Рыжая кукла и владелец красного барабана

Вы когда-то задумывались, как происходит знакомство человека с новой страной или новым городом? Давайте попробуем представить. Вот вы сидите весь такой взволнованный в самолете ли или автобусе или поезде. Конечно, вы заранее подготовились, как правильный путешественник и уже владеете необходимым минимумом знаний. Но даже если специально готовиться не получилось, у нас у всех есть какое-то свое представление о той или иной стране, том или ином городе. Оно сложилось из услышанных возможно даже в детстве рассказов, впечатлений уже побывавших там счастливчиков, фильмов, книг и даже соответствующей еде и одежде. И, очень часто, да даже в большинстве случаев, наши составленные представления, вылеллеянные образы разбиваются об увиденную нами потом реальность. Что далеко ходить. Мы недавно вспоминали с вами о Ромео и Джульетте. Вот замечательный город Верона. К своему стыду, большинство из нас только с этой парочкой его и связывают. Наверное, небольшой городишко, думаем мы из своих больших и малых городишек, посреди которого и возвышается символ настоящей хотя и трагической любви, воспетый всеми романтиками мира, балкончик. И, каково же наше удивление, когда «городишко» оказывается огромным старинным городом, с буйной рекой и даже своим колизеем, большущим, третьим по размеру в мире амфитеатром! А пресловутый «балкончик» придуман специально для туристов, которые, не желая видеть вокруг настоящую Верону, «доставали» экскурсоводов вопросами: «Все конечно ОЧЕНЬ интересно! Но когда уже балкон то будет? Я должна на нем для мужа сфоткатся» И так почти в каждом городе. Гуляя по Стокгольму, этому «городу на сваях», со вписанной в город бесконечной береговой линией, невольно думаешь: « Да где же он здесь может быть?» И ищешь район с высокими цветными домами, узкими улицами и пусть там даже еще пожарная машина стоит… Не догадались о чем я? А точнее, о ком? Да! О Карлсоне, который живет на крыше! Знаю, что мультик, но для меня Стокгольм именно тот Стокгольм из мультика, а это какой то другой город. Не говорю, что хуже, просто другой. Древний остров Крит. Ты, замирая от восторга, едешь в гости к минотавру. Как там он без меня? Столько лет не виделись, да если честно, никогда не виделись, но я же столько слышала о тебе. Суровый такой мен был, да просто зверюга! Несомненно социопат, но, по – своему, харизматичный. Да и времена то сложные были: не сожрешь - не проживешь! И вот, наконец-то, доведется увидеться. Как то сразу все не заладилось. Кносский дворец царя Миноса реконструируется. И давно реконструируется. Не одну тысячу лет. Активная сейсмическая зона была. Потряхивало и иногда очень сильно, даже лавой время от времени заливало. Теперь в этих руинах пустенько, по античному чистенько, дико солнечно и как то не так, как я это себе представляла. Да и вопрос с лабиринтом то оказывается спорный. Даже историки сами для себя еще не решили, а был ли лабиринт. Короче, встреча не состоялась. Подозреваю, был этот якобы минотавр, всего навсего, грустной греческой собакой. Ну, может завыл пару раз невпопад. А они там такого шума наделали, храбрецов назвали. Боюсь, обидели ни в чем неповинную собаку своей игрой в героизм. Хотя, судя по сохранившимся рассказам очевидцев (прямо так себе это и представляю – сидят, руки заламывают, собаку от минотавра отличить не смогли!), он был скорее бык. Вот так еще одна детская сказка разбилась о суровую реальность. Какой город мы с вами еще хотим развенчать? Ну, давайте самый самый! Уж что бы рыдать так рыдать! На каких книгах сформировалось у нас с вами, здесь совершенно случайно всех оказавшихся, представление о НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ? Возьму на себя ответственность и попытаюсь догадаться. «Три мушкетера», «Графиня Де Мон Соро», «Королева Марго» и дальше по списку, преимущественно авторства Александра Дюма и иже с ним. Когда наша подростковая психика засеивалась представлением о том, как все должно быть, когда наши девичьи мозги ткали себе прообразы наших перспективных авторов и композиторов, с кого они рисовали себя их портреты? Турецких то сериалов тогда не было. Приходилось искать мужчин, где придется. Вот в книгах и искали. И веду я это все к тому, что вечный город Париж, ассоциируется у нас с вами с идеальными мужчинами, идеальными любовниками, идеальными отношениями. И вот, случается чудо, и вы летите – плывете (не уверена, но, наверное, как то по Сене можно) - едите в Париж. В ушах звучит французская музыка, этот их милый прононс. Вы сами себе по- рррыкиваете их мелодии. Едите как в гости к друзьям детства. Ну а как же! Я же их всех там знаю – Атос, Партос, Арамис ( умер, жалко), Д'артаньян (он все еще в шляпе? Давно не видела) Как там Фантомас, интересно? В смысле Жан Море, конечно. Мечта всех своих современниц. А сам то оказывается, мечтал о современниках. Ну