Ненависть

O'BRIEN: Well, you're not an in-between kind of guy. BASHIR: What do you mean? O'BRIEN: Well, people either love you or hate you. BASHIR: Really? O'BRIEN: I hated you when we first met. BASHIR: I remember. 3х22 Explorers

Ещё полчаса назад Майлз напомнил Джулиану, что навещать Элизабет в таком состоянии — недостаточно здравая идея, но сейчас Башир благополучно забыл и об этом… и, пожалуй, о самой Ленс. Шёл он не слишком уверенно, казалось, со всей Deep Space Nine что-то случилось, отчего пол коридора намеревался уплыть из-под ног и приходилось частенько опираться на переборки, только бы переждать очередной виток непрекращающегося шторма. Выходя от О’Брайена, Джулиан собирался отправиться к себе, но где-то в середине долгого пути внутренний навигатор дал сбой, и теперь он стоял на жилом уровне Н3, неподалёку от комнаты 901, мучительно размышляя, что именно привело его сюда. Кажется, он намеревался сказать что-то очень важное. Про ненависть. Вот только кому и зачем? Джулиан прислонился к стенке плечом, новая встряска пробила всё его тело и всю станцию разом, будто они проходили через пояс астероидов или попали в зону каких-нибудь возмущений. Может, это ионный шторм? Что-то вроде, иначе как объяснить все эти потряхивания?! Джулиан потёр висок, медленно наливающийся болью, и сделал пару шагов вперёд. Они дались с трудом, но сознание немного прояснилось. Комната 901… Гарак! Наверняка он пришёл сюда поговорить с кардассианцем, как же иначе?! Про ненависть. Джулиан насупился и с заметным трудом позвонил по внутренней связи. — Га-рак, — протянул он, — вы ведь не спи-те? Не можете спать! Некоторое время никакого ответа не было, но затем дверь открылась. Гарак, одетый как всегда безукоризненно, смерил Джулиана взглядом, от которого Башир насупился ещё сильнее, ожидая немедленную отповедь, что его форма, и без того ужасная, сейчас выглядит абсолютным непотребством. — Доктор? Чем обязан столь поздним визитом? — однако уже по тому, как Гарак сощурил глаза, было ясно, что он ничуть не удивлён. — Га-р-рак! — Джулиан шатнулся, и Гарак был вынужден поймать его. — Позвольте войти? Не говорить же нам на пороге! Гарак ничего на это не ответил, но действительно завёл Джулиана к себе и заблокировал двери. — Полагаю, вы слишком задержались у шефа О’Брайена, — сказал он, усаживая Джулиана на диван и тут же отходя к репликатору. — Что ж… — Гарак! — немного громче, чем хотел, окликнул его Джулиан. — Вы ведь ненавидите меня? Гарак замер, не поворачиваясь. — Отчего вы спрашиваете, доктор? — голос его казался всё таким же спокойным и полным мягкой любезности. — Как же так, Гарак? — продолжал Джулиан, чувствуя только, что совершенно не владеет развязавшимся языком. — После всего, что я для вас сделал… — на мгновение даже горло перехватило от глубочайшего осознания чудовищности этой несправедливости. — Я спас вам ж-жизнь. Отчего же, Гарак?.. — Любезный доктор… — Нет! Не перебивайте меня! — едва не разозлился Джулиан. — Не перебивайте, не надо! Шеф сказал, что для меня нет ничего по-се-ре-ди-не, — медленно проговорил он по слогам, точно боясь ошибиться или подчёркивая важность. Он сам не знал, какой вариант был бы верным. — Люди или любят меня, или ненавидят. Вот, например, Эли-за-бет. Элизабет, знаете, Гарак, она была первой на курсе, а я… из-за досадной ошибки… только вторым. Вот Элизабет — она, наверное, тоже ненавидит меня. Хоть О’Брайен и говорит обратное. Гарак повернулся и теперь смотрел на Джулиана с нечитаемым выражением, что порядком раздражало. Но не было времени указывать ещё и на это, Джулиан старался высказать всё, что внезапно оказалось так трудно удержать внутри. Набрав воздуха побольше, Джулиан попытался встать, но беспомощно упал назад, только говорить получалось без особых проблем: — Шеф и сам наконец признался, что не терпел меня прежде! Хотя это я знал и без его заверений. Я, видите ли, Гарак, тоже что-то замечаю. И вот что я хочу сказать лично вам… Несправедливо с вашей стороны ненавидеть меня, понимаете? — Несправедливо? — повторил Гарак, точно впервые услышал это слово на федеральном стандарте. И Джулиан, конечно, взорвался. — Вы говорили мне уже, что ненавидите, я помню. У меня, к сожалению, очень хорошая память. Тогда я так растерялся, что не смог объяснить вам, что это… Что так… Что так нельзя! Внезапно он почувствовал себя ужасно несчастным. Гарак не двинулся с места, его надбровные гребни были чуть приподняты, словно бы в ожидании, а пальцы он сложил в замок перед грудью, намереваясь слушать и дальше. Джулиан подавил неуместные в данной ситуации глухие рыдания и сдержал слёзы. Всё-таки слова Майлза, сказанные наверняка от чистого сердца, теперь приносили назойливую тупую боль. Будто бы в сердце вонзилась игла и теперь нестерпимо нудела где-то внутри. Джулиан неосознанно потёр грудь, слишком широким жестом задел коммуникатор и с внезапной яростью отцепил его и бросил на пол. — Несправедливо! — повторил он, потеряв связность мыслей. Комната плавно кружилась и