***
— Я не могу, нет, мы слишком глубоко, здесь слишком темно, а в поезде тесно, — Питер покачал головой и отступил от края платформы. Он виновато следил за реакцией Тони, стоящего позади него. Он готов был увидеть в его глазах разочарование или услышать, как Старк заставляет его втиснуться в вагон, двери которого он не мог контролировать. Но ничего такого не заметил. Тони лишь кивнул, спокойно и размеренно, и это успокоило Питера. Он понял, что ругать его не собираются. Сегодня был первый сеанс. Паркер плохо помнил, что именно произошло, в ушах до сих пор звучал монотонный голос гипнотизёра, но, когда он очнулся, то почувствовал себя отдохнувшим. Будто бы хорошенько выспался. Его сразу же предупредили, что одного сеанса мало и эффект будет заметен нескоро. Но уже сегодня Питер смог хотя бы спуститься в метро. Раньше одно лишь это слово заставляло его непроизвольно вздрагивать. Зияющий чёрным ртом тоннель навевал на него липкий ужас, но платформа была пустой. Искусственный свет был таким ярким, что успокаивал, поэтому Питер со спокойной душой присел на скамью, и Тони опустился следом. Он долго и пристально разглядывал его, и Питер, наконец, не выдержал. — Что? — Ничего, — тут же выпалил Старк, но взгляда не отвел, заставляя Питера нервно заёрзать. Он испытывал перед Тони живой трепет и восторг, который чувствуешь, когда встречаешь кумира. От этого человека исходила такая мощная волна энергии, что Питер буквально горел в его лучах, изо всех сил стараясь казаться адекватным. В нём было идеально всё: от внешнего вида до слов, порой слишком жёстких, порой попадающих в точку. И то, что он безвозмездно пытался ему помочь, заставляло ещё сильнее его уважать. Старк был для Питера эталоном настоящего супергероя. И ему хотелось соответствовать. — Что случилось? — поинтересовался Тони, увидев, что Питер заметно приуныл. — Я жалок, — обречённо поведал он, понимая, что по сравнению со Старком он и вправду ничтожен. — Супергерои не должны чего-то бояться настолько сильно, что их практически парализует. Страх захватил мою жизнь, я не могу быть таким же, как вы. Тони то ли издал смешок, то ли снисходительно вздохнул, Питер так и не понял. — Не говори глупостей. Страхи есть у всех, это делает нас людьми. Какой ты герой, если ты не можешь быть обычным человеком? — Но вы ничего не боитесь! — С чего ты взял? — Питер удивлённо взглянул на Старка. Промчался мимо поезд, освещая фарами распахнутое чрево тоннеля и оглушая до потери слуха. Тони выглядел немного подавленно-задумчиво, словно решая, стоит ли рассказывать. — Люди испокон веков всегда чего-то да боялись. Это инстинкт самосохранения — бежать от огня, потому что он опасен. Мы боимся того, что может причинить нам вред. Ты боишься замкнутых пространств, потому что не хочешь задохнуться. Иногда страх абсурден и с ним надо бороться. Как в твоём случае. Как в моём. Я, — Тони на секунду запнулся, но продолжил, — боялся потерять своих близких. Я считал этих людей родными, и страх потерять их был так велик, что однажды это привело к не очень хорошим последствиям. — Альтрон? — догадался Питер, но Старк ему не ответил, лишь едва заметно кивнул, глядя куда-то в сторону. — Я боялся, что история с инопланетным вторжением вновь повторится. Одно лишь упоминание о Нью-Йорке и кровь в жилах стыла, и я не мог дышать. Словно тебя накрывает куполом, и воздух в лёгких сжимается, а в груди всё трещит. Ничего не соображаешь, в голове полнейший туман и жуткая тревога. Боялся умереть прямо там. Питер изумлённо разглядывал профиль Тони, он и помыслить не мог, что у Железного человека могут быть фобии. В принципе. Он считал, что такие, как Старк, ничего не боятся, ведь нельзя быть супергероем, когда тебя душит ужас, порождённый твоим же разумом. Паркер поражённо