да ладно. Мы то его любим не только за это. А Пьер Ришар, так он красиво седеет, стареет. И вот вы в Париже. Да нет, вы конечно не ждали, что все ваши хорошие, хотя и давние знакомые, придут вас встречать. Но что вы будете наталкиваться на них повсюду, хватать за руки и обниматься при встрече, в тайне надеялись. И вот с каждой минутой прибывания в Париже, вам открывается истина – это не тот Париж, не Париж моего сказочного детства. И тоскливая мысль пронизывает ваше сердце – того Парижа не существует в принципе. И Елисейские поля – это не поля, это огромный проспект. И не ходят по Парижу девушки, с лотками бутоньерок перед собою. Да цветы действительно носят, но не девушки, а смуглые парни. И непонятные тряпки, которыми завалены улицы Парижа, это не случайно потерянная одежда. Это вещи, в которых ночью спять бомжи. А то, что ты расстроился, и даже разочаровался, так это твои проблемы, но не проблемы Парижа. Он такой. А что ты украсила его своими детскими розовыми сопельками, а он не выдержал проверку временем, так это от недолговечности сопелек в принципе, а розовых особенно. Очень не прочный, знаете ли материал. Возлагаешь грандиозные надежды, а все рассыпается от первого серьезного чиха. Так что будим реалистами. Давайте любить и воспринимать мир, таким каким он есть. Он не становится от этого менее прекрасным. Скорее наоборот – становиться собой! Прага словно детская книга, нарисованная потрясающим художником, с яркими картинками, которую можно взахлеб перелистывать не останавливаясь, заканчивать и начинать по новой. Венеция -совсем не красочная обложка словно сошедшая с коробки конфет. Она скорее антикварная шкатулка, которую угораздило оказаться в воде, и от этого она такая хрупкая и недолговечная. Рим – возможно единственный мировой бренд, с которого все хотят или перерисовать себе картинку, или притащить домой кусочек античного камня. Интересно, каким в памяти Барыша и Эльчин останется Берлин? Мы не узнаем всех подробностей. Но что в наших силах, пусть будет так. У них горячая пора. Обратная сторона их работы. Они не принадлежат себе. Сейчас, когда они в дороге, их жизнь расписана по минутам. Они снова рядом, но они снова не вместе. Города сменяют один другой, одинаковыми остаются только рукоплещущие, восторженные девочки, фильм и песня, которую они поют в конце. Машина сменяется самолетом. И вот они уже в Германии. «Когда я наконец то смогу нормально прикоснуться к ней», - Барыш смотрит на нее, сидящую напротив, весело болтающую с кем то или дремлющую, грустную или веселую, уставшую или счастливую. Как он любит даже просто смотреть на нее. Но все остальное он любит делать с нее еще больше. И вот любуясь футуристическим нарядом Эльчин для Берлина и физически заставляя убрать от нее свои руки, Барыш голосом, не принимающим возражений, шепчет ей: - Когда окажешься в номере, платье не снимай! Я намерен помочь тебе в этом вопросе! – И он подтверждает свои откровенные слова еще более красноречивым взглядом. – Не пустишь в дверь, я перелезу к тебе через балкон – наши номера рядом! – Он прячет эти горящие, как угли слова под дружеский взгляд, может лишь слегка, сильнее сжимая челюсти и кулаки, произнося их. Ничего не выражать на лице, говоря ей, как он ее хочет и любит, стало своего рода игрой, и эта игра становилась все более и более волнительной. Эльчин даже не успевает возразить в ответ – ей самой давно нестерпимо хотелось его, его рук на своей коже, его губ на своем теле, его горячего дыхания в своих волосах, его напора в себе! Она чуть не застонала, замечтавшись об этом, но удержала на лице выражение приветливой радости, лишь на секунду глянув на Барыша глазами, полными желания и мгновенно спрятав его в себе поглубже, лелея до того момента, пока они не окажутся одни. Но вечер обещает быть очень долгим и время тянется как то по особенному медленно, как впрочем всегда, когда ты жадно чего то ждешь. С первыми кадрами фильма, Барыш закрывает глаза и шепчет Эле в ухо: -Я спать! Ведь на сегодняшнюю ночь у меня совершенно другие планы! – И, не удержавшись, как бы поправляя себе брюки, он провел рукой по Элиной ножке, заставляя ее трепетать и с нетерпением ожидать обещанной ночи. После просмотра, отбившись от сидения в лобби - баре в веселой компании, Эльчин сослалась на усталость и ушла к себе. Номера, в которых они остановились на эти два дня, были ничем не примечательные. Бежевые узорчатые стены, с абстрактными картинами в лаконичных рамах. Большая кровать с шоколадным покрывалом и проглядывающим из под него белоснежным бельем, с неподлежащим подсчету количеством подушек. Напротив кровати располагалась длинная из темного дерева полка – стол, переходящая с одной стороны в маленький барный столик, с чайником, разнообразным чаем – кофе – сливками – сахарками – конфетками - шоколадками. К этой части стола примыкал аккуратный бежевый кожаный пуфик. С