыш мечтательно заулыбался и стал вспоминать: - Когда я увидел тебя впервые, меня как будто ударили в живот, и я потерял возможность дышать! Я даже не сразу понял, что чувствую к тебе. Мне захотелось одновременно упасть перед тобой на колени, обнимая твои ноги и, мне даже стыдно в этом признаться, захотелось впиться в твои губы, просто без слов навалиться на тебя, чтобы ты застонала подо мной! Бред! Ужас какой то! Я обычно таких чувств к незнакомым женщинам не испытываю, да, честно говоря, и к знакомым тоже! – Барыш улетел в воспоминания, поглядывая с улыбкой на Эльчин, которая слушала его как завороженная. - Я надеялся, что мне показалось, что я в образе Омера. Но с каждым днем было все хуже – ты смеялась и я умирал, готовый падать к твоим ногам, маниакально желая любить тебя. Я ходил как зомби вокруг тебя, вдыхая твой запах и касаясь тебя, как завороженный. Ну, а дальше ты знаешь. Так вот с тех пор ничего не изменилось! Я тот же зомби и я хочу тебя, как в первую минуту нашего знакомства. Даже стало хуже. – Барыш сквозь слегка насмешливую ухмылку посмотрел на нее грустным взглядом. – Когда я не был близок с тобой, я мог обманывать себя надеждой, что ты окажешься холодной, манерной, закомплексованной, ну хоть какой-то не такой, как мне бы хотелось! Но ты оказалась более чем ТАКОЙ! – Барыш, лаская ее одними глазами, нежно улыбаясь, рассказывал ей все это. – И я пропал, когда ты поцеловала меня впервые, когда ты подпалила меня своим огнем, когда ты задрожала на мне! Ты вроде бы отдалась мне, а на самом деле, поработила меня! И эта мука, и это счастье теперь живут во мне! Так, хватит воспоминаний! Я могу опоздать! Они вышли из отеля и направились в сторону «золотого треугольника искусств», маленького района Мадрида, в котором расположено несколько музеев, в том числе музей Прадо. У Барыша именно там была назначена встреча, а Эльчин решила с него начать свою экскурсионную программу. Расставаясь, они договорились встретится в небольшом ресторанчике всего в 200 метрах от входа в музей, чтобы пообедать и вернуться в отель. Эльчин будет торопиться на самолет, и Барыш был намерен поехать в аэропорт с ней. День оказался насыщенным для обоих. Барыш первым оказался на месте встречи и занял столик с краю, чтобы подходящая к ресторану Эльчин сразу могла его увидеть, и взял меню, желая сделать заказ раньше, чем Эльчин высмотрит в меню невинно убиенных поросят. Он решил заказать паэлью с морепродуктами и попросил не торопиться, так как его девушка еще не пришла. Он прямо получал удовольствие, произнося фразу – «моя девушка». «Наверное, произносить «моя жена», еще кайфовее», – подумал он. Особенно, когда после произнесения этой фразы подходит такая несказанная красота, как его Эльчин. Вот опять же! Это ощущение короны на голове, крыльев за спиной, сундука пиастров под мышкой – может для Испании это понятнее. Он курил, сидя за столиком, и глазел по сторонам, пока не рассмотрел, отделившуюся от толпы красивую стройную девушку в темных очках и с прыгающими в ритме ее походки рыжими волосами, развивающимися на ветру. Она увидела его и сладко заулыбалась. «Идет, идет, моя корона! Моя «награда за терпение», мой свет!» - Барыш радовался как ребенок, заваленный кучей игрушек, она вносила в его жизнь вкус. Она подошла и поцеловала его, усаживаясь напротив. До Барыша только сейчас дошло, что замечтавшись, он не проявил уважение к даме – не поприветствовал ее стоя и не помог сесть! - Прости! Я не повел себя как джентльмен! – Барышу было это очень неприятно. Он не обращал внимание на такие, на его взгляд, нелепости, но для Эльчин стоило бы подумать об этом. Ему даже стало как-то мерзко на душе. - Я тебя умоляю! – Искренне удивилась его терзаниям Эльчин. - Разве важно, что снаружи? Важно, что внутри! Что ты заказал? – И