притих: Тони был таким же обычным человеком, как он сам, со своими причудами, интересами и страхами. У Питера словно пелена упала с глаз. — Не считаю себя героем, — признался Тони, оборачиваясь. — И ты не взваливай на себя такую ношу. Будь самим собой, Питер, делай то, что нравится. Пусть люди считают тебя супергероем, а ты оставайся прежним. Не стоит меняться ради того, чтобы заслужить одобрение незнакомых тебе людей. Ты не жалок. Не кори себя за то, что ты человек. Питер сжал пальцы в кулаки и судорожно кивнул, пытаясь унять дрожь. Слова Старка заставили его расчувствоваться. — Можно… Можно вас обнять? Тони удивлённо усмехнулся и первым сгрёб Питера в охапку. — Думаю, мы уже можем перейти на ты.***
Питер во все глаза пялился в экран телевизора, где в вечернем выпуске новостей наперебой смаковали жуткое происшествие: пожар в одной из многочисленных многоэтажек города. Его разрывало от противоречивых чувств, ему хотелось немедленно бежать на помощь заблокированным на верхних этажах людям, но одновременно он боялся надеть чёртов тесный костюм. Он всё ещё помнил, каково в нём задыхаться, но голос ведущих, сухой и хладнокровный, отрезвлял. Тётя Мэй прожигала своим взглядом его напряжённую спину, и Питер уже знал, что прочитает в её испуганных глазах, если обернётся. Не смей, — гласило бы её лицо, — не смей. Она страшно за него беспокоилась, Мэй потеряла мужа, но племянника смерти уже не отдаст. Питер, сославшись на кучу домашней работы, юркнул в свою комнату, предварительно захлопнув дверь. Окно было открыто, и закрытая дверь уже не навевала на него мрачные мысли. Паркер достал с верхней полки шкафа свою маску и присел на кровать. Ткань была мягкой, приятной на ощупь, но как только Питер подносил её к лицу, становилось неимоверно жарко, будто она уже налипла на него и душила. Но он видел зарево пожара в телевизоре, знал, что там остались люди, знал, что они погибают, нуждаясь в помощи, но пожарные были бессильны. Здание было слишком высоким. Питер чувствовал жгучую потребность помочь, всё его существо стремилось к этому, но страх был невероятно силён. Он не излечился, Питер всё ещё судорожно сглатывал, глядя на створки лифта, и избегал снующей толпы, а там, куда звало его сердце, было душно, тесно и жарко. Питер тяжело вздохнул и отложил маску. Люди гибли где-то там, в другой части города в то время, как он смаковал свои страхи на кончике языка. Слабак, — подумал он о себе и сжал подрагивающими пальцами свои колени. Маска налипла на лицо бездыханным полотном. Питер не ошибся, в здании действительно было до отвращения страшно находиться. Балки трещали, норовясь похоронить его заживо, и этот звук напоминал ему Тумса. Огонь облизывал стены, целовал их, стремясь захватить потолок, погружал в себя мебель, танцевал на обожжённых телах, и Питер готов был взвыть, глядя в рыжие глазницы пламени. Он спотыкался, падал, ёжась от адского жара, плутал по тесным комнатам, вжимаясь в горячие стены в поисках людей. Его пожирал ужас, давил и мял под себя, но отчаянная смелость и глупость заставляли Питера двигаться дальше. Огонь занимал комнаты, отпугивал Паркера, запрещая вступать с ним в битву, шипел на него, словно разъярённая змея, и Питера трясло. Он шептал себе под нос, сокрушаясь и злясь на себя за свой поступок, в секунде от того, чтобы стянуть плотно облегающую маску с лица. Он мог дышать — спасибо вентиляции в костюме, — но горло сжимала иссохшая рука страха, и Питер застывал в ступоре, борясь с самим собой. Ему хотелось бежать, бежать прочь, сдирая на бегу одежду, проклиная себя за трусость, но даже на это не мог решиться. Его сковало. Но испуганный плач ребёнка словно бы вдохнул в него ярость, Питер встрепенулся, пытаясь освободиться от собственных же цепких рук, сжимающих