***
— Утречка. Идея широко улыбался. Явно довольный собой, он не выдавал и толики своего ликования, затаенного внутри. Да, он уже чувствовал вкус победы буквально везде. Стоило ему лишь очертить кончиком языка контур тонких губ, приоткрытых в немом восторге. Он восхищался собою. Порою даже находило до нарциссизма. — Зачем ты явился? — Генерал легким движением руки взъерошил свои волосы. Настроение у него было идеальным. — Промывать мне кости? Право, не стоит напрягаться. — А что твоя феечка? Вард сжал зубы. — Ты ее не получишь. — Да, знаешь, найти бы ее. После того, что было… Генерал ударил кулаком по столу. Его карие глаза полыхнули холодным огнем. — О чем ты? — Я говорил с ней. Ночью даже видел. И девочка подчинилась мне. Ну, я сломил ее силу духа. Но я настолько увлекся, — Идея вздохнул, закатив глаза, — что не убил ее. Осталось закончить начатое, — он сделал неопределенный жест рукой. — Ты не сделаешь этого?.. — Не убью ее? — искренне опешив, Идея даже умолк на несколько секунд. — Шутишь? Убью. — Не надо. — Вард, — он хохотнул, — я знаю, что ты привязался к ней и все такое. Но это иллюзия, советую забыть. Она лишь будет дальше причинять тебе боль. Идея задумался. А что, если сломить еще и генерала? Это было бы выгодным ходом. Таким образом, он бы убрал с пути самую опасную фигуру. И сейчас выдался идеальный момент. Нет, такой шанс терять нельзя. -…ведь лишь она причиняет тебе боль. Подумай, сколько раз ты чувствовал себя неуютно, находясь рядом с ней. Она же лишь твое собственное орудие пыток. Подобно веригам. — Перестань, — Генерал-смерть отмахнулся от слов Идеи, словно от назойливых мух. — Это самобичевание — твое хобби? Подстегиваешь себя мыслями о том, что она рядом лишь на тот краткий миг, пока это позволяю я. От этого пьянящего чувства безграничной власти просто сносило крышу. Идея с трудом сдерживал истерический смех, так и рвущийся наружу. О да, еще немного, и он был готов зайтись в судороге экстаза. Стоило лишь услышать от генерала одну заветную фразу. Ему бы хватило. — Правда, думаешь, что она дорога мне? — спокойно фыркнул Генерал-смерть. Идея прищурился. — Правда. — Ты никогда не блистал интеллектом. Обычная фея. Очередная моя игрушка, — Вард сделал небрежный жест рукой. Как же беспощадно он сейчас лгал, но с каким же мастерством это было сыграно. Будь он актером — генерал давно уже получил бы все самые престижные премии за свою актерскую игру. — Ты заигрался. — Знаю. Пора избавиться от нее. Широко раскрыв глаза, Идея прикусил язык. Его выставили за дверь. Какого черта?! Все сорвалось. Нет, он не мог позволить генералу избавиться от девочки. Но в то же время сейчас он был бессилен. Пока девчонка рядом с Вардом. Хитрый сукин сын. Думает, что выкрутился? Пусть лишь дождется ночи.***
Сил не хватает ни на что. Буквально падаю в кресло, стоит двери закрыться. Он умеет высасывать силы, всегда завидовал этому его умению. У меня, правда, есть свои козыри. Были. Что я могу? Я умею говорить красивыми словами. Но толку? Если эти слова никто не слышит. Мне уже давно хочется выйти в лес и закричать. Хочется выплеснуть все на бумаге, в рисунке или прозе, не важно. Я никогда не писал стихов, однако мне периодически говорили, что из меня мог бы выйти неплохой художник. Не вышел. Но нельзя. Мать его. Нельзя. Я говорю себе, что не позволю людям унижать себя, но упорно игнорирую грязь, услышанную случайно. Вскользь кинутое слово, о, как же больно оно царапает душу. Идея знает, что любое его слово будет мною услышано. Он беззастенчиво, не зная меры, пользуется своей слабостью передо мной, продолжая колоть легко, но невероятно метко. А я не опускаюсь до него. Думаю, ведь я умнее. Не опускаться. Держаться. Да не возможно уже держаться. Хочется кричать, рыдать. Но ведь услышат — скажут, что делаю глупость. Нельзя так. Не по правилам. А они уже осточертели. С самого детства в голову мне вдалбливали эту истину, которую мне так хочется сорвать со