пошатывалась, наверняка ионный шторм, или что там за это отвечало, становился сильнее. Удивительно, как Гараку удавалось ни капли не пошатнуться в такую бурю. — Так что именно вы считаете несправедливым, боюсь, я не совсем понял вашу мысль? — Гарак подтолкнул его мягко, как бывало во время их споров. Джулиан горько усмехнулся и качнул головой, отчего висок взорвался новым залпом боли, а станция зашаталась сильнее. — Отчего бы, Гарак, вам так сильно ненавидеть меня? Что такого ужасного я сделал? Почему я оказался достоин только ненависти? — он перевёл дыхание и пристально всмотрелся Гараку в лицо. — Я всего лишь хотел как лучше. Я старался подружиться с вами, я стремился понять ваши загадки… А вы… — А я? — переспросил Гарак. — А вы, вы, Гарак, сжигаете меня своей ненавистью, вот! — Джулиан, — Гарак прежде почти никогда не позволял себе называть его по имени, и Джулиан внезапно очаровался тем, как это прозвучало. Так нежно, словно Гараку хотелось успокоить и уменьшить боль. Только ионный шторм, похоже, вовсю танцевал и у Джулиана в сердце. Он опять едва справился с рыданиями и продолжил монотонно, опустив голову: — Вы и сейчас непременно смеётесь надо мной, Гарак, я же знаю. Даже когда я искренне переживал за вас, вы только посмеялись, хотя я был прав и… Не стоило вас отпускать тогда! Вы ведь едва не погибли. Почему для меня вообще это так важно? — он закрыл лицо руками и выдохнул. — Простите, кажется, я зря пришёл к вам. Просто… просто… Майлз был прав. Я вызываю у людей ненависть. И у вас, конечно. — Джулиан, выпейте, — Гарак протягивал ему кружку рактаджино. Взяв её, Джулиан поднял глаза на кардассианца. Гарак улыбался, но как-то иначе, чем обычно. — Спасибо, — первый глоток показался обжигающим, и Джулиан провёл по губам онемевшим кончиком языка. — Вам нужно прийти в себя, — продолжал Гарак вкрадчиво. — Вы разволновались из-за появления Элизабет Ленс… — Откуда вы знаете, что из-за неё? — подозрительно сощурился Джулиан. — Я не успел сказать вам. — Это ни для кого не секрет здесь, — развёл руками Гарак. — Вспомните, «У Кварка» даже делают ставки… — Ах, да, это, — Джулиан помрачнел. — Постарайтесь успокоиться, — Гарак слегка коснулся его плеча. — Вы хотели сказать мне что-то ещё? — Хо-хотел, — признался Джулиан и тут же замер. В голове воцарилась звонкая пустота. Гарак всё с тем же любезным вниманием смотрел на него. — И? — Пожалуйста… Не надо ненавидеть меня, — Джулиан отставил чашку, больше не в состоянии пить. — Пожалуйста. — Для вас так важно это, доктор? Силы почти оставили Джулиана. Веки налились свинцом, все конечности стали текучими, как у меняющегося, и он сумел едва заметно кивнуть, прежде чем сон его одолел. Он не знал, что сказал или сделал после Гарак. *** Пошевелившись, Джулиан с трудом открыл глаза. Голова нещадно болела, а во рту страшно пересохло. «Чёрт бы побрал Майлза и его посиделки», — подумал он, оглядываясь с удивлением. Узнать апартаменты Гарака удалось далеко не сразу. Нужно было уходить как можно скорее, похоже, он достаточно усложнил, если совсем не испортил их отношения. Джулиан отбросил одеяло, смутившись, что Гараку пришлось позаботиться о нём, и поднялся. — Доктор? Вы проснулись? — донёсся спокойный голос. Джулиан резко обернулся, отчего закружилась голова. Гарак стоял на пороге спальни. — Я… Простите, Гарак… Я не знаю, что вам наговорил вчера. Это всё… — Не волнуйтесь, — Гарак прошёл мимо него и реплицировал рактаджино. — Кажется, это помогает в таком состоянии. Джулиан взял чашку и снова опустился на диван, где, очевидно, провёл несколько часов в пьяном беспамятстве. — Вам не нужно так переживать из-за бывшей сокурсницы, — продолжал Гарак. — Вы прекрасный врач… — Я не переживаю из-за неё… сейчас, — прервал его Джулиан. — Я… — он поспешно сделал ещё один глоток, надеясь только, что не покраснел. — Доктор, — Гарак слегка улыбнулся, — вас всё ещё тревожит, что я вас ненавижу? Теперь Джулиан подавился и закашлялся. Он сумел прийти в себя далеко не сразу. — Я так сказал? — Да. — О, чёрт… — Джулиан постарался взять себя в руки. — Простите, мне не нужно было пить. — Наверное, — тут Гарак склонился к нему, его лицо оказалось так близко, что Джулиан почувствовал, как сердце замирает, прежде чем сорваться в рваный и слишком быстрый ритм. — Но я хочу, чтобы вы помнили. Это совсем не ненависть. Не выдержав взгляда, Джулиан резко поднялся, оставляя чашку на столе, и бросив невнятное: «Мне пора», выскочил за дверь, не успев даже удивиться, что та открылась безо всякого труда. «Что со мной, чёрт возьми? — думал он, пока нёсся к себе. Времени было в обрез. — И что это значит?» Но высказанная Майлзом вчера мысль теперь не давала покоя, всё время напоминая о себе. «Люди либо любят тебя, либо ненавидят. Ты не из тех, кто посередине». Он ведь успел ляпнуть это Гараку?.. Ни в коем случае нельзя напиваться с Майлзом до такого состояния! Никогда! Никогда больше! «Это совсем не ненависть», — и лицо Гарака так близко, точно можно… можно… Не ненависть? Что же тогда?..