противоположной стороны полка превращалась в письменный стол с тоже очень небольшим, но красивым бархатным креслом, кофейного цвета. Над этой многофункциональной полкой висел телевизор. Самым примечательным в этой комнате, пожалуй, были окна. Они были существенно больше среднего размера, занимали почти все пространство напротив входной двери. Номер на верхнем этаже и замечательное расположение отеля позволяли наблюдать жизнь предрождественского Берлина в режиме on line, с огнями и иллюминацией, уличными праздничными лотками и дымом, поднимающимся над повсеместно жарящимися колбасками. Ждать Эльчин пришлось совсем не долго, и когда в ее дверь поскреблись – постучались, она открыла ее с выражением лица: «Наконец-то!!!» и залюбовалась Барышем. Как она любила именно этот его вид - слегка растерянный, и в то же время воинственно – решительный, с глазами, пылающими от страсти и нежности одновременно. В нем еще проглядывал взволнованный юноша, но власть уже всецело принадлежала мужчине, которому невозможно сказать «нет», перед которым нереально устоять и которому хочется безропотно подчиняться. В этом состоянии Барыш практически никогда не мог разговаривать. Да потому, что говорить в этом состоянии бессмысленно! Когда Барыш переступил через порог, она обвила его за шею двумя руками и прошептала, жарко дыша ему в губы: - Я на всякий случай ничего не снимала. В полном образе для Берлина! Но, на самом деле, в образе для тебя! – И слегка касаясь его дрожащих губ, тяжело дыша, добавила. - Все мои образы для тебя! Чтобы заставить тебя гореть! - И я всегда горю рядом с тобой! – Барыш ловит ее дыхание, только собираясь обрушиться на нее с поцелуями. Руки уже скользят по гибкому телу Эльчин, изучая возможности для проникновения. – Это шорты на тебе, я надеялся, что они юбочка. – Его руки уже под ними, снимая их вместе с бельем и сжимая прохладную дрожащую попу. Он жадно покрывает идеальное лицо Эльчин своими губами, смакуя каждый сантиметр, и ощущая ее дрожь и сбивающееся дыхание. - Ты мерзнешь? – Прошептал он ей, когда шорты свалились на пол, и Эля переступила через них. - Уже нет! – Простонала она ему в губы, ощущая его теплые руки на своих ягодицах, и сладко впиваясь в его рот, желая пить его без остатка, ее руки тормошат его волосы и спускаются на красивые крепкие плечи. - Как мне снять эту штору с твоей попы? Эту вуаль с самого заманчивого? – Барыш упивается близостью с ней. Его руки настойчиво скользилят по спине, по талии, ища решение задачи. - Как всегда, очень просто! – Эльчин, откровенно манящим, самым сладким своим взглядом, полуулыбнулась ему, отстранившись и расстегнув пояс, сбросила его с себя вместе с черной прозрачной шифоновой юбкой. – Так лучше? – На ней еще оставался ее жакет с баской, который только сверху смотрелся строгим, а сам, по мере исчезновения темных шортов внутри и прозрачной юбки снаружи, стал выглядеть неприлично коротким платьицем. Слегка мерцающие черные кожаные сапожки делали этот образ еще более откровенным и сексуальным. Барыш, почти облизываясь, обвел ее пьяным от страсти взглядом и продолжил жадно целовать, пытаясь спуститься на шейку и ниже. Эльчин сегодня была упакована в мягкую синюю обертку, как сладкая молочная конфета, как белая нуга, созданная лучшим в мире кондитером, как редкое и от этого невообразимо роскошное и желанное лакомство. Прижавшись к ее плечу и полной грудью вдохнув ее аромат, Барыш потерялся в своих ощущениях. К его любимому запаху, добавился запах кинотеатра, запах букета цветов, который Эльчин держала в руках, большую часть которого составили ярко пахнущие лилии. Барышу даже слегка пригрезилось, что он снова и снова слышит восхищенные крики окружавшей их толпы, слышит аплодисменты, что его глаза слепнут и слезятся от яркого света и бесконечных телефонных вспышек. Ему захотелось повернуться спиной к этому беснующемуся залу, оставить его позади, сжать Эльчин в своих объятьях, ограждая ее от всего этого, и остановить жизнь на одну ночь. Пусть на сцене благодарно улыбаются и машут руками, посылают воздушные поцелуи в толпу и произносят слова признательности, какие то другие Барыш и Эльчин. А настоящие они скроются ото всех на какое то время и станут просто горячо влюбленными молодыми людьми, которые страстно нуждаются друг в друге, яростно хотят друг друга, которым нужна эта близость, чтобы продолжить жить. Нужна так, как будто без этого, без этой подзарядки, их жизнь невозможна! - Умираю, как хочу тебя! – Простонал Барыш. Этот рой мыслей в голове, сладкая белая нуга на его губах, прохладный фарфор в руках, скрытый под мягкой тканью. – Барыш чувствовал себя тропическим тайфуном, готовым сметать все на своем пути в достижении долгожданных сладких берегов. Эльчин извивалась в его объятиях. Лукавая улыбка проскользнула на ее лице. - Я готова спасти тебя! – И она, съедая Барыша глазами, стала расстегивать