здания парламента. Lex super omnia. Да что они, эти жалкие писаки и философы, изрекающие пафосные речи, знают о жизни? Закон превыше всего. Нет, господа. Закон — ничто, в сравнении с тем, что есть у людей. Они могут кричать, могут рваться вперед, бороться за свободу, свергая на своем пути армии и уничтожая страны. Они могут кричать, а я не могу. А крик так и рвется из горла, срываясь на какой-то загнанный, жалкий скулеж. Даже не стон, уже не дотягиваю. Не смей, не смей предаваться воспоминаниям. Они подобно лавине, цунами, нахлынут, сметая все на своем пути. Дороги назад не будет, тебе не выбраться, не вынырнуть, каким хорошим бы пловцом ты ни был. Дышать сложно. Горло словно сжимает удавка. Вновь чувствую себя слабым. Это очень сильные эмоции. Они страшнее любых других, ведь я сам создаю их. Мои воспоминания — такая тьма, какая не являлась даже в самых страшных кошмарах любому из ныне живущих. Как же я ненавижу те дни. А пальцы сами бегают по клавишам старого фортепьяно, ногой я тактично отбиваю ритм, чувствуя сквозь тонкую грани и реальности что-то, что упорно зовет меня к себе. Музыка. Она навевает не только воспоминания, но и образы. Что-то незримое, такое близкое и одновременно далекое. Как же хочется стать музыкой. Нотой, одной, звонкой нотой. Но нельзя? Да, опять нельзя. Кто же мне запрещает? Улететь вдаль, куда-то высоко, где заканчивается небо. Ощутить, что мгновение, прожитое мною, было не лишним. Нет, оно было прожито не зря. И пусть такое краткое и звенящее, одно единственное мгновение было бы дороже целой жизни. Это и называют отчаянием? Соль разъедает глаза. Надо умыться. Иначе вскоре буду похож на бухавшего хомяка. Идея прав, не она уничтожает меня. Лишь я сам.«Это самобичевание — твое хобби?»
В какой-то мере этот мерзавец прав. Но нет, я не отдам ему Ванессу. Неделю назад — отдал бы ее на растерзание этой твари, но не сейчас, нет. Что-то изменилось. Это она меняет меня, чувствую. Так станет лучше для нас обоих. Нет, Идея, не для тебя. Не жди от меня подачки. — Ванесса! Она уже идет сюда. Буквально бежит, я слышу, как она перепрыгивает через две последних ступени. Нетерпеливая девочка. Она несет в руках книгу?.. — Да? Хочет еще читать. В ее глазах, как и всегда, не могу прочесть совершенно ничего. Она подобна закрытой книге. Я вижу обложку, и по ней должен угадывать смысл, сюжет, содержание. Чертовски сложная задача, чтобы вы знали! — Знаете, а я даже не подозревала, что есть столько разных букв! Какой неподдельный восторг. Эта девочка — самая настоящая, самое живое из всех живых существ, когда-либо мною встреченных. — Нам нужно поговорить. Слова тяжелы как чугун. Они даются мне с большим трудом, и я знаю, что каждое последующее будет лишь тяжелее. Но виду не подаю. Я давно научился носить холодные маски. — Что случилось? Так беспечна и мила. Она даже не понимает, что ей сейчас предстоит услышать. Это же одна из самых важных фраз в моей жизни, ну же, Вард, не оплошай. — Вы ведь не злитесь? Я еще ничего не успела сделать, я не… — Ты должна уйти. Вот так. Да. Словно гром среди ясного неба. Она вздрогнула?.. — И больше никогда сюда не возвращайся. На ее лице сейчас такой спектр эмоций. Недоумение, страх, жалость. Боль. Ей действительно больно от этих слов? — Но почему? — Я не намерен больше нянчиться с тобой. Ты давно уже мне надоела. — Но почему вы говорите об этом только сейчас?! Она же не сможет подловить меня? Нет, я спокоен и холоден. Все идет гладко. Давно хотел избавиться от нее. — Это не твое дело. — Но почему?! Ведь все же было хорошо. Вы что… солгали, что научите меня читать? — Солгал. Уходи. Не уйдешь сама — так я вышвырну тебя отсюда! Вместо того, чтобы спокойно уйти, она лишь подбегает ко мне. Что за… Хватает меня за рукав, словно прося о чем-то. Чего она хочет. — Так мы… не дочитаем эту книгу? В ее глазах такая невиданная надежда. Забавно, эта самая надежда готова сейчас сорваться с ее ресниц со слезами. — Нет.