Trouble

Тэхён. Тесный белый воротничок сдавливал шею, а чётки в руке, вместо того чтобы хоть немного успокоить, лишь раздражали. Подозреваю, что я больше походил на одержимого, чем на экзорциста. Чувствую, этот канун Хэллоуина, которому была посвящена костюмированная вечеринка в «Провокации», мне запомнится навсегда. Безумно хотелось уйти. Просто встать и уйти. Но я был действительно виноват, признавал это и должен был понести наказание. И провинился так глупо — приревновал. Приехал четыре дня назад забрать Хосока из клуба после репетиции, заметил, как он улыбается, болтая с барменом, которого я раньше там не видел, и не смог сдержать ревность. Скандал, конечно, на виду у всех не устроил, но Хосок проницательно разглядел моё недовольство, хоть я и пытался его не показывать. После вроде как невзначай, сухо оброненного: «Он женатый натурал», я и вовсе почувствовал себя недоделанным Отелло. Ну, а зная, насколько щепетильно относится мой любимый человек к вопросам доверия, понял, что кары не избежать. И прошедшие после того в односложных ответах и строгом целибате дни в счёт наказания, кажется, не идут. А ведь когда наши отношения только собирались перейти за грань дружеских, у нас был серьёзный разговор о том, что не надо ревновать танцора пол-дэнса к его работе, а иначе не стоит и пытаться что-либо начинать и менять. И, видит небо, я стараюсь изо всех сил. И в клуб-то этот пытаюсь не заходить лишний раз. А выступления для меня и вовсе практически под запретом, потому что мне всё ещё сложно видеть, как все жадно смотрят на моё сокровище, а некоторые и откровенно трахают взглядами. Только сейчас мне деваться некуда. Ещё и место для меня было приготовлено завидное — напротив сцены и прямо по центру, чтобы всё-всё видеть. Не иначе как любимый позаботился. Горестно вздохнув и влив в себя порцию коньяка, я попытался собраться и взять себя в руки — выступление должно было вот-вот начаться. Кто именно будет на сцене — Хосок или Хани, указано не было, то был сюрприз, а на сцене, между шестами, уже установили большущую, сделанную под старину овальную раму для напольного зеркала на подставке. Наконец, закончив все приготовления, свет приглушили, а через несколько секунд тишины раздался голос Хосока, трижды с чувством произнёсший: «Появись, Кровавая Мэри». И сжав чётки крепче, я понял: приговор мне вынес Хосок, а приводить его в исполнение будет Хани. И действительно, после призыва в раме, словно отражение в зеркале, появилась фигура, скрытая чёрным плащом с капюшоном. Замерев ненадолго неподвижно, видение ожило, стоило только зазвучать музыке. Расстегнув застёжку плаща и сбросив его на пол, Кровавая Мэри подняла голову, гордо вскинув подбородок, и коварно улыбнулась. У меня перехватило дыхание. Хани была пугающе прекрасна: белый корсет, залитый «кровью», красная юбка из полупрозрачной ткани, довольно пышная, чуть выше колена спереди и удлинённая сзади, белые туфли с лентами, завязанными кокетливыми бантиками на щиколотках и тончайшее красное кружево полуперчаток. Да ещё и волосы, не далее как позавчера — специально или нет, точно не понятно, но я был в восхищении — из розового были перекрашены в гранатовый цвет, идеально подходящий к этому образу. Макияж тоже впечатлял: дорожки кровавых слёз и ярко-алая помада с почти лаковым блеском, кажется, именно та, что Хани недавно приобрела. Окончательно добил меня кружевной чокер со сверкающими подвесками-капельками. Под очень символичную «Кровавую Мэри» Леди Гаги Хани начала танцевать, используя раму как реквизит, дразня и гипнотизируя своих жертв зазывными улыбками, шикарными ногами и, как выяснилось, белой подвязкой, отделанной красной лентой, на левом бедре. Я не мог налюбоваться на эту красивую гибкую кошечку, то и дело ловя на себе её жгучие взгляды. И так засмотрелся, что умудрился упустить момент, когда она неуловимым жестом сняла юбку, которая, оказывается, легко отстёгивалась. Под ней обнаружились кожаные белые шортики, а сама юбка, ловко брошенная Хани, прилетела мне практически в лицо. Я ухмыльнулся — негодяйка мстительная, но так мне и надо. Вслед за юбкой Хани с игривой изящностью сняла корсет — в меня его не кинула, слава богу, — под которым неожиданно оказался ещё и пояс-корсет. Также из белой кожи и довольно широкий. Украшенный узором из красных страз и лишь частично прикрывающий соблазнительное тело, он изумительно подчёркивал талию и выглядел на редкость провокационно. Я тяжело сглотнул и ослабил воротник рубашки, чувствуя, как мне становится слишком жарко во всех смыслах. Избавившись от всего лишнего, Хани теперь открыто манила всех прекрасными бёдрами, округлыми ягодицами и истинно кошачьим прогибом спины. Играла, обманчиво и щедро предлагая себя, будучи недоступной. Она, как настоящая ведьма, околдовывала изгибами красивого тела, зачаровывала томной грацией, и гореть бы ей на костре в числе первых во времена инквизиции. Но пока это она сжигала меня дотла, а затем вновь воскрешала из пепла, словно феникса, каждым движением, каждым взглядом, каждой улыбкой. И так пока