опомнившись, понимая, что тоже начала не с главного, спросила. – И как прошел день? - Все супер! Такие по-хорошему деловые и адекватные ребята! Ты не представляешь, сколько мы всего за день успели! Единственное, что меня слегка напрягало… Такой теплый день сегодня, а у них как ни пальто, так плащ. Я чуть тепловой удар сегодня не получил. Жалел, что не было моря. А ты? Что насмотрела? – Барыш снова завладел рукой Эльчин и перебирал ее пальчики, улыбался ей и наслаждался ее непринужденным видом. - Как всегда, мало времени! Когда-нибудь приедем сюда на неделю, чтобы можно было зайти утром в музей и вечером выйти, ходить, смаковать, уставиться в картину и все-все разглядеть в ней, до мелочей! – рассуждала Эльчин. - Не пугай меня! День в музее – задохнуться можно, про "заскучать" вообще молчу! – Барыш кривил лицо и закатывал глаза. Эльчин засмеялась. - Ты знаешь, что мне кажется главным в семейной жизни? – интригующе насмешливо улыбалась она. - Не знаю! Но мне очень интересно! – Барыш даже приоткрыл рот. - Мне кажется, самое главное - это позволять друг другу сохранять свои прежние интересы, ни пытаться воспитывать друг друга! Это только делает людей несчастными! Муж не будет центром моей вселенной! Но наши вселенные пересекутся, и мы будем иметь очень много общего! Потеряй каждый из нас эту вселенную внутри себя, сможем ли мы быть интересными друг другу? Разве плохо иметь и что-то свое, и познавать через близкого человека этот многогранный мир? Мои ночи будут принадлежать тебе, но это не значит, что дни напролет я буду виться вокруг тебя. Этот мир так велик и интересен, давай вместе восхищаться им, каждый глядя на него своими глазами и помогая увидеть то, что может друг без друга мы и не увидели бы! - Она одухотворенно спокойно говорила ему это, без пафоса и рисовки, передавая свои ощущения. - Эльчин! – У Барыша ком подступил к горлу. – Перед тобой сидит невероятно наглый человек! Я не только хочу в жены самую красивую девушку Турции, которая не перестает поражать меня своими талантами и интеллектом. Так оказывается, она еще и мудра, что я просто теряю дар речи рядом с ней! – Его глаза светились искренним восхищением и любовью. Наконец-то, им принесли паэлью. Золотая от шафрана, она благоухала морем, над ней струился сказочный дымок. Поданная непосредственно в сковороде, она продолжала шипеть, казалось, сохраняя звуки живого огня. На какой-то период времени разговоры прекратились, проголодавшиеся Эльчин и Барыш отдавали должное воистину национальному блюду Испании. - Я когда первый раз была в Испании… - Заговорила Эльчин. Она уже утолила острый голод, и ее опять потянуло на рассуждения. – Слышала версию, что на самом деле название «Паэлья» - это не от слова «сковорода» - «paella» с высокими бортиками. Там есть более романтическая версия происхождение этого названия. Что какая-то заморская принцесса сошла со своего корабля на испанском берегу, где молодой и красивый моряк как раз готовил себя ужин из того, что у него было. А что могло быть у моряка? Конечно! Морепродукты и горстка риса. Принцесса была красавица, и он поделился с ней своим не хитрым блюдом. И так оно ей понравилось, что решила эта принцесса остаться с этим моряком, и блюдо так называется «ужин для любимой» или может я немножко вру, но «какая-то еда для любимой» именно в честь этой нереальной встречи! - Эльчин полушутя рассказывала все это Барышу. Она поблескивала на него глазами и сладко – сладко улыбалась. - Ты же знаешь, я умею говорить паэлью, может мы называем ее иначе. Доедай быстрее, на самолет опоздаешь! – Барыш уже справился со своей порцией. Время поджимало, и надо было торопиться. Он облизывался глядя на Эльчин, готовый сорваться с места в любую минуту и бежать в отель. Эльчин все прекрасно понимала без слов, но доесть порцию физически