плечи. В нём нуждались, от него требовалась помощь, и Паркер просто не имел морального права отступить. Девочка, на вид лет восемь, была вся в саже и ярких красных пятнах, наверное, ожогах, и сжимала в обгоревших руках ошарашенно мяукающего кота. У неё не было сил рыдать, она скорее скулила, забившись под кровать. Питер бережно, стараясь не напугать, обнял девчонку, шепча ей на ухо что-то ободряющее. Вряд ли она поняла смысл его слов, Питер скорее успокаивал сам себя, пытаясь вселить уверенность, чтобы справиться со страхом. Комната была маленькой, но даже это ничтожное пространство было пожрано дымом и огнём. Вцепившись в девочку и кота, Питер, закрыв глаза, пронёсся мимо свирепого пламени, стараясь не думать о том, как всё-таки здесь мало места, как здесь душно и отвратительно страшно. Толпа, привлечённая зрелищем разбушевавшегося монстра, взревела, когда Питер вынес на руках обожжённого ребёнка. Кот вцепился в его грудь когтями, грозясь разорвать ткань. В голове билась лишь одна навязчивая мысль: содрать с себя костюм, раздеться догола, избавиться от последних оков. Холодный ночной ветер обдувал, заставляя вздрагивать, но Питер чувствовал лишь облегчение. Он выбрался, он преодолел свой страх, хотя бы для того, чтобы спасти чью-то жизнь. Перед глазами всё ещё стояли пламя и узкие коридоры, падающие под напором потолки и искалеченные тела, но уже было спокойно. До остервенения приятно было дышать. Питер глотал и пил воздух, стоя на крыше небоскрёба, смотрел на зарево пожара, и дышал, дышал до боли в груди. В тёмном небе промелькнуло что-то быстрое и ярко-красное, слепя светом реактора глаза. Позади опустился Старк, но Питер даже не обернулся, его всё ещё трясло. Он чувствовал нечто странное: то не до конца утихший ужас, то сознание собственной храбрости. Слабоумие и отвага, — вздохнула бы тётя Мэй. Горячая рука Тони опустилась на обнажённое плечо Паркера, и Питеру пришлось всё же обернуться. Губы Старка то и дело дрожали, то растягиваясь в улыбке, то пытаясь что-то сказать. В его глазах читалось беспокойство, какая-то смесь пережитого ужаса и сочувствия. И только когда Тони его обнял, в этот раз мягче и как-то по-семейному, что ли, Питер понял, что так выглядела забота. Старк боялся за него, и сознание этого разлилось вдоль позвоночника чем-то тёплым и нежным. Питер уткнулся лбом в грудь Тони и улыбнулся. — Я так горжусь тобой, — сообщил Старк, и в его голосе прозвучало что-то такое, что не поддавалось анализу. Одно лишь это вселило в Питера небывалую уверенность, и собственное безумство показалось ему благом. — Я испугался за тебя. Тони взял его лицо в свои ладони, и Питеру этот жест показался уж слишком откровенным. Его всё ещё трясло, но постепенно отпускало, Паркер витал где-то в облаках, смакуя облегчение, что он испытал, когда выбрался из горящего здания. Смаковал собственную победу, пусть пока и маленькую, но над страхами и кошмарами. Лицо Тони было так близко, что Питер мог в темноте разглядеть каждую его морщинку или крапинку в карих глазах. Что-то тяжёлое всколыхнулось внутри, осело внизу живота, и Питер опустил голову, смущённо краснея. Обхватил свои голые плечи руками и зябко поёжился, вспоминая, что именно говорил Старк про искусственное дыхание. Я так горжусь тобой, — звучало у Питера в ушах и разливалось удовлетворением. И тут на его губы опустились губы Тони, горячие и сухие, руки скользнули на спину, обжигая, почти как пламя. Он целовался жарко, быстро, словно пытался за секунду изучить Питера и понять его суть, запомнить и позже вспоминать. И тут же отстранился, будто испугался, что сотворил нечто непоправимое, словно боялся того, как отреагирует Питер. И столько мыслей пронеслось у Паркера в голове, но последней и самой яркой была одна: ну наконец-то.