Помада
6 ноября 2017 г., 19:03
Тэхён.
Маленькая кисточка лежит на столике наготове, а рядом выстроились ровным рядком три новёхоньких тюбика помады. Хани — любительница пробовать новые цвета, решила сегодня пополнить свою коллекцию косметики и теперь сидит в спальне перед зеркалом, а я, как всегда, должен высказать своё мнение.
Чуть влажные после душа волосы слегка вьются, любимый шёлковый халат упорно норовит оголить плечо, а в красивых глазах ожидание и предвкушение. Хани любит мой маленький фетиш, а мне нравится наносить помаду на её восхитительной формы губы и наблюдать, как моя детка сразу меняется. Не каждый день, конечно, но когда она совершает очередной набег на магазин косметики, то я не могу устоять. Есть в этом действе что-то притягательное, волнующее, до безумия интимное и, безусловно, возбуждающее. К тому же, как профессиональный фотограф, я часто нахожу в этом вдохновение и, увидев какой-нибудь определённый чёткий образ, обязательно потом устраиваю маленькую фотосессию, заодно пробуя различные фильтры и фишки. Фото, разумеется, идут в нашу частную коллекцию. У нас уже накопилось четыре альбома — в двух хранятся фото Хосока и ещё два для Хани.
Взяв в руки первый тюбик, прочитал название — «Спелая ежевика». Очень смелый тёмный оттенок. Набрав помаду на кисточку, свободной рукой мягко приподнял лицо Хани за подбородок, но, прежде чем приступить к ответственному делу, как всегда не удержался и поцеловал любимые отзывчивые губы, стараясь сильно не увлекаться.
Насыщенно-фиолетовый цвет ложился ровно, совершенно неожиданно выглядел завораживающе и кардинально менял Хани. Ласковые карие глаза вмиг темнели до дьявольской черноты и манили, словно бездонные и смертельные омуты, а приоткрытые губы, казалось, на вкус терпко-сладкие, будто ежевичное вино, и такие же пьянящие. Они обещали подарить абсолютное наслаждение, взамен навсегда забрав душу. Я понял, кого вижу: истинный суккуб — прекрасное явление порока во плоти, способное свести с праведного пути и святого. Случайно пойманная на фото, со спины вполоборота, опасная грёза. Чёрное платье в пол с открытой спиной, в тон помаде тёмно-фиолетовый «смоки» и крайне атмосферная заброшенная фабрика, где я это и буду снимать.
Аккуратно стерев откровенно призывающий к грехопадению цвет и погладив Хани по щеке, взялся за следующий.
Пудрово-розовый матовый тон — сама нежность и романтичность, в противовес предыдущему. Его тоже стоило запечатлеть, такой деликатный и чувственный. Пастельные тона и винтажный шик, который так нравится Хани. Причёска в стиле тридцатых годов, белые чулки, кружево будуарного платья и жемчуг на хрупком запястье; разобранная смятая постель, маленькая чашечка кофе нежится в тонких пальцах, томная усталость после долгой страстной ночи и точёный профиль на фоне рассвета за окном.
Следом «Алый закат» раскрасил губы в ярко-красный и наградил призывным и самую малость пошлым блеском. Это однозначно для сцены и какого-нибудь выступления Хани. Цвет сигналил маяком и привлекал самое пристальное внимание к губам. Вот и хорошо, пусть уж лучше на них отвлекаются и смотрят, чем на тело моей малышки.
Чтобы стереть последнюю помаду, пришлось немного повозиться — она оказалась очень стойкой, но я всё-таки справился с ней.
— Ну, что скажешь? — вопросительно посмотрела на меня Хани, как бы между прочим поглаживая по бедру.
— Тебе все идут, а снимать будем первые две. Третья только для сцены отлично подойдёт, на мой взгляд.
— Хорошо, — она кивнула и задумчиво спросила: — А вообще, какой из всех цветов, которые мы пробовали, тебе больше всего нравится?
Оглядев внимательно туалетный столик, я взял Хани за шаловливую руку и, заставив встать со стула, притянул к себе.
— Тебе честно сказать?
— Конечно.
— Ну, тогда больше всего мне нравится один, самый красивый цвет, — склонившись к припухшим после всех манипуляций губам, прошептал: — Натуральный розовый.
Хани на это улыбнулась и поблагодарила меня поцелуем. Позволив ей немного посвоевольничать, я перехватил инициативу, неспешно лаская мягкие губы и игривый язычок. Огладив через шёлковую ткань бёдра, дёрнул завязочку халата и куснув легонько Хани за нижнюю губу, медленно стянул тонкую ткань с плеч, тут же целуя цветущие на правом плече пион и орхидею над ключицей. Для непосвящённых — просто монохромная татуировка из красивых цветов. Для нас двоих — символ гармонии мужского и женского начал, которые сосуществовали в моём любимом человеке. Хосок или Хани, мужчина или женщина — он мог быть тем, кем ему комфортнее или нужнее в данный отрезок времени. Для меня же эта двуликость натуры была неважна — я любил и ценил их одинаково, каждый день благодаря всевышнего за то, что он подарил мне человека, чьё сердце бьётся в унисон с моим.
Халат упал на пол, а Хани с тихим стоном прижалась ко мне сильнее. Я же, перецеловав каждый лепесток на золотистой коже, вновь вернулся к губам. Но, прежде чем коснуться их, счёл необходимым озвучить одну немаловажную деталь:
— Знаешь, есть ещё один цвет, который идеально тебе подходит.
— Да? И какой же? — томно промурлыкала Хани, обняв меня за шею.
— Зацелованный красный, — погладив аппетитную попку, чмокнул свою снова улыбнувшуюся куколку в уголок губ, а затем взялся за дело нежно и всерьёз.