не могла. - Тогда начни мне помогать! Или пусть упакуют с собой! У меня скоро из ушей будут мидии торчать! – Возмущалась она и страдальчески смотрела на него. Барыш с выражением лица «смотри, как надо» буквально в три легких движения вилкой справился с действительно образцовой паэльей. - А сейчас мы очень быстро идем! – Барыш встал, снимая пиджак со спинки стула, взял Эльчин за руку и летящей походкой они направились в гостиницу. Заказав на рецепции такси, они зашли в лифт. - Снова оставляешь меня? – Риторически спросил Барыш, вжимая Эльчин в зеркало позади нее. - Только чтобы не надоесть тебе! - Ворковала она ему в губы, блуждая руками по спине и зарываясь в его волосы. Глаза Барыша туманились страстью, дыхание учащалось, хозяин и повелитель требовал снова принести в жертву любимую рыжую стерву. - Сейчас я брошу тебя на эту чопорную кровать… - Продышал ей Барыш. - И буду любить так, чтобы три дня до нашей новой встречи ты вспоминала обо мне… - Мне уже страшно... – Нарочито испуганно сказала она и сладко улыбнулась, приоткрывая ротик. – У меня опять будут болеть все мышцы? – Показательно беспокоилась она. - Нет! Хочу, чтобы оргазм остался с тобой на три дня! – Барыш сжимал ее ягодицы и шептал ей в губы свои планы. Эльчин сладко засмеялась, запрокидывая голову, затем она обхватила его лицо руками и, впиваясь в него взглядом, простонала ему в губы: - Как тебе это удастся? Разве что ты поедешь со мной! - И она прильнула к его губам. Дверь лифта открылась, и они помчались по коридору. Перед дверью Барыш глубоко вдохнул, сделал безразличное выражение лица и вставил карточку в замок. Промелькнул зеленый свет, дверь щелкнула и открылась. - Ты видишь, главное не дать ему понять, что ты торопишься, и тогда все работает! – Снова смеялась она, и они вошли в комнату. Все было, как он обещал. Он хотел нацеловать ее на три дня вперед, поэтому на место снятой одежды и белья ложились его жаркие губы. Им совершенно некогда было разговаривать, поэтому они говорили о любви своими телами лучше всех слов вместе взятых. Когда он вошел в нее на высокой чопорной резной деревянной кровати со снежно белым бельем, все померкло кроме них в этом мире – все произведения искусств и чудеса архитектуры, все кулинарные изыски и мировые модные бренды. Все отошло на второй, десятый план. Это все стало не важным. Потому что нет ничего важнее в этом мире, чем два любящих друг друга человека! Он входит в нее жадно глядя в ее подернутые страстью глаза, ловя с ее дрожащих губ свое имя. Она произносит его имя так, наполняет таким смыслом, что начинает гореть каждая клеточка его тела. Она сладким стоном отвечает на каждый его нетерпеливый толчок, изгибаясь электрической дугой под его губами, течет расплавленным медом, когда он проводит рукой по ее бархатной коже. Она бьется под ним, разметав свои огненные волосы, впиваясь пальцами в его спину, сжимает и отпускает, сжимает и отпускает его в себе, доводя на самую вершину блаженства. И, заглушая в себе утробное рычание, он взрывается в ней, наваливаясь на нее всем телом, прижимая так, что она перестает дышать и умирает от удовольствия вместе с ним. Их тела переплетены, дыхание смешалось, кажется, что в эту минуту у них даже одно сердце на двоих и не имеет значение, в чьей груди оно бьется. Сладкий шквал утихает, остается волна умиротворения, волна покоя и расслабления. Он снова прижимает ее голову к себе и шепчет в ее волосы: - У нас есть еще пять минут, чтобы я подержал тебя в своих объятиях. – Они сладко улыбаются. Мир так прекрасен в эти минуты. Даже часы стараются замедлить бег и, если это возможно, сделать эти пять минут вечностью. Всю дорогу в такси, Барыш держал ее руку. Они молчали. Только иногда, Барыш прижимал ее голову к себе, целуя, вдыхая запах ее волос и вздыхая при этом. В