на нем брюки, освобождая из заточения самого – самого верного своего поклонника. Барыш убрал руки с Эльчин в эту минуту, и только испепелял ее глазами, тяжело дыша приоткрытым влажным ртом, отдаваясь ее власти и наслаждаясь ее томительными, возбуждающими прикосновениями. Затем Эльчин толкнула Барыша на кожаный пуфик, самый ближайший предмет мебели к ним, откровенно страстно глядя на него, развела свои идеальные ножки, и уселась на Барыша сверху, жадно вбирая его в себя, сжимая, лаская и терзая его. Они одновременно задрожали от долгожданной сладости происходящего. Эльчин упиралась по бокам от пуфика, сохранив опору под ногами и размеренно – грациозно двигалась, сидя на нем. Барыш в свою очередь, прислонил Эльчин к барному столику, позади нее, и стал расстегивать ее жакет, с каждой минутой, становившийся все более ненужным на ее теле. Крючочки послушно расходились под пальцами Барыша и сладкая белая нуга ее тела покрывалась его поцелуями. Жакет остался лишь на ее руках, открывая для поцелуев шейку, грудь, плечи. Эльчин страстно откидывалась назад, давая всю себя в его власть, не переставая сжимать в себе горящий, властный, требовательный член. Ей стало не хватать его роскошного тела, и она поволокла с Барыша футболку вверх, набрасываясь на него с поцелуями, заставляя его тоже наклониться назад и подставить ей под горячие губы свою аполлоновскую шею. Его руки были у нее на спине под таким понравившимся всем оригинальным нарядом, жадно гладя ее тело. Эльчин с Барышем переплелись, обвивая друг друга, проникая друг в друга губами, языками, телами, становясь одним целым и несказанно кайфуя от этого! Придерживая ее за талию, гладя по бедрам, перемещая руки на ягодицы, Барыш помогал Эльчин скользить на себе. Его возбуждение все нарастало, ему нестерпимо хотелось полноценно двигаться в ней, и пришло время брать инициативу в свои руки. Барыш подхватил Элю и, слегка перенеся по комнате, уложил ее на кровать, позволив окончательно упасть своим брюкам, которые теперь не сковывали его действия. Барыш оказался между ее ножек, нависая над ней на вытянутых ровных руках, и отпустил себя. Он стал врываться в Эльчин, страстно глядя в ее затянутые негой глаза, вколачиваться в нее, не скрывая своего неистового желания любить ее и обладать ею! Кровать ходила ходуном и билась о стену в одном ритме с Барышем. Эльчин обхватила его ножками, чувствуя приближение разрядки и со стоном, сжалась на нем, запрокидывая голову. Ее тело било током от наслаждения, она дрожала и продолжала сладко стонать, не в силах замолчать и лишить себя и его этой демонстрации удовольствия. Опустившись на левый локоть и сжимая правой рукой тело бьющейся в конвульсиях Эльчин, Барыш и сам с глухим рычанием взорвался в ней. Как будто горячая лава пульсировала из него, как будто весь огонь его страсти принял тягучую жидкую консистенцию и извергся в нее, наполняя ее любовью и каким то особенным свечением. Она его магнит, к которому все в нем сознательно и бессознательно тянется. Барыш навалился на Эльчин, тяжело и нежно покрывая ее своим телом, проваливаясь лицом в ее волосы, восстанавливая дыхание, зарываясь носом в ее в ушко, и услышал ее трогательное: - Я так люблю тебя, мой сладкий аслан – партнер! Барыш заулыбался и хриплым голосом ответил: - А я тебя, моя Эльчин! - Ему было приятно, что Эля вспомнила, как они официально называли друг друга в самом начале съемок ЛН. Они продолжили еще какое то время так лежать, улыбаться своим мыслям и ощущениям, наслаждаясь близостью друг друга, пока в дверь Элиной комнаты настойчиво не постучали. - Не открывай! – Продышал ей в волосы Барыш, прижимая ее голову к себе. - Мало ли кого там принесло. Эльчин все еще плавала на сладких теплых волнах и желание бежать открывать дверь нежданному гостю не могло поднять ее с постели. Но стук продолжался, и навязчивый пришелец заголосил под дверью голосом Руткая: - Эльчин! Это я! У тебя все в порядке? – И он продолжил тарабанить в дверь. - Блин!!! Ему точно придется открыть!!! Если нет – через полчаса здесь будет наряд полиции и они вышибут дверь!!! Он убедит всех, что я случайно утопилась, убилась, поскользнувшись на мыле, или убита током от неисправного чайника! - Эльчин носилась по комнате, закидывая их разбросанную одежду в небольшой платяной шкаф за зеркалом в прихожей. Она, суетясь и нервничая, пыталась окончательно снять с себя жакет, стягивала узкие рукава, накрепко влипшие в нее. Эльчин почти вывернула его наизнанку и от этого лишила себя возможности что-то делать зажатыми в узких рукавах за спиной руками, но снять это дизайнерское чудо по - прежнему не могла. Барыш был на порядок спокойнее. Он бы даже с удовольствием лично открыл Руткаю, полиции и всем, всем, всем дверь ее номера, чтобы заявить о себе в ее жизни. Но… У нее были другие долгоиграющие, понятные ей одной, планы. Искренне веселясь Элиной суете, он все