не закончилось выступление. Подарив мне напоследок победную улыбку, она ушла, а я оставил бесполезные чётки на столе, прихватил юбку и вышел из зала, будучи на пределе. Работники в клубе меня знали и не препятствовали, а я знал, где личная гримёрка Хани. Она успела лишь попить водички, когда я зашёл и запер за собой дверь. Бросив юбку на небольшой диванчик, подошёл к Хани вплотную, прижимая её к гримёрному столу, у которого она стояла. — Это было жестоко, детка, — укорил коварную соблазнительницу, запуская руку в её волосы. Ухватив мягкие пряди на затылке, чуть оттянул голову назад и лизнул яркие губы. — Стойкая, — улыбнулась Хани, сжала через брюки мой возбуждённый член и шепнула: — как твоя эрекция. Это лишило меня последних тормозов. Мне было плевать, что нас могут услышать или кто-то решит постучать в дверь. Да вообще на всё и всех плевать, кроме одного, самого любимого человека. Стол был очень кстати, как и большое зеркало с подсветкой. Жадно поцеловав не менее разгорячённую Хани, развернул её, надавил ладонью на спину, заставляя опереться руками о столешницу и стянув шортики с хорошенькой попки, наигранно возмутился, расстёгивая свою ширинку, где давило совсем уж немилосердно: — Кошечка моя, ты где трусики потеряла? — Я и не надевала их, знала, что этим закончится, — расставив ноги так широко, как позволяли приспущенные шорты, она приглашающе прогнулась, трогательно сдаваясь: — Я так соскучилась.  — Хорошая моя, я тоже скучал, — погладив ягодицы, раздвинул их. — М-м-м, неужели даже подготовилась для меня? — Да, я… — договорить она не успела, сорвавшись на довольный стон, когда я аккуратно ввёл два пальца. Хани, очень чувствительная, прекрасно кончала без помощи рук. А я прекрасно знал, как доставить ей такой оргазм. Быстро найдя самое сладкое местечко, принялся его массировать, буквально за пару минут доведя свою малышку до несдержанных стонов, которые она пыталась приглушить, кусая губы, и капель тягучей смазки из возбуждённого члена. Хани хватило, лишь чтобы тихо и сбивчиво сказать: «Там… в сумочке», когда я извлёк пальцы. Сумочка, к счастью, была под рукой. Презерватив и маленький флакончик смазки, которые в ней нашлись, тоже были очень, очень кстати. Хотя Хани хорошо подготовилась и принимала меня легко, да и смазки я добавил к уже имеющейся, но всё равно входил медленно и осторожно. Прижавшись вплотную к упругим ягодицам, дал ей короткую передышку, поглаживая бёдра, чтобы она привыкла ко мне и в полной мере прочувствовала наполненность. Только когда Хани, чуть отстранившись, нетерпеливо подалась назад, снова до упора насаживаясь на мой член, я, через несколько пробных движений найдя нужный угол, отпустил себя. Придерживая свою детку за талию, утянутую корсетом, взял ровный темп, входя быстро, сильно и глубоко, наслаждаясь её нежной податливой теснотой и тихими стонами. Я понимал, что мы оба, изголодавшиеся друг по другу, долго не продержимся. Уже вскоре, почувствовав, как Хани немного сжала меня внутри, понял, что до оргазма ей осталось совсем чуть-чуть. Обняв, помог выпрямиться и прижал её крепче к себе, любуясь отражением в зеркале. Увидел уже конкретно подтекающий смазкой подрагивающий член, погладил и сжал соски, а получив в ответ жалобное «Тэ-э», ещё ускорился и, стремительно приближаясь к собственной грани, прикусив мочку, низко простонал на ушко роковое: «Де-е-евочка моя». Хани рвано выдохнула, следом протяжно застонала и, схватив меня за руки, сладко кончила, украшая брызгами спермы чёрный глянец столешницы. Мне же хватило этого зрелища и пары движений, чтобы кончить следом, вогнав член до предела. Немного отдышавшись, отпускать всё ещё приходящую в себя Хани я не спешил, зная, что хоть она и любит долго и нежно, но и от такого быстрого секса её чудные ножки всегда предательски слабеют и подгибаются. Поэтому я нежил её в объятиях, ласково и благодарно целуя плечо и шею. — Всё хорошо? — спросил, заметив, что Хани открыла глаза и улыбается. — Да, всё отлично, — она довольно вздохнула. — Вот и умница. Поцеловав чувствительное местечко за ушком, я вышел из Хани и быстренько привёл нас в порядок, не забыв стереть салфеткой излишки смазки с её ягодиц и натянуть обратно шорты. Чтоб ещё раз прямо тут не соблазниться. Повернув Хани к себе лицом, снова обнял её и заглянул в глаза. — Прости меня за ту глупую ревность. — Почти простила, — коротко чмокнув меня в губы, с королевской милостью заявило моё сокровище. — Почти? И что же мне сделать, чтобы ты меня совсем-совсем простила? Хани сделала вид, что задумалась, а затем, обольстительно улыбнувшись, озвучила руководство к действию: — Сведи меня с ума ещё раз. Внимательно посмотрев на неё и убедившись, что я правильно понял, о чём речь, в качестве аперитива глубоко поцеловал Хани, а потом скомандовал: — Тогда быстро домой, — и, почти касаясь губами уха, тихо продолжил: — И не вздумай сейчас переодеваться. Я сам всё это с тебя сниму дома. Медленно и с чувством… А потом долго, очень долго, моя сладкая, буду изгонять демонов из одной красивой и злопамятной ведьмы…