аэропорту Эльчин зарегистрировалась на рейс, и надо было идти на паспортный контроль. Пришло время расставаться. - Ты отпускаешь меня? – Нежно и сладко смотрела она на него снизу вверх, держа его за обе руки и приподнимаясь на носочки, чтобы проворковать ему в губы какую-то нежность. Она видела, что с Барышем что-то творится, не просто сожаление об их расставании, а что-то терзает его. И она не ошиблась. Прервав ее романтическое настроение, он прижал ее в себе за талию и стал говорить ей практически в ухо: - Я хочу у тебя попросить! Я хочу у тебя потребовать! Или я за себя не отвечаю! Убери его из своей жизни!!! Я не могу видеть, как ты держишь его за руку! – Барыш кипел, высказывая ей это все. Видно, что эти слова созрели в его душе уже давно. - Я не держу его за руку! – Кинулась защищаться Эльчин. Она не смотрела на Барыша, уставившись перед собой и слушая его горячее дыхание, чувствуя, как он дрожит и негодует, прижимая ее к себе. - Значит, он ее держит! Забери у него раз и навсегда свою руку!!! Неужели ты не понимаешь, чтобы я мог взять тебя за нее, она хотя бы день должна побыть без него!!! Или у тебя другое виденье??? – Он рычал ей в ухо, почти оглушая ее. - А ты… - Пыталась начать Эльчин. Он перебил ее, не дав даже договорить: - Ты давно видела кого-то возле меня? Как давно? Ну, вспомни, вспомни, пожалуйста! Или тебе не это важно? И все это только разговоры, чтобы я отстал от тебя и довольствовался той ролью, которую ты мне отвела?!!! - Я не могу в один день это сделать! Много мероприятий запланировано заранее и сейчас их, а точнее его присутствие там, не отменить! – Эльчин как могла попыталась воззвать к его здравому рассудку. Сложнее всего было с тем, что Барыш то был абсолютно прав. Отстранить Юнуса от своей жизни надо было давно. - Значит так! – Со сталью в голосе продолжал говорить Барыш. - Очень интересный период у нас в жизни начинается, мы вместе будем везде и всюду. И я не исключаю такой возможности, что, абсолютно потеряв надежду на твое согласие, я не буду корчить из себя сухаря, коллегу и гармоничного друга на публике, а так и скажу при всех: «Да, два года люблю и уговариваю эту бессердечную стерву ответить мне взаимностью! Вот, потеряв терпение, прошу вас, наши любимые поклонники… - И Барыш издевательски посмотрел на Эльчин, стараясь понять производимое впечатление и просчитать реакцию. - …Помочь мне!» Вот суета то начнется! Представляешь? – Барыш даже как-то жестоко, с отчаянием улыбался Эльчин. - Если у тебя хватит ума сотворить такое, то это будет наше последнее общение в жизни! – Эльчин метала молнии и замораживала его своим взглядом одновременно. - Я буду смеяться громче всех и расхваливать твое чувство юмора! А потом ты меня никогда больше не увидишь! Это ты красивое расставание задумал для нас! Я бы не додумалась! Мне пора! – И она, вырвавшись из его рук, пошла в сторону паспортного контроля. Он дернул ее назад и прижал к себе, шепча ей в волосы: - Я пошутил. Я не сделаю так. Но очень хочу так сделать, чтобы ты не отвертелась. Тогда нас точно поженят. – Она билась в его руках, а он не отпускал ее. Это продлилось достаточно долго. Наконец, Эля перестала дергаться и спокойно холодно сказала. - Если ты планируешь для нас какое-то совместное будущее, пожалуйста, избавь меня от этого киношного представления, которое родилось в твоей голове. Если нам суждено быть вместе, а я искренне на это надеюсь, то привлекать в свидетели мировую общественность не нужно! Мне всегда казалось, и я до последнего эпизода высказанной тобой нелепости думала, что и ты так думаешь – тихое счастье вдвоем, подальше от чужих глаз – это и есть счастье! Но ты прямо напугал меня своим желанием сделать достоянием гласности наши отношения. – Эльчин делала ему больно своими словами. Да он последний человек, которому