таки не мог выносить ее яростной беспомощности, пыхтения, переходящего в жалобное повизгивание. Еще чуть чуть, и она просто оторвет манжеты и испортит эксклюзивную вещь. Барыш притянул ее к себе и помог ей стянуть ставший капканом жакет. - Я в душ! - прошептал ей Барыш. – Выясняй, почему он по тебе так резко соскучился. - И Барыш, уже зайдя в душ, выглянул обратно и сунул Эле в руки махровый халат. - Вы то друзья, конечно, но, может, приоденешься? – И слегка насмешливо ухмыляясь, закрыл за собой дверь в ванную комнату. - Что у тебя такое творится? Как можно так громко смотреть телевизор? – Руткай залетел в ее комнату, он был в пестром шелковом халате средней длины, в образе такого рафинированного английского аристократа. «Еще бы сеточку на волосы надел и можно в кино сниматься, в фильмах про Шерлока Холмса» - пронеслось в Элиной голове. Рутик громко выговаривал свои претензии, затем стал говорить тише и уточнил: - Что за канал ты смотришь по телевизору? Выключила уже? – Он мельком глянул на телевизор и увидел, что тот не работает. Он схватил пульт и стал бегать по каналам. - Какой то неприличный? Охи, вздохи, звуки, как кровать ходуном ходит! Ты что ли с ума сошла? Это же платные каналы! Хочешь, чтобы когда будем выселяться, Музоферу счет ЗА ТАКОЕ предъявили??? Эльчин уже все поняла. Руткай был ее соседом с противоположной от Барыша стороны и как раз по счастливому стечению обстоятельств со стороны кровати. Он стал невольным свидетелем, как бы по - приличнее сказать, их громкого поведения. - Да я нажала первый попавшийся канал и ушла в душ! Даже не слышала что там, вода шумела! – Эльчин как могла, играла в невинность и наивно хлопала распахнутыми глазами. – Как ты мог обо мне такое подумать? – Теперь она искренне возмущалась и дула губы, надеясь, что Руткай натешится ревизией ее телевизионной сетки и ванная его не заинтересует. Пусть, она останется, в худшем случае в его глазах, поклонницей специфического немецкого кинематографа. - Интересно… - Недоумевал Рутик. – Я включил у себя, пробежался по каналам, но у меня и рядом такого нет! – Он искренне возмущался и, слава Богу, не понимал пикантности ситуации. – Может активация канала с прошлого постояльца осталась, и по невнимательности не убрали? А теперь досмотрели? - Он все рассуждал и рассуждал, пытаясь объяснить эту возможность. Вдруг он потерял интерес к телевизору и уставился на Эльчин: - А чего волосы сухие? Голову не мыла? Эльчин вздохнула про себя и послала навязчиво – заботливого друга куда подальше. А вслух, делая страдальческое выражение, мучительно выговорила: - Да живот разболелся! – Но видя, как у Руткая расширяются глаза и рука тянется к телефону, чтобы спасти ее от разыгравшейся острой болезни, отвезти в больницу, проконсультироваться с доктором, да может даже помочь подруге пережить сложную операцию, держа ее при этом за руку и смачивая горячий лоб мокрым полотенцем, Эльчин поспешно добавила: - Обычные дела! Не нервничай, мой любимый друг! Я отдохну, и все станет хорошо! Спокойной ночи! - Она зевала, кутаясь в халат, всячески навевая на Рутика дрему и почти шепча ему слова колыбельной. - Я могу посидеть с тобой, пока ты не заснешь. – Не унимался Руткай. Наверное, ему совсем не хотелось спать, и он готов был заботиться о своей медовой пчелке. На минуту Эльчин показалось, что из ванной донеся не понятный возглас, и тут же потекла вода. - Кран не закрыла! – Мгновенно вспомнила она и опять захлопала наивными глазами. - Иди, мой хороший! Мой заботливый! Моя надежда и опора! Спокойной ночи! – Она улыбаясь выталкивала Руткая за дверь, как могла компенсируя не радушный прием нежными словами. Когда за ним закрылась дверь, Эльчин с облегчением вздохнула и открыла дверь ванной. Барыш стоял под еле текущим душем и беззвучно хохотал. - Как то неудобно получилось! Жаль, что Рутик нужный канал не нашел. Рыщет, наверное у себя в телеке, не может смириться, что кино закончилось! – Барыш сделал нормальный напор воды и потянул Эльчин к себе, снимая с нее халат и разворачивая к себе спинкой. Он перекинул ее волосы вперед и уткнулся носом в ее затылок, снова и снова замыкая свои красивые мужские руки кольцом на ее фарфоровом теле. - Ты еще смеешься!!! Хорошо, что он такой у меня легковерный, даже наивный дурачок, меня любит и не считает меня способной на такое…такое…такое легкомысленное поведение! – Эльчин искренне сокрушалась, казнила и винила себя. - Так там в комнате на стуле было «легкомысленное поведение»??? Страшно представить, какая же ты с серьезным поведением? – Барыш нежно смеялся, наслаждался ее смущением и тающим в его руках телом. Он снова хотел ее и как бы невзначай показывал это - подаваясь вперед своим возбужденным пахом и слегка касаясь ее ягодиц, волнуя ее и возбуждая своим ненасытным желанием. – Наверное, и побить меня могла, ну или отшлепать? - Его руки гладили ее плечи, нежно сжимали