Может ли любовь спасти ?

Ночь ворвалась к ним теплым дыханием темноты, пролилась серебристым лунным светом, проскользнула сквозь запертую дверь и разлилась по всей комнате легким ароматом меда и яблок, созревающих в самый разгар месяца жнивня. Расшитый алыми узорами льняной убрус сиротливо остался на полу, рядом с ножнами и отброшенными в сторону топорами. Гладкой змейкой на пол скользнул узорчатый тканый пояс, и Лада почувствовала, как обнаженная спина утопает в мягких шкурах, заменяющих постель. Аникей распускал ее косы, ласково перебирая длинные русые пряди, расчесывая их пальцами и разбрасывая по хрупким плечам. Она впервые позволила кому-то оказаться настолько близко. Только с ним она могла быть самой собой, только ему доверяла и доверялась полностью, хоть раньше не могла и представить, что все это и вправду может случиться. Аникей прикасался к ней осторожно и бережно, целуя ее, лаская, любуясь каждым изгибом стройного тела. Его руки гладили ее плечи, спину, пальцы проводили по выступающим ключицам, по тонкому изгибу позвоночника, а частое и разгоряченное дыхание обжигало тронутую ночную прохладой кожу. Слова были лишними, и хотя молодой ратник любил поболтать и красноречием обделен не был, в ту ночь он не промолвил почти ни слова. Она невольно вздрогнула, когда его пальцы проскользнули по плечам, спустились чуть ниже, коснулись крохотной ямочки между острыми ключицами. Шумно выдохнула, приоткрыв пересохшие губы, и он успокаивающе провел жесткой, суровой, но в то же время очень ласковой ладонью по ее щеке. От него пахло медовыми яблоками, рекой и совсем немного — хмельным, и этот запах казался ей таким родным и знакомым, что сердцу в груди становилось тесно. Лада приподнялась на локте и провела кончиками пальцев по неровному светлому шраму, что тянулся под ребрами у парня. Сколько таких шрамов, и поменьше, и побольше, исчертили его руки, грудь, спину… Стараясь не тревожить недавнюю рану, Лада едва ощутимо притронулась губами к неровным затянувшимся краям. Страшной казалась даже сама мысль о той боли, которую ему пришлось перенести. И сразу же вспоминалось, сколько еще боли было в его жизни, которая порой оказывалась гораздо хуже телесной. Аникей притянул ее к себе, его пальцы запутались в светло-русых волосах, окутавших тонкую фигуру девицы до пояса. Его глаза, серые, глубокие, оказались вдруг совсем близко. Но не было ни холода, ни стали в его взгляде, — он словно обнимал и согревал, укрывал от всех страхов, неприятностей и невзгод. — Прости, что не сразу тебе поверила, — прошептала Лада, осмелившись взглянуть ему в глаза. — Не стоит, — отмолвил Аникей едва слышно. — Всему свое время. — Тебе было трудно… — Никому не бывает легко, — тихие, но твердые слова будто клинком по сердцу полоснули. — Но без тебя еще труднее… Она ничего не ответила. И тогда он наклонился к ней и прижался губами к ее тонким губам, словно желая слиться с ней воедино, выпить всю душу одним поцелуем. Лада больше не удерживала его. Ей запомнилось только тепло рук Аникея, обыкновенно холодных, его бережные, ласковые прикосновения, невесомые поцелуи сухих обветренных губ. Она расслабилась и отдалась ему полностью, позволила себе забыться и вырвать у насмешницы-судьбы маленькую частичку и без того короткого счастья. А потом они лежали молча, прижавшись друг к другу и боясь пошевелиться, чтобы не нарушить ненароком эту хрупкую радость. Уставшая и обессилевшая, Лада вскоре уснула, уронив голову любимому на плечо, и он долго еще гладил ее растрепанные волосы и любовался тонким загорелым лицом.

* * *

Утро проскользнуло в маленькую теплую горенку, тронуло золотом бревенчатые стены, пушистым котом забралось на постель, устроенную на широкой лавке, и приласкалось к спящим хозяевам. Аникей потянулся и открыл глаза. Лада безмятежно спала рядом, прижавшись к нему и подтянув колени к груди. Давешнее не было грезой, плодом воображения, уставшего от одиночества. Во сне она казалась совсем юной девочкой, и дружинный с трудом удержался от того, чтобы разбудить ее поцелуем. Лада проснулась сама, когда солнечный лучик пощекотал ее веснушчатый нос. Сонно моргнула, потянулась, будто вспоминая, где она и с кем, а потом вдруг резко села на постели, смущенно вспыхнув, принялась натягивать платье. Аникей усмехнулся хитро и лукаво: — Да чего я там не видел? — Тише ты, бесстыжий, — Лада даже губу прикусила, чувствуя, как загорелись уши. — Услышит кто! — Да кто? — хмыкнул молодой мастер-топорник. — Спят все! Словно ответом на его слова стал негромкий стук. И, когда хозяин горницы дал добро войти, на пороге появился Финист. Скользнув внимательным взором по горнице, увидел запертое окошко, измятые льняные простыни, отчаянно краснеющую Ладу, улыбнулся каким-то своим мыслям и жестом намекнул Аникею выйти. Лада, заплетая на ходу косы, выбежала вслед за ними. На крыльце дружинной избы их уже ждали остальные ратники: с оружием, в дорожных плащах и доспехах. Годун шагнул вперед и отвел Аникея в сторону: — Сейчас воротимся в Новгород. Владыке на глаза показаться надобно да княжича отвести, не случись чего худого по дороге… Да погоди ты, — воевода прижал его плечо сильной и твердой рукой, заметив беспокойство. — Дело до тебя есть. Прохор сказывает, стар он уже, на покой пора. Спина подводит, да здоровье уже не молодецкое. Подумали мы с ним и решили тебя спросить самого… Шибко любишь кузнецову сестрицу? Лада незаметно спряталась за бревенчатой стеной. Оглянувшись и не увидев ее рядом, Аникей провел ладонью по лбу, словно сгоняя морок: — Больше жизни. Никого так не любил, не знаю, что со мной делается… — Ну, дал Бог тебе счастье, Аникей, — отечески подмигнул воевода. — Коли так, воротишься в острог десятником. А что до ратной службы — так никто тебя не гонит, как придет время, так и позовем. Согласен, что ль? Невольная счастливая улыбка тронула тонкие обветренные губы парня, серые глаза его сверкнули радостно и неверяще. — Согласен, — выпалил он, едва дав Годуну договорить. — Пойду, скажу… — Беги, неугомонный, — добродушно усмехнулся воевода. Аникея с места как ветром сдуло, и на крылечке он едва не столкнулся с Ладой. Оба замерли напротив друг дружки, глядя в глаза. — Я что сказать-то хотел… Дождешься меня, красавица? А вернусь — приду к братцу твоему да и скажу все, как есть. Может, в остроге останусь. А может, и обратно в Новгород… Поедешь со мной, ежели что? Она мягко улыбнулась, прикоснулась к его подбородку, чуть тронутому щетиной. Притянула к себе и, встав на носочки, обняла его голову ладонями: — Я с тобой куда хочешь, куда скажешь! А захочешь — хозяйкой тебе в доме буду, из походов ратных ждать тебя стану, и… Договорить Лада не успела: Аникей наклонился и прервал ее осторожным, бережным и долгим поцелуем.