хочется впустить в свою жизнь чужие глаза и уши! - Я пошутил. Я просто очень хочу быть с тобой! – Он грустно смотрел на нее, удерживая ее руки. - Барыш! Но и я хочу быть только с тобой! Я еще не знаю, как это все осуществить, но прошу тебя, не пороть горячку! Ты убил меня своей идеей! – Эльчин качала головой и закатывала глаза. – Ты отпускаешь меня? – Она подобрела, видя, что Барыш совсем сник, и обняв его лицо ладонями, стала целовать его. - Отпускаешь, мой недоверчивый лев, мой нетерпеливый красавец? Ее губы, ее запах, ее нежные руки, ее чайные глаза, ее ангельский, слегка насмешливый голос, ее матовая кожа. Он снова в ее власти. Барыш прижимает ее к себе, и, убирая волосы с ее шейки, целует ее кожу, пытаясь дотянуться все глубже и глубже на спинку. Эльчин передергивает плечиками от щекотки и бегущих по ней мурашек, она улыбается и шепчет: - Я опоздаю на самолет! Такого стыда я еще не переживала! Когда на весь аэропорт объявят мое имя! - Ладно, иди, ведьма! Тиран! – Барыш смотрит на нее исподлобья, его глаза уже заволокло возбуждение, но он заставляет себя разжать руки и отпустить ее. - Я тоже люблю тебя! – Эльчин улыбается на его слова и бежит вперед, все время оглядываясь и махая ему рукой. Место Эльчин опять оказалось у окна. «Как хорошо! - подумала Эльчин. Когда ты у окна, ты как бы один на один с небом, достаточно только уставиться в окно.» - Ну и как ты это все решишь? - не унималось внутри. – Ты представила себе это? И перед глазами Эльчин появился Юнус, которого поймали вездесущие журналисты. Он со слезой в голосе, с видом поруганной чести и достоинства уже рассказывает про шесть лет безоблачного счастья и отношений душа в душу, что как гром среди ясного неба, как удар ножа в спину, стала для него эта новость о расставании с Эльчин. А сам набирает на телефоне сообщение своей новой девушке. Эльчин вздохнула. Или того хуже. Она представила заплаканную Гупсе, которая открывает дверь журналистам и, размазывая по лицу слезы и сопли, кокетливо сморкаясь в платочек, разыгрывает перед благодарной публикой шекспировскую трагедию. О вероломной измене, о разбитых надеждах на простое женское счастье и черной неблагодарности практически вскормленного ее щедрой грудью Барыша. Эльчин видит все это в лицах, даже милого шоколадного лабрадора Мию, которую Гупсе точно усадит рядом с собой, чтобы использовать это выражение вселенской грусти на ее красивой мордочке. И дикие газетные заголовки, смакование всего возможно и невозможного, привлеченные физиогномисты, астрологи, читатели по губам, психологи всех мастей и рангов, для толкования и трактовки их с Барышем отношений, их перспектив и так сказать, ступенчатого развития... Эльчин стал бить озноб от ужаса нарисованной ею картины. - Что вам предложить? – Вырвала ее из раздумий стюардесса. - Томатный сок, пожалуйста! – Эльчин произнесла это с таким выражением лица, как будто попросила цианистый калий. - Перца у вас к томатному соку случайно нет? – Решила уточнить она. - Перца? – Переспросила стюардесса удивленно. – Перца нет. - Спасибо! – Она взяла томатный сок и пригубила его. Вкус гаспачо. Вкус Испании. Все сладкие моменты этих неполных двух дней пронеслись у нее в голове. Эльчин вздохнула. Но сейчас ей вздыхалось легче. У нее есть эта другая жизнь, которая делает ее счастливой. Нужно ли сделать ее видимой для всех, или она только пострадает от лишнего света и чужих глаз? Эльчин сама еще не знала. Она решила пока остаться наедине с небом, смакуя на губах вкус Испании. - Но есть вино! – Опять заботливо предложила стюардесса. - Я хочу вино? – спросила сама себя Эльчин. - Ты хочешь умереть! – отозвалось внутри. - И желательно рядом с Барышем. И желательно от удовольствия! И желательно на необитаемом острове. Где-то там, где он будет готовить тебе паэлью!