грудь, настойчиво и одновременно мягко, теребя ее розовые отзывчивые соски, руки хаотично перемещались, желая обладать всей ею без остатка. Барыш целовал ее шейку, посылая по телу полчища мурашек, заставляя Эльчин трепетать и терять самообладание. - Мне непонятна эта глупость с «отшлепать». Вот никогда не казалось чем то заманчивым! – Откровенно рассуждала Эльчин. - Наверное, я все таки, консервативна в таких вопросах. – Эльчин уже собиралась улетать с этой бренной земли с космос своего наслаждения. Ей не нужна была сыворотка правды в эти минуты. Будь она шпионкой или обладай государственной тайной, безопасность страны подверглась бы серьезной угрозе – в таком благостно сладком состоянии прибывала она, будучи готовой поведать этому миру самую главную истину. Счастье - это быть в руках любимого человека, остальное лишь путь в эти объятья или путь из них. - Обожаю твой консерватизм, моя сладкая конфетка, мой мед, моя пахлава и все самое вкусное в мире! - Барыш все крепче прижимал Эльчин к себе, он скользнул рукой к ней между ножек, беря над ней безоговорочную власть и подключая себя к высоковольтному проводу. Эля сладко застонала, сжимая ягодицы и напрягая ножки, и тут же осеклась, проглотив стон в себе. Барыш был практически впечатан в ее спину, ловя и переживая с ней каждое движение ее тела, каждое напряжение в мышцах, каждый глубокий вдох и каждый прерывающийся выдох. Когда она резко прервала свой сладкий стон, Барыш слегка растянул губы в улыбке и сам, еле сохраняя способность здраво мыслить хрипло прошептал: - Правда, будем вести себя по тише! Я нормально к Руткаю отношусь, но еще один его не званный приход , и ситуация может кардинально измениться! Все, что и кто не дают мне тебя любить, когда я это намерен делать, должны быть уничтожены. – Барыш уже не владел собой, наоборот, уже им владело вечное как мир желание, возможно слишком поэтизированное и воспетое, но именно благодаря ему жизнь все таки продолжается на нашей не простой планете. Кто то называет это «любить», кто то говорит «хотеть» Оба слова означают нужду одного человека в другом, а вот как эта потребность обыгрывается, какие слова люди находят и какие эмоции испытывают, протягивая свою руку навстречу другой руке, зависит только от нас самих. Если в твоей руке звездное небо, закаты и восходы, лунный свет и морские просторы, ты невольно ищешь подобную руку, из которой проглядывают солнечные блики и падают красивые стекла, отполированные морем и ставшие драгоценностями. Тебя не привлечет рука, крепко сжавшая всего лишь толстый кошелек. Ведь что такое толстый кошелек в сравнении со способностью видеть красоту вокруг себя, умением радоваться тому, что имеешь и сохранять детское восторженное отношение к миру. Судьба жестоко шутит, когда дарит ощущение внутреннего счастья бомжу и лишает радости жизни сильных мира сего. Воистину счастье не снаружи, оно внутри! Любовь - для умеющих любить и исповедующих ее ценности и идеалы. Похоть - для остальных несчастных, которые даже неспособны понять разницу и разглядеть драгоценность в отполированной морским песком зеленой стекляшке. Но мы слишком умничаем с вами. Люди тут любовью занимаются, а мы философствуем… - Вот уж не замечала, что ты такой кровожадный! – Эльчин приятны его собственнические слова, ей правда хочется, чтобы он так по первобытному отстаивал свое право на нее. Она не признается даже себе, что главный его конкурент в этом вопросе, главный противник - она сама! Но сейчас ей слишком хорошо, чтобы портить эти часы взвешиванием на весах его достоинств и недостатков, аргументов «за» и «против». Она высвобождает свои руки и упирается в теплую плиточную стену, щедро забрызганную каплями воды. Глянцевая плитка молочного цвета слегка зеркалит и отражает два силуэта, которые как тени то сливаются, то разделяется. Эльчин выгибает спинку, подставляя Барышу свою совершенную попу и слышит, как он глухо рычит и, удерживая двумя руками ее за бедра, входит в нее, со вздохом наслаждения и восторга. - Если бы ты только знала… - Выдыхает ей Барыш в ушко. – Что ты значишь для меня… Эльчин отвечает ему, сжимая его в себе, она снова и снова белой расплавленной нугой тянется за его руками, их идеальные тела бьются в едином ритме, и исчезает, растворяется все лишнее вокруг, теряя свою ценность и смысл. Только запах ее волос имеет сейчас значение, только его жаркое дыхание и горящее тело важны сейчас в этом мире. Идеально красивая рыжая женщина – девочка не может перестать хотеть эталонного красавца с мягкой улыбкой и телом греческой статуи. Они снова и снова оказываются в объятиях друг друга. Он снова разрывается в ней на осколки, не давая себе рычать, и только бьется своим красивым телом о ее прекрасное тело, только обжигает ее своим дыханием, только нежно сжимает кольцом своих рук. Он видит, как она откидывает голову ему на плечо, как ее лицо передергивает сладкая судорога, как выражение муки сменяется выражением наслаждения и умиротворения. Он чувствует, что ее тиски сначала зажимая его в себе, расслабились и стали сокращаться, что ее ноги будто ватные, и она готова рухнуть на пол, чувствуя себя тряпичной куклой. - Как же мне хорошо с тобой… - Со слезами и мукой в хриплом голосе шепчет она. Их глаза еще ничего не видят. Ураган только утихает, жаркое солнце залило морские берега, согревая теплом и сладостью мир. Они сползают на пол, под струи воды, прижавшись друг к другу, укладывая друг на друга головы и наслаждаясь нахлынувшим удовольствием. Они лежали на кровати, убрав верхний свет и любуясь ночным Берлином. Вечер сменила ночь, опустели предрождественские ярмарки, но красочная иллюминация все так же подсвечивала город, создавая ощущение волшебства, ну или минимум, праздника. Барыш сходил к себе в номер и принес еще один махровый халат. Он лежал на спине, подложив руки под голову. Эльчин примостилась справа от него, уложив голову к нему на грудь и закинув не него свои ручку и ножку. Они даже немного спали, периодически просыпаясь, и нащупывая друг друга, чтобы убедиться, что их присутствие рядом не очередной сон. Эльчин заворочалась и сказала: -Мне сейчас так хорошо! Но для полного счастья не хватает самой малости… Ты есть хочешь? - Очень хочу! – Бодро ответил Барыш. – Но я не в состоянии никуда идти. И отельный ресторан ночью не работает. А на улице мясные колбаски… - И он проглотил слюну. - Ну, давай сходим что ли… - Эльчин хотела есть, но одеваться и идти на улицу из этого теплого рая она тоже совершенно была не в силах. - Нет! Ни к коем случае. Давай чай попьем. Там конфеты есть. Других вариантов не вижу. – Констатировал он спокойным, слегка уставшим голосом, с такой сладкой улыбкой на лице, что класть сахар в чай было не надо. И вдруг Эльчин почти подпрыгнула на кровати: - Как же я забыла??? Ты помнишь, фаны мне розовый пакет бумажный всунули, еще в аэропорту при встрече. Куда я дела его??? – Эльчин вскочила, пошлепала босыми ногами в прихожую, и, открыв шкаф, стала рыться в своих вещах. - Как ты думаешь, в розовом пакете могут быть колбаски? По моему, очень логично, как раз под цвет мяса. – Рассуждал голодный Барыш. - Так какая то тяжесть была, то ли бутылка, то ли упаковка чего то. – Эльчин отвечала ему из шкафа глухим голосом под шуршание пакетов и звук открывающихся молний. - Упаковка колбасок! Ура! Тащи ее! – Барыш даже уселся на кровати в ожидании еды, и желательно все таки мясной. - Нашла! – Победоносно крикнула Эльчин и принесла на кровать изрядно помятый подарочный бумажный пакет, пастельно розового цвета с бледными серебряными снежинками. Словно дети на раздаче новогодних подарков, Барыш и Эльчин сунулись носами в него. Как не уговаривал Барыш вселенную, колбасок так не оказалось. Внутри была красивая бутылка немецкого глинтвейна и рождественские германские пряники - два больших сердца, упакованных в прозрачную бумагу, с продетыми в ник красными ленточками, чтобы можно было сразу вешать на елку. Барыш взял пустой пакет в руки и еще раз провел рукой внутри. Он насмешливо и одновременно грустно улыбнулся Эльчин, всем видом крича ей: « А я хотел колбасок!!! Почему мир так несправедлив???» - Это все равно лучше, чем ничего! Интересно, в чайнике можно нагреть глинтвейн? А почему нет! Не до кипения же! – Глаза Эльчин приятно горели. Она сунула Барышу в руки бутылку, чтобы он ее открыл, и, забрав открытую, уже шла к барному столику осуществлять задуманное. – Если много не наливать и сразу ополоснуть чайник, думаю, нас не поймают! Барыш лег на бок поперек широкой кровати, облокотившись на левый локоть и запустил руку в волосы. Он с умилением и улыбкой стал наблюдать за этим неподвластным здравому рассудку действом. Ему передалось Элино возбужденное состояние, и он сам с неподдельным воодушевлением стал мечтать о горячем глинтвейне, как о приходе Деда Мороза в новогоднюю ночь. Эльчин налила чайник до половины, включила его и уселась ждать, как истинный естествоиспытатель, не желая, чтобы опыт прошел бесконтрольно. Чайник приятно зашумел, заполняя комнату пряным запахом корицы, гвоздики и еще разных других тайных и явных ингредиентов. Вино сдержано булькало, красиво переливаясь всеми оттенками драгоценного рубина, выглядывая через подсвеченное голубым цветом окошко в чайнике. Эльчин приготовила две белые чашки на блюдцах – другие варианты просто отсутствовали и, когда шум в чайнике стал все больше и больше напоминать кипении, выключила его и разлила дымящийся, благоухающий глинтвейн. - Мне прямо это нравится! – По детски возбужденно мурлыкала Эльчин, ставя перед Барышем на кровать чашку горячего винного напитка. Она протянула ему пряник и уселась рядом, настраиваясь на сказочный лад. Все получилось действительно волшебно – горячий глинтвейн с видом на украшенный к рождеству Берлин, который расстелился прямо перед ними, как на ладони. С виду ничем ни примечательный темный ржаной медовый пряник, покрытый полупрозрачной белой глазурью, оказался настолько вкусным, что Эльчин захотела сохранить упаковочную бумагу и завтра, гуляя по городу, накупить вот точно таких же на подарок всей родне. Цедра лимона, мед, миндальные орехи, курага ли с изюмом, но он был настолько душистым, сладким, с приятной вязкой текстурой, что оторваться от него было невозможно, и хотелось пробовать, пробовать и пробовать еще. Горячий алкоголь моментально снял остатки дневного напряжения, сделал улыбки шире, глаза ярче, смех громче, движения, более плавными, тела более мягкими, а желания более откровенными. - Пряник действительно невероятный! Но маленький какой то. – Глаза Барыша горели, когда он любовался раскрасневшейся от горячего вина Эльчин. Она сладко улыбалась ему. Ее халатик не закрывал такие любимые Барышем шейку, ложбинку между грудью, ее точеные бедра. – Но колбаски все равно были бы очень кстати. - Барыш… - Эльчин даже немного расстроилась, что ну никак не может накормить его. Ей было так хорошо и тепло сейчас, и его неудовлетворенность миром мучила ее. Она придвинулась к нему, стала на колени на кровати и прижала его голову к своей груди. – Я куплю тебе завтра самых самых красивых и вкусных колбасок! Ты потерпишь, мой голодный лев? – Она целовала его голову, зарываясь в волосы своими белоснежными тонкими пальчиками и почувствовала его губы на своей груди, его руки у себя под халатом, которые властно обминали ее тело. Еще секунда и она уже лежит под ним. Он нависает над ней и с горящими глазами шепчет ей: - Я не смогу потерпеть! Я буду есть тебя! – И сбрасывая с себя халат, он усаживается на Эльчин сверху, оставляя ее тело между своих ног, он начинает сантиметр за сантиметром снимать с нее белоснежный махровых халат, как кожуру с сочного фрукта, покрывая ее тело горячими то ли от выпитого вина, то ли от наполняющей его страсти, поцелуями. Он закипает, чувствуя ее трепет, слушая, как учащенно бьется ее сердце, ощущая, как она выгибается под ним, а руки скользят по его спине, жадно обнимая и лаская. Как же он любит ее белоснежную упругую грудь, не переставая восхищаться, как идеально создала ее природа – изящную, даже худенькую женщину с красивой грудью и восхитительной женской попой. Барыш наслаждается ее розовыми сосками, беря двумя руками ее грудь и нежно смакуя во рту. Эльчин дрожит, глотая и заглушая в себе сладкий стон, она пытается высвободить свои ножки из под него, чтобы обхватить его и слиться с ним. Но Барыш настроен немного иначе. Он выпускает ее ножки, разводит их и укладывается к ней между ног, впиваясь в самую сладкую мякоть, в святая святых ее удовольствия, теребя и грея, лаская и играя с ее жемчужиной. Его руки продолжают скользить по ней, куда только способны дотянуться - ласкать внутреннюю поверхность бедер, сжимать ягодицы, гладить плоский животик. Они оба не в себе от вина, пьянящей близости друг друга, от страсти которая единожды подчинила их себе и продолжает властвовать над ними. Эльчин умирает от наслаждения, она хочет, чтобы это не заканчивалось никогда и одновременно закончилось сейчас же. Ее руки на его плечах как два оголенных провода. Она пытается задержать эту огненную волну, но моментально уносится ею, ведь ее возбуждение только усиливалось с каждым разом и сейчас как никогда сильно накрывает ее. И он моментально врывается в нее, не позволяя ей оставить его в эту сладкую минуту. Несколько сильных рывков, сотрясающих все ее тело и уже Барыш бьется и рычит на ней, выдыхая со стоном свое наслаждение. Они обмякают, переплетясь друг с другом. Ее рыжая головка на его груди, его руки на ее белой коже. Время остановилось, пространство исчезло, только стучит одно на двоих сердце. - А давай ты пойдешь спать к себе. - Сквозь дрему и сон шепчет ему Эльчин, не открывая глаз. - Вот еще! И не подумаю. - Не открывая глаз, отвечает Барыш. - Тогда я уйду к тебе в номер! Ну, правда, так надо. Если ты не уйдешь к себе – мы спать не будем. А завтра прогулка по Берлину, опять самолет, Брюссель. И мы такие, с заспанными лицами и полуобморочными улыбками. Пожалуйста, иди! – Она нежно просит его из своего сна. – И свет мне выключи. - Добавляет она, переворачиваясь на живот и засовывая руку под подушку. Барыш встает. Находит ближайший лежащий к себе халат, одевает его, идет выключает свет и снова падает возле Эльчин на кровать. - Считай, я ушел. - Сквозь сон мямлит он и почти проваливается в сон, оставляя руку у нее на бедре. - Оффф... - Рычит Эльчин, но ругаться с ним или тем более вытолкать его за дверь, у нее нет сил. - Люблю его как дура! – Думает она вслух и засыпает. - Люблю тебя! – Шепчет улыбаясь Барыш. - Интересно, Брюссель такой же приятный и гостеприимный город, как Берлин? – Успевает подумать